Под "шапкой" шел заголовок, напечатанный чуть меньшим шрифтом: "В ИСТ-ВИЛЛИДЖЕ ЗАРЕЗАНА ДЕВУШКА. ПОДРОБНОСТИ НА СТР. 5". Кейт быстро нашла нужную страницу. Там красовались три крупноформатные фотографии, в ряд: Элена на школьном выпускном вечере, Арлин Джеймс на светском приеме и обложка книги Кейт. Подпись под последней фотографией была следующей: "Автор книги - Катерин Макиннон-Ротштайн, широко известная в мире искусства и филантропии", а ниже цитировался абзац с суперобложки книги "Портреты художников", упоминалась ее программа на телевидении, а также тот факт, что именно Кейт обнаружила тело Элены. Но настоящий сюрприз ее ждал впереди. Репортер постарался и раскопал сведения о полицейском прошлом Кейт. Была названа даже ее специализация - пропавшие дети.
Тут уж, как говорится, комментарии излишни.
Он проводит пальцем по металлической крышке стола, наблюдая, как в густой пыли образуется узкая дорожка.
Меня наверняка опекает ангел-хранитель. Иначе и быть не может.
Эта мысль ему нравится. Он поднимает голову, видит тонкие лучики света, просачивающиеся сквозь дыры в потолке, представляет обнаженного ангела с крыльями, который оседлал луч, как ковбой быка на родео, и улыбается. Затем раскладывает по столу три нью-йоркские газеты, раскрывает на материале, посвященном убийству Элены. Везде сплошная ерунда. Он просматривает одну газету за другой, ищет хотя бы намек на то, что кто-нибудь заметил его послание. После чего долго сидит разочарованный.
Дураки!
Наконец приняв решение, он берет специальный острый нож для художественной резьбы, аккуратно вырезает из газеты фотографию Кейт, поворачивает то так, то эдак. Тонким маркером пририсовывает за ее спиной ангельские крылья. Отодвигается, смотрит некоторое время, думает, после чего добавляет нимб. Берет кнопку, прикалывает вырезку к стене и стоит, восхищаясь своей работой. Ну чем не ангел-хранитель?
Берет книги, раскладывает на столе. Он долго наблюдал за этой девушкой. Ему нравилось, как она двигается, ее своеобразный голос. А потом постепенно начало приходить к нему это. Нет, конечно, плана никакого не было. Скорее, импровизация. Но импровизации ему всегда удавались. И не только с женщинами, с мужчинами тоже. Причем замечательно.
Но расшифровала ли Кейт мое послание?
Он вспоминает, как она выходила из подъезда дома Элены. Осунувшаяся, с пустыми глазами, смолящая одну сигарету за другой.
Ну что ж, пора переходить от импровизаций к планированию. Делать дело серьезно. Так на моем месте сейчас поступил бы каждый.
Он выкладывает на стол содержимое сумок, начинает готовить инструменты. В комнате прохладно и сыро. Он ежится, смотрит наверх, в похожее на пещеру пространство за стропилами, переводит взгляд на обшарпанные стены, на окно. Вид на реку его умиротворяет.
По влажному полу быстро семенит крыса. Один взмах, и острый нож попадает точно в цель. Грызун пищит, пригвожденный к полу, и затихает.
Да, реакция меня никогда не подводила.
Он смотрит, как трепыхаются маленькие лапки крысы, а хвост поднимает миниатюрную пыльную бурю. Ему никогда не надоедало наблюдать за процессом угасания жизни. Захватывающее зрелище.
Но хватит. Пора заняться делом. На сей раз ему хочется, чтобы послание было более смелым и она поняла, что это все… не просто так. Он кладет две книги, прислоняет к ним свой последний сувенир, небольшой запрестольный образ, потом заряжает фотоаппарат. С каждым щелчком вспышки он на мгновение слепнет, и в сознании поочередно появляются и исчезают картинки: нож, вонзающийся в женскую плоть, предсмертный стон мужчины, крики девушки. Затем нетерпеливо раскладывает перед собой получившиеся полароидные снимки и смотрит. Детали последних снимков еще не полностью проявились, а он уже начинает их кромсать и наклеивать в беспорядке, чтобы оригинал был практически неразличим. Для завершения работы он надевает латексные перчатки, еще не решив окончательно, пошлет ли ей. Но мысль об этом согревает и успокаивает.
