* * *
В пятницу Бруно Моренц постарался побыстрее разделаться со всеми неотложными делами, чтобы уйти с работы пораньше. Поскольку он решил подать заявление об увольнении сразу по возвращении, в середине следующей недели, он даже навел порядок в ящиках своего стола. Небольшой кабинетный сейф Бруно оставил напоследок. Теперь он вел дела такой низкой степени секретности, что сейфом почти не пользовался. Выдвижные ящики его стола запирались, дверь кабинета на ночь тоже всегда закрывалась на замок, да и все здание надежно охранялось. Тем не менее, Бруно привел в порядок немногие бумаги, хранившиеся в сейфе. Под бумагами, на самом дне, лежал его служебный пистолет.
"Вальтер РРК" был не в идеальном состоянии. Последний раз Бруно стрелял из него несколько лет назад во время обязательных проверочных стрельб на полигоне в Пуллахе. Пистолет настолько запылился, что сдавать его в таком виде было бы неудобно. Бруно решил почистить оружие, но принадлежности для чистки остались дома, в Порце. Без пяти пять Бруно положил пистолет в боковой карман куртки и ушел.
Пока он шел до лифта, пистолет так больно стучал по бедру, что Бруно сунул его за пояс и застегнул куртку. При мысли о том, что Рената впервые увидит его с оружием, Бруно улыбнулся. Что ж, пусть хоть теперь она почувствует, насколько серьезна была его работа. Впрочем, это неважно. Все равно она его любит.
Прежде чем направиться в Ханвальд, он остановился в центре города и купил хорошей телятины, свежих овощей, бутылку настоящего французского кларета. Дома от приготовит отличный ужин, ему всегда нравилось хозяйничать на кухне. Его последней покупкой был большой букет цветов.
Бруно припарковал свой "опель-кадетт" за углом, недалеко от ее улицы, – так он делал всегда – и остаток пути прошел пешком. Он решил не звонить Ренате из машины – пусть его визит будет сюрпризом. С цветами. Она будет в восторге. Ему даже не пришлось нажимать кнопку звонка у двери подъезда, потому что в это время какая-то женщина выходила из дома. Все складывалось как нельзя лучше. Теперь это будет настоящий сюрприз. У Бруно был собственный ключ от квартиры Ренаты.
Он неслышно – сюрприз так сюрприз! – повернул ключ в замке. В прихожей было тихо. Бруно уже открыл было рот, чтобы позвать: "Рената, дорогая, это я…", и вдруг услышал взрыв ее смеха. Он улыбнулся. Должно быть, она смотрит какую-то смешную передачу по телевизору. Он сунул нос в гостиную – никого. До него снова донесся смех – из коридора, с той стороны, где находилась ванная комната. Удивляясь собственной недогадливости, Бруно вдруг сообразил: ведь у Ренаты мог быть клиент. А он предварительно не позвонил. Потом до него дошло, что, если бы у нее в самом деле был клиент, они закрылись бы в ее рабочей спальне, и он не услышал бы ни звука. Бруно хотел было позвать Ренату, но тут услышал мужской хохот. Он вышел из гостиной в коридор.
Дверь в рабочую спальню Ренаты была чуть приоткрыта, но распахнутые дверцы большого шкафа прикрывали щель. В коридоре на пол была небрежно сброшена зимняя одежда.
– Ну и идиот, – произнес мужской голос. – Неужели он действительно думает, что ты выйдешь на него замуж?
– Он совсем с ума сошел, влюбился по уши. Такой болван. Ты только посмотри на него, – ответила Рената.
Моренц положил пакеты с покупками и букет и двинулся дальше по коридору. Он был просто удивлен. Он осторожно прикрыл дверцы шкафа и ногой распахнул дверь в спальню.
