– ЗАСАДА!!! Длинный, дым давай!! Ленни, не стой на месте, но вперед пока не лезь! – прозвучал в наушниках голос Боцмана, который вместе с парнями скатился с брони в дорожную пыль. В эфире посыпались команды офицеров покинуть технику и рассредоточиться. Впрочем, все, кто был в большом вездеходе или ехал на броне, и сами все поняли – не к чему представлять собой компактную групповую цель, локализованную в удобном для обстрела противником секторе, если есть возможность занять ближние подступы, где можно укрыться. Хотя можно, наверное, было объехать головной вездеход и попытаться прорваться, но свободное место между зданиями было довольно узкое, и со стороны противника вполне логично было бы там установить минную ловушку или расположить пару гранатометчиков, чтобы закупорить проход. В сложившейся ситуации оптимальным вариантом представлялось объехать район нападения проулками, но предварительно все же придется повоевать здесь, чтобы выяснить расположение и силы противника, а также по возможности нанести ему максимальный урон. Надолго задерживаться было бы гибельно, но и сразу переть напролом было бы безрассудством.
Сплин, вращая башней, отстрелил из закрепленных на ней кассет вкруговую несколько дымовых гранат, чтобы аэрозольная завеса затруднила неясному пока врагу расстрел колонны. Раздался дробный металлический стук, как от градин по жести, Сплин не сразу понял, что это пули долбят по броне их танкетки. Отрядные бойцы, кроме водителей бронемашин и наводчиков, под прикрытием дымовой завесы спешно покинули технику и, рассыпавшись вокруг за первыми попавшимися укрытиями, заняли круговую оборону. Дым сдувало ветром – предвестником непогоды, но свое дело он сделал. Долбили, казалось, со всех сторон, но больше со стороны основной части поселка. Огневую точку, откуда стреляли в Пако, расположенную в доме на улице справа, выжгли из РПО – двухэтажный коттедж схлопнулся, как карточная пирамидка, второй этаж и крыша провалилась внутрь остова из стен первого этажа. Гранатометчики отряда крыли по ближним домам, поддерживая рассредоточение своих бойцов по позициям среди придорожных строений, взрывы подняли клубы строительной пыли.
По их танкетке, в свою очередь, шмальнули из реактивного огнемета – на левой обочине вздулся и лопнул огненный пузырь размером со средний грузовик. Не попали, видать, недорассеявшиеся остатки аэрозольной завесы помешали врагу нормально прицелиться. Кто-то из своих ответил в ту сторону пуском из ПЗРК – не по назначению ценный боеприпас извели, но шрапнели все равно какие цели дырявить. Лернер чертыхнулся, решительно охладев к маневрам на дороге, велел Сплину отвернуть пулемет назад, затем развернулся влево под прямым углом и сквозь пылевое облако от разрыва бросил машину напролом в стену ближайшего одноэтажного строения, по-видимому, служившего в свое время чем-то вроде подсобки. Обочина, к счастью, оказалась не заминированной или возможный "сюрприз" самоликвидировался, будучи потревоженным взрывом. Стены строения были не каменные, а из термопластовых плит нашитых на каркас, поэтому танкетка, скатившись с дорожной насыпи и подмяв чахлую изгородь, вломилась внутрь, зарывшись в развалинах по самую башню. Штырь еще раньше Лернера оперативно срулил с дороги куда-то в проулок, оттуда слышался тяжелый ухающий звук стрельбы его башенного пулемета, перекрывающий трескотню ручного стрелкового оружия. Как следовало из радиообмена, в самом начале его замыкающую машину приложили из РПГ, но спасла динамическая защита. Вражеские гранатометчики пытались стрелять тандемом – один сбивает защиту, второй пробивает голую броню, но Штырь, доверившись электронике, автоматически повернул башню на источник лазерного облучения от прицела вражеского гранатомета и уничтожил двойку гранатометчиков на ходу, пока водитель маневрировал, так что второго выстрела уже не последовало.
Сваливая с крыши обломки, Сплин развернул башню в сторону, откуда стегали по броне пули, переключил в инфракрасный и начал нашаривать цель, подавляя огромное желание рассадить весь боекомплект куда придется, и с чувством выполненного долга свалить из привлекательной мишени на хрен куда подальше. Солнце скрылось за тучами, жара ослабла, поэтому толк от ИК-режима был.
– Длинный, давай ебани там уже куда-нибудь, пока нас самих не испарили на хуй! – тормошил снизу Лернер, который из-за того, что завалило его триплекс, вообще ничего со своего места не видел, а только слышал перестрелку и разрывы вокруг.
– Да ни хуя не вижу, откуда бьют! – силясь отыскать в развалинах поселковых строений достойную цель, перед тем как навлечь на себя ответный огонь, посетовал в ответ Сплин.
