Политический детектив. Опубликован в журнале "Вокруг света №№ 7-10 за 1978 г.
Габриель Веральди
АКЦИЯ В СТРАСБУРГЕ
Роман
Этот роман впервые появился в 1960 году под тем же названием, но был подписан псевдонимом Вильям Шмидт. Сюжет книги был навеян громким процессом, выявившим скользкую политическую подоплеку, поэтому я счел за благо воспользоваться вымышленным именем.
Книга успела приобрести известность, когда в ее судьбу вмешалось правосудие. Некий страсбургский адвокат потребовал изъять роман из продажи. Мотив? Один из персонажей книги - адвокат - не только носил фамилию почтенного служителя закона, но и имел контору по тому же адресу.
Как вы догадываетесь, мне не удалось убедить истца, что речь идет о чисто случайном совпадении. Да и была ли это случайность? Общество представляет один из аспектов мироздания, а мироздание упорядочено. Писатель, обладающий некоторым опытом, создает "аналог" действительности, подчас слишком похожий на реальность. И это сходство начинает чинить ему неприятности.
С ускорением хода истории и рождением информационного взрыва наш мир все больше кажется многим головокружительным хаосом. Чаще всего потому, что механизмы движущих сил скрыты от широкой публики. Между тем, взяв на себя труд и риск кропотливого поиска, можно прояснить подоплеку немалого числа "таинственных" событий.
Действительно, на наших глазах индустриальным способом выковывается миф. Диву даешься, какая масса слов и кинокадров потрачена на то, что имеет вполне точное наименование именно на языке шпионажа: на дезинформацию. Вымысел за последние десятилетия практически полностью вытеснил реальность.
Хочу подчеркнуть, что события, о которых пойдет речь, разворачивались на самом деле не в Страсбурге. Я выбрал этот город на Рейне, потому что его "общеевропейский" статус был необходим для повествования. То же относится к Штутгарту. Хорошо информированные люди знают, что организации, подобные описанной в книге, расположены в ФРГ в другом месте, а вовсе не в покойной столице земли Баден-Вюртемберг. Осталась лишь история, а она не зависит от места и времени, ибо, если верить древним, вначале было Искушение.
Г. В.
ома, угрюмой стеной окружали Банхофоплац; голые деревья Шлоссгарте-на вызывали озноб. Зарывшись носами в шарфы, прохожие дисциплинированно ожидали, когда светофор позволит им начать переход. В безликой толпе он испытывал странное чувство комфорта. Горячий паштет из гусиной печенки с яблоками, съеденный у "Валантен-Сорга" перед отъездом из Страсбурга, согревал его в этот февральский день.
Красный сигнал погас. Повинуясь надписи "Идите", толпа двинулась как один человек. Он отлепился от нее только у подъезда "Графа Цеппелина".
- Добрый день. Моя фамилия Шовель. Из Парижа.
- Добрый день, месье Шовель. Мы получили ваш заказ. Номер на двое суток?
- Да, верно.
Он положил свой паспорт перед портье и скосил глаза на холл. Какое-то беспокойство, совсем легкое. Портье, словно рентгеновский аппарат, профессиональным взором просветил его. Шовель вполне подходил для самого дорогого отеля Штутгарта: кашемировое пальто, строгая тройка, чемоданчик "атташе" - молодой бизнесмен. Кстати, не так далеко от истины.
Войдя в номер, он раскрыл чемодан, побрился и пригладил щеткой прямые черные волосы. В зеркале отразилось красивое лицо. Впрочем, красота действует раздражающе - шеф из министерства сказал ему в первый день: "С вашей внешностью, Шовель, надо делать карьеру в кино, а не на службе".
Он поправил галстук, сунул под жилет плотный конверт…
На улице уже сгущались сумерки, машины текли как призраки в тумане. Мысленно сверившись с планом, он пошел по Кёнигштрассе. Прохожих было мало.
Он без труда добрался до центра, яркие витрины пустых магазинов были покрыты изморосью. "Игрушки". Шовель взглянул на часы: еще шесть минут. Ребенком он всегда тянулся к витринам с игрушками, которых ему не покупали. Самолеты, пушки, танки, ракеты. Интересно, какую партию поддерживают игрушечные магнаты?
Пора. Он перешел на ту сторону. Крайнее окно на пятом этаже было освещено, шторы отодвинуты. Все в порядке.
