– Поверните направо и медленно поезжайте вдоль берега. Кажется, я узнаю это место.
Эль-Джамила была пляжным курортом, который привлекал туристов низкими ценами и экзотикой туземной жизни. Высоко в небе стояла луна, поблескивавшая на гребнях средиземноморских волн.
Джелиль назвал ему имя – Анри Бино. "Черноногий", который предал свою расу и шпионил для Фронта национального освобождения; теперь он занимался чартерными рейсами – три лодки и один гидроплан – и был одним из главных перевозчиков Джелиля.
Лайм еще не совсем оправился от шока, в который повергла его история с женщиной, вооруженной "люгером". Судя по всему, Стурка попросил – в том случае, если поиски зайдут так далеко, что доберутся до Джелиля, – избавить его от преследователей и пообещал за это отблагодарить; благодарность выразилась бы в значительной сумме денег. Лайм думал о том, знал ли Стурка, кто будет его преследователем. Впрочем, особого значения это не имело.
Бар. Реклама чинзано, на обочине старая проржавевшая машина без колес. Множество пустых участков по обеим сторонам улицы, застроенной квадратными домами в белой штукатурке. Недалеко от дороги причал чартерной фирмы, к нему пришвартованы несколько лодок; самолет-амфибия с двумя двигателями привязан к буйку и покачивается на волнах.
В баре было пусто, только двое мужчин сидели в углу за небольшим столом, не слишком просторным для их тарелок, стаканов и локтей. Они ели "руге", местную рыбу. При виде вошедших оба подняли головы, но продолжали есть. Чэд Хилл остался у входа, а Лайм спросил по-французски:
– Месье Бино? Мы хотели бы зафрахтовать вашу "Каталину".
Один из сидевших вытер рот тыльной стороной ладони и потянулся к вину, чтобы промочить горло:
– Я Бино. Кто вас прислал?
– Хуари Джелиль.
Бино смотрел на него с подозрением. У него была бычья шея и красное лицо. Короткие седые волосы, упитанный животик.
– И вы хотите арендовать мой самолет?
– Может быть, обсудим это на причале? – предложил Лайм.
Бино понимающе кивнул. Он пробормотал что-то своему партнеру, встал и приглашающим жестом указал на дверь. Лайм и Чэд Хилл повернулись, вышли наружу и стали ждать Бино. Когда он появился, Лайм наставил на него оружие.
Бино что-то пробурчал; его глаза превратились в щелочки, и он изобразил на лице подобие улыбки.
– Что это значит?
– Идем.
Они провели Бино за угол дома. Остальные шестеро стояли возле универсала. Трое подняли револьверы, еще трое поставили Бино к машине и, приказав положить руки на капот, приступили к обыску.
Они нашли карманный револьвер и два ножа. После того, как Бино обезоружили, Лайм сказал:
– Здесь слишком многолюдно. Давайте поднимемся на борт одной из лодок.
Они отправились вместе с ним на причал и провели его по трапу в переднюю каюту. Борта лодки скреблись о старые покрышки, которые использовали на причале вместо перил. Один из людей Лайма зажег фонарь.
Лайм обратился к Бино:
– Сядь.
Бино медленно стал опускать зад, пока не наткнулся на ребро койки. Он сидел и смотрел на них, бегая взглядом по всем лицам.
– Мы ищем Стурку, – сказал Лайм.
– Никогда о нем не слышал.
У Бино был высокий сиплый голос. Как шершавый гравий, подумал Лайм.
– Они были у тебя несколько дней назад – возможно, в среду вечером. Они хотели, чтобы ты их куда-то перевез, на лодке или на самолете.
– Многие люди фрахтуют у меня лодки или самолет. Это моя работа.
– У них был пленник.
Бино пожал плечами, и Лайм повернулся к Чэду Хиллу:
– Он думает, что все, что мы сделаем с ним, чтобы развязать ему язык, ничто по сравнению с тем, что сделают с ним Стурка и Джелиль, если он заговорит.
