* * *
С Сюзанной Пиншер они встретились в "Кулбризе" - небольшом баре на Одиннадцатой улице, ее же жителей в основном и обслуживающем. Из блюд, начертанных мелом на черной, типа школьной, доске, они заказали одно - итальянское и бутылку красного "Корво". Когда сели, Теллер изложил ей в подробностях визит Сесили Коновер. Сюзанна лишь поинтересовалась, как ОУП намерен поступить с этой важнейшей уликой.
- Да никак! Разве что придется повторно допросить Коновера. Сейчас, стало быть, мы собираемся с силами для поединка со старейшим членом Верховного суда по поводу того факта, что обладатель принесенного оружия - он!
- До чего же вы все-таки наивны в вашем богоспасаемом ОУП! - воскликнула Сюзанна.
- Вот уж не сказал бы!
- А я вам гарантирую, что завтра материал о сданном пистолете появится во всех вечерних газетах. Министерство уже полнится слухами, и, догадываюсь, в ОУП творится то же самое.
Теллер уныло кивнул.
- Что правда, то правда, но, даю вам слово, утечка идет не от меня. Но коль уж мы заговорили о вас и министерстве, то позвольте спросить, с какой стати вы, мадам, ругали меня по телефону за то, что сразу же не позвонил вам насчет пистолета Коновера. Вам словно бы невдомек, почему я так поступил?
Она замотала головой, потягивая вино.
- Но мне действительно ничего непонятно! То мы договариваемся обмениваться любой оперативной информацией, то при первой же реальной удаче вы вдруг затемняетесь. В конце концов, делиться со мной и с репортером "Вашингтон пост" - далеко не одно и то же.
- Избави меня Бог так думать, Сюзанна! Просто начальство чуть ли не взяло с меня расписку о неразглашении. А кстати, об обмене информацией, что это за "крупный прорыв" в следствии Министерства юстиции?
Она, недоуменно вскинув брови, переспросила:
- Какой еще крупный прорыв?
Теллер назидательно поднял указательный палец:
- О, Сюзанна, не хитрите со мной. Я от вас не утаил о пистолете, так будьте добры и вы…
- После того, как я вам устроила скандал по телефону!
- Суть от этого не меняется - я честно и добросовестно информировал вас об оружии Коновера. Теперь ваша очередь ответить взаимностью.
- Взаимности все равно не получится. То, что я раскопала, сущий пустяк по сравнению с пистолетом. Для помощи в проведении следствия ко мне прикрепили двух замечательных головастых ребят-стажеров. По моему поручению они подняли буквально все, что когда-либо писалось в прессе об основных действующих лицах по делу: Поулсоне, Коновере, Чайлдсе, самом докторе Сазерленде и прочих знаменитостях.
- С какой целью?
- Чтобы чем-то их занять. А если начистоту, то из-за безысходности своего положения. Не каждому же везет настолько, что орудие убийства ему приносят на блюдечке прямо в кабинет.
Теллер закусил губу, разлил по бокалам недопитое вино. Хотя он в самом деле и пальцем не пошевелил, чтобы заполучить пистолет, признавать ее правоту не хотелось ни под каким видом. Аргументов в свою защиту, например усердного, в поте лица, докапывания до истины либо внезапного озарения, у него не было и в помине.
Сюзанна между тем продолжала рассказывать:
- Так или иначе, один из моих практикантов принес в клюве просто захватывающую информацию.
- Не томите, Сюзанна!
- Председатель Верховного суда Поулсон был в свое время пациентом доктора Честера Сазерленда. Ну, что скажете? - спросила она с вызовом.
Он пожал плечами.
- Человек сходил к врачу, пусть даже к психиатру. Что тут особенного?
- Ровным счетом ничего! - Сюзанну, судя по тону, начинала раздражать его невосприимчивость. - Пока не выяснится, что к психиатру обращался председатель Верховного суда, а сын вышеупомянутого психиатра - его убитый сотрудник. Это, по-вашему, цепь случайностей?