Вдруг он увидел в инфракрасный прицел, как прямо на него летит управляемый ракетный снаряд, прочерчивая за собой остывающий тепловой след выгорающего реактивного топлива. Сплин оцепенело смотрел на то, как приближается его погибель. Вспомнилось выкинутое из люка избыточным давлением раскаленных газов тело вражеского наводчика при штурме и немилосердно потрепанные разрывами тела. Сейчас будет больно...
– Пиздец нам, Ленни, – одними губами обреченно прошептал Сплин.
Раздался оглушительный грохот, ракета попала в остаток стены перед танкеткой, отчего сдетонировала несколько раньше и дальше от корпуса, чем надо, иначе бы им обоим пришел конец. Поднявшаяся от взрыва пыль на время перекрыла обзор. Сплин понял, что еще жив, сбросил оцепенение, навелся по замеченной тепловой траектории на огневую точку во дворе дома на соседней улице и тщательно прошелся по ней длинной очередью. Он повращал башней и увидел в инфракрасный прицел яркое пятно вспышки выстрела на холодном фоне из стоящего на отшибе элеватора – пуск из РПГ. Позади на дороге взорвался покинутый вездеход.
Лернер с водительского места дернул Сплина за штанину:
– Длинный, твою мать, огня давай! Хули ты опять вошкаешься, видишь что-нибудь?
– Вижу цель, – нажимая гашетку пулемета, отрешенно ответил Сплин.
Крупнокалиберный башенный пулемет – это вам не штурмовая винтовка. Выстрелы слились в один могучий рокот, тяжелые пули вылетали из ствола одна за другой, как из мешка, стремительно уносились к цели, прошивали стенки элеватора из гофрированного железа, порой навылет с той стороны, сокрушая все внутри. В душе поднялось темное чувство злобной мстительной радости, наверное, то же ощущали ангелы господни, в качестве кары обрушивающие горящую серу на погрязшие во грехе города. "И совершу над ними великое мщение наказаниями яростными..." – пронеслась в голове. – "Ломать – не строить, бля..." Отработав элеватор, который превратился просто в дуршлаг, где вряд ли кто-то мог уцелеть, Сплин отстрелял остаток боекомплекта по целям, которые ему давали по рации бойцы маневренной группы, предпринявшей под руководством Боцмана фланговую атаку на засадные позиции противника, после того как более-менее прояснился тактический расклад ситуации, и в эфире схлынул хаос первых минут боя.
– Давай выруливай отсюда, меняем позицию, пока не пристреляли, – сказал он Лернеру, заряжая вторую коробку.
– Не учи отца ебать, сынку, – ответил тот, дергая рычаги, двигатель ревел, корпус сотрясался, но движения не было. – Вот, падла, застряли! Шестерню, наверное, чем-то заклинило, придется вылезать смотреть...
– Ты у нас водитель или кто? Тебе и карты в руки – пиздуй разбирайся, я до хуя занят, – ответил Сплин, увлеченно поливая видимые цели и потенциальные укрытия противника.
Лернер скинул мешающий броник, схватил свою винтовку, протиснулся мимо ботинок Сплина и, кряхтя, вылез через люк в днище, под которым, к счастью, имелось достаточное свободное пространство.
– Все, блядь, отъездились – правую гусеницу сорвало и шестерня пиздой накрылась: зубья поплавились и ось погнуло! – расстроено сообщил он снаружи результаты действия кумулятивной струи недавнего взрыва ракеты.
"Что делать-то теперь?" – туповато подумал Сплин, утратив перспективу. Охотничий азарт внезапно пропал, снова накатила тревога.
– Длинный, достреливай ленту и сваливайте к опушке через болото, отходим на хуй, Штырь прикроет, – скомандовал по рации Доплер.
Да, на дорогах теперь было делать определенно нечего, тем более что на ходу осталась всего одна единица транспорта. Пока Сплин расстреливал свой боекомплект по всем позициям, где были или потенциально могли быть враги, Штырь из большой бронемашины для профилактики немного поработал башенным пулеметом по джунглям справа, пока до опушки добиралась основная группа. Затем он снова перевалил через дорожную насыпь и занял позицию, чтобы держать сторону поселка, склоны сопок и подступы к перекрестку. Водителя Штырь отпустил с остальными и управлялся один.