– Предложите ему деньги, – сказал Чэд по-английски.
Бино понял эту фразу, и на его лице появилось хитрое выражение. Лайм сказал по-французски:
– Двести тысяч динаров, Бино. За эту цену можно купить хороший самолет.
Во всяком случае, эти слова привлекли его внимание. Лайм прибавил:
– Тебе не нужно бояться Джелиля – это он прислал нас к тебе. Что касается Стурки, то из этой переделки он живым не выйдет. Ты ведь знаешь, кто его пленник.
– Нет, не знаю.
– Хочешь сказать, что они закрыли ему лицо?
Бино не ответил. Лайм сел на койку напротив него. В маленькой каюте набилось много народу; у Бино был угнетенный вид. Лайм сказал:
– Двести пятьдесят тысяч динаров. Это двадцать пять тысяч фунтов стерлингов. В золотых соверенах.
– Пока я не вижу перед собой никаких денег.
Лайм, не поворачивая головы, произнес по-английски:
– Принесите.
Один из его людей вышел и поднялся по трапу; лодка закачалась под его шагами. Лайм сказал:
– Деньги у нас с собой. Так будет быстрее. Мы экономим время.
– В самом деле?
– Пленник – Клиффорд Фэрли. Если ты еще не знал.
На это не последовало никакой реакции. Бино сидел молча, пока с берега не вернулся агент. В руках у него была тяжелая кожаная сумка. Они раскрыли ее на палубе, и два агента стали отсчитывать большие золотые монеты, складывая их в аккуратные столбики.
Лайм спросил:
– Так как насчет Стурки?
– Я не знаю человека с таким именем.
– Называй его как угодно. Или тебе не нужны деньги, Бино? – Лайм наклонился вперед и похлопал его по колену. – Ты знаешь, какая у тебя альтернатива. Мы выбьем из тебя все, что нам нужно. Когда мы закончим, от тебя мало что останется.
– Вот этого я как раз и не понимаю, – ответил Бино, и их взгляды встретились. – Почему вы с этого не начали? Сэкономили бы деньги.
– У нас нет времени. Мы так и поступим, если ты нас к этому принудишь, но пока нам хотелось бы покончить с этим побыстрее.
– Откуда мне знать, что потом вы меня не убьете и не заберете деньги?
– Знать ты этого не можешь, – согласился Лайм. – Но что ты теряешь?
Агенты выложили столбики на сумму двадцать пять тысяч фунтов стерлингов, а остальное смахнули обратно в сумку. Пока сумку не закрыли, Бино не сводил с нее глаз; потом он сказал:
– Может быть, моя информация не стоит таких денег.
– Если она нам поможет, деньги твои.
– А если нет?
– Увидим.
– Я не знаю их имен и не знаю человека, о которым вы говорили. Не знаю пленника.
– Где ты их забрал?
– Я их не забирал. У них был свой пилот.
Во рту у Лайма появился горький вкус.
– Опиши его.
– Негр. Большой, плотный, всегда что-то жует.
– Когда все это случилось?
– Дней десять назад.
– Кто с тобой договаривался? Джелиль?
– Нет. Человек по имени Бен Крим.
– Бениузеф Бен Крим, – пробормотал Лайм. – Опять он. Что он тебе рассказал?
– Ничего, месье. Он забронировал мой самолет на двенадцатое число. С полными баками. Сказал, что у них будет свой пилот. Я только должен был подвезти их к самолету.
– Когда они приехали, Бен Крим был с ними?
– Нет.
– Сколько их было?
– Четверо, – ответил Бино и нахмурился. – Нет, пятеро. Пленник и четверо других. Одна женщина, один негр. Остальные двое завернуты в бурнусы, их лиц я не видел.
– В каком состоянии находился пленник?
– Кажется, в нормальном. Лицо у него было закрыто.
– Закрыто?
– Ну да. Белая лента и пластыри.
Бино сделал рукой жест, как будто обматывал глаза и рот.