- Связка, что и говорить, интригующая…
- Вот именно! Предположим, Кларенс Сазерленд узнал от отца о психических неурядицах Поулсона и держал эту информацию, словно камень за пазухой? Помните, я вам рассказывала об обеде с Лори Роулс? Она тогда сказала, что в Верховном суде все ломали голову, отчего Поулсон до сих пор не выгнал с работы молодого Сазерленда? Даже признавая за ним кучу достоинств. А что если Кларенс держался на работе как раз потому, что многое знал, а?
Теперь уж Теллер сам подхватил ее мысль:
- Может быть, сам Поулсон и убил его, желая заткнуть ему рот?
- И такое возможно.
- Возможно, но лишь при одном допущении: что к нему в руки попала не просто компрометирующая - уничтожающая информация о Поулсоне. У вас нет впечатления, что Поулсон голубой?
Сюзанна хотела возразить, но, подумав, сказала нечто совершенно иное:
- А кто его знает? Подчас на свет выползают вещи и пострашнее. Хотя гомосексуалист во главе высшего судебного органа - да от этого вся страна зашлась бы в истерике, а уж от карьеры назначившего его президента камня на камне бы не осталось. Впрочем, два сапога - чем не пара? Президент с размытыми нравственными устоями и председатель Верховного суда, многократно заявляющий публично, что разделяет его взгляды…
Теллер только согласно кивал. Нелепый домысел? А не так ли аттестовали поначалу Уотергейт? А дебильный провал на Плайя-Хирон?
- Кстати, - сказал он, - когда вы вскользь помянули эту девицу, Лори Роулс, мне вспомнился разговор с близким приятелем убитого по фамилии Плам. Он утверждал, что Лори с ума сходила от любви к Сазерленду, звонила ему в самые неурочные часы и устраивала грандиозные сцены ревности, застав его с другой дамой.
- Все это очень вяжется с ее поведением и характером. Надо бы еще раз встретиться с ней. Знаете, Марти, мне очень хотелось бы - сама не знаю почему, - чтобы отношения с ней не прервались с окончанием следствия. Мне страшно подумать, что она может оказаться виновной в убийстве!
- Не терзайтесь понапрасну, мадам, помните: вам поручено расследовать убийство. Берите пример с меня: на кого следствие выведет, того я и возьму, и рука не дрогнет. У вас, впрочем, эти понятные женские слабости тоже скоро пройдут, вот поработаете год-другой, все как рукой снимет.
Он заплатил по счету. Когда вышли на улицу, спросил:
- Как поживают ваши дети?
- Прекрасно. А ваши?
- Неплохо, если верить последним полученным мной сведениям. Предлагаю выпить на сон грядущий, как вы?
- Не возражаю.
- Я пригласил бы вас к себе, но убирающая мою квартиру женщина не показывалась почти полгода.
Сюзанна взяла его под руку:
- А мою убирали как раз сегодня.
Они сидели у нее в квартире, в гостиной, и час за часом рассказывали друг другу о своей жизни и семьях, сплетничали о вашингтонских знаменитостях, обсуждали дела, в расследовании которых участвовали.
Наконец Сюзанна сказала, широко и откровенно зевая:
- Жаль, такой чудесный вечер, но у меня прямо глаза слипаются.
Не говоря ни слова, Теллер придвинулся вплотную к ней, обнял, поцеловал, сначала нежно и ласково, потом все требовательней. Откинувшись на подушки, Сюзанна обняла его руками за шею, притянула к себе…
По прошествии времени он сказал:
- Будь я пошляком, то изрек бы нечто афористично-незабвенное типа: "Благодарю. Я давно не знал женщины". Но если тебя не покоробят мои слова, я хотел бы сказать иначе: "Благодарю. Ты - замечательная женщина".
Она улыбнулась в ответ.
- Я тоже благодарна тебе, Теллер. И рискуя показаться пошлой, скажу, тем не менее, что у меня действительно давно никого не было, а ты… мне было очень хорошо!