Конечно, я это пошлю, потому что сейчас остановиться уже невозможно.
Он засовывает коллаж в конверт и сидит некоторое время, глядя на вырезку из газеты с пририсованными крыльями и нимбом до тех пор, пока лицо Кейт не начинает расплываться.
- Добрый вечер, - певуче проговорила Лусилл, устремляясь навстречу Кейт, избегая смотреть на развешанные по стенам коридора фотографии Мапплтропа в рамках. - Я приготовила для вас и мистера Ротштайна курицу с лимонным соусом и холодный салат орзо. Очень сомневаюсь, что вы сегодня уже поужинали.
Кейт поблагодарила экономку, заметила на столике большой пакет с символикой ФБР, от Лиз, взяла его и направилась в свой кабинет.
Когда Лусилл сунула голову в дверь, сказать, что уходит, небо за окном стало синевато-черным. Кейт уже просмотрела две монографии, присланные Лиз, "Мужчины-насильники" Николаса Грота и "Как повысить эффективность допроса жертв насилия" Роберта Р. Хейзелвуда и исписала половину блокнота.
За ужином сначала разговор у них не клеился. Наконец Кейт решилась.
- Ричард, я хочу, чтобы ты порассуждал вместе со мной по поводу причин гибели Элены, - сказала она, наколов вилкой кусочек курицы в лимонном соусе. - Не возражаешь?
- Конечно, - отозвался он, снова наполнив бокалы калифорнийским каберне.
- Итак, первая версия, самая банальная - убийца какой-то наркоман, случайно попавший в ее квартиру, - сразу же отпадает. Элену убил знакомый.
- Почему?
- Во-первых, отсутствуют следы взлома, во-вторых, все окна закрыты, а в-третьих, Элена варила для него кофе.
Ричард посмотрел на Кейт поверх края бокала.
- Это точно?
- Да. На кухонной стойке стояла открытая банка колумбийского кофе, рядом пакет с фильтрами, а на полу обнаружен разбитый стеклянный кофейник. - Кейт оживилась. - То есть Элена сварила кофе, но, похоже, они его не пили. Раковина чистая, грязных чашек нигде не видно.
- Он мог все вымыть?
- Наверное. Но у меня ощущение, что перед кофе они решили заняться сексом. - Кейт подняла бокал, но не выпила. - Не исключено, что у них все началось мирно, хотя почему-то это происходило не в спальне. Постель осталась неразобранной. Очевидно, потом что-то произошло. - Кейт вздохнула, побарабанила пальцами по хрустальному бокалу. - Мне нужно посмотреть отчет коронера, выяснить, была ли Элена изнасилована. Ты знаешь кого-нибудь в управлении коронера?
- Нет. - Ричард нахмурился. - И что тогда? Я имею в виду, ты получишь результаты вскрытия, и что дальше?
- Пока не знаю. Во всяком случае, появятся какието ниточки, за которые можно ухватиться.
- Меня беспокоит, - буркнул Ричард, - что ты собираешься вести расследование как настоящий полицейский. Разве с этим не покончено? К черту копов. Ты уже давно моя жена, и я тебя люблю.
- В таком случае тебе придется набраться терпения.
Ричард заставил себя улыбнуться. Кейт тоже улыбнулась, и в то же мгновение в ее сознании пронеслись несколько образов: осколки стекла у ног Элены, геометрический узор на постельном покрывале, запекшаяся кровь на полу кухни.
- Обними меня. Пожалуйста.
Ричард вскочил. Обнял ее одной рукой за плечи, другой за талию. Кейт блаженно замерла. Она хотела еще показать ему эту фотографию с выпускного вечера Элены, где убийца (конечно, он, а кто же еще?) закрасил ей глаза, но передумала. Пока не нужно.