Стальная табличка извещала: "Доктор Иммануэль Фрош, присяжный переводчик". Дверь отворилась еще до того, как он успел позвонить.
- Рад видеть вас, герр доктор.
- Со счастливым прибытием, месье Шовель, - сдержанно улыбнулся немец.
Фрош помог Шовелю снять пальто и жестом пригласил войти. Квартира была обставлена строго. Никаких безделушек, скандинавская мебель, абстрактные картины по стенам. В кабинете на зеркально отполированном столе две пепельницы, сигаретница, ножницы. Ни одной фотографии.
- Как доехали? - осведомился Фрош, задергивая шторы.
- Благополучно… Вот. - Шовель вытащил конверт.
- Ага, прекрасно. - Фрош направился было к столу, но вспомнил о хозяйских обязанностях. - Что-нибудь выпьете?
- Охотно. Виски без льда.
Доктор открыл бар, скрытый в библиотечных полках, и вынул оттуда серебряный поднос, толстый хрустальный стакан и бутылку "Тичерза" - это виски было модным в тот год за Рейном.
- Благодарю вас.
Шовель взял стакан и начал обходить комнату, предоставив Фрошу знакомиться с содержимым конверта. Странно, никаких дорогих вещей, ничего, что вообще свидетельствовало бы о вкусах или склонностях хозяина. Живет явно один, нигде не видно следов женского присутствия. Любопытный персонаж. Пятьдесят пять лет, худой блондин, седины не видно, узкий подбородок, непропорционально высокий лоб - он, казалось, состарился, так и не выйдя из отрочества. Почему этот хрупкий интеллигент занимается таким делом?
…Фрош был его "контролером", но никогда не переходил границ вежливого интереса. А отношения с остальными членами организации ограничивались короткими директивными указаниями. Вопросники привозили два курьера, совершавшие поездки по очереди. Он заполнял их, черпая ответы из досье, добывая сведения у приятелей, у журналистов - "информаторов по неведению". Потом курьер забирал вопросники в туалете кинотеатра, имевшего несколько выходов. Кроме того, раз в месяц Шовель обрабатывал слухи, появлявшиеся во французской прессе или ходившие среди публики. Одним словом, рутинное занятие, которое вполне мог бы выполнять аккуратный сотрудник иностранного агентства печати в Париже.
Вначале он воспринял его с облегчением: новая работа оказалась не опаснее канцелярской службы. Но теперь его тошнило от запаха бумаг и клея. Конечно, не хотелось бы очутиться в невесомости, бояться звонка в дверь, отказываться выпить с приятелями из боязни сболтнуть лишнее, высматривать в отражениях витрин возможную слежку. Однако это, по крайней мере, придает остроту существованию.
Шовель вдруг понял, каким образом агент теряет осторожность, испытывает подсознательное желание оказаться арестованным, вырваться из одиночества, найти людей, которые заинтересуются им, пусть даже полицейских. И он решился…
Утром, едва начала работать почта, он послал Фрошу условную телеграмму, означавшую: нужно срочно встретиться.
Немец приехал в тот же вечер встревоженный. За эти часы Шовель все как следует взвесил и клял себя за идиотизм. Предположим, организация откажется: вам не нравится? Прекрасно, мы принимаем вашу отставку. Хорош он будет! Но дело сделано, и блеф оставалось довести до конца.
По счастью, Фрош был так доволен - не случилось ничего серьезного, - что пообещал поговорить о Шовеле с шефом. С того времени в каждой почте он уведомлял: терпение, я помню о вас. Наконец в прошлую неделю курьер привез задание по Страсбургу. В конце бумаги значилось: доложить лично в Штутгарте…
- Превосходно! - Фрош кончил читать и сложил конверт.
- Зибель очень помог мне.
- Вам удалось наладить отношения с этим… типом?
- В общем, да… Конечно, от него разит, как от помойной собаки, но нюх у него есть… Впрочем, я рассчитываю на более интересные контакты.
Фрош улыбнулся.
- Вы настроены по-боевому.
- Еще бы! Стоит ли посвящать свою жизнь собиранию оплетен, даже если они касаются окружения президента?
- "Посвящать свою жизнь". - Фрош покачал головой. - Вам тридцать четыре года. Три из них вы состоите в организации. Возглавляете парижский филиал. Разве мало? Но люди вашего поколения хотят все и разом…
Шовель пожал плечами:
- Это не так. Просто я констатирую: первое, я трачу время на второстепенные задания; второе, дело - это профессия, а не карьера. Кем я буду через десять лет? По-прежнему хозяином небольшого рекламного агентства. Ну, поменяю свой "вольво" на "астон-мартин", двухкомнатную квартиру на улице Демур - на четырехкомнатную в Сен-Клу. Жена? Вряд ли, потому что она будет помехой в моей двойной жизни…
- Вы влюблены?
- Нет, успокойтесь. Но настанет день, когда мне захочется обзавестись семьей, иметь твердое положение.
- Иными словами, вас не прельщает кончить как я. - Фрош жестом остановил собиравшегося возразить Шовеля. - Давайте вернемся к вашему предложению. Вы полагаете, агентство можно передать надежному человеку?
- Да, это мой приятель. Принят в свете, масса знакомств. Двадцать восемь лет, инженер. Никаких моральных препон, готов на все.
- Ваши интересы ясны. А наши?
- Но это же очевидно! Агентство будет продолжать рутинную работу. А я смогу оказывать действительно важные услуги.
Фрош помедлил.
- Я ничего не обещаю вам. Но шеф склоняется к тому, чтобы дать вам шанс.
- Спасибо, герр доктор!
- Благодарить будете позже. Прежде чем принять решение, шеф хочет увидеться с вами.
Шовель покрылся испариной.
- Значит… это…
- Абсолютно серьезно.
- И шеф меня примет сейчас?
- Да.
- Лично господин Хеннеке?
Фрош внимательно посмотрел на Шовеля.
- Откуда у вас такие сведения?
Шовель пружинисто встал.
- Послушайте, Фрош, вы же взяли меня в организацию. А значит, не считайте идиотом. С десяток моих однокашников работают в министерстве внутренних дел. В управлении безопасности имеется довольно полная картотека, так что…
- Продолжайте.
- В Западной Германии числится множество разведцентров. По большей части они занимаются коммунистическими странами… За Францией следят три официальные организации и столько же частных агентств. Одно из них - в Штутгарте.
- Логично.
- Итак, Штутгарт. Во главе, как значится во французской картотеке, стоит бывший полковник генштаба Пауль Хеннеке. Кадровый разведчик, ревнитель кастовых традиций, друг адмирала Канариса. После покушения на Гитлера 20 июля 1944 года арестован, но не казнен. В 1946 году основывает в английской оккупационной зоне Акционерное общество коммерческой документации. Верно?
- Ну что же, я рад, что мы не ошиблись в вас. К тому же вы существенно облегчили мне задачу. - Фрош поднялся.
- Можем идти? - Шовель потянулся было за пальто, но Фрош направился в глубь квартиры, в ванную. Там было окно с матовым стеклом, выходившее, очевидно, во двор, и два стенных шкафа. На полочке под зеркалом стояла целая батарея косметических флаконов. Фрош повернул ключ в одном из шкафов. Дверца отворилась, обнаружив узкий ход.
- Прошу прощения, я пойду первым.
- Доктор, это прямо кино!
- Потайные лестницы существовали задолго до изобретения кинематографии.
Проход был шириной сантиметров в семьдесят. Металлическая лестница поднималась куда-то вверх - видимо, на крышу. Но Фрош открыл еще одну дверь, и они оказались в тесном помещении, занятом лабораторными столами и множительным аппаратом "ксерокс".
- Одну минуту, я закрою шкаф.
Фрош вернулся. Из лаборатории они вышли в обычный коридор, и немец толкнул обитую кожей массивную дверь.
- Прошу.
После полумрака Шовель заморгал. Большая комната была освещена неоновыми трубками на пололке и двумя огромными торшерами по краям дубового стола для заседаний. Вокруг него стояло двенадцать кресел с вделанными в подлокотники пепельницами из тяжелого стекла. В углу - кабинетный холодильник, обшитый палисандровым деревом Ноги ступали по мягкому ковру темно-зеленого цвета. На стене в раме висела карта Европы десятиметровой длины. Напротив нее - большая абстрактная картина в духе Миро, похожая на ту, что была у Фроша. Пахло добротной кожей, деревом, сигарами и большими деньгами.
Шовель вопросительно поднес палец к губам.
- Здесь можно говорить свободно, - с улыбкой сказал Фрош.
- Неужели это место неведомо полиции и контрразведке?
- Пять минут назад вы доказали обратное.