Уже стоя на пороге квартиры в два часа ночи, он посмотрел ей в лицо:
- Одно меня беспокоит в информации о том, что Поулсон ходил в пациентах Сазерленда.
- Что именно? - она стояла в прихожей в пурпурном бархатном халате и домашних шлепанцах.
- Каким образом твои практиканты добыли этот факт из газетных вырезок. Как правило, газеты таких вещей не публикуют.
Она чмокнула его в щеку.
- Элементарно, дорогой лейтенант. Отец одного из моих практикантов - владелец аптеки, куда захаживают богатые и знатные. И среди них - верховный судья Поулсон. В аптеке сохранились рецепты на его имя, некогда выписанные доктором Сазерлендом. Мужайся, тебя ждет еще одно сногсшибательное откровение.
- Слушаю…
- У одного из родных Поулсона - застарелый геморрой.
- Вот это подлинная сенсация! Спокойной ночи, Сюзанна.
- Спокойной ночи, Теллер. Желаю как следует выспаться.
Глава 20
Получив разрешение на посадку в нью-йоркском аэропорту Кеннеди, Морган Чайлдс бросил послушный "Пайпер Колт" в крутой левый вираж, плавно вошел в предписанный правилами режим посадки и мягко приземлился на 21-й правой дорожке. Затормозив после короткого пробега свой небольшой самолет, он свернул с посадочной полосы и подрулил на отведенную частным самолетам стоянку. Оттуда, убедившись, что машину надежно и хорошо закрепили, он позвонил диспетчеру с просьбой вызвать такси.
- Мне надо успеть на рейс "Америкен-Эйрлайнс" в девять тридцать на Сан-Франциско, - пояснил он.
- Со мной говорит верховный судья Чайлдс? - только и спросил диспетчер.
- Он самый.
- Тогда я сам вас с радостью отвезу, сэр.
Диспетчер оказался человеком на редкость общительным - он не закрывал рта всю дорогу до терминала компании "Америкен-Эйрлайнс". Чайлдс едва прислушивался к его болтовне, сосредоточившись мыслями на беспрецедентном происшествии в Верховном суде, а также цели своей поездки в Калифорнию. На сегодняшний вечер у него было назначено выступление перед членами западной региональной секции журналистского товарищества "Сигма-Дельта-Ки" на тему о свободе прессы. На первое обращение с просьбой выступить в Сан-Франциско Чайлдс ответил отказом. А за неделю до конференции сам позвонил председателю оргкомитета и сказал, что приедет. Председатель, понятно, был в полном восторге:
- Для нас большая честь ваш приезд, судья Чайлдс. А какой приятный сюрприз для рядовых членов товарищества! - заверещал он в трубку.
Поднявшись по трапу в салон "Боинга-747", Чайлдс не мог удержаться, чтобы по дороге на свое место в первом классе не заглянуть в кабину пилотов. В экипаже "Боинга" их было трое, и они четко и сноровисто готовились к отлету. Чайлдсу вдруг страшно захотелось сидеть с ними в кабине, а не в своем пассажирском кресле, тесно спеленутым ремнями. Только за штурвалом самолета, в загроможденной рычагами управления и приборами кабине, в бескрайнем океане света и воздуха над буднично-серой землей, где, отдаляясь с каждым набранным метром высоты, съеживались и блекли, становились тщетой житейские треволнения, - только здесь он обретал душевный покой. По этой же причине - поскольку рейс из Нью-Йорка позволял ему провести больше времени наедине со своими мыслями да еще в полете, - Чайлдс предпочел его, хотя мог в эту же субботу, только чуть позже, лететь в Сан-Франциско прямым рейсом из Вашингтона.
- Доброе утро, судья Чайлдс, - приветливо обратилась к нему стюардесса. - Экипаж рад приветствовать вас на борту нашего самолета.
- Доброе утро. Прекрасная летная погода сегодня.
- Да, замечательная. Что вам принести? Завтрак, напитки?
- Благодарю вас. Мне ничего не хочется.
