II
Вот и Августаштрассе - узкая, выгнутая дугой улица, круто подымающаяся к Дворцовой площади. Из-за этой крутизны проезд по улице невозможен, и она вся наполнена пешеходами. Парни в коротких кожаных штанах альпийских горцев, девушки в узких, в обтяжку, брюках, начинавших в 1952 году входить в моду, седеющие мужчины в пиджаках (что им жара!), пожилые женщины, катящие на раскладных тросточках с роликами корзинки с провизией, - все это замелькало перед глазами Вилли, только что вышедшего из прохладного узкого переулка.
Перебросив макинтош на левую руку, в которой держал чемоданчик, Гетлин достал из кармана носовой платок, вытер пот с шеи и лба, потом медленно, стараясь держаться в тени лип, двинулся к табачному магазину Хойзера. Он еще издали увидел красный щит, вывешенный в виде штандарта поперек тротуара. На щите белой и оранжевой краской было выведено: "Табачные товары. Макс Хойзер и сын".
Подойдя вплотную к витрине, Вилли, сделав вид, что рассматривает выставленные там сигары и сигареты в пестрых коробках, попытался разглядеть, что происходит внутри, но ничего не увидел: в магазине было сумрачно. Он решился, взошел на крылечко и толкнул дверь. Тотчас звякнул колокольчик, оповещая хозяина. Но хозяин не торопился, и Вилли успел несколько освоиться в сумраке.
Наконец послышались чьи-то шаги, и из-за портьеры, прикрывающей вход в квартиру, вышел полный пожилой мужчина в очках с толстыми линзами. Отвислые щеки делали его похожим на бульдога.
- Что угодно господину? - обратился он к Вилли.
- Я хотел бы видеть главу предприятия Макса Хойзера.
- Он перед вами.
- Господин Хойзер, у меня кое-что есть для вас, - произнес Вилли, кладя на прилавок чемоданчик. - Только я хотел бы поговорить об этом с глазу на глаз.
- Да? Пожалуйста. Лизхен! - крикнул хозяин за портьеру, и сейчас же оттуда выскользнула невысокая белокурая женщина лет тридцати.
Она с независимым видом прошла за прилавок и молча стояла, ни на кого не глядя.
- Побудь здесь, девочка, и займи покупателей, если им вздумается прийти. Прошу вас! - Макс приподнял портьеру и пропустил гостя вперед.
Вилли шагнул за портьеру и очутился в темном коридоре, на другом конце которого белым пятном светилась стеклянная дверь.
- Туда? - обернулся Вилли к следовавшему за ним Хойзеру.
- Да, да, пожалуйста! - Хойзер вежливо отодвинул гостя в сторону, открыл дверь и пропустил Гетлина в комнату. Кресло - спокойное, глубокое и очень удобное кресло - вот первое, что увидел Вилли. Он подошел к нему, погладил рукой плюшевую обивку. Потом поставил на пол чемоданчик, бросил на него свой макинтош и, откинувшись на удобную спинку, медленно закрыл глаза. Хорошо!..
- Я вас слушаю. - Макс сел напротив гостя. Он еще не понимал, что привело к нему этого человека, и выжидательно смотрел на гладко выбритое лицо посетителя, на его светлые волосы, аккуратно зачесанные наверх, на плотно сомкнутый рот, на чуть припухшие веки. Молчание длилось несколько секунд.
- Я вижу, у вас покупателей не очень много? - Вилли наконец открыл глаза.
- Что поделаешь, нет настоящего товара... - Хойзер тревожно поправил очки.
- Вот видите, как удачно получилось: я привез вам коробку гаваннских сигар, - медленно, с расстановкой произнес Вилли, в упор глядя на собеседника.
Лицо Хойзера заметно вытянулось, левое веко дрогнуло в нервном тике. Явно волнуясь, он ответил:
- Возьму... с удовольствием.
- Значит - договорились. Имя "Боб" вам что-нибудь говорит?
- Боб? Я что-то... Ах, да, да! Помню.
- Он поручил мне выяснить... У вас тут, в Шварценфельзе, что-то случилось?
- Не понимаю...
- Говорят, какие-то аресты...
- Вы вон о чем. В газетах пишут, что ами хотели взорвать "Клариссу". Одни согласны с этим, а другие считают, что коммунисты не могут управлять шахтой, едва не случилась авария, вот и придумали про американцев...
- Слушайте, милейший, оставим агитацию для дураков. Я спросил об арестах! Почему были арестованы именно эти люди, а не другие?
- Хм... Говорят, заметьте: говорят, - а я этого не знаю, - что какой-то идиот сам явился в полицию и донес...
- Его тоже арестовали?
- Откуда я могу это знать?
- Кто этот человек?
- Вы считаете меня ясновидящим?..