Те, кто сидел в засаде, натолкнувшись на агрессивный отпор и понеся потери от тяжелых пулеметов из-за того, что не удалось сжечь бронемашины сразу же, отступили к лесистым сопкам и теперь вяло постреливали со склонов. Впрочем, вполне вероятно, что от полного уничтожения колонну спасли не столько эффективные ответные меры, сколько то, что засада была организована на ходу в порядке импровизации, а потеряв гранатометчиков или истратив не слишком большой носимый боезапас гранатометов, противник утратил и силу огневого натиска вместе с преимуществом внезапности, что, учитывая существенно меньшую собственную численность, и заставило его отступить. Хотя плотность огня заметно ослабла, но вылезать через верх Сплин все же не рискнул. Он отстрелил последние дымовые гранаты с башни в направлении между собой и противником, выбросил Лернеру через водительский люк его и свое снаряжение, а сам, с трудом протискиваясь и обдираясь о каменное крошево, выбрался через люк в днище. Впереди черным дымил вездеход Пако, три тела осталось на дороге возле вяло догорающего второго вездехода. У ближнего трупа было видно, что прострелена голова – возможно, поработал снайпер. В кабине с прошитым несколькими пулями лобовым стеклом запекался от жара горящего кузова уткнувшийся лицом в приборную панель водитель из местных, убитый первыми выстрелами. Тот боец, что находился в пути рядом, вроде уцелел – его тела в кабине не было. Остальные отошли к джунглям справа. На дороге коптили горящие лужи разлитого топлива, смрадно воняло горелой резиной и паленым мясом.
– Ленни, Длинный, быстро чешите к опушке – сюда по нашу душу идет колонна, бойцов на дороге не трожьте, все мертвы, Боцман их заминировал, – радировал Штырь, переводя огонь с джунглей на спускающуюся по серпантину из-за сопок слева колонну техники. – Я щас отстреляюсь на посошок и догоню вас.
Сплин, торопливо напяливая броник, оглядел приближающуюся колонну – девять разнокалиберных машин, облепленных солдатами. Много, в несколько раз больше чем их. Вот почему враги отступили – ждали подкрепления. Засада свое дело сделала – потрепала колонну и задержала ее до подхода основных сил. Однозначно надо рвать когти во всю прыть. Лернер, с усилием переставляя ноги по колено в воде, уже двигался впереди. Сплин, надевая ранец, приостановился в кюветике у насыпи и спросил его:
– Ленни, ты сферу свою забыл или бросил?
Лернер полуобернулся:
– Да оставь ее на хуй! Ну бегом давай, мудило ты грешный, пока...
Остаток фразы потонул в густой серии разрывов, пересекших наискось проулок, откуда молотил пулемет Штыря, дорогу, улицу и часть болота: по ним влепили из автоматического гранатомета, установленного на какой-то из машин колонны. Гранаты подпрыгивали при ударе о землю, подбрасываемые специальным зарядом малой мощности, затем взрывались в воздухе, насыщая пространство вокруг шрапнелью. Лицо Сплина овеяло горячим дуновением, вода с плавающей травой и плесенью вспенилась фонтанчиками от попадающих осколков. Прелые миазмы болота смешались с кислым запахом взрывчатки. Сплин вжался в грязь кювета, носом в траву, ощущая как вода со стенок пропитывает снаружи форму, и сожалея, что занимает слишком много места и не может закопаться с головой. Но страх попасть под обстрел был слабее боязни отстать от своих, поэтому он поднял голову, опустил забрало сферы и, выскочив из кювета, побежал догонять Лернера. Тот, морщась от боли, с беспомощным выражением лица зажимал руками рану на правой ноге выше колена, сквозь пальцы текла кровь. Сплин бросил в воду один на другой оба ранца, усадил на них Лернера, чтобы тот был над водой, склонился, осмотрел ногу. Кость была не задета (энергия осколков малокалиберных гранат быстро слабела с увеличением расстояния), артерия вроде бы тоже, но несколько зазубренных кусков металла вошли спереди в мягкие ткани бедра, раны были болезненны и обильно кровоточили.
– Щас по-быстрому заткнем, позже нормально обработаем, – нервно сказал Сплин, по хребту гулял неприятный холодок от ощущения, что кто-то в него целится.
Он разорвал зубами перевязочный пакет Лернера, торопливо наложил брикет салфеток прямо поверх изодранной штанины и наспех перемотал их широким пластырем. Не помогло, салфетки тут же обильно вымокли красным.
– Кровит, с-с-сука – ослабну быстро... – просипел Лернер.
Сплин выругался, содрал первую корявую перевязку, наложил новую антисептическую салфетку, затем тщательно внатяг перемотал самофиксирующимся бинтом защитного цвета, чтоб не попадала грязь, вмазал в ляжку шприц-тюбик обезболивающего. С такой ногой Лернер не мог идти сам, по крайней мере прямо сейчас. Вот-вот люди Лутара поймут, что тяжелые пулеметы им уже не угрожают, подойдут поближе, и тогда пересечь двести метров открытого пространства уже точно не удастся. Желание бросить все и спасаться самому вспыхнуло так остро, что Сплина это проявление собственного малодушия, продиктованное инстинктом самосохранения, взбесило, мигом прочистив мозги. Он скрипнул зубами, напялил на Лернера свой ранец, себе на шею одел обе винтовки, и, подхватив раненого себе за спину, ломанулся к опушке. Сзади прокатилась еще одна серия разрывов, пулемета Штыря уже не было слышно. Опять разболелось колено, рана на бедре начала кровить от нагрузки.