Откинув спинку кресла и устроившись поудобнее, он вынул из своего атташе сделанные от руки черновые наброски будущей речи. Люки закрылись, и, ревя двигателями, огромный самолет стал отъезжать от посадочного терминала. Еще через пятнадцать минут он оторвался от земли и начал долгий, расписанный по минутам и милям, полет на запад.
Перед завтраком Чайлдс выпил для аппетита кровавую мэри, поработал над своей речью, вычеркивая одни абзацы, вставляя на их место новые. Убедившись, что в записках не осталось никаких неуместных в данном контексте ссылок на принятые к рассмотрению дела, он уложил заметки в кейс. От нечего делать принялся рассматривать открывающуюся с десятикилометровой высоты панораму земли. Потом перевел взгляд на сидящего через проход от него пассажира. Тот читал книжку в мягкой обложке. Внимание Чайлдса привлек лежащий на сиденье рядом субботний номер "Нью-Йорк таймс". Перехватив его взгляд, читавший, почти не взглянув на судью, сказал: "Берите, не стесняйтесь".
Чайлдс взял газету, бегло просмотрел первую страницу. Из дому он выехал раньше, чем доставили "Вашингтон пост", а по пути в аэропорт намеренно не включал радио: не имея времени побыть наедине с собой, без слов, без оглядки на других людей, он, когда выпадали такие минуты, ревниво оберегал их от посягательств извне.
Уже перевертывая страницу, Чайлдс вдруг выхватил взглядом кратенькую заметку внизу полосы, подписанную "Юнайтед Пресс Интернэшнл", под заголовком: "Обнаружено орудие убийства Сазерленда". Вслед за тем шел текст вводной части:
"Как стало известно вчера вечером, сотрудникам Объединенного управления полиции удалось обнаружить пистолет двадцать второго калибра, которым воспользовались для убийства сотрудника Верховного суда Кларенса Сазерленда. По сведениям, пока не подтвержденным пресс-бюро ОУП, но исходящим из надежного источника в самом управлении, результаты баллистического анализа пистолета позволяют однозначно считать его орудием убийства".
В заметке, продолженной в середине номера, пересказывались подробности обнаружения тела убитого клерка. Заканчивалась она словами:
"В телефонном разговоре с нашим репортером из своего дома начальник отдела по расследованию убийств Дориан Марс отказался прокомментировать это событие, но пообещал сделать заявление для прессы в субботу".
Самолет прибыл в Сан-Франциско в 12.15 по калифорнийскому времени. Чайлдс первым делом направился в телефонную будку прямо в здании аэропорта и по кредитной карточке позвонил домой в Вирджинию. Ответила жена.
- Что там слышно про пистолет в деле Сазерленда?
- В последних известиях сообщили о том, что он найден. Тебе уже звонили репортеры.
- С какой стати они звонили мне?
- Выведать подробности, очевидно. Морган, ты меня хорошо слышишь? Я не на шутку встревожена.
Он заставил себя рассмеяться:
- Ерунда!
Но она не успокаивалась:
- А если ерунда, то почему ты специально звонишь из Калифорнии?
- Хочу знать, что происходит, - только и всего. В самолете мне принесли газету, но в ней лишь самые общие сведения, собранные на скорую руку. Я звоню, поскольку подумал, что тебе, может быть, попалась на глаза какая-то дополнительная информация. - В трубке на другом конце установилась тишина. Он переспросил: - Скажи мне, что говорят о том, как пистолет попал в ОУП? Кто владелец?
- Мне ничего об этом неизвестно. Как ты себя чувствуешь?
- Прекрасно. Только что прилетел, направляюсь в гостиницу, оттуда позвоню тебе снова.
- Я буду ждать.
- Пегги!
- Что?
- Жаль, что мы не вместе.
- Мне надо было лететь с тобой.
- Ясное дело, надо было, ну да что теперь жалеть. Если позвонят из полиции или привяжутся репортеры, ничего им не говори, ни единого слова. Понятно? Отшей их. Скажи: "Без комментариев".