Пальцы Ричарда легко пробегали по ее руке.
- Как ты считаешь, - прошептала Кейт, - если мы сейчас займемся любовью, это не слишком рано? Я имею в виду по времени.
Он притянул ее к себе.
- С тобой я готов заниматься любовью в любое время.
- Ты классный парень, Ротштайн. - Она прижалась к нему.
Они отправились в спальню, где Кейт поставила компакт-диск фирмы "Мотаун" с записью своей любимой певицы пятидесятых, годов Барбары Льюис. Зазвучала песня "Привет, незнакомец". Подпевая Барбаре, Кейт сняла через голову свитер.
Ричард постоял пару секунд, расстегнул пояс, затем молнию на брюках, которые спустились на оксфорды
- Разве такраздеваются? Надо сначала туфли, потом носки, а уж после этого брюки. Неужели мама тебя не учила?
- Этому - нет. - Ричард засмеялся, расшнуровал оксфорды и сбросил.
Кейт выскользнула из слаксов и легла на спину, на белое облако подушек. Барбара Льюис мурлыкала о том, как давно это было.
- Я согласна с Барбарой, - прошептала Кейт в промежутке между поцелуями.
Язык Ричарда плавно и нежно двигался у нее во рту. Она закрыла глаза, и тут же вспыхнул голубой экран, замерцал и сделался пурпурным, затем красным. Ричард ласкал ее груди, а красное постепенно становилось темно-фиолетовым. Потом неожиданная вспышка, после чего все стало белым. Кейт зажмурилась, и возникла желанная чернота, которая, однако, вскоре стала светлеть. Вначале сделалась темно-коричневой, затем светло-коричневой и, наконец, бледно-розовой. Дыхание Кейт участилось.
Вся было прекрасно. Но стоило открыть глаза, как абстрактная бронзовая композиция в дальнем конце спальни вдруг начала пульсировать, соскользнула с постамента, превратившись в какую-то вязкую субстанцию, которая, неуклюже передвигаясь, направилась к стене, где сгустилась в нечто, туманно напоминающее гуманоида. Затем из ниоткуда материализовалась женщина в коричневом брючном костюме и принялась тыкать в это бесформенное существо своими пальцами в латексных перчатках.
Кейт вскрикнула и сильнее прижала к себе Ричарда.
Давай же, милый, помоги мне почувствовать себя живой!
7
Прежде чем вскрыть пухлый конверт, Уилли посмотрел на штемпель. Внутри лежали книга и письмо, которое она написала за несколько дней до гибели.
Уилли приколол письмо к стенке и долго смотрел затуманенными от слез глазами, пока слова не начали расплываться.
Краска на большой стеклянной палитре уже начала подсыхать. Уилли потыкал ее алюминиевым мастихином. От всех невзгод его всегда спасало и будет спасать искусство - это единственное, что он знал наверняка. Все эти годы оно поддерживало его дух, поможет ему и сейчас. Уилли не сомневался, что Елена, будь она здесь, сказала бы ему то же самое. Он схватил большую белую кисть, лежащую на банке из-под кофе "Максвелл хаус", и с наслаждением окунул в красную кадмиевую краску.
Прошло несколько часов, сколько именно, Уилли сказать не мог, потому что был с головой погружен в работу. Центральным образом новой картины стала огромная голова Лэнгстона Хьюза, скопированная с обложки сборника его стихов. Уилли выполнил ее намеренно грубовато, но похоже. Через все лицо поэта мерцающим аквамарином были написаны несколько строчек из "Темы для английского Б. ". Фоном для головы служили жилые постройки, интенсивно-черные, сдобренные широкими белыми мазками.
В динамиках музыкального центра исступленно бубнил "Отъявленный негодяй" Кристофера Уолласа. Бухали барабаны, с которыми соревновался бас, так что низких частот было предостаточно. Неудивительно, что первый звонок Уилли просто не расслышал. Во второй раз он решил, что это какой-нибудь хмырь прозванивает наудачу квартиры, потому что на Манхэттсне без предварительного телефонного звонка никто в гости не является. Но через минуту чертов сигнал завопил снова, причем на сей раз очень долго. Уилли швырнул кисти на палитру. Включив домофон, он услышал хриплый голос брата:
- Это я.