Рената, сидя на гигантской кровати, застеленной черными простынями, курила сигарету. Моренц почувствовал приятный запах марихуаны. На кровати удобно расположился мужчина, которого Моренц прежде никогда не видел: молодой, сухой, крепкий, в джинсах и кожаной куртке мотоциклиста. Когда распахнулась дверь, оба поднялись, а мужчина одним прыжком вскочил так, что оказался за спиной Ренаты. У него было злое лицо и давно немытые светлые волосы. Что касается личных пристрастий Ренаты, то она предпочитала тех, кого обычно называют подонками, а этот парень, ее постоянный любовник и сутенер, был настоящим подонком.
Моренц долго не мог отвести взгляда от мерцающего экрана телевизора, стоявшего за кроватью. Рената и ее гость смотрели видеофильм. Любой мужчина среднего возраста, занимающийся любовью, выглядит не очень достойно, тем более если за этим наблюдают другие. Моренц смотрел на собственное изображение на экране, и в нем росло чувство стыда, обиды, отчаяния. В видеофильме была снята и Рената; время от времени она выглядывала из-за спины Моренца и, глядя в камеру, делала презрительные жесты. Очевидно, эти жесты и вызывали их смех.
Теперь перед Моренцом стояла почти обнаженная Рената, которая быстро оправилась от шока. Ее лицо залила краска гнева, а когда она заговорила, Моренц не узнал ее голоса; это был голос скандальной уличной торговки.
– Какого черта ты сюда приплелся?
– Я хотел тебя удивить… – пробормотал Моренц.
– Да, вот уж удивил. А теперь вали отсюда. Катись домой к своей старухе – своему чертову мешку с картошкой.
Моренц глубоко вздохнул.
– Мне действительно обидно, – сказал он, – ведь ты могла мне все объяснить. Не было необходимости превращать меня в посмешище. Потому что я в самом деле любил тебя.
Лицо Ренаты исказилось в злобной гримасе, она не говорила, а плевалась словами:
– Превращать тебя в посмешище? Тебя и не надо ни во что превращать. На тебя и так без смеха не взглянешь. Жирный старый дурак. И в постели тоже.
Моренц ударил Ренату. Не кулаком. Это была пощечина. Что-то лопнуло в нем, и он ее ударил. Рената пошатнулась. Моренц был крупным мужчиной, и даже пощечина сбила Ренату с ног.
О чем думал в это время молодой приятель Ренаты, Моренц так и не узнал. В любом случае, он собирался уходить. Но сутенер сунул руку в карман куртки. Возможно, он был вооружен. Моренц выдернул из-за пояса свой "вальтер". Он думал, что пистолет на предохранителе, он должен был стоять на предохранителе. Он хотел лишь напугать сутенера, заставить его поднять руки и потом отпустить на все четыре стороны. Но тот уже вытаскивал свой пистолет. Моренц нажал на курок. Как ни плох был "вальтер", но он выстрелил.
На стрельбах Моренц не мог попасть и в амбарную дверь, а в тир он не заходил много лет. Настоящие снайперы тренируются почти ежедневно. Счастье дилетанта. Единственная пуля, выпущенная с пяти метров, попала сутенеру точно в сердце, он дернулся, на его лице появилось выражение недоумения, но рука, сжимавшая "беретту", все еще тянулась вверх. Моренц выстрелил второй раз. Именно в этот момент Рената решила подняться с пола, и вторая пуля попала ей в затылок. Звуконепроницаемая дверь захлопнулась еще во время словесной перебранки, и выстрелов не было слышно даже в коридоре.
Несколько минут Моренц неподвижно стоял, глядя на два трупа. Он будто оцепенел, у него немного кружилась голова. В конце концов он вышел из спальни, плотно прикрыв за собой дверь, но не запер ее на ключ. Он уже было переступил через сброшенную на пол зимнюю одежду, но даже в полушоковом состоянии удивился, зачем нужно было опустошать шкаф. Он заглянул в шкаф и заметил, что его задняя стенка не закреплена. Он потянул ее на себя…
В квартире Ренаты Бруно Моренц провел еще пятнадцать минут, потом ушел. Забрал с собой видеокассету, на которой он был снят, принесенные им продукты и цветы и чужую черную холщовую сумку. Позднее он сам не мог объяснить, зачем ему понадобилась сумка. В трех километрах от Ханвальда он выбросил в разные мусорные контейнеры овощи, вино и цветы. Потом ехал еще почти час, с моста Северин сбросил в Рейн видеокассету и пистолет, свернул в сторону от Кёльна, оставил там холщовую сумку и наконец вернулся в свой дом в Порце. Когда в половине десятого он вошел в гостиную, его жена не издала ни звука.
– Нашу поездку с герром директором пришлось отложить, – сказал он. – Я уеду в понедельник рано утром.
– Это хорошо, – отозвалась Ирмтраут.
Иногда Моренцу казалось, что если бы однажды вечером, возвратившись с работы, он сказал: "Сегодня я завернул в Бонн и пристрелил канцлера Коля", то Ирмтраут ответила бы тем же "это хорошо".
Все же она приготовила ему ужин, который казался совершенно несъедобным, и Моренц не прикоснулся к нему.
– Пойду чего-нибудь выпью, – сказал он.
Ирмтраут взяла очередную шоколадку, другую предложила Лутцу. Оба так и не оторвались от экрана телевизора.
В тот вечер Бруно Моренц здорово напился, напился в одиночестве. Он заметил, что руки у него дрожат и что время от времени он обливается потом. Должно быть, простуда, решил Моренц. Или грипп. Он ничего не понимал в психиатрии, а рядом не оказалось врача. Поэтому никто не сказал ему, что у него начиналось сильнейшее нервное расстройство.
* * *
В субботу майор Ваневская прилетела в Берлин. В аэропорту Шенефельд ее ждал неприметный автомобиль, который доставил ее в штаб-квартиру КГБ в Восточном Берлине. Прежде всего Ваневская выяснила, где искать человека, за которым она охотилась. Оказалось, он был в Коттбусе и направлялся в Дрезден в составе воинской колонны под армейской охраной. Здесь для Ваневской он был вне досягаемости. В воскресенье он будет в Карл-Маркс-Штадте, в понедельник – в Цвикау и во вторник – в Йене. Выданное ей разрешение на наблюдение распространялось не на всю территорию Восточной Германии. Можно расширить сферу наблюдения, но для этого опять нужно писать прорву бумаг. "Везде эти чертовы бумаги", – зло подумала Ваневская.
* * *
На следующий день Сэм Маккриди снова прилетел в Германию и все утро совещался с руководителем боннского бюро. Вечером, получив БМВ и оформив документы, он выехал в Кёльн и остановился в отеле "Холидей Инн" возле аэропорта, где заплатил вперед за два дня.
* * *
В понедельник Бруно Моренц встал еще до рассвета и, стараясь не разбудить семью, уехал. Он прибыл в "Холидей Инн" около семи утра и сразу поднялся в номер к Маккриди. Стояло солнечное сентябрьское утро. Маккриди заказал завтрак на двоих в номер; когда официант ушел, он расстелил огромную карту автомобильных дорог Германии – Восточной и Западной.
– Прежде всего о том, как нужно добираться, – сказал он. – Завтра ты выедешь отсюда в четыре утра. Путь неблизкий, поэтому не переусердствуй, отдохни раз-другой. Сначала ты поедешь по автомагистрали Е35, минуешь Бонн, Лимбург и Франкфурт. Е35 соединяется с Е41 и Е45 и идет мимо Вюрцбурга и Нюрнберга. К северу от Нюрнберга свернешь налево на Е51 и через Байройт доедешь до границы, возле Хофа. Там и перейдешь границу, на пограничной заставе моста через Зале. Примерно шестичасовая поездка, не больше. Тебе нужно быть там к одиннадцати. Я приеду раньше, буду наблюдать из укрытия. Как ты себя чувствуешь?
Моренц скинул куртку, но и в одной рубашке обливался потом.
– У тебя жарковато, – сказал он.
Маккриди включил кондиционер.
– После границы направишься прямо на север к хермсдорфскому перекрестку. Свернешь налево на Е40 и проедешь немного назад на запад. В Меллингене свернешь с автобана и доедешь до Веймара. В Веймаре найдешь седьмую автомагистраль и опять поедешь на запад. В шести километрах к западу от города, справа от дороги, есть площадка для остановки автотранспорта.
Маккриди достал большую увеличенную фотографию этого участка дороги, снятую с большой высоты, но под углом, потому что самолет, с которого производилось фотографирование, находился в баварском воздушном пространстве. Моренц разглядел небольшую автомобильную стоянку, усыпанную гравием, неподалеку несколько коттеджей и даже деревья, в тени которых было обозначено первое место встречи. Маккриди шаг за шагом объяснил процедуру передачи, рассказал, где и как Моренц проведет ночь, если первая попытка сорвется, где и когда состоится вторая встреча с Панкратиным. Около девяти утра Маккриди и Моренц решили выпить кофе.
* * *
В это же время в дом Ренаты в районе Ханвальд пришла фрау Попович, югославская эмигрантка, ежедневно с девяти до одиннадцати утра убиравшая квартиру Ренаты. У нее были ключи и от подъезда, и от квартиры. Фрау Попович знала, что фрейлейн Хаймендорф встает поздно, поэтому спальню убирала в последнюю очередь, чтобы хозяйка поспала хотя бы до половины одиннадцатого. Полчаса вполне хватало на спальню. В постоянно закрытую дверь в конце коридора фрау Попович не входила никогда. Ей сказали, что за этой дверью находится небольшая комната, где хранится мебель. Она поверила. Она понятия не имела, каким образом хозяйка зарабатывает на жизнь.
В то утро фрау Попович начала уборку с кухни, потом принялась за гостиную и коридор. Она как раз чистила пылесосом коридор возле закрытой двери, когда обратила внимание на пятно, которое она приняла сначала за коричневое шелковое белье, брошенное рядом с дверью. Она хотела было поднять его, но оказалось, что это вовсе не шелк, а большое пятно, уже высохшее и прилипшее к полу. Фрау Попович посетовала на лишнюю работу, но принесла с кухни кувшин с водой и щетку. Она оттирала грязь, стоя на коленях, и случайно толкнула дверь. К ее удивлению, дверь легко подалась. Фрау Попович дернула за ручку: оказалось, дверь не заперта.
Оттереть пятно дочиста никак не удавалось. Фрау Попович распахнула дверь, чтобы посмотреть, что за гадость вытекла из комнаты, и не делает ли она пустую работу, если эта краска натечет снова. Через секунду она с воплями сбежала по лестнице и забарабанила в дверь квартиры первого этажа, подняв на ноги жильца – бывшего продавца книг. Ошеломленный продавец не стал подниматься наверх, а позвонил по телефону 110 и вызвал полицию.
Звонок был зарегистрирован в полицайпрезидиуме на Вайдмарктплатц в 9.51. Согласно неизменному правилу работы немецкой полиции на место происшествия сначала прибыл Streifenwagen – автомобиль с полосой. Приехавшие полицейские в форме должны были выяснить, действительно ли совершено преступление, к какой категории оно относится, и передать эти сведения в соответствующий отдел. Один из полицейских остался внизу с фрау Попович, которую успокаивала пожилая супруга продавца книг, второй поднялся в квартиру Ренаты. Он ни к чему не прикасался, только прошел по коридору, заглянул в полуоткрытую дверь, удивленно присвистнул и тут же спустился к продавцу книг, чтобы воспользоваться его телефоном. Не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять: здесь работа для специалистов из отдела по расследованию убийств.
Следуя инструкции, прежде всего он вызвал "скорую помощь", которую в Германии всегда доставляют на место пожарники. Потом он позвонил в полицайпрезидиум и попросил соединить его с оператором Leidstelle – отдела по расследованию преступлений против личности. Он объяснил, где находится, что обнаружил и попросил прислать еще двоих полицейских. Сообщение было тотчас передано в отдел по расследованию убийств. Этот отдел занимал десятый и одиннадцатый этажи безобразного административного здания из серо-зеленого бетона, которое растянулось вдоль площади Вайдмарктплатц. Директор отдела направил комиссара и двух помощников. Согласно документам, они прибыли в Ханвальд в 10 часов 40 минут, как раз в тот момент, когда врач покидал место происшествия.
Врач осмотрел трупы внимательнее, чем полицейский, убедился в отсутствии признаков жизни, больше ни к чему не прикасался и уехал составлять официальный рапорт. Комиссар Петер Шиллер встретил его на лестнице. Они были знакомы.
– И что мы имеем? – спросил комиссар.
– Два трупа. Мужчина и женщина. Он в одежде, она – голая.
В обязанности врача не входило установление причины смерти, он должен был просто зарегистрировать сам факт.
– Причина смерти? – все же спросил комиссар.
– Я бы сказал, огнестрельное ранение. Вскрытие покажет.
– Время?
– Я не патологоанатом. Я бы сказал, от одного до трех дней. Трупное окоченение выражено очень ярко. Но все это не для протокола. Я свое дело сделал.
Комиссар Шиллер с одним из помощников поднялся наверх. Другой помощник пытался выжать показания из фрау Попович и продавца книг. Понемногу к дому стали стекаться жители этой улицы. Рядом с домом Ренаты стояли уже три служебных автомобиля.
Как и полицейский в форме, Шиллер, осмотрев спальню, негромко присвистнул. Рената Хаймендорф и ее сутенер лежали на полу. Почти обнаженная Рената упала так, что ее голова оказалась рядом с дверью, кровь из ее раны и просочилась в коридор. Сутенер с тем же застывшим навсегда выражением удивления на лице лежал поперек спальни, при падении он ударился спиной о телевизор. Телевизор был выключен. Кровать, застланная черными шелковыми простынями, сохранила вмятины от лежавших на ней двух тел.
Осторожно шагая по комнате, Шиллер осмотрел шкафы и выдвижные ящики.
– Проститутка, – сказал он. – Или девушка по вызову. Интересно, знали ли соседи. Нужно будет опросить всех жильцов. Составьте их список.
Помощник комиссара Вихерт уже было повернулся, собираясь уходить, но остановился и заметил:
– Этого парня я где-то видел… Хоппе. Бернхард Хоппе. Кажется, ограбление банка. Крутой парень.
– Отлично, – язвительно откликнулся Шиллер. – Только этого нам не хватало. Гангстерских разборок.
В квартире Ренаты было два телефонных аппарата, но Шиллер даже в перчатках не стал ими пользоваться. На них могли сохраниться отпечатки пальцев. Он спустился на первый этаж, поставил двух полицейских у подъезда дома, третьего – в вестибюле, четвертого – перед дверью квартиры Ренаты, потом позвонил от продавца книг.
Шиллер набрал номер своего начальника Райнера Хартвига, директора отдела по расследованию убийств, и сообщил, что, возможно, они столкнулись с последствиями разборок в преступном мире. Хартвиг решил на всякий случай ввести в курс дел своего начальника – шефа управления по расследованию уголовных преступлений. Если Вихерт прав и на полу действительно лежит убитый гангстер, тогда нужно будет привлечь специалистов из других отделов – по расследованию рэкета и ограблений, например.
Тем временем Хартвиг направил в Ханвальд бригаду Erkennungsdienst – службы криминальной экспертизы: одного фотографа и четырех специалистов по отпечаткам пальцев. В ближайшие часы вся квартира будет в их и только в их распоряжении до тех пор, пока в лабораторию не будут отправлены буквально все отпечатки, соскобы, волоски и частички, которые могут представить интерес для следствия. Хартвиг оторвал от других дел еще восемь человек: они будут ходить из квартиры в квартиру, из дома в дом, искать свидетелей, которые видели кого-то, кто входил в дом, где было совершено преступление, или выходил из него.
В документах было зарегистрировано, что эксперты прибыли в 11 часов 31 минуту и находились в квартире Ренаты почти восемь часов.