- Не беспокойся, я все поняла. Позвони мне попозже.
- Обязательно.
Оргкомитет конференции товарищества "Сигма-Дельта-Ки" забронировал Чайлдсу люкс на пятнадцатом этаже гостиницы "Марк Хопкинс". Дежурный администратор проводил Чайлдса в номер, по его же распоряжению туда принесли две бутылки вина, корзинку с набором сыров и букет цветов.
- Мы ничего не упустили? - услужливо осведомился он. - Только скажите, что вам нужно, судья Чайлдс.
- Нет-нет, благодарю вас, пока все идет прекрасно.
- В таком случае желаю приятного пребывания у нас в гостинице. Вы оказали нам большую честь, сэр.
Оставшись один, Чайлдс вышел на застекленную террасу с видом на город. Пробившись сквозь стекло, поток солнечных лучей образовал маленькую радугу в углу террасы. Номер наполняла блаженная тишина и покой. Но и в атмосфере комфорта и великолепия он чувствовал себя настороже и не мог отделаться от того чувства тревоги, которое ненавидел как свидетельство слабости, потери самообладания.
Тогда он прибегнул к испытанному средству, не раз выручавшему его в состоянии неосознанной тревоги. Стянув костюм и оставшись в одних боксерских трусах, Чайлдс с полчаса приседал и отжимался от пола, разминая и разогревая мускулы. Когда же они заиграли бодростью и энергией, подошел к зеркалу и критически себя осмотрел. Что ни говори, для своего возраста он в отличной физической форме. От этого сознания, как всегда, стало легче на душе. Чайлдс презирал людей, по слабости характера запускавших свое тело. Он и в плену-то выжил и выстоял потому, что был силен телом и духом. И если вновь придется побороться за то, чтобы выжить, что ж, такой поворот судьбы его врасплох не застанет.
Позвонил председатель оргкомитета - главный организатор банкета, поинтересовался, не устал ли он, доволен ли встречей, номером. Услышав утвердительный ответ, прошелся еще раз по программе мероприятий сегодняшнего торжественного вечера, который, сказал он, состоится здесь же, в отеле, в так называемом Павлиньем дворике. Затем пригласил Чайлдса на коктейль с активистами организации, от которого тот отказался, сославшись на необходимость ознакомления с делами, представленными в Верховный суд на понедельник.
Он принял душ, поспал около часа, потом опять позвонил жене. К телефону подошла Сью, младшая из его четырех детей. Поболтав с ней пару минут, Чайлдс попросил позвать к телефону мать.
- Она ушла, папа. На показ новых моделей. Кажется, у Гарфинкеля.
- Ах да, я совсем запамятовал. Скажи, малышка, может быть, ты знаешь, есть какие-нибудь новости о пистолете, из которого убили Кларенса Сазерленда? А то я утром услышал сообщение по радио, но больше ничего не знаю.
- Не-а, никаких новостей. Звонили тут, правда, из Эн-би-си, спрашивали тебя, но я ответила, что тебя нет и до воскресенья не будет. Мне показалось, они как раз насчет пистолета звонили, но мама предупредила, чтобы я ни с кем об этом не разговаривала.
- Умница, дочура, умница. Ну хорошо, счастливо тебе, завтра вечером увидимся.
- Ладно, папа, мы ждем. Желаю выступить как можно лучше.
- Постараюсь.
Он включил телевизор, поискал программу новостей. Нет, пожалуй, рано, придется дожидаться вечера, до тех пор вряд ли будет что-нибудь новое о пистолете. Чайлдс посмотрел на молчавший телефон, снова повернулся к экрану телевизора: показывали футбольный матч между командами двух колледжей. Он приглушил звук, снял трубку, набрал номер. Ответил женский голос.
- Алло, - сказал Чайлдс в трубку. - Можно позвать к телефону Дэна Брейжера?
- Его нет дома. А кто говорит?
- Его товарищ. С кем я говорю, простите?
- С Шерил. Дэн будет через час-два, я сама его жду. Назовите свою фамилию и…