- Фу, черт возьми, с вами трудно беседовать!
- Не задавайте глупых вопросов!
- Ого! Мы можем стать большими друзьями, но можем и... Впрочем, первое вероятнее: вы мне нужны.
- Благодарю за откровенность.
- А что же нам в кошки-мышки играть? Боб дал к вам явку, я вижу, что вы - это вы, значит - нечего болтать, извольте впрягаться в упряжку!
- Что вы хотите от меня?
- Мне нужно человек пять-шесть парней, есть у вас кто-либо на примете?
- Положим, есть... У меня иногда бывают "Телеграф" и "Тагесшпигель", кое-кто берет их читать, и я знаю, кто о чем из моих клиентов думает.
- Газеты - это придется оставить. Глупо. Барыш - 10 марок, а подозрение вызовете наверняка.
- Это, знаете ли, мое дело.
- Нет, теперь уж не ваше, а наше дело. Я вовсе не собираюсь попадать в руки красной полиции: ваше пристрастие к изданиям, выходящим на Западе, насторожит кое-кого.
- Ладно, ладно, посмотрим. А парней назвать могу, - человека четыре. Например Отто Кайзер, или вот Зигфрид Кульман - этот даже получше - у него отец был "ПГ" , да он и сам был шарфюрером в гитлерюгенде... Кроме этих...
Вилли мысленно повторял имена и фамилии всех названных, - этого было достаточно, чтобы запомнить.
- Адреса знаете?
- К сожалению - нет.
- Узнайте. Через два дня в это же время буду у вас... Ну, теперь мне пора, - Вилли встал.
- Не хотите ли кофе?
- Я и так, пожалуй, пробыл дольше, чем нужно для обычного делового разговора, а?
- Пожалуй... вы правы, - Хойзер с уважением оглядел гостя.
- Возьмите, - сказал тот, вынимая из своего чемоданчика коробку гаваннских сигар.
- А вы их действительно привезли? - удивился тот. При виде этой коробки глаза Хойзера радостно сверкнули, кожа на лице собралась складками, и он еще больше стал похож на бульдога. С благоговением он взял в руки коробку - это был настоящий "Даннеман", да еще в роскошной довоенной упаковке.
- Неужели это действительно "Даннеман"? Это - мое?
- Ну конечно! Как бы я иначе при случае мог доказать, что я - коммивояжер и привез вам товар? Ну, ну, спуститесь на землю, нельзя так. Значит - договорились: через два дня?
- Хорошо, хорошо, я же обещал.
Толстяку явно не терпелось остаться одному, - Гетлин это отлично понял. Повесив на руку макинтош, он взял свой чемоданчик. Хойзер пошел впереди. Они миновали коридор, хозяин отодвинул портьеру, и Гетлин снова очутился в магазинчике. Он был по-прежнему пуст, только за прилавком одиноко стояла жена Хойзера. Увидев мужа и посетителя, она улыбнулась. Сам не зная почему, Вилли тоже улыбнулся. Глядя на стройную фигуру молодой женщины и на пожилого, располневшего Хойзера, представил их вдвоем. Привычно грязно подумалось - ей бы такого, как я... А кто знает? Быть может... Только не сейчас. Пока что ссориться со старым барбосом (так он мысленно окрестил Хойзера) нет смысла.
Вежливо приподняв велюровую шляпу, Гетлин поклонился супругам и вышел из магазина.
Еле дождавшись ухода опасного гостя, Хойзер, велев жене побыть в магазине, вернулся в столовую. Достал из серванта никелированный нож с узким длинным лезвием, поставил коробку на стол и осторожно, чтобы не повредить, снял бумажные печати - вроде тех, что в средние века вешали на шнурочках к герцогским грамотам. Затаив дыхание, поднял деревянную крышку... Это был самый настоящий Даннеман, ароматный, душистый! И, вдыхая сладостный аромат, так хорошо знакомый с давних лет, Хойзер почти физически ощутил, как перестало тревожно колотиться сердце, как постепенно улеглось волнение, вызванное этим нежданным посещением, как вновь возвращается обычное равновесие и спокойствие.
Ну, что же - придется снова впрягаться! Тот сказал верно.
III
Да, вербовать Гетлин умел.
Он говорил, что существует сто тысяч способов обработки людей, но каждый из этих способов применим только к одному человеку. Поэтому Вилли предварительно, но так, конечно, чтобы это было незаметно, знакомился с человеком, услугами которого хотел воспользоваться. Составив себе мнение, он решал - стоит ли игра свеч. Потом, найдя, что тут есть над чем потрудиться, он окольными путями наводил справки, обдумывал, примерял, - в общем, не было еще случая, чтобы он провалился. Да ему и нельзя было позволять себе такую роскошь, - ведь неудача с вербовкой почти наверняка привела бы к катастрофе.
Из разговора с Хойзером в цепкой памяти Вилли Гетлина осталось замечание о том, что некто Зигфрид Кульман был шарфюрером в гитлерюгенде, а отец его - членом национал-социалистской партии. На этом он и решил сыграть. Узнав через Хойзера, как найти Кульмана, он пришел к нему в марочный магазин. К огорчению Вилли, тут нельзя было наблюдать за Кульманом незаметно для него: в магазине был только один посетитель - мальчишка лет двенадцати.
Когда Вилли вошел, мальчишка, запрокинув голову, разговаривал с Кульманом - высоким парнем лет двадцати трех с длинными светлыми волосами, гладко зализанными к затылку.
- Покажите, пожалуйста, марки, только русские, - несмело просил мальчишка.
Осмотрев покупателя внимательным, оценивающим взглядом, Кульман обернулся к шкафу, достал альбом, положил на прилавок и открыл обложку. Дальше восхищенный мальчишка должен был листать сам. Кульман же обратился к Вилли:
- Чем могу служить новому клиенту? Вы впервые пожаловали ко мне.
"О, у него хорошая зрительная память", - с удовольствием отметил про себя Вилли.
- Не беспокойтесь, я просмотрю кляссеры - вот они, в витрине. - А когда вы освободитесь...
- Пожалуйста, вот эту... - мальчик указал пальцем на большую синюю марку, где рабочий поднял высоко над головой красную звезду.
- А денег у тебя хватит?
- Эта марка дорогая?
- Тут написано: шестьдесят пфеннигов.
- Тогда у меня еще останется двадцать пфеннигов. Вот, пожалуйста. - Мальчик достал из штанишек кошелек и высыпал на прилавок легкие белые монетки. Последней упала с тяжелым стуком бронзовая. Мальчик взял две монетки себе, а остальные придвинул к Кульману.
- А тебе не жалко отдавать такую кучу денег за какую-то одну марку, да еще русскую?
Мальчик отрицательно качнул головой. Он достал из внутреннего кармана курточки маленький самодельный кляссер, пинцет, сам осторожно оторвал от листа полюбившуюся ему марку и так же осторожно, стараясь не повредить зубчики, засунул в целлофановый кармашек.
- До свидания!
- До свидания, киндль !
- Почему он берет именно русские марки? - полюбопытствовал Вилли, когда за мальчиком захлопнулась дверь.
- Разве вы не видите, что эти марки красивые? Да к тому же в школах говорят чаще всего про русских, про Россию, про все, что из России. Разве вы не знаете? Да и не только дети - тут всем коллекционерам подавай русские марки.
- Да, да, вы правы. У вас есть марки Финляндии первых выпусков? (Когда-то Гетлин был филателистом, он знал, что спросить).
- Вот видите - и вам подавай русские марки, - ведь тогда Финляндия была русской провинцией. Есть у меня эти марки, но они дорогие.
- Покажите.
Осмотрев с десяток марок, Вилли пренебрежительно отодвинул альбом:
- Не возьму, у них зубцы повреждены.
- Каталог разрешает продажу марок этого вида с поврежденными зубцами - от одного до трех. За марки без поврежденных зубцов - наценка 25 процентов. Хотите убедиться?
- Нет, я все это знаю, но эти мне не подходят.
- Как вам будет угодно. В воскресенье я ожидаю новую партию товара, если хотите...
- Спасибо, возможно, загляну. До свиданья!
- Всего хорошего.
В тот же день Гетлин попросил Хойзера пригласить торговца марками в субботу к себе, в табачный магазин.
...Он действительно не просчитался в выборе. Много раз потом Кульман выполнял его задания.
Но прежде чем выполнять их непосредственно, он выполнил роль "наводчика": с его помощью Вилли выследил Зигфрида Вольфа - рабочего шахты "Кларисса". "Убрать" Вольфа он считал необходимым, узнав, что "какие-то дураки" безуспешно пытались завербовать этого парня в шпионскую группу, угрожая в противном случае расправиться с его сестрой, живущей в Западном Берлине, о чем Вольф сообщил соответствующим органам. Так и была разоблачена и арестована группа агентов Боба.
Вилли Гетлин застрелил Вольфа на пустынном шоссе, когда тот возвращался домой на велосипеде с ночной смены.
ГЛАВА ВТОРАЯ
I
Память Эриха Вальтера сохранила из раннего детства немного впечатлений, и самые яркие всегда были связаны с отцом - очень сильным и добрым.
Они жили в Вуппертале - отец, мать и он, совсем маленький Эрих. Отец работал на металлургическом заводе, и Эрих в свои пять лет уже знал, что его папа - металлист.
И еще отец Эриха был председателем заводского комитета профсоюза, но в этом Эрих тогда не разбирался.
