Шовель смотрел на него неотрывно. Этот человечек шагал к своей цели сквозь голод, чуму, потрясения, войны и несчастья, возрождаясь каждый раз заново.
"Боже, - мелькнуло у Шовеля. - Ты куда более мудр, мой сицилийский друг, чем все доны Джулианы на свете. Их великие замыслы только дым. А ты и твои бамбини, вы пребудете вечно…
Кстати, ты уверен, что Ромоло об этом не ведает? Он смотрит на тебя с веселым прищуром крестьянина, разыгрывающего дурака-туриста. Ты думаешь, что используешь его, а ведь это он доит тебя…"
Шовель возвратился в "Мэзон-Руж", принял душ, постирал воротнички рубашек и лег. День был тяжелый, он мало спал накануне. Потом этот сюрприз с письмом Левена. Страсть, нежность - чувства, которые, надо думать, были подлинными у стареющего человека, цепляющегося всеми способами за последнюю любовь. Ты заслужил, Левен… Только что? И во имя чего вершится суд?..
Мысли Шовеля погружались в сон.
Он проснулся как от толчка. Что такое? Ни звука. Кто-то пытался войти? Он тихонько встал и подкрался к двери. Тишина. Открыл. Никого. На балконе тоже пусто. Время без пяти двенадцать. Наверное, приснилось.
Нервы, нервы. Спать перехотелось. Он пошел в ванную, сполоснул холодной водой лицо. А может… У портье, конечно, есть телефоны девушек, но они все на учете в полиции.
Он спустился в холл. Где-то неподалеку от отеля было ночное кабаре - вывеска мелькнула, когда он шел от дома Левена. Действительно, в переулке горели красные неоновые буквы…
Официант провел его в полутемный зал и усадил за пустой столик.
- Двойное виски. И лед отдельно.
Три пары лениво танцевали ча-ча-ча. В углу, сдвинув столики, хохотала компания юнцов. Человек с седыми висками сидел перед пустой бутылкой.
Шовель пригубил свой стакан.
- Вы танцуете, месье?
Он повернулся на голос. Перед столиком стояла высокая шатенка. Видимо, двойная порция "Джонни Уокера" заставила дирекцию заведения отнестись к Шовелю с особым вниманием.
- Танцую. Но, может, вначале вы выпьете что-нибудь? Шампанское?
Девушка села. У нее были очаровательные скулы и то особое очарование, которое свойственно юным созданиям на окраинах немецкого мира, когда венгерская, французская и итальянская кровь добавляют живость голубым глазам и оттеняют белую кожу уроженок севера. Со вкусом одета - редкая вещь в наше время, когда молодежь рядится в клоунские тряпки.
Бармен откупорил бутылку "Мумма" шестилетней давности. Двести франков. Девушка стоит их.
- Вы дали обет молчания?
- Я выслушала уже столько бреда за вечер… А шампанское в самом деле чудесное.
Она говорила с чуть певучим эльзасским акцентом.
- Значит, мне предстоит монолог?
- В ночном клубе свой стереотип. Я заранее знаю, что вы мне скажете. Вы преуспеваете в делах, несмотря на идиота-начальника и коллег-завистников. Ваша машина - самая лучшая. Вы очень уважаете свою жену. Вы неотразимы, и, если я буду ласкова с вами, я не пожалею. Правильно?
- Увы! Мои дела складываются из рук вон плохо. Свою машину я охотно сменил бы на любую другую. Я холост. И, не будучи по натуре оптимистом, я не слишком рассчитываю на ваши ласки.
- Неплохо. Обычно мужчины скорее дадут вырвать себе язык, чем признаются, что они несчастны. Правда, случается, они рыдают у меня на плече. - Она сделала паузу. - Я имею в виду пожилых. Молодые, те просто считают, что жизнь невыносима. Недавно один молодой человек выступал тут, как Симона де Бовуар. Я посоветовала ему утопиться. Это продлевает удовольствие при самоубийстве.
- Какая начитанность!
- Необычно для платной танцпартнерши, верно?
- Ага, я выиграл! Вы первой сползли на стереотип.
Она улыбнулась.
- Выиграли. И вашим призом будет танец.
На девушке из провинциального ночного клуба было черное платье с ниткой жемчуга - просто хозяйка хорошего дома.
Оркестр вкрадчиво начал блюз. Она легко положила ему на плечо руку. И чудо произошло. Это было словно короткое замыкание, та сладкая сердечная боль, которая проходит потом и не возвращается годами… Рука на плече стала чуть тяжелее.
Музыка смолкла, а они стояли еще Несколько мгновений неподвижно. Неужели все? Чудо вздрогнуло вновь с первыми тактами. Оно не отходило от них, оно было приручено.
- Который час? - тихо спросила она.
Шовель повернул кисть руки.
- Два.
- Конец. Сейчас они сыграют марш, что в переводе значит: расплачивайтесь и катитесь вон.
- Я буду ждать вас.
Бармен иронически поглядел на него, когда Шовель торопливо выкладывал деньги на стойку.
Она появилась из боковой двери, придерживая ворот пальто.
- Теперь куда?
- Я совсем не знаю Страсбурга.
- В это время здесь уже все - могила. Вы в каком отеле?
- "Мэзон-Руж".
Она поколебалась, потом решительно застегнула пальто.
- Пройдемся немного.
Они двинулись в темноту. Девушка взяла Шовеля под руку, чуть прижавшись к нему. Он жадно пил напоенный туманной влагой воздух в городе мертвых, где из живых были только они одни.
"Не воспаряй, - осадил его внутренний голос. - Просто вы болтаетесь по городу - едва оперившийся шпион и профессионалка…".
На улице Алебард она остановилась возле старинного дома, второй этаж которого нависал над тротуаром, и вопросительно посмотрела на Шовеля. Ален сделал шаг к парадному. Они поднялись наверх. Девушка долго искала в сумочке ключ.
Комната в мансарде была довольно просторной.
- Вы живете одна?
- Да.
- Как вам удалось найти такую прелесть?
- Это квартира моей бабушки. Вам нравится? Располагайтесь, я сейчас вернусь.
Широкий диван, застланный шотландскими пледами, со множеством подушек, глубокое кресло, испанская шаль на зеркале, причудливая рама, хрустальные висюльки на люстре, репродукции гравюр Доре и Гойи, полки забиты книгами - классика, библиотека "Плеяды", словари, дешевые карманные издания, на полу стереопроигрыватель. Типичная обстановка интеллигентной девушки, у которой есть вкус и мало денег…
Она появилась с охапкой дощечек и опустилась на колени возле решетки камина, чиркнула спичкой. Пламя побежало по бумаге.
Она хотела встать, но он удержал ее за плечи.
- Куда вы опять?
- Приготовлю бутерброды и кофе.
- Проголодались?
- Нет, это вам.
- Поставьте какую-нибудь музыку и давайте посмотрим на огонь.
Она склонилась над проигрывателем. Глубокий звук виолончели заполнил мансарду.
- Это что?
- Ля-мажорный квинтет Дворжака, - улыбнулась. - А я Микки.
- Ален.
Он уселся на ковер. Она положила ему голову на плечо и вытянула ноги. "Боже, такого не бывает", - подумал Шовель.
- Микки… А ведь я уезжаю завтра. Но если вы скажете, вернусь через неделю.
Она смотрела на него растерянно, губы то расползались, то сжимались в сомнении, надежде, борьбе.
- Да, - прошептала она.
Он потянулся к ней, но она отодвинулась…
- Еще кофе?
- Нет, спасибо. Продолжай…
- Бабушка переехала жить к дяде и оставила мне свой чердак. Она так и не простила матери, что та снова вышла замуж после смерти моего отца. В качестве платы за жилье я обязана выслушивать наставления по телефону и являться по воскресеньям к ней на обед. Иногда мне казалось, что это слишком дорого. Правда, бабушка прелесть. Вот. Я проработала три месяца в универмаге, в отделе мебели. Целый день на ногах. К вечеру так уставала, что уже не могла читать. Решила возобновить занятия в университете, а для этого приискать вечернюю работу. Один приятель, он в консерватории, привел меня в этот клуб. Там я танцую с десяти вечера до двух ночи. Зато через год получу диплом. Мечтаю уехать преподавать куда-нибудь подальше. В Испанию или Англию. Новая жизнь!
Шовель улыбнулся. Короткое замыкание было не случайным: они походили друг на друга во всем. Даже в своих грезах.
- Страсбург не пляс Пигаль. Жена хозяина - она играет на пианино - обращается со мной как с дочерью. Кстати, сегодня меня ждет выволочка. Ушла с клиентом, представляешь!
Она ткнулась носом в его шею, и Алена вновь охватила сладкая боль в сердце, которой… да, которой никогда не было ни с Женевьевой, ни со всеми остальными…
Часы на башне собора пробили двенадцать. Шовель встрепенулся.
- Тебе пора?
- Да. Но в следующую субботу в это же время ты будешь меня ждать здесь, в мансарде…
- Да. Здесь, в мансарде… "И сердце выну для тебя".
- Верлен! Ты не находишь, что слишком начитанна даже для учительницы?
- Как доехали? - осведомился Шовель.
- Европа сошла с ума. По субботам обязательно должна быть плохая погода - снегопад, метель, гололед, иначе машины забьют дороги в два слоя. Полчаса пересекал границу. - Норкотт положил на стол чемоданчик из натуральной кожи. - Итак?
- Мы пропустили через частый гребень квартиру Лилианы и контору Левена. У девицы вот эти два письма. - Он протянул фотокопии. Англичанин внимательно прочел их и кивнул. - У Левена в сейфе лежит завещание и список бумаг, хранящихся в "Лионском кредите". Документ № 18 адресован министру юстиции, возможно, это и есть "страховка".
- Скорее всего. И извлечь ее будет весьма трудно. Во всяком случае, за то короткое время, которое у нас есть.
- Тогда…
- Совершенно верно. Тогда Левен перестанет быть козырным тузом. Нам во что бы то ни стало надо избежать вмешательства политической полиции и контрразведки. Вы думаете, на бульваре Мортье. будут сидеть сложа руки, когда газеты разразятся заголовками типа "Дело Левена: новая затея барбузов".
Шовель поднял брови.
- Да, дорогой мой. Мы остаемся невидимками только до той поры, пока не смотрят в нашу сторону. Следы остаются всегда, и хорошие профессионалы умеют их находить. Пример: откуда Зибель узнал о связи Левена с Лилианой?
- У него приятель в полиции, рядовой инспектор, любитель посплетничать за бутылкой красного. Думаю, что вряд ли вспомнит случайный разговор.
- Гм… Как сказать. Навести на след чиновника, прибывшего расследовать это дело из Парижа, - значит проявить способности… Нет, Ален, малейшее подозрение, что Левей стал жертвой преднамеренной акции, рискует высветить нас. Надо, чтобы дело оставалось чисто уголовным, подведомственным местной полиции
В следующую субботу, в полдень…
- Что это за несостоявшийся жених?
- Просто парень ее возраста. - Шовель вдруг почувствовал, как ему неприятно говорить это. - Хозяин пивной, торговля идет бойко. Живет с родителями в предместье. Зибель сегодня днем возил меня разведать местность. - Шовель нарисовал в блокноте треугольник, обращенный на северо-восток. - Вот шоссе на Мольсгейм. Наверху шоссе Шарль-Пайо. На этой стороне двенадцать вилл. "Светелка" - седьмая по счету. Дальше идет лесок, который огибает дорога. Место довольно пустынное.
Он перелистнул блокнот и начал новый рисунок.
- Вилла в пятнадцати метрах от шоссе, перед ней садик, позади огород. Банальный дом. Родители спят на втором этаже; Мартин занимает правую комнату до фасаду. Да, еще есть собака, старая эльзасская овчарка. Вход на кухню с задней стороны, думаю, проникнуть оттуда в дом не составит труда.
- Хорошо. У вас есть свитер и темный шейный платок?
- Нет.
- Купите. И заодно две пары тапочек. Да, еще: Левен хранит пистолет в конторе?
- МАБ-6,35 военного образца.
- Передайте это Фрошу своим кодом.
Шовель вернулся через полчаса. По пути он заехал в продуктовую лавку - Ромоло очень быстро опустошал холодильник. Норкотта не было. Оно и к лучшему. Рухнув в кресло, Шовель налил себе виски и стал с удовольствием думать о Микки. Воспоминания были совсем свежие, но все случившееся уже представлялось нереальным. По опыту предыдущих связей он знал, что должен пройти какой-то срок, прежде чем сможет глядеть на все это со стороны. Пока же он был слишком увлечен. Что Микки делает сейчас? А может… От сознания собственной беспомощности он задрожал, руки стали мокрыми.
Норкотт вернулся и прошел прямо на кухню. Шовель поставил стакан и последовал за ним. Норкотт вытащил из потайного отделения своего чемодана плоскую коробку.
- Выслушайте диспозицию. Вы посетите виллу на шоссе, а если понадобится, и пивную Груффе. Надо обязательно найти оригинал левеновского письма. Учтите, что поиски в обитаемом доме ведутся по совершенно иным правилам, чем в пустой конторе. А это снаряжение, которое мы используем в дальнейшем.
Норкотт выложил на стол трубку длиной сантиметров тридцать, похожую на велосипедный насос, пневматический пистолет, коробочку с патронами 9-го калибра, пластиковый мешочек с оперенными стрелами, металлический цилиндр с распылителем, два маленьких транзистора 10x2 сантиметра с надписью "Стандартное переговорное устройство" и четыре тюбика, похожих на упаковки губной помады с клеймом "Томми. Сделано в Японии".
- Пневматический пистолет стреляет стрелками с ядом - идеальная вещь для нейтрализации собак. Не уколитесь, синтетическое кураре - вещь нешуточная. Опять же для собаки "тигриный помет" в герметичной упаковке. Понюхав его, животное впадает в прострацию. Этот аэрозоль - последнее изобретение американцев, полиция применяет его для разгона уличных демонстраций. Усыпляет при разбрызгивании в лицо. Осторожней, не нажмите случайно на распылитель - Ромоло придется туго, если вы заснете на ходу.
- А что за вещество?
- Фенилхлорметилцетон. Вы химик-любитель?
- Нет.
- Большое упущение. Теперь переговорное устройство. Им можно пользоваться только при крайней необходимости. Пеленгация коротковолновых передач во Франции ведется довольно эффективно. Послание рискует попасть на стол уполномоченному контрразведки по Страсбургу и вызвать любопытство. Зато эти миниатюрные сигнализаторы позволят нам синхронизировать действия.
Он указал на "губную помаду".
- Зибель, скажем, стережет площадь Брой и, пока Левен сидит в конторе, держит включенным приемник в своей машине. А вы, находясь в нескольких километрах, слушаете программу. Черт! Забыл наушники. Придется съездить завтра в Швейцарию.
- Но завтра же воскресенье.
- Я знаю радиомагазин, который открыт по воскресеньям.
- Статья 179 швейцарского уголовного кодекса: вторжение в частную жизнь.
- Вы изучали швейцарское право?
- Не специально. Я ознакомился с законодательством соседних стран, касающимся шпионажа. Профессиональный интерес.
Норкотт одобрительно кивнул:
- ЭНА прививает добросовестность, редкое качество по нынешним временам. В дальнейшем полезно помнить, что Швейцария запрещает применение электронных подслушивающих устройств на своей территории. А их продажа на экспорт не только разрешена, но и поощряется.
- Тонкая деталь!
- Дорогой мой, маленькая страна с четырьмя языками, окруженная постоянно воюющими государствами, должна пускаться на все ухищрения, чтобы выжить. Швейцария - чемпион по классу выживания… Итак, Зибель настроил свой приемник на программу станции Пари-Интер. Для вас это означает, что Левен находится в конторе. Иными словами, без алиби. Служба прослушивания эфира не обратит внимания на передачу официальной радиостанции.
- Н-да, недаром именно англичанин написал книгу под названием "Об убийстве как об одном из изящных искусств", - с восхищением сказал Шовель.
- Но это ваш Наполеон заметил: "В любви и на войне все дозволено". Вопросы есть?
- Нет.
- Тогда уберите снаряжение в тайник.
- Но мне очень хочется посмотреть вашу снасть. - Шовель осторожно отвинтил тюбик с "тигриным пометом" и понюхал. - Впечатляет. Но, честно сказать, и огорчает тоже. Я думал, настоящее дело непохоже на кино. Выходит, я ошибался…
- Дорогой Ален. Я ведь не привез стреляющих авторучек из амуниции Джеймса Бонда. Все это коммерческая продукция, чуть-чуть приспособленная для удобства пользования. Любой человек может довести радиус действия этих "томми" до восьми километров, достаточно вмонтировать туда тонкие кристаллы и мощные микробатарейки.
- Вы инженер?
- Ничего похожего. Я просто секретный агент, желающий выжить. - Он улыбнулся. - Но война вытащила меня из Оксфорда, я собирался стать археологом.
Ромоло одну за другой без шелеста отодвигал ветви бирючины. Присев на корточки в сырой траве, Шовель дышал сквозь колпак. Ночная щетина цеплялась за тонкую материю. Скрытое лицо создавало иллюзию безопасности.
Стоп. Ромоло перевалил через ограду и знаком позвал Шовеля. Луна едва проглядывала сквозь клубы облаков. Дом приближался пока еще бесформенной белесой массой. Шовель наткнулся на руку итальянца. Стоп.