– Они как-то объясняли тебе его присутствие?
– Почти нет. Сказали что-то насчет международных сил. Я подумал, что они поймали одного из них. Знаете, берберы до сих пор воюют.
Все это звучало слишком гладко; возможно, он лгал. Впрочем, это не имело большого значения. Лайм сказал:
– Я вижу, самолет снова у тебя. Как ты его вернул?
– Мне пришлось поехать за ним в вади. Через горы.
– В какое место?
– У вас есть карта?
Чэд Хилл вынул из кармана карту, и они расстелили ее на койке рядом с Бино. Бино закусил нижнюю губу и склонился над картой. Потом ткнул в нее пальцем:
– Вот сюда.
Это был юго-восточный район Алжира милях в четырехстах отсюда. Позади Атласских гор, за хребтом Тель-Атлас, где-то на засушливых плато на краю Сахары. Бино пояснил:
– Меня отвез туда друг.
– Теперь слушай меня внимательно. Сколько топлива ушло на обратный перелет?
– У "Каталины"? Не помню.
– Но баки были неполными.
Бино усиленно соображал.
– Нет. Однако вполне хватало, чтобы добраться до дома. Иначе я бы это запомнил – в вади трудно достать горючее.
– Там была взлетно-посадочная полоса?
– Нет. Просто равнина. Но взлететь и сесть можно.
– Из вади ты полетел прямо домой?
– Конечно.
– А когда прилетел, снова наполнил баки?
– Да.
– И сколько же в них вошло?
– Сколько? Сейчас вспомню. – Бино напряг память. – По-моему, сто сорок литров. Да, это точная цифра; я в этом уверен.
Это было одной из тех вещей, которые застревали у Бино в памяти. Он прибавил:
– Отсюда до вади примерно пятьсот пятьдесят километров. Но надо еще перелетать через Атласские горы, а это забирает дополнительное топливо. Значит, на весь полет домой ушло где-то литров сорок-пятьдесят.
– Стало быть, они на ней немало полетали, чтобы потратить сотню с лишним литров, – заметил Лайм. – При этом, как и ты, они пересекали горы. Можно прикинуть, какое расстояние они преодолели при такой затрате горючего. – Он разговаривал больше с самим собой. – Получается что-то около пятисот миль. Приблизительно восемьсот километров.
Несомненно, часть этого расстояния приходилась на отрезок между вади и логовом Стурки. Но сколько именно? Десять миль или две сотни?
Да, дистанция огромная. Район поисков получался слишком обширным. Если описать Эль-Джамилу кругом с радиусом четыреста пятьдесят миль или что-то вроде этого… Даже сократив территорию до размеров клина с вади в центре основания, они получали сорок-пятьдесят тысяч квадратных миль.
Задача была трудной, но не безнадежной. Лайм встал и отозвал Хилла в сторону.
– Надо отправить людей по окрестным деревням. Пусть узнают, не слышал ли кто-нибудь звука самолета в среду ночью. Попытайтесь выяснить, где он приземлился.
– На это уйдет много времени.
– Я знаю. Есть другие предложения?
– Хорошо, я этим займусь, – сказал Хилл и поднялся на трап.
Лайм вернулся к Бино. Осталось испробовать еще один способ.
– Ты сказал, что Бен Крим не был с ними в ту ночь.
– Не был.
– После этого ты с ним встречался?
– Нет… – Бино заколебался. Он не лгал, но у него было что-то на уме.
Лайм ждал. Бино молчал. Лайм сел напротив.
– Так что?
– Ничего.
– Ты ведь думаешь о Бен Криме, верно? О чем-то, что касается его?
– Нет…
Внезапно Лайм понял:
– Ты должен с ним встретиться, так?
Бино вытаращил глаза. Его взгляд опустился на столбики с монетами. Потом он вздохнул и пожал плечами:
– Да.
– Он придет сюда?
– Да.
– Когда? Сегодня ночью?
– Нет, не сегодня. Он сказал, что точно не знает. Я жду его во вторник, то есть завтра; наверно, ближе к ночи.
– Где конкретно вы должны встретиться?
– Здесь, на причале.
– Не в баре?
– Нет. Он любит места поукромней, этот Бениузеф.
Лайм кивнул:
– Придется его побеспокоить.
10.15, североафриканское время.
Пегги закурила сигарету и закашлялась от дыма. Все заграничные марки делались из коровьего дерьма. Она вспомнила, как старшая медсестра рассказывала им про ядовитый сигаретный дым, и машинально выбросила только что прикуренный "Голуаз". Потом ее позабавил собственный поступок, и она издала негромкий смешок.
Стурка холодно взглянул на нее с другого конца комнаты, а Сезар спросил:
– Что смешного?
– У меня была медсестра, которая читала лекции о вреде курения. Я вспомнила об этом и так разволновалась, что выбросила сигарету.
– И что тут забавного?
– Да то, что нас всех могут убить в любой момент, а я беспокоюсь о раке, который, может быть, появится у меня в сорок два года. Разве это не забавно?
Сезар прошел по хрустевшим под ногами камешкам и присел на корточки рядом с ней. Слабый свет керосиновых ламп придавал его лицу желтушный вид. В здании был генератор, который обеспечивал энергией подземные камеры, но тридцать лет назад верхняя часть дома была разбомблена итальянцами, и с тех пор никто ее так и не восстановил. В свое время кто-то из старых друзей Стурки по алжирскому освободительному движению снабдил подвальные помещения электричеством и примитивными удобствами, но решил не трогать наземные руины, чтобы их не могли найти французы.
Сезар сказал:
– Никто не убьет нас, Пегги. Пока все идет очень хорошо. Откуда у тебя такие мысли?
– Они взяли ребят Ривы в Вашингтоне, разве нет?
У них был коротковолновый радиоприемник, и они слушали все последние новости.
– Прежде чем умереть, они выполнили свою работу. Вот что имеет значение в нашей борьбе, Пегги. Твоя жизнь не в счет – главное, чтобы перед тем, как умереть, ты успела что-то сделать. Даже если мы все погибнем в эту самую минуту, все равно это будет не напрасно.
– Я знаю.
– В твоем голосе нет убежденности. Сейчас неподходящее время малодушничать, Пегги.
– Я не боюсь. Разве я когда-нибудь хотела выйти из игры? Я только говорю, что это забавно вышло с сигаретами, вот и все.
Сезар ее разозлил; она раздраженно подобрала смятую сигарету, выпрямила ее и снова прикурила. Стурка подошел к ним и нарушил свое отрешенное молчание:
– Лекарство уже подействовало?
– Сколько сейчас времени?
– Двадцать минут одиннадцатого. Ты сделала ему укол полчаса назад.
– Должно подействовать.
– Тогда за дело.
Стурка кивнул Элвину. Пегги взяла чадру и арабскую одежду; когда она оделась, Сезар и Стурка уже облачились в свои бурнусы. Элвин сунул в рот резинку, и они двинулись в подвал по разбитым ступенькам каменной лестницы.
Она нащупала пульс на руке Фэрли. Он даже не повернул головы, только обратил к ней безразличный взгляд. Его взгляд плохо фокусировался на предметах. Она сказала через плечо:
– Кажется, мы переборщили с дозой.
– В прошлый раз мы дали ему меньше, и это не сработало, – возразил Сезар.
Она похлопала Фэрли по щеке:
– Вы нас слышите? Скажите что-нибудь.
– Я вас слышу.
Он говорил странным замогильным голосом, словно магнитофонная запись, прокручиваемая в замедленном темпе.
– Садитесь. Давайте я вам помогу.
Она подсунула ему руку под плечи, и он послушно приподнялся и выпрямил спину, действуя с несколько заторможенной реакцией. Она подтолкнула его к стене, и он оперся на нее плечом, сидя с подогнутыми к груди коленями, как маленький мальчик. Лицо у него было бескровным, глаза глубоко запали.