Однажды он проснулся ночью оттого, что по комнате, громко стуча сапогами, ходили какие-то чужие люди, а потом они увели с собой отца. На прощанье отец вытер слезы со щек Эриха, поцеловал его и сказал:
- Не забывай меня. Ладно?
Прошло несколько лет. Эрих подрос, пошел в школу. Потом, как и все, он стал членом "Пимпфа" - детской фашистской организации. Мать, с грустью глядя на него, сказала однажды:
- Что сказал бы твой отец, увидев тебя?
- Папа был бы недоволен? - с тревогой опросил Эрих.- Я тебя не слушаюсь? Или я плохо учусь? Учитель меня хвалит!
- Да, да, мой милый мальчик, ты хорошо учишься, но чему тебя учат? Что на фюрера надо молиться? И что немцы - это нация господ, а коммунисты - предатели?
- Мамочка, что ты говоришь? - Эрих с изумлением взглянул на мать. - Разве это не так?..
- Ах, милый мальчик! Ведь твой отец был коммунистом!
Эрих был потрясен. Как! Он - сын коммуниста? Эрих принадлежал к поколению немцев, которые воспитывались на черной геббельсовской кривде о том, что коммунист и предатель Германии - одно и то же. Именно поэтому мать не могла больше молчать! Но для самого Эриха это известие было поистине невероятным. Память об отце была священной. Отец не мог быть плохим!
Конечно, мать предупреждала Эриха - не говорить об этом, но...
Однажды, на уроке истории, учитель, рассказывая о великой миссии Германии, призванной управлять всей Европой, воскликнул:
- Итак, дети, вы видите, что коммунисты и евреи вели немецкую нацию к гибели, а наш фюрер, этот великий барабанщик, пробудил народ и спас Германию!
И Эрих не выдержал.
- Господин учитель! Разве не было среди коммунистов хороших людей?
- А ты знаешь таких хороших коммунистов? - тут же ощетинился учитель, впиваясь глазами в побледневшее лицо мальчика.
- Нет, господин учитель, я не знаю, но просто я не могу понять, почему все коммунисты плохие. Ведь они тоже были немцами?
Класс замер. Секунду-другую учитель думал, как поступить, и, наконец, решил:
- Хорошо, Эрих, после уроков ты придешь ко мне, и я тебе все объясню.
Разговор начался так:
- Ну, мальчик, садись и расскажи, почему ты так интересуешься, нет ли среди коммунистов хороших людей?
- Нет, господин учитель, я интересуюсь не этим. Я просто не мог понять, как это немцы, если даже они коммунисты, могут ненавидеть немецкий народ и продавать его врагам отечества?
Придраться было не к чему. Это еще больше насторожило учителя.
Он обратился в гестапо и узнал, что отец Эриха, Курт Вальтер, умер в концлагере...
На очередном уроке учитель вызвал Эриха к доске и спросил:
- Где твой отец?
- Господин учитель, это относится к уроку?
- Отвечай!
Эрих наклонил голову и уставился в пол.
Гудение в классе смолкло. Стало слышно, как бьют изредка в оконные стекла капли дождя.
- Так ты не хочешь говорить, где твой отец? - переспросил тощий учитель-наци. И, обернувшись к классу, начал заранее приготовленную речь.
- Дети! Вы помните, как Эрих допытывался, нет ли среди коммунистов хороших людей? Все вы, истинные немецкие дети, можете теперь узнать правду и вышвырнуть из своих рядов сына человека, который предал фюрера и Германию. Отец Эриха Вальтера был коммунистом! За это он заключен в концлагерь и там умер. Дети! Эрих - сын предателя!
Как и ожидал учитель, последние слова были встречены криками и свистом. Потом встал Ганс Зонненберг, классный вожак "Пимпфа".
- Эрих Вальтер, мы исключаем тебя из нашей группы. Мы требуем, чтобы ты больше не приходил в ваш класс. Мы объявляем, что если ты...
...Губы Эриха тряслись от волнения. Глазами, полными слез, смотрел он на класс, на своих вчерашних друзей, ставших вдруг врагами. Что мог сделать он, двенадцатилетний подросток? Ах, как это ужасно: понимать, сердцем чувствовать, что ты прав, и не иметь сил доказать это!
Все же у него хватило выдержки уйти из школы с достоинством, молча...
В конце того года - тысяча девятьсот сорокового, перед самым рождеством, они переселились в маленький шахтерский городок Шварценфельз, где их никто не знал и где не могла, по их мнению, повториться такая история...
Мама опять начала работать, Эрих снова пошел в школу. Но он стал скрытным, замкнутым, следил за каждым своим словом и в классе держался обособленно...
Детство Эриха кончилось.
...Война с Россией для многих в Германии была неожиданностью.