Генри. Его только сейчас не хватало.
Генри похудел. Щеки ввалились еще сильнее, вид затравленный. Он выглядел по крайней мере лет на десять старше Уилли, а не на три, как на самом деле. Никто не счел бы их братьями. Даже в детстве они не были похожи. Лицо Генри, худое и удлиненное, было ближе к материнскому, а Уилли своими округлыми чертами напоминал этого солдата. Ну, того, который так и не вернулся домой.
Генри стоял, нервно переминаясь с ноги на ногу. Из порванных кроссовок выглядывали пальцы, потому что он был без носков, хотя на улице сегодня было сыро и холодно. День скорее мартовский, чем майский.
- Садись. - Уилли кивнул на стул.
- У тебя есть что-нибудь выпить?
- Кофе?
- А покрепче?
- Несколько банок пива и немного бурбона. Вот, пожалуй, и все.
- Бурбон подошел бы.
Уилли поставил на конфорку кастрюльку с водой, достал из кухонного шкафа полбутылки бурбона, которую кто-то оставил в его мастерской больше года назад. Подал брату, наблюдая, как он наливает себе рюмку, затем осушает.
- Не можешь подождать, пока сварится кофе?
Генри поднял глаза, хмурые, как обычно. Уилли другим его и не помнил. С тех пор как брат пристрастился к наркотикам, он был неизменно раздражен и готов ссориться с каждым, кто ему возражал. С матерью, с Уилли, с сестрой.
- А в чем дело?
Уилли вздохнул. Ссориться не хотелось.
- Ничего, Генри. Все в порядке.
Генри повертел в руках блюдце с пакетиками сахара, разорвал несколько и отправил в рот. Уилли знал, что это признак тоски героинового наркомана.
- Честно говоря, я рад тебя видеть, братишка. - Генри задержал беспокойный взгляд на лице Уилли. - Последние пару недель мне что-то не везло. - Он налил себе еще бурбона. - Понимаешь, судьба ко мне не так милостива, как к тебе.
Уилли поводил ладонью по лбу, чтобы унять начавшуюся головную боль. В мастерской на полную громкость работал музыкальный центр. Уилли переживал, что не выключил его перед тем, как впустить Генри. Теперь ему не хотелось оставлять брата одного на кухне, поэтому приходилось сидеть и слушать "Отъявленного негодяя", который выдавал что-то насчет "готовности умереть".
- У тебя славные часы, парень. - Генри схватил запястье Уилли. - Сколько ты за них отвалил?
- Это подарок.
- Да что ты? А мне вот таких подарков никто никогда не дарил. Девушка, я угадал? И наверняка какая-то особенная… белая симпампушечка. А? Так сколько стоит эта штука?
- Понятия не имею. Я же сказал, это подарок.
Уилли покривил душой. Эти часы в платиновом корпусе Кейт подарила ему на день рождения, и он прекрасно знал, сколько они стоят, потому что видел похожие в магазине. Цена его шокировала, но одновременно и обрадовала.
Генри кивнул в сторону мастерской.
- Ты неплохо здесь устроился. - Он ткнул большим пальцем в новую картину на подрамнике, с Лэнгстоном Хьюзом. - И тебе удается продавать это дерьмо?
- Да, - сквозь зубы пробурчал Уилли.
- За сколько?
- По-разному, - ответил он, уже не скрывая раздражения. - Пока мы с галерейшиком делим все пополам.
- Вот оно как. Значит, он наваривает на этом не меньше тебя. - Генри налил в пустую чашку из-под кофе еще бурбона. - И все же на сколько тянет твоя половина?
- Не твое дело.
Несколько секунд Генри пристально рассматривал Уилли темными холодными глазами.
- Я тоже мог бы стать таким же гребаным художником. Ты хотя бы это знаешь?
