Говоря это, Роблес полностью отдавал себе отчет в том, что отделаться от Торреса будет не просто. Он станет любыми способами цепляться за эту работу, особенно если подослан Понсе. Даже если с помощью хитрости и удастся вырвать у Торреса признания, что он работает на полицию, дальше-то что? В конце концов, что предложить взамен? Найти убежище, помочь бежать из страны? Ведь, кроме бегства, Торресу ничего не останется. Но те скромные резервы, которые находятся пока в распоряжении партии, предназначены действительно на самый крайний случай, рассчитаны на спасение товарищей, которым угрожает смертельная опасность.
А сейчас, после секундного испуга, Торрес подтолкнул его к двери, последовал за ним в темень ночи и зашипел:
- Что это значит, Роблес? Что, черт побери, ты против меня имеешь? Давай, давай, выкладывай! Сначала ты отнял у меня лучшую роль, а теперь собираешься вообще вышвырнуть вон? Думаешь, раз ты белый, раз ты старше меня и учился в университете, можешь топтать меня ногами? Это я похож на Кампано, а не ты, но роль у меня забирают…
- Потише, Марселино. Кто тебе сказал, будто ты на него похож?
- У меня есть его фотография!
- Откуда она у тебя?
- Из одного американского журнала. Проваливай отсюда, Роблес!
- Знаешь, издали тебя можно за него принять. Но лицо? Никакого сходства!
- А тебе о нем чертовски много известно, да?
- Я ходил с Кампано в одну школу.
- Это еще не значит, что ты на него похож!
- Но одно я знаю точно: он был белым, а не метисом. Так что ни о каком сходстве не может быть и речи!
- Тогда выкиньте индейца, а его роль передайте мне! - крикнул он. Роблес, мне нужны деньги! Я так давно без работы!
- Тебя наняли и деньги заплатят полностью, будешь ты играть или нет. Немцев твой гонорар не разорит.
- Но я хочу сниматься, понимаешь, я должен!
- Почему? Если все равно заплатят?..
- Потому что, потому что… - Торрес закашлялся, не находя подходящего объяснения. - Потому что тогда меня, может быть, будут приглашать еще. Кто уже снимался, всегда имеет больше шансов.
Достаточно. Роблес понял, с кем имеет дело. Если продолжать копать дальше, он рискует напугать парня до такой степени, что тот побежит в полицию. От Торреса сейчас просто так не отделаешься.
- До завтра, в семь, - сказал он. - Думаю, у тебя все будет в порядке.
После ужина майор Понсе прошел в кабинет, чтобы, сидя в любимом кожаном кресле, почитать перед сном вечерние газеты. И тут зазвонил телефон. Докладывал старший лейтенант Диас, как всегда напуская туману.
- Разговор озера Атитлан с Девятой зоной, - проговорил он таинственно.
- Давайте попроще!
- X.Р.А. с "Таргит". Может быть, прослушаете на службе?
- Черт вас побери, прокручивайте пленку!
Кодовое слово, которое со вчерашнего дня относилось к Толедо, наэлектризовало Понсе. Эти выпускники американских полицейских училищ любят щегольнуть чужими словечками, чем подчеркивают свое превосходство над не прошедшими такой школы офицерами. Противников режима они называли "таргит", что вообще-то означает "мишень". Образно, но чересчур уж прозрачно для кода.
"- Тони, когда у вас завтра закончится съемка?
- Около десяти. В одиннадцать я должен быть в министерстве.
- Вилан приедет к десяти, но я при вашей беседе присутствовать не смогу.
- Хорошо. Благодарю тебя за посредничество.
- И еще кое-что. Не мог бы ты открыть садовую калитку пораньше?
- Ее откроют еще до съемок, Гарри. Ведь будут снимать, как тогда ко мне проникли похитители. Даю тебе честное слово, что у тебя в саду ничего не тронут.
- Ерунда какая! Мой сад - твой сад! И еще одна просьба, Тони. В группе есть женщина с зеленоватыми глазами…
- Не продолжай, я знаю, о ком речь".
Толедо сказал, что его садовая калитка любви не препятствие. Ридмюллер расхохотался, несколько секунд они говорили, перебивая друг друга.
"- …похоже на то, Тони, что продюсер тоже ухлестывает за ней. И если он попытается удержать ее, я попрошу что-нибудь придумать. Пригласи, например, ее на дружескую встречу с Виланом.
- Хорошо, хорошо. Какой-нибудь повод найдется.
- Спасибо! Я твердо рассчитываю на тебя и твою скромность.
- Всегда рад помочь. Ни о чем не беспокойся.
- Великолепно! Ты меня спас".
Понсе зевнул. Чужое белье… Нет, пустая запись. Кроме упоминания о приезде Вилана, нет ничего достойного внимания.
Но вот он услышал голос Толедо:
"- …и привет майору Понсе.
- Понсе?
- Я не прошу тебя его передавать. Он сам все услышит.
- Даже так? Но не сегодня же. Тони?
- Плохо ты его знаешь: по воскресеньям записанные на пленку разговоры ему передают на дом. Бедолага! Вечно подслушивать… во благо родины! Я упомянул об этом только в связи с твоей просьбой оставить наш разговор в секрете.
- Боже мой! Значит, он обо всем узнает?
- Поверь, его лично такие вещи давно уже не радуют. Но с сегодняшнего дня я буду частенько передавать ему приветы таким путем. Надо же оказать ему знак внимания".
Щелчок в трубке. Разговор окончен. Понсе покачал головой - ему словно кто-то в лицо воды брызнул. Какая подлость! Толедо позволяет себе так унижать государственного чиновника только потому, что чувствует поддержку янки. Вилан! Как он поддерживал полицию, когда помогал перестроить ее деятельность, и такое разочарование теперь! Но через двенадцать часов и он, Вилан, и его подручные из военной миссии поймут, что поставили не на ту лошадку…
Из трубки снова послышался голос Диаса.
- Пришло еще одно сообщение. Майор, я действительно не знаю, стоит ли по телефону…
Понсе чуть не задохнулся от злости.
- Выкладывайте! И немедленно!
- Дело касается Торреса. После того как он ушел от нас и вернулся домой, его посетил Роблес, который угрожал, что у Торреса отнимут роль, так как возникли сомнения в его внешнем сходстве с Кампано.
- Но он не дал просто так от себя отделаться?
- Нет. Завтра он, конечно, пойдет туда. Однако может случиться, что ему выплатят деньги и отправят домой.
- Глупости. У них нет для него замены. А как вы сами слышали, "Таргит" настаивает, чтобы съемка состоялась в назначенное время.
Понсе поймал себя на том, что, заразившись подозрительностью Диаса, тоже употребил кодовое слово.
- И дальше, майор: дома у Беатрис Крус Бернсдорф сидит с ее матерью, Вспоминают, наверное, прошлое. Беатрис пока нет…
- Куда она запропастилась? Вы что, не знаете?
- В настоящий момент - нет, майор. Наш человек потерял ее из виду.
- Поздравляю вас, Диас! Стоит предоставить вам свободу действий - жди беды! Найдите Крус, - приказал Понсе. - Выясните, где она была! Установите слежку за Роблесом. А остальные где? Где немцы?
- В отеле. Фишер спит. Кремп сидит в буфете, а фрау Раух в своем номере. К сожалению, вмонтировать "клопов" мы не успели.
- Нечего сейчас заниматься этими мелочами. Используйте имеющиеся возможности и держите меня постоянно в курсе.
Понсе положил трубку, явно недовольный развитием событий. Известно уже, что немцы никакого значения внешнему сходству главного героя с Кампано не придают. Так что же происходит?
С позавчерашнего дня известно, что Кампано будет играть Роблес, а не Торрес, это сообщила Виола Санчес. Тогда почему они пугают Торреса отсутствием внешнего сходства с Кампано? Ему перестали доверять? Нет, никто не мог знать, что Торрес - бывший городской герильеро, выдавший своих товарищей! Вот уже несколько месяцев Торрес существует на подачки Понсе, находится под охраной полиции и дрожит от страха, опасаясь возмездия… Или в киногруппе кто-то прослышал, что Беатрис Крус три дня находилась в заключении? Ее, партийного курьера, арестовали, пыток она не выдержала и выдала место последней встречи с подпольщиками. Этим обоим обратного пути нет, левое подполье их не примет. Поэтому он ничем не рискует, не содержа их под стражей, - если, конечно, никаких сведений не просочилось.
Просочилось? Но к кому? К немцам вряд ли, что им до забот политической полиции? Лусии Крус язык свяжет страх. Виоле Санчес ничего не известно, а проявить излишнее любопытство она поостережется. Остается доктор Роблес, у него с немцами наиболее тесные контакты. Как явствует из личного дела Роблеса, ему угрожал КРАГ, Комитет по борьбе с герильерос, - после того как Роблес осмелился разбирать со студентами закулисные махинации некоторых зарубежных фирм уровня УФКО или БОА.
Роблеса угрожали убить, и он исчез из общественной жизни, но страну не покинул. Работал на строительстве дорог и даже обратился с открытым письмом к президенту, где объяснил свои патриотические чувства. Затем стал таксистом, перебивается кое-как, хотя, эмигрировав, наверняка получил бы место преподавателя в каком-нибудь университете.
Все так, но сообщение Диаса продолжало беспокоить Понсе. В конце концов он пришел к выводу, что разговор между Роблесом и Торресом понят и передан неправильно. Чутье подсказывало ему, как оно было на самом деле: Торрес пуглив и раздражителен, появление Роблеса и сообщение о том, что съемки начинаются завтра в семь, выбили его из колеи, он разнервничался и сделался агрессивным. А Роблес, чтобы заткнуть ему рот, просто-напросто обронил фразу об отсутствии сходства между Торресом и Кампано…
Сержант, дежуривший у подъезда, передал по аппарату внутренней связи, что пришла девушка, назвавшаяся Виолой Санчес. Понсе приказал пропустить ее.
- Очень мило, что ты навестила меня в воскресенье, - сказал он, дружески посмеиваясь, когда она села в кресло.
Понсе не всегда удавалось скрыть чувство брезгливости, которое он испытывал к собственным агентам и информаторам. А на Виолу, нежную и миловидную, просто посмотреть приятно.
Положив ногу на ногу, она хотела показать, что вовсе не смущена и не встревожена, но спокойствие ее не могло обмануть Понсе - оно было нарочитым, достаточно увидеть, как подрагивают пальцы, в которых она держит сигарету.
- Он был у меня… Бернсдорф, - проговорила она. - Завтра они начинают уже в семь утра.
- Он пришел к тебе только по этой причине? Или хотел от тебя чего-то другого?
- Да, мы были близки, - ответила она спокойно, даже безучастно.
Но Понсе почувствовал, что этого признания она не стыдится. А ведь совсем недавно, во время встречи в китайском ресторанчике, Виола испугалась и замкнулась после вопроса куда более невинного.
- В этом нет ничего дурного, - сказал он, входя в роль великодушного духовника, который желает тактично перейти к другим вопросам.
Понсе предугадывал, что за этим признанием последуют новые, ведь она пришла для того, чтобы поведать ему о чем-то, и сдерживается с превеликим трудом.
- Бернсдорф заподозрил меня в сотрудничестве с полицией! С вами, майор!
Понсе невольно выпрямился в кресле. Это неожиданно! Ситуация резко осложняется.
- Откуда такое недоверие?
- Возможно, по вашей, майор, вине. Недавно вы указали ему на меня в холле отеля. Припоминаете, в день нашего с ним первого знакомства? Из этого он сделал вывод, что мы знаем друг друга.
Ему сразу вспомнился первый разговор с Бернсдорфом, которого он вынудил тогда соврать насчет своего пребывания на Кубе. Оказывается, и сам он допустил ошибку, как это часто случается в спешке.
- Но ты, конечно, сумела его успокоить?
- Насчет меня? Вы и ваши планы в отношении киногруппы не дают Бернсдорфу покоя.
Виола постепенно обретала спокойствие и уверенность, зато сам майор начал нервничать.
- Итак?..
- Сегодня днем в сьерре произошел один неприятный инцидент. Вилан намеревался завершить поездку в Эсперансе, но Фишер настоял на том, чтобы проехать до Мараньона. А по дороге раздались выстрелы.
- Герильерос?..
- Никто не знает. Вилан счел, что да. Приказал солдатам приготовиться к бою, это вызвало смех Бернсдорфа. И тут Вилан на него обозлился и начал кричать, будто знает, какой такой фильм Бернсдорф задумал снять - сплошные мерзости, прославляющие коммунистических агентов, их подрывную работу. И еще о том, будто вам, майор, давно известно, когда он был на Кубе - уже при Кастро! Теперь Бернсдорф считает, что вы что-то против него затеяли.
Значит, Вилан. Снова Вилан! Какой дурак этот капитан! Как мог профессионал его уровня позволить себе настолько потерять самообладание, чтобы выдать секретные данные! Неудивительно, что немцы переполошились…
- Они тревожатся понапрасну, Виола. Мы лишь присматриваем за ними, никакого зла им никто не причинит. Они же наши гости. Как бы их в этом убедить?
Она пожала узкими плечами:
- Сейчас они опасаются, как бы вы не подослали к ним шпика. И поскольку они поверили, что шпионю не я, - значит, это кто-то другой! Пока шпика не обнаружат, съемок не начнут!
Только не это! Третий удар за сегодняшний вечер после дерзости Толедо и сообщения Диаса. Нет, не удар, булавочный укол. Это уколы, не больше. Но, между прочим, между ними существует связь: Бернсдорф и Роблес мечутся по городу, желая разоблачить его помощников; теперь как-никак есть ясность.
- Кто бы мог подумать, - вздохнул он, - что эти немцы такие безголовые.
- Не Бернсдорф оказался безголовым в сьерре, а Вилан.
Понсе почувствовал, как нить разговора постепенно ускользает из рук. Железная хватка, с которой он обычно вел допрос, на сей раз ему изменила, улетучилась и атмосфера исповеди. В добавление ко всему зазвонил телефон.
Диас доложил, что Беатрис Крус наконец-то возвращается домой. На вопрос агента, где задержалась, ответила, будто, возвращаясь домой через парк, она, уставшая после упражнений в тире, решила передохнуть в беседке. Это не исключено: там ее никто не искал. Кто предположил бы, что у девушки ее склада столь романтические наклонности?
Следующее сообщение Диаса оказалось посерьезнее: доктор Роблес только что подъехал к дому Толедо! Что, черт побери, тому понадобилось у "Таргита"? Не стоит преувеличивать этого визита, но, очевидно, немцы о чем-то догадываются. Значит, он должен придумать новый отвлекающий маневр, запутать и успокоить противника одновременно.
- Ты умно поступила. Виола, отрицая наши контакты, - сказал он мягко. - Однако представь себе, что может произойти: группа начнет подозревать всех по очереди. Испугавшись собственной тени, они, чего доброго, уедут и начнут у себя дома распространять о нас небылицы. Мы ни в коем случае не должны допустить ничего похожего. Лучше уж играть с открытыми картами. Вернись к Бернсдорфу и скажи, что работаешь на меня…
- Я… я должна признаться?
- Они полагают, что за ними установлена слежка. Если Бернсдорф поймет, что это обычный, принятый повсюду сбор информации, он успокоится.
- Майор! Вы всерьез предлагаете мне это?
- Может быть, тебе немножко неприятно, но, вот увидишь, ты испытаешь чувство облегчения, когда тебе незачем будет больше хитрить с ним. Поверь, в подобных случаях правда - лучшее лекарство.
- "Немножко неприятно"? - воскликнула она. - С какими же глазами я предстану перед ним после всех моих клятв? После такого признания он обо мне и слышать не пожелает! Решит, что умысел был во всем, даже в том, что я… Нет, нет!
- И все же ты сделаешь это, потому что так нужно, Виола. Давай говорить открыто. Когда мы расстались с тобой в китайском ресторанчике, ты дала телеграмму родителям с просьбой выслать тебе энную сумму денег, как раз достаточную для покупки фальшивого паспорта. Я тебе ни одного слова не сказал, хотя ты меня своим поступком весьма огорчила. Так слушай: никаких денег ты пока не получишь и из страны не убежишь. Мы доведем дело до конца, а потом можешь идти на все четыре стороны.
Виола поднесла ко рту ладонь, впилась зубами в палец, на глаза набежали слезы, но она не расплакалась и возражать не осмелилась.
"Как быть? Предупредить Бернсдорфа? - подумал Роблес, садясь в машину. - Но что это изменит в поведении Торреса? Министр ничего не подозревает о грозящей опасности и будет торопить съемку, поэтому Бернсдорф соберет группу у Толедо в назначенный час, что и даст Понсе возможность сыграть свою игру и погубить репутацию министра".
Размышляя обо всем этом, Роблес уже выехал на центральную магистраль. Действительно, ему оставался один выход: несмотря на риск, предупредить министра - и ни в коем случае не по телефону! Сейчас дело не в фильме, каким бы ценным он ни был! Гораздо важнее судьба Толедо. Необходимо помочь провести на выборах его кандидатуру, это меньшее из зол. Толедо обязан его выслушать! Только министр вправе без лишних объяснений вышестоящим инстанциям отказаться от съемок в своей резиденции или отложить их.
Улица, где находилась вилла министра, была тихой, хорошо освещенной. По обеим сторонам ее стояли лимузины; вполне возможно, что один из них принадлежит полиции. Роблес остановил машину перед высокой металлической решеткой, позвонил и по переговорному устройству сообщил охраннику, что он из киногруппы.
- Вы же меня знаете, - объяснил он, когда тот, пропустив в холл, ощупывал его - нет ли оружия. - Ведь вы - Пепе и завтра будете нам помогать, не правда ли? По поручению режиссера я прошу короткой аудиенции у господина министра.
- Его превосходительство не принимает, - ответил Пепе, огромного роста раскормленный верзила, который в своей широкой рубашке навыпуск напоминал чемпиона по дзюдо. - О вас не доложено.
- Так доложите, пожалуйста, - сказал Роблес столь решительно, что Пепе, оставив его в вестибюле под присмотром другого охранника, поднялся наверх по помпезной мраморной лестнице.
"И все-таки зачем ты пришел сюда, Роблес, коммунист и подпольщик? спрашивал он себя. - Хочешь, чтобы опять закрутилась старая карусель, теперь по приказу Толедо? Снова танцевать под музыку ПР? И все-таки кто угодно, только не Матарассо!"
Прошлой осенью Матарассо арестовал шесть руководящих партийных работников, не предъявив никаких обвинений. И они пропали без вести, потом их арест даже стали отрицать. Боевой группе Центрального комитета пришлось похитить и допросить офицера полиции, чтобы узнать: всех этих товарищей со связанными руками и завязанными глазами выбросили из самолета ВВС прямо над Гондурасским заливом. Погибали старые боевые друзья, партия истекала кровью… Толедо способен положить конец неслыханным репрессиям и полному беззаконию. В его собственных интересах лишить силы безопасности самовольно ими присвоенного статуса прокуроров, судей и палачей в одном лице; причем других кандидатур, кроме Толедо, способных противоборствовать Матарассо, нет и пока не видно.
Но вот наконец его приглашают подняться наверх. Мягко ступая по бирюзового цвета ковровой дорожке, Роблес приблизился к Толедо.
- Ваше превосходительство, - обратился он к министру, - полиция внедрила в киногруппу своих людей. Пока что я обнаружил одного подозрительного человека, боюсь, полиция задумала арестовать его завтра в вашем саду. Перед телекамерами, господин министр, чтобы вечером показать по телевидению.
Толедо, принявший Роблеса в шелковом халате, предложил сесть, попросил рассказать подробности, выслушал молча. Внешне он никакого удивления не выказал.
- Я что-то подобное себе представлял, доктор, - ответил он, хотя Роблес о своем ученом звании не упоминал. - На Понсе это похоже… Хочет стать полковником, только и всего.