– Да горло-то мне не пережимай, наездник хренов, ниже держись! И так еле иду, – задыхаясь, прошипел он Лернеру, подбрасывая его на спине, как рюкзак и поудобнее ухватываясь тому за ноги, стараясь не задевать раны.
До линии джунглей оставалось пара десятков метров, Вокруг уже были кочки с пышными шапками травы и разлапистый кустарник, воды было чуть выше щиколотки, болотце постепенно сходило на нет, уступая место твердому грунту и большим деревьям.
– Парни, не маячьте, примите правее, за кустарник, – услышал Сплин по рации голос Штыря, который последним отходил следом за ними.
Сплин устал, дышал тяжело и смотрел главным образом себе под ноги. Обе винтовки мотались на шее влево-вправо как маятники при каждом шаге. "Неправильно раненого взял, надо было через плечо поперек перекинуть, придерживать одной рукой, а в другой держать свое оружие. Ладно, недалеко осталось, так донесу" – подумал Сплин. Вдруг какая-то сила сбила его с ног, и он упал вперед лицом в болотную воду, а на него упал Лернер. Барахтаясь, Сплин выбрался из-под своего заплечного пассажира, стоя на четвереньках, поднял запачканное до непрозрачности забрало сферы, выплюнул воду, посмотрел вперед и сказал:
– Ленни, прости браток, я, наверное, за кочку запнулся, потерпи еще малость, вон уже наши за теми деревьями... Слышь, Ленни, шевелись! – он повернулся и толкнул Лернера в плечо.
Тот перевернулся на спину, откинув руку в сторону с какой-то необычной мягкой расслабленностью. Он теперь мог терпеть вечно, потому что был мертв. Его лицо находилось над поверхностью, глаза стеклянно смотрели в небо, из угла рта вытекал тоненький ручеек крови, окрашивая воду. Не было нужды проверять пульс – у живого, даже без сознания, мускулатура все-таки сохраняет какой-то тонус, что не позволяет находиться в такой изломанной позе. Сплин все же перевернул Лернера на живот, отметив, каким неестественно аморфным стало его потяжелевшее тело. В ранце точно между лопаток обнаружилась дырка с опаленными краями. Пуля пробила ранец, спинные пластины броника, позвоночник, затем, по-видимому, потеряв скорость и деформировавшись, застряла где-то в груди, намотав на себя, что подвернулось по дороге. Это было надежно.
– Блядь, да что же это, а? Как же так, на хуй?! – опустошенно спросил Сплин неведомо кого и отрешенно уселся в воде рядом, рискуя отправиться следом, если это был снайпер, но ему в тот момент было насрать. Все вдруг разом навалилось на него – он ощутил какую-то обессиливающую душевную дезориентацию, привычную систему жизненных представлений смяло и вскружило, словно пыль на ветру. Никаких четких координат, оказывается, не существует – все определяется контекстом, все зыбко, неопределенно-ненадежно, безлично-равнодушно, беспричинно-жестоко и механически-опасно. Не за что зацепиться, не на что опереться. Все приобретения временны, а все потери – навсегда. Люди горят и ломаются как спички, здоровье и жизнь отнимаются походя, а смерть, наоборот, в цене – за нее щедрее платят. Неисповедимы пути господни – хотите рассмешить Бога, расскажите ему о своих планах. При этом кто-то всегда должен расплачиваться как крайний, причем часто не за себя и гораздо дороже, чем по любым меркам был должен. Фрост погиб, несмотря на свой опыт, он ушел из армии и порвал с войной, но та сама нашла его. Старина Лернер выжил во время жуткой мясни при штурме только для того, чтобы теперь поймать шальную пулю и остаться гнить в этом ебучем болоте. Ничего личного, только физика, бесстрастная и неумолимая физика мира.
Есть мнение, что без вины виноватых не бывает и человек заслуживает того, что с ним стало. Отчасти так – фактически, любая душа по ходу жизни неизбежно цепляет грехи, как своими действиями, так и бездействием, часто вынужденными и от самого человека не вполне зависящими. Невинных нет, но есть те, кому воздалось неадекватно. Легко рассуждать на сытое пузо, находясь в безопасности. Для моральных оценок места тем меньше, чем жестче обстоятельства и неприятней выбор. Судьба щедра на пиздюли больше, чем на пряники, косит правых и виноватых, не тонет только дерьмо. И тот, кто всерьез считает себя хозяином своей судьбы – просто ограниченный долбоеб, возомнивший, что раз его до сих пор не накрыла медным тазом статистика, то это исключительно его личная заслуга. Тут Сплин услыхал плеск воды и вскинул оружