* * *
Мэри Пиласки, мать Хелен, выглядела усталой, растрепанной и неряшливой. У неё были жиденькие седые волосы и унылые голубые глаза, утопавшие в морщинках. Кожа на шее висела складками, а ноги были сплошь испещрены варикозными венами. Я бы ей дал сколько угодно лет - от пятидесяти до шестидесяти пяти. Она была из тех женщин, что к пожилому возрасту бесследно утрачивают все, чем гордились в юности. В Чикаго она служила домработницей и хозяева отпустили её на два дня. Самолетом она никогда прежде не летала.
Первым делом, едва я её встретил, Мэри Пиласки пожаловалась:
- Ноги у меня, знаете ли, болят. Да и в самолете я едва не умерла от страха.
Я спросил, не хочет ли она перекусить или выпить кофе. Она согласилась, присовокупив, что не отказалась бы пропустить стаканчик. Я отвел её в бар.
- Что вам заказать, миссис Пиласки? - спросил я, когда мы уселись за столик.
- А вы часто летаете самолетами? - полюбопытствовала она.
- Да.
- Ох, и натерпелась же я, - пожаловалась она. - По-моему, Господь не зря противился тому, чтобы люди летали. Я ведь женщина набожная. Не судите обо мне по моей дочери. Мне, пожалуйста, виски с имбирной шипучкой. Только виски двойное, хорошо? Я вообще-то не пью, но очень что-то разнервничалась из-за полета.
- Двойное виски с имбирным лимонадом, - сказал я официанту. - И бурбон со льдом.
Она опорожнила свой стакан в два глотка, пояснив, что страшно хочет пить. Я заказал вторую порцию.
- Вы очень добры, мистер Индимен…
- Эддиман.
- Да, я так и хотела сказать. А за мою обратную дорогу вы тоже заплатите?
Я кивнул.
- Сколько вам лет, мистер Иддимен?
- Эддиман, - машинально поправил я. И ответил: - Тридцать семь.
- Извините, что я спрашиваю, но я гораздо старше. В том смысле, что имею право спросить…
- Да, разумеется, - отмахнулся я. - Можете задавать мне любые вопросы.
- Знаете, мистер Идни… Энди… Моей дочери следовало бы выйти замуж за вас. Может, тогда в её жизни все вышло бы иначе. Но вы уже женаты. Я это вижу.
- Да, я женат.
- Так я и знала. Самые лучшие, они почему-то всегда женаты.
Допив вторую двойную порцию виски, которое мгновенно возымело на неё свое действие, миссис Пиласки расслабилась. В конце концов, не так уж часто ей выпадало сидеть в баре аэропорта города Сан-Вердо с молодым человеком, который платил за её выпивку.
- Знаете, мистер Аддиван, - заговорила она, доверительно наклоняясь ко мне, - я бы с удовольствием заглянула в одно из этих знаменитых казино. Я, правда, никогда в азартные игры не играла, но вот посмотреть бы хотелось… Что там у них внутри. Вы не думайте, я ни о чем не прошу. Деньги у меня есть, - она раскрыла сумочку и извлекла из неё ветхий бумажник. - Вот, здесь пятьдесят девять долларов. Я не нищенка. А, знаете, бывают ведь люди, которым ничего не стоит за один вечер просадить в казино двадцать, а то и тридцать баксов!
Я кивнул и перешел к делу.
- А меня, миссис Пиласки, больше всего волнует судьба вашей дочери. Вы знаете, что ей грозит?
- Ее посадят в тюрьму?
- Она уже в тюрьме. Ее хотят отправить на эшафот.
- Что? - у неё отвисла челюсть.
- Ей грозит смертная казнь, - пояснил я. - Через повешение.
- Нет… - миссис Пиласки криво усмехнулась, обнажив ряд неровных желтых зубов с зияющими между ними дырами. - Так только в кино бывает.
- И в нашем штате. Вам известно, миссис Пиласки, что ваша дочь застрелила человека?
- Я не желаю иметь с ней ничего общего! - вскричала вдруг её мать. - Она проститутка!
- Нельзя так говорить. Вы нужны вашей дочери.
- А не кажется ли вам, что мне стоит выпить еще?
- Может быть, после ужина?
- Одну порцию.
Я заказал ей виски.
- Как, говорите, вас зовут-то? - вдруг спросила она.
- Эддиман.
- Ваше здоровье, мистер Эддиман.
- Ваша дочь хорошо успевала в школе? - спросил я.
- А?
- В школе. Она хорошо училась?
- Кто?
- Ваша дочь, - терпеливо повторил я.
- А почему, по-вашему, её оттуда выгнали, сучку эту?
