* * *
Аптекарские ученики, сочувствующие революционным взглядам и купившие первый пакет морфия, снабдили Лелявского точной информацией об аптекарях, интересующихся поставками морфия в более крупных размерах. Естественно, в этом небольшом списке на первом месте стояла фамилия Певзнера. Мир тесен, особенно аптекарский. И Лелявский, ничтоже сумняшеся, направил свои стопы согласно списку.
Певзнер не сильно удивился, услышав предложение от студента в форме Горного института. В конце концов, форму можно было просто купить. Но поведение молодого наглеца, предложившего ему его же товар, возмутило старого идеалиста. Сколько можно платить за свое? Вначале эта психопатка Мария Игнациевна, чтоб ей лопнуть, теперь этот наглец! Ох уж эти гойские штучки…
Но лицо Певзнера не выдало ни единой эмоции, бушевавшей в его счетной машинке. Морфий хорош? Ему ли об этом не знать - фабричная упаковка цела, как невеста перед свадьбой. Морфий нужен ему? Еще бы! Скоро с очередным визитом должен заявиться великий князь. Хорош же будет будущий поставщик двора его императорского величества, если великий князь уйдет ни с чем!
Значит, надо брать. А потом пойти на Фонтанку и донести информацию милейшему человеку, Павлу Нестеровичу Путиловскому. Начальство будет довольно, Путиловский будет доволен, великий князь тоже будет доволен. Но бесплатным бывает только сыр в мышеловке. Пусть Павел Нестерович тоже поможет Певзнеру. Чтобы и Певзнер был доволен. Это и есть честный бизнес, когда все довольны.
И Певзнер решил поиграть с мальчиком. Возможно, мальчик и разбирался в горном деле, но в делах финансовых Певзнеру равных было мало. До обеда оставалось время, и Исидор Вениаминович стал играть на понижение.
- Отлично! - обрадовался он для начала. - Вы просто спасаете меня и моих страждущих клиентов! Господи, само небо послало вас! Вы ангел! Сколько вы хотите?
"Пять тысяч!$1 - радостно подумал ангел и, скромно потупясь, назвал цифру:
- Шесть…
- Чудесно! - возликовал Певзнер и, не давая Лелявскому опомниться, достал из ящика стола толстую пачку купюр, отсчитал шесть "катенек", твердо взял в свою руку левую ладонь Лелявского, втиснул туда "катеньки", пожал правую и, более не глядя в глаза поставщику своего же товара, стал заботливо укладывать пакетики с морфием в тот же ящик стола.
Лелявский, обрадовавшийся было быстроте сделки, по толщине пачечки заподозрил неладное. Но когда истина внезапно открылась ему, понадобились несколько томительных секунд для осознания ее масштабов. Его провели как мальчишку, как щенка, как маленького.
- Послушайте, любезный… - еще не веря окончательно в обман, проговорил "Дядя". В обиженном проснулся революционер.
- Простите, что? - вскинул безмятежные очи Певзнер. - Вы хотите что‑нибудь купить? Рекомендую… - и он таинственно понизил голос: - Только что получил кондомы из Франции. Исключительный товар. Вы будете довольны!
- Деньги. Шесть тысяч. А вы дали шестьсот!
- Да вы что! какие шесть тысяч? Такой цены не существует! Вы у кого угодно спросите! Да хоть у городового! Позвать городового? - Певзнер уже откровенно издевался над юношей. - Певзнер вам дал настоящую, крепкую цену! Вы еще будете долго вспоминать старика Певзнера и благодарить его!
Лелявский машинально встал - все‑таки воспитание, затем, как во сне, сунул руку во внутренний карман, достал оттуда браунинг и взвел курок.
- Деньги! - сказал он тусклым голосом. В душе у него нарастало возбуждение. - Деньги! - повторил он и приставил дуло браунинга ко лбу Певзнера.
Певзнер, тоже как во сне, достал из ящика стола деньги, не глядя сунул их Лелявскому.
Лелявский быстро сгреб пачку в карман, вышел из аптеки. Редкие встречные прохожие недоуменно косили на него глаза. "Что такое? - подумал он. - Какая‑то небрежность в одежде?" Прошел еще несколько метров и только сейчас понял - браунинг! Браунинг в руке. Он сунул браунинг за пазуху и сжал пальцы, впиваясь ногтями в ладони. Господи, как все просто! Он сделал это и сделает еще не раз! Как легко старик отдал деньги на святое дело революции… А сколько таких певзнеров в столице! А по всей России?! "Господи, Ты наставил меня на путь истинный!" С трудом он удержался, чтобы не пересчитать деньги тут же, на Гороховой.