Это была старая грустная - песня о том, что он "тоже мог бы стать".
Уилли нехотя кивнул.
- У меня был талант, братишка, - продолжил Генри. - Большой талант.
- Да, Генри, я это знаю. - Уилли вздохнул. - У тебя был большой талант.
- Вот именно, настоящий. - Генри осушил чашку. - Да я бы такое дерьмо мог делать с завязанными глазами.
"Отъявленный негодяй" продолжал неистовствовать. Эта чертова вещь "Готов умереть" повторялась уже в который раз.
- Тебе всегда фартило, братишка.
Уилли встал. Ему надоело ждать, когда Генри попросит деньги. Он ведь никогда не приходил просто так.
- У меня сейчас здесь много нет, - сказал он, желая поскорее покончить с визитом. - Я в этом месяце почти все отдал маме.
- Да, я знаю. - Недовольство на лице Генри сменилось грустью. - Но я пришел не за этим.
- Нет? А зачем?
Генри долго смотрел на свои руки, сдирая какую-то болячку.
- Ты считаешь, я прихожу только за деньгами?
- Тогда скажи мне, Генри, почему ты пришел?
Брат начал снова наливать бурбон. Рука дрогнула, и жидкость пролилась на стойку.
- Ты ведь знаешь, что она мне нравилась. Знаешь?
- Ты имеешь в виду… Элену?
Генри кивнул и вылил в чашку остатки бурбона.
Господи, неужели Генри влюблен в Элену? Конечно, он знал ее с детства… но чтобы какие-то чувства?.. Он дурачится?
Уилли внимательно посмотрел на брата. Исхудалый, с воспаленными глазами. Кожа, прежде кофейного цвета, теперь, как и у всех наркоманов, стала серой. Но сейчас вид у него был какой-то побитый. Никакой бравады. Сердце Уилли смягчилось.
- Да, я это знаю. Но ты ей тоже нравишься, Генри. - Говорить об Элене в прошедшем времени было невыносимо. - Ты знаешь, что произошло?
- Она мне так нравилась, братишка, и я…
- Ты уже это сказал, Генри. - Уилли начал терять терпение. - Я спросил тебя, знаешь ли ты, что случилось с Эленой. Дело в том, что она… умерла.
- Да. - Генри передернулся. - Я это знаю.
- Откуда? Откуда ты знаешь?
- Прочитал в газете, - ответил он.
Уилли вздохнул.
- Так что ты хотел о ней сказать? Об Элене?
Но Генри, казалось, ушел в себя. Сидел с остекленевшими глазами, будто прислушиваясь к внутреннему голосу.
- Так в чем дело, Генри?
- У тебя есть еще бурбон? - Он уставился в пустую кофейную чашку.
- Нет. - Уилли выхватил из трясущихся рук брата пустую бутылку и с силой швырнул в металлическую мусорную урну. Звук бьющегося стекла напомнил аккорды атональной музыки.
Неожиданно Генри подался вперед и схватил Уилли за плечи. На его лбу запульсировали вены.
- Успокойся, Генри.
- Успокоиться? - Глаза брата сверкали злостью. - Значит, ты предлагаешь мне успокоиться?
Уилли с трудом освободился от его захвата.
- Боже мой, Генри. Что с тобой?
Генри смотрел на него несколько секунд, затем обмяк.
- Извини. - Он мотнул головой, как будто стряхивая с себя злость. - Это я так… просто… - В его глазах стояли слезы, - Я тебя понимаю. Это ведь и для меня большая потеря. Мы были с ней очень дружны.
Генри отмахнулся и, шаркая, начал двигаться к двери.
- Подожди. - Уилли исчез в спальне и возвратился с бумажником. - Вот тут у меня есть тридцать шесть долларов. Бери. - Он сунул деньги в руки брата.
- Я тут работал… посыльным. Но… меня уволили. Ничего, братишка, я скоро подышу себе еще какуюнибудь работу. Хотя бы и посыльного. И отдам тебе долг.
- Конечно, отдашь.