- Я имею в виду её успеваемость, - сказал я. - Оценки по разным предметам.
- Она была безнадежна, - сказала миссис Пиласки. - Тупа, как пробка.
- Может быть, все-таки не совсем тупа? - пытался настаивать я.
- Сучонка бесстыжая… Послушайте, что я вам скажу, мистер Иддивен. Я это не каждому говорю, я - женщина гордая. Сейчас гордых людей мало, а я вот как раз такой человек. Но вы… вы ведь вроде врача, да?
- Ну, не совсем…
- В том смысле, что от вас дальше это никуда не пойдет.
- Да, можете мне доверять, - заявил я.
- Так вот, я не хочу, чтобы моя дочь, какой бы она ни была, оказалась на электрическом стуле. Зла я ей не желаю, нет, сэр. Но что еще? Ей было всего двенадцать, когда она позволяла парням щупать себя во всех местах за десять центов. И сама их щупала. Эх и драла же я ее! Кровища так и хлестала! Я ей говорила: прекрати, ты вырастешь дешевой блядью. И - вот видите, так и случилось! Она и стала дешевой блядью! Что делать-то?
- Расскажите про её отца.
- Мерзавец! Он бросил меня двадцать лет назад. Думаете, легко было растить её в одиночку? Нет, сэр. Жизнь - сложная штука, мистер Айзерман…
Она залпом осушила очередную рюмку и, громко икнув, спросила, не закажу ли я ей пива.
- От этой имбирной шипучки у меня жажда разыгрывается. А жажду лучше всего утолять хорошим светлым пивом, мистер Зандиберг…
Я заказал официанту стакан пива и спросил миссис Пиласки про книги.
- Она, должно быть, много читала? Брала в библиотеке книги…
- Читала, как же. Одни комиксы. Журналы ещё музыкальные листала. Много читала, ха! Говорят же вам - одни комиксы. Чего от неё было ещё ожидать.
- А ваш отец был немец? Или, может быть - отец вашего мужа?
- Что?
Я повторил вопрос.
- Слушайте, дорогуша, отца своего мужа я никогда в глаза не видела. Может, у него вообще отца не было. А мой папаша был украинец, который всю жизнь покорячился на сталелитейном заводе и отдал Богу душу ещё до того, как Хелен появилась на свет.
- Но ведь она говорит по-немецки?
- Она-то? Гы-ы! Я лучше говорю по-китайски, чем она по-немецки. Вы что, издеваетесь надо мной? Ни хрена она по-немецки не знает. Во, врунья!
Я встал.
- Я хочу, чтобы вы с ней встретились, миссис Пиласки, - твердо сказал я.
- Встречусь, - вздохнула она. - В конце концов, мать я ей или нет?
* * *
Я позвонил Джо Апполони и рассказал ему про Мэри Пиласки. Он взмолился, чтобы я не приводил её к нему. Он сказал, что с радостью даст ей на расходы пятьсот долларов, лишь бы только я сводил её в "Последний шанс" или в "Бриллиант".
- Да, она, конечно, старая развалюха, - сказал я, - но ведь все-таки она - мать. Где твои сыновние чувства? Что она скажет, если узнает, что Джо Апполони наплевать на мать Хелен Пиласки?
- Не мучай меня, Блейк. Любая мать достойна уважения.
- Разумеется.
- Ее наверняка окружат уважением - в тех домах, что я тебе назвал.
- Послушай, - сказал я. - Она алкоголичка, это верно. Но она нуждается в защите. Господи, есть у тебя сердце или нет? А ещё говоришь, что любишь её дочь.
- Ладно, пес с тобой, - вздохнул Джо Апполони. - Приводи её сюда.
Вот так случилось, что я привез её в "Пустынный рай". Джо, оглядев её снизу вверх, недоверчиво покачал головой.
- Ты уверен, что она - мать Хелен? - спросил он.
- Библия порой ставит под сомнение факт отцовства, - сказал я, - материнству же никто ещё вызова не бросал.
- Ладно, не фига кичиться передо мной своим высшим образованием.
- Это её мать.
У матери уже давно пересохло во рту и она осведомилась, нельзя ли промочить горло. Ноги у неё болели, поэтому она уселась за стойку бара в казино. Выпила три порции виски с имбирным лимонадом, а потом попросила пива, так как во рту стало сладко. Джо вручил ей фишек на пятьсот долларов и она отправилась играть в кости, но почти сразу же поцапалась с крупье. Тогда мы отвели её за стол для игры в "блэк-джек", где Мэри Пиласки и спустила все, до последнего цента. Она выпила ещё несколько порций виски и отрубилась. Джо пришлось устраивать её на ночь в одной из своих комнат.
- Вот, значит, какая у неё мать, - сказал он.
- Да, - кивнул я.
- Просто не верится.
- Мне тоже, но она и впрямь её мать.
* * *
Я позволил Мэри Пиласки вволю выспаться и заехал за ней после полудня. Заказал ей обед, который она благодарно уплела. Выглядела она довольно помято, вся тряслась, глаза налились кровью.
- Мне здесь не нравится, - пожаловалась она. - Я домой хочу.
- Разве с вами дурно обращались?
- Нет, все было хорошо, но просто мне здесь как-то не по себе. Все смотрят. Может, я не очень хорошо одета, но ведь я гордая. Мне не нравится, когда на меня пялятся, как на кошачьи объедки.
- Прошу прощения, - извинился я. - Я надеялся, что вам здесь будет уютно.
- А мне обязательно встречаться с Хелен?
- Прошу вас.
- Что ей от меня толку? Да и мне что от этого будет? Только вспомню, как любила её когда-то, когда она была крошкой. А потом вдруг все пошло наперекосяк. Вот у вас, мистер Индимен, есть все: молодость, работа, богатство, положение. А у меня что? Ни черта у меня нет.
Не в силах слушать этот вздор, я поспешно расплатился, усадил её в свою машину и повез в тюрьму. По дороге меня стала бить нервная дрожь, а вот миссис Пиласки, напротив, сумела взять себя в руки, осознав, что встречи с дочерью избежать уже не удастся.
Сидя в комнате для свиданий, мы дожидались, пока надзирательница приведет Хелен. Когда Хелен вошла, мы с её матерью поднялись ей навстречу. Хелен смотрела на нас холодно и с некоторым вызовом.
Я переводил взгляд с неё на её мать, тщетно пытаясь следить за двумя женщинами сразу. Они не делали ни шага по направлению друг к дружке; просто стояли и смотрели.
Мне показалось, что лицо миссис Пиласки прояснилось. Посмотрев на меня, она кинула взгляд на свою дочь, потом снова повернулась ко мне.
- Это не моя дочь, - сказала она.
Мое сердце екнуло.
- Вы ошибаетесь, - сказал я.
- В своей плоти и крови, мистер Зайденберг? Держите карман шире. Вы бы узнали свою мать? Вот я узнала бы свою дочь. Нет, молодой человек, я не ошибаюсь.
- Посмотрите на нее! - рявкнул я. - Перед вами - Хелен Пиласки!
- Возможно, вы и правы, но это не моя Хелен Пиласки. Я же не говорила, что моя Хелен - святая, но она никогда не пошла бы на убийство. Нет, сэр. Нет. Да, эта девушка похожа на мою дочь, но она не моя дочь.
- Это твоя мать, Хелен? - спросил я.
- Вы же слышали, что она сказала.
- Она - твоя мать? - завопил я. - Да или нет?
- Господи, Блейк, не будьте же таким занудой. Чего вы добиваетесь?
- Ладно, - сказал я надзирательнице. - Хватит. Отведите её в камеру.
Хелен увели, а я остался наедине с миссис Пиласки, которая выглядела очень довольной и буквально пыжилась от гордости.
- Так я и знала. Мое материнское сердце чуяло, что Хелен - моя Хелен - не способна на убийство.
- Но эта женщина и в самом деле похожа на вашу дочь, миссис Пиласки?
- Да, но это ничего не значит. Допустим, она похожа - и что из этого? Что это доказывает? Сотни женщин похожи на мою Хелен. Да моя Хелен скорее умерла бы, чем соорудила такую прическу, как эта лахудра. Моя Хелен и говорит иначе, и голос у неё другой, у моей Хелен. Да, сэр.
Я повез миссис Пиласки к Чарли Андерсону. О встрече мы с ним заранее не договаривались, поэтому нам пришлось проторчать в его приемной добрых сорок минут, после чего я заставил миссис Пиласки в его присутствии повторить то, что она сказала мне.
- Когда родилась ваша дочь, миссис Пиласки? - спросил он, глядя на копию анкеты Хелен, которую вытащил из ящика своего стола.
- Шестнадцатого сентября 1940 года.
- Где?
- В Чикаго, в больнице Святого креста.
- Есть ли у неё какие-нибудь особые приметы? Родинка, например?
- Да, на спине такая штуковина - в виде полумесяца…
Чарли Андерсон посмотрел на меня и задумчиво спросил:
- Ты купил миссис Пиласки обратный билет?
Я кивнул.
- Вот и прекрасно. Рад был с вами познакомиться, миссис Пиласки, - сказал он, учтиво улыбаясь, как истый политик. - Мистер Эддиман отвезет вас в аэропорт.
Проводив миссис Пиласки, я вернулся к себе в контору. Поездка к Чарли Андерсону ничего не изменила. Я знал, что он скажет; знал я также и то, что встал на тропу саморазрушения - медленного, но неотвратимого, если у меня не хватит силы духа сойти с нее.
То, что влюбился я не в кого-то, а в Хелен Пиласки, меня тревожило, но изменить хоть что-либо я был уже не в состоянии.
Глава седьмая
Сидя за туалетным столиком, Клэр разглядывала меня в зеркало. Я терпеть не могу, когда она это делает, и Клэр это отлично знает, ведь у меня возникает чувство раздвоения личности, такое ощущение, будто меня рассекли на две части, ни одна из которых точно не знает - что происходит с другой. Я знал, что в эту минуту Клэр разговаривает сама с собой, репетируя слова, с которыми вот-вот обратится ко мне. Я прошел в ванную, разделся там, вернулся в спальню и уже ложился в постель, когда Клэр наконец собралась с духом.
- Если бы ты только знал, как ты смешон, - начала она.
- Прекрати! - оборвал я. Все, что последует за этими словами, я уже знал наизусть. - У меня нет ни малейшего желания это обсуждать.
- Разумеется! - В следующую секунду её голос смягчился и в нем зазвучали молящие нотки. - Неужели ты не понимаешь, что у меня хватило бы мозгов понять, как ты… если бы ты просто, как и следовало от тебя ожидать, связался с нормальной женщиной?
- Что значит - нормальной? - не выдержал я.
- Блейк, ты сам отлично знаешь. Тебе тридцать семь лет. Половину своей жизни ты женат на мне. У тебя есть право взбрыкнуть, посмотреть на сторону. Неужто я слепая и не вижу, сколько хорошеньких женщин шныряют по Сан-Вердо? Здесь ошиваются толпы красоток, по сравнению с которыми я выгляжу дурнушкой. Я прекрасно понимаю, что и ноги у меня тонкие, и грудь слишком мала, да и веснушки по всему телу рассеяны. Что, по-твоему, я в зеркало никогда не смотрюсь? Поэтому я не стала бы тебя винить…
- Замолчи! - поморщился я. - Нечего мне объяснять, за что ты стала или не стала бы меня обвинять. И не занимайся кишкоедством. Я тоже тебя знаю и видел тебя голой не раз и не два. Ты красивая и умная женщина…
- Но не такая красивая и умная, как она.
- Кто?
- Все тебе надо разжевывать. Эта… Хелен Пиласки!
- Господи, Клэр, ну что ты несешь? Женщина сидит в тюрьме, в ожидании суда за убийство. За убийство - понимаешь? Неужели ты не можешь вбить это в свою… башку?
- Ты хотел сказать - в тупую башку? Скажи уж, не бойся.
- Не кричи - детей разбудишь.
- Ну и черт с ними!
- Успокойся, Клэр, - взмолился я. - Возьми себя в руки.
Несколько раз сглотнув, она медленно, с расстановкой произнесла:
- Я ведь не одна это знаю, Блейк. Весь город только это и смакует: как Блейк Эддиман влюбился в дешевую потаскуху, развлекающуюся убийствами.
- Не говори так!
- Ага, проняло, - торжествующе улыбнулась Клэр, упиваясь своим достижением. - Не по нутру тебе, когда её называют дешевой потаскухой. Может, назвать её тогда - дорогой потаскухой? Как-никак, сам Джо Апполони её обхаживал. А потом - Фрэнк Каттлер. Она соблазнила его в бассейне и отымела прямо там, в раздевалке…
- Это ложь!
- Да, разумеется. Бессовестная ложь. Только, кроме тебя, все об этом знают.
- А тебе кто сказал?
- Сам Фрэнк и сказал. Время джентльменов и отважных рыцарей, защищающих дамскую честь, прошло, мой дорогой. Если, конечно, вообще было когда-нибудь. Похоже, теперь вы одерживаете победы лишь для того, чтобы похвастать о них другим женщинам. Да, это так?
- Мне не нравится, что ты говоришь!
- Разумеется. Я твоя жена, Блейк. Мне-то хвастать нечем. Но ты посмотри на себя. Помнишь, как старый Бриско, аризонский миллионер, скончался от сердечного приступа? Он ведь тоже тогда влюбился в эту проститутку… Спроси кого хочешь, если не веришь.
Вот именно тогда мне и пришло в голову, что я больше не способен жить с Клэр, что нашему браку, да и в какой-то мере нам самим - настал конец.