И точно так же, как и Викентьев при первом получении купюр, Лелявский–Дядя исполнил на ходу бешеный короткий танец радости. Он хозяин жизни!
ГЛАВА 7
РЕЦЕПТ ЛЮБВИ
Охотничья собака всерьез учится на настоящем звере. Батько за месяц скитаний по городу вынюхал все закоулки и проходные дворы не хуже Медянникова. Вот только наказывать дворников и подчиненных филеров рука еще подымалась с трудом. Но подымалась.
Самым удобным для наблюдений был Финляндский вокзал: много чухонцев, простого рабочего люда, дачники зимой не ездили и вычислять человека было легко и удобно. Тут же рядом работали ищейки из Охранного отделения, высматривали неблагонадежных, приезжающих через финскую границу. Все сыскари знали друг друга по общему делу, виду не показывали, но при случае ненароком выручали: то подножку подставят убегающему, то просто помогут как сторонние свидетели доставить гаврика в отделение.
Топаза Батько узнал со спины - так ему хотелось увидеть его. Даже вначале не то чтобы узнал, просто дышать стало тяжело, как увидел знакомую походочку. Топаз отрастил аккуратную бородку, надел синие очки, в руках была тросточка, портфель - чисто учитель.
С фасада Батько его не признал, что и испортило все дело. А как обернулся да увидел спину - было поздно, паровичок до Сестрорецкого курзала уже набрал ходы. Спину да ноги не замаскируешь - этому его Медянников научил. По походке можно вычислить всю подноготную человека: и возраст, и образование, и сколько детей у бедолаги.
Уже в департаменте, приняв рапорт, Медянников ободряюще похлопал Батько по спине:
- Не тот настоящий филер, у которого люди не бегают, - у всех бегают, даже у меня случалось, - а тот настоящий, который потом его вычислит и поймает. Так что ты его вычислил! Молодец!
- Дык я ж и не знал, что его встречу! - стыдливо радуясь похвале, оправдывался Батько.
- По нюху, выходит, шел! Нюх в нашем деле больше головы значит. Есть у тебя, Батько, нюх! Как тебя кличут?
- Денисом, - щербато улыбаясь, застеснялся Батько.
- А по батюшке? - как ни в чем не бывало поинтересовался Медянников.
- Трофимовичем…
Батько засиял от счастья. По батюшке его еще никогда в жизни не называли. "Эх, да я за Евграфия Петровича! Да в огонь! И в воду!"
И Медянников отправился докладывать по команде, что усилиями младшего чина Батько Дениса Трофимовича местопребывание Топаза почти что выявлено и нужны еще минимум трое филеров для завершения операции. Каковые были ему немедленно выделены. Неусыпное наблюдение за делом самого великого князя обостряло у чиновников чувство служебной ответственности до невозможной тонкости.
Наставив приписанных чинов на путь истинный с помощью демонстрации голоса и силы, Медянников отправился в лечебницу, куда свозились со всего города обожженные и покалеченные на пожарах. Предыдущие визиты по иным лечебницам результата не дали.
Не стал сильно урожайным и этот визит. Профессор Эрманс, специалист по пластической и ожоговой хирургии, воспринял визит полицейского чина как редкую возможность продемонстрировать прилежному слушателю искусство косметической хирургии. Развернув весь свой богатейший фотоархив, он целый час удивлял Медянникова сравнительными картинками до операции и после. Носы из задницы, уши из локтей, щеки из ушей и губы из щек полностью повторяли бредовые фантазии Босха. К собственному несчастью, Медянников с Босхом знаком не был и привычкой к такому зрелищу не обладал. Подавляя естественную тошноту, он перелистывал уже последнюю страницу и вдруг остановился.
С фотокартинки на него внимательно смотрел молодой человек. Половина лица у него была обезображена свисающими лохмотьями кожи и наростами дикого мяса. Вторая половина, красивая и печальная, поражала контрастом. Вид молодого человека после операции был Медянникову определенно знаком: "Где‑то я видел эту морду… Турчин Яков Николаевич… нет, не помню…"
- Господин профессор, эту фотокарточку я у вас изымаю! - Медянников ничего никогда не просил, он требовал.