- И вас не беспокоят? Странно. Уголовный кодекс Федеративной Республики предусматривает наказание за шпионаж. Статьи 99, 100 и 101, если память мне не изменяет.
- Она вас не подводит. Всякое агентство, занимающееся сбором конфиденциальных сведений, вынуждено иметь ширму. Для ведомства Гелена - это фирма по выпуску шарикоподшипников "Кугеллагер продукцион гезелльшафт" в Дюссельдорфе, хотя его главная контора размещается в Пуллахе, под Мюнхеном. Наша берлога, кстати, тоже за городом, воздух там значительно чище.
- Но федеральная полиция в курсе?
- Да, и у нее нет причин наступать нам на ноги. Мы не нарушаем закона. Уголовный кодекс ведь призван ограждать безопасность граждан ФРГ. Заниматься же безопасностью других государств, например Франции, было бы противно принципу невмешательства в чужие дела. И потом, мы ходим по дому, не дотрагиваясь до мебели. Как кошки Да, кстати… - Фрош вытащил из бумажника листок.
- Это чтобы оправдать ваш приезд в Штутгарт. Обратитесь завтра с предложением рекламных услуг на фабрику оптических приборов. Постарайтесь получить у них заказ. Даже убыточный. Отныне это не должно вас смущать…
Дверь распахнулась, пропустив миловидную женщину с подносом. Она стрельнула глазами в сторону Шовеля, быстро оценив его внешность.
- Добрый вечер, господа.
- Добрый вечер, фрау Марта.
Француза ей не представили. Марта расторопно расположила на столе ящик с сигарами, пять хрустальных бокалов и бутылку "Дом Периньона" в серебряном ведерке, после чего зажгла толстую свечу, и в кабинете запахло ливанским кедром. Жаль, она никак не походила на обольстительных секретарш из шпионских фильмов. Могучий торс напоминал бронзовую статую Германии где-нибудь в Мюнхене, не хватало только шлема и бронзового бюстгальтера.
Из коридора донесся густой бас:
- …Тогда он, в свою очередь, освободился от брюк и легонько потрепал первого по плечу: "Эй, Макс! Смена караула!" Ах-ха-ха!
Первыми вошли двое мужчин, на которых Шовель едва обратил внимание, потому что позади них, возвышаясь почти на голову, двигался хохочущий человек. "Представляю, как импозантно он выглядел в мундире штаб-оберста", - мелькнуло у Шовеля.
- Джентльмены, - с иронической торжественностью произнес Хеннеке, - позвольте представить вам нашего французского друга. Месье Бло, Антуан Бло. Мистер Смит, мистер Холмс.
Мужчины обменялись рукопожатиями. Хеннеке опустился в кресло у торца, "Смит" и "Холмс" справа от него; Фрош и "Бло" - слева. Фрау Марта разлила шампанское, погасила верхний свет и вышла, затворив за собой двери.
Шампанское было великолепное, почти без пузырьков. Шовель, поднимая бокал к губам, оглядел прибывших. Сухой черноволосый Смит куда больше отдавал Средиземноморьем, нежели Ла-Маншем. Холмс, мясистый блондин с широкими скулами, не мог скрыть восточноевропейской породы. У обоих были нарочито спокойные лица профессиональных игроков; неопределенный возраст, когда коктейли уравновешиваются витаминными вливаниями, ночные кабаре - сауной, а дорогие рестораны - спортивным клубом. Манеры жесткие. И за этой жесткостью стояло голодное детство в трущобах Неаполя и унизительное томление в лагере для перемещенных лиц. Тип людей, "сделавших себя своими силами".
- Сигару? - предложил Хеннеке. - Нет? Напрасно. Это, пожалуй, единственная трава, которая делает нашу чертову планету приемлемой. Я склоняюсь к мысли, что Христос имел в виду сигары, когда учил: "Не хлебом единым жив человек".
Шеф выбрал "корону", понюхал ее, провел несколько раз над пламенем свечи. Ничто другое, похоже, его в данный момент не интересовало. И Шовель вдруг понял - это пронзило его с удивительной отчетливостью, - что так оно и есть. Раскуривание сигары представляло для этого старика сейчас важнейшее событие в мире. И непотребный анекдот, который он доканчивал, когда входил, не был трюком, призванным разрядить атмосферу. Штаб-оберст смотрел на мир как на непотребство. Розовая кожа с несходящим загаром (не менее четырех поездок в году на курорт) была прорезана презрительными складками в углах рта.