Она взглянула на остальных. Элвин стоял на страже у дверей, Стурка готовил к работе кассетный магнитофон, Сезар сидел на койке рядом с Фэрли и говорил ему рассудительным тоном:
– Давай побеседуем, господин свинья. Поговори с нами. Расскажи обо всех хороших людях, которых вы казнили. Расскажи о фашистской системе, которую вы устроили у себя дома.
Пустые глаза Фэрли страдальчески уставились на Сезара. Стурка щелкал клавишами на магнитофоне. Сезар спросил:
– Ты можешь читать, свинья?
– Конечно, я могу читать.
– Я имею в виду – вслух? Прочитай вот это.
Сезар держал в руке речь, которую они написали для Фэрли. Глаза Фэрли попытались сосредоточиться на листке, но его голова откинулась назад к стене, и он бессильно открыл рот.
– Я устал, – прошептал он. – Плохо вижу.
Переборщили, подумала Пегги. Слишком большая доза. Она раздраженно повернулась к Стурке.
– Он не может читать, неужели ты не видишь?
– Тогда приведи его в чувство. Вколи ему адреналин или что-нибудь еще.
– У меня ничего нет. По-твоему, что может быть в этом маленьком наборе – целая аптека?
Стурка слегка поднял голову. Она не видела под покрывалом его лица, но его глаза прожигали ее насквозь.
– Леди, твоя забота об этой свинье меня не трогает, потому что она совершенно неуместна. Ты забываешь, кто он такой и что он собой представляет.
Она побледнела:
– Его нельзя сейчас использовать. Вот что я имела в виду. Я сделала то, что вы сказали, но эта доза для него слишком велика. Надо подождать, пока он не придет в себя.
– Сколько времени?
– Не знаю. Происходит кумулятивный эффект – в организме скопилось слишком много наркотика. Понадобится три или четыре дня, чтобы он вышел из него полностью. Может быть, к утру он сможет зачитать вам речь.
Она знала, что у них мало времени. "Но ты сам во всем виноват, – подумала она. – Тебе приходится накачивать химией несчастного ублюдка, потому что у него хватает смелости тебе сопротивляться".
Сезар сказал:
– Может быть, он просто притворяется. Может быть, с головой у него все в порядке и он только прикидывается, что ничего не может.
Он хлопнул Фэрли по щеке, и его красивая голова безвольно перевалилась на другую сторону; веки вяло и болезненно мигнули.
– Он не притворяется, – сказала Пегги. – Господи, в него вкололи столько дряни, что хватило бы слону. Притворяется? Ты посмотри на него. Он полностью заторможен, как он может притворяться?
В уголках разинутого рта Фэрли появились хлопья белой пены. Стурка выключил магнитофон и взял его в руки.
– Хорошо. Подождем до утра.
Они оставили Фэрли на его койке, вышли из камеры и закрыли за собой дверь. Пегги сказала:
– Попозже я дам ему чего-нибудь поесть. Большое количество кофе поможет ему прийти в себя.
– Только смотри, чтобы он не протрезвел слишком сильно. На этот раз он не должен сопротивляться.
– Еще несколько кубиков этой дряни, и он умрет. Тогда он уже точно не будет сопротивляться. Вы этого хотите?
– Поговори с ней, – сухо сказал Стурка Сезару и направился вверх по лестнице.
– Ты говоришь, как уклонист, – промолвил Сезар.
Элвин протиснулся мимо них к лестнице, мельком посмотрел на Пегги и исчез наверху.
Она прислонилась спиной к стене, вполуха слушая голос Сезара. Механически она давала нужные ответы, которые Сезара, видимо, вполне удовлетворяли. Но в глубине души она чувствовала их правоту. Она уклонялась. Она беспокоилась о Фэрли: она была медсестрой, а Фэрли – ее пациентом.
Фэрли был удивительно мягок с ней. Это не значило, что она ему верила. Но его было очень трудно ненавидеть.
16.45, восточное стандартное время.