- Пожалуйста–пожалуйста, у меня остаются негативы, мне напечатают еще! - обрадовался профессор. Мало кто изъявлял желание взять эти фото на память. Пожалуй, Медянников был первым, и это порадовало профессора как первый знак пробуждающегося интереса общества к благородному хирургическому искусству.
- А этого кто так? - поинтересовался Евграфий Петрович. - Паровой котел, небось, взорвался?
- Хуже, батенька, много хуже! Женщина!
Откровенно говоря, женщин в своей жизни Медянников видел много, а с несколькими (Господи, спаси и сохрани душу грешную!) дело доходило и до прелюбодеяния. Но чтобы баба такое сотворила с молодым мужиком? Это что же надо было с ней сделать? Немой, но жгучий вопрос застыл во взоре Медянникова, обращенном к профессору.
И профессор рассказал трогательную историю о целомудренном Иосифе и о развратной жене начальника фараоновой стражи Потифара, возжелавшей юношу. Только, в отличие от библейской легенды, версия Викентьева–Турчина в живом профессорском исполнении не исторгла слез у слушателя, а, наоборот, поселила в душе Медянникова сомнения в искренности первоначальной версии. Не часто развратные жены с целью совращения поливают лица юношей царской водкой.
Карандашиком на обратной стороне было записано подлинное имя Иосифа. И с этой единственной добычей Медянников удалился, мысленно шепча слова упрека всем женщинам вообще и неизвестной даме со стаканом в руке в частности.
* * *
Темнота и тишина - лучшие друзья бомбиста. В течение дня следует избегать физической работы, руки должны быть сухими и спокойными, равно как и нервы. В плохом расположении духа к нитроглицерину лучше не подходить, он этого не любит.
На ужин Викентьев принес из соседнего ресторанчика пару хороших рубленых бифштексов, двойную порцию жареной картошки и мороженое на десерт. Плотно поужинав, выкурил папиросу и прилег отдохнуть, в приятной дреме полежав часа два. Дом успокоился, все перестали ходить, шуметь, погасили огни. Одевшись в старое, но удобное платье, он спустился в лабораторию и крепко запер за собой двери. На окнах полуподвала висели плотные черные шторы, так что никакой любопытный взгляд не мог проникнуть в святая святых.
Весь расходный запас динамита он поделил на две неравные части. Большая часть разошлась по шести жестяным коробкам из‑под того же монпансье, купленным в маленьком магазине в противоположном конце города. Быстро и споро он заполнил динамитной массой коробки, замотал их тесьмой. В проделанные для запалов дырки вставил затычки. Затем сложил все жестянки в одну коробку поболе, туда же засунул куски бикфордова шнура. Запалы он положил подальше, в отдельной коробочке красного цвета и другой формы: мало ли, придется клиенту работать в полной темноте. Первая и несложная часть работы выполнена. Можно передохнуть.
Он вышел из подвала во двор, закурил папиросу. Курить в лаборатории не позволялось. Над петербургским двором–колодцем висело низкое черное небо со слабыми пятнышками северных звезд. Ничего, скоро он увидит другой узор созвездий. И звезды там крупные и блестящие. И краски совсем другие. И жизнь другая, лучшая, чистая, Начнется там с самого начала.
Для меньшей части динамита он уготовил иную судьбу. Вначале он разделил стальные точеные цилиндры на половинки. Резьба была качественной. Верхние половинки отставил в сторону. В нижние аккуратно разложил оставшийся динамит, за исключением центральной части, куда вставил отрезанные мундштуки от папирос. Таким образом, в центре каждой нижней половинки было пустое цилиндрическое отверстие по внутреннему диаметру мундштука. Все нижние полуцилиндры поставил в деревянную подставку. Цилиндры стояли там плотно и не имели ни малейшего свободного хода.
Викентьев посидел, выпил стакан дистиллированной воды, успокоился. В три маленькие пробирки, наружным диаметром чуть меньше диаметра отверстия, пипеткой залил до половины концентрированной азотной кислоты. Из толстого войлока вырезал штампом три пыжа по диаметру пробирок и загнал их в пробирки, чуть–чуть не доходя до уровня кислоты. Поверх войлока осторожно вогнал такие же плотные бумажные пыжи. Вставил пробирки в отверстия нижних полуцилиндров. И снова передохнул, отхлебнул воды. Оставалось самое опасное.
Поиграв пальцами для восстановления чувствительности в кончиках, Викентьев достал из сейфа коробочку с крошечными нитроглицериновыми запалами. Захватив пинцетом, медленно вставил первый запал в пробирку с кислотой. Посидел, успокоился. Затем так же аккуратно вставил еще два. Пробирки заткнул сверху хлопчатой бумагой. Завернул верхние полуцилиндры до отказа. Проверил путь движения от стола до каморки, очистил его от случайных вещей и пронес деревянную форму с тремя черными цилиндрами в ней до каморки, где бережно уложил форму в крепкий фанерный сундучок с ручкой сверху. Запер сундучок на небольшой навесной замок. Вытер платком со лба мгновенно проступивший пот и вышел из лаборатории, предварительно погасив свет.
Товар был готов к продаже. Жестянки предназначались одной небольшой компании медвежатников, давно просивших изготовить джентльменский набор молодого подрывника. А эти три цилиндра пойдут Лелявскому- $1Дяде". И там, и там должен будет вестись честный обмен произведенного на изрядную сумму. Деньги - товар - взрыв. По формуле небезызвестного немецкого экономиста Маркса.
Наверху, в квартире, Викентьев расстелил кровать, разоблачился и улегся на приятно холодящие простыни. Он любил спать обнаженным на левом боку. Но теперь, пока кожа на лице не станет грубой, про левый бок придется забыть. Заснул крепко, без сновидений. Он никогда не видел снов. Ему нечего было рассказывать по утрам, да и некому.
* * *
Первым, кого Путиловский узрел в департаменте, был старик Певзнер, состарившийся со времени их последнего свидания более, нежели можно было ожидать. Он сидел в приемной еще с раннего утра. Такое поведение заслуживало поощрения, и Павел Нестерович, усадив Исидора Вениаминовича в почетное кресло для допрашивания исключительно особ высокого ранга, заказал два чая в кабинет. Исидор Вениаминович расположение оценил по достоинству и не стал докучать Путиловскому преждевременными просьбами и жалобами. Но допив чай, тем не менее разговорился.
Он начал без обиняков. Рассказал все про морфий, про визит милого молодого человека, про свои мысли по поводу скупки краденого у самого себя, потом поведал, каким образом он обманул молодого человека. Путиловский внимательно слушал, ничего не записывая. Он понял, что разговор этот ведется не для протокола, начистоту.
Затем, волнуясь и вытирая испарину, Певзнер показал в лицах сцену с пистолетом. И как он отдал деньги, и как молодой человек быстро ушел. Про слабость в своих далеко не молодых ногах. Про бессонную ночь и явку с повинной. Хотя в чем его вина, он не понимает. Видно, Бог решил покарать его. А если Бог захочет это сделать, сопротивление бесполезно. И он пришел сюда с единственной целью - защитить самое ценное, что у него осталось.
Пусть молодые люди с пистолетами отберут у него все деньги - это еще не беда! Бог дал, Бог взял. Но пусть они оставят в покое его бесценного Иосифа, его кровиночку, его ненаглядного сынка. Короче, пусть Павел Нестерович поймет: дороже Иосифа у него нет никого на свете. Кроме, конечно, Павла Нестеровича (шутка!). И он готов на любой поступок, лишь бы отвадить сына от таких, как Гриша Гершуни.
Про Гершуни Путиловский ничего не знал, но Певзнер его просветил. Теперь уже Путиловский, извинившись, начал все подробно записывать. Записал про Гришу, записал все про Иосифа: где учится, что любит, как одевается, что читает. И тут же попросил описать молодого человека с пистолетом в форме студента Горного института. Спросил, может ли Певзнер узнать такого на улице.
Певзнер замахал лапками и заверещал, что никуда ходить не будет, не тот возраст! Если принесут фотографию, посмотрит и скажет! А теперь ему надо срочно в аптеку, иначе без него новый провизор все перепутает, выдаст не то, люди примут лекарство и помрут без покаяния - и все из‑за того, что Певзнер не соизволил вовремя явиться в свой кабинет. До свидания, уважаемый Павел Нестерович! Извините, оторвал вас по пустякам! Ежели что, приходите ко мне, отпущу все самое лучшее и заграничное! Но лучше не болеть. Здоровье - это самое большое богатство. Только не говорите всем, что это сказал аптекарь! Засмеют.
И Певзнер исчез за дверью, оставив после себя запах валериановых капель. Наверное, пил их всю ночь. Бедный старик. Придется навестить Охранное отделение. Кстати, Путиловский там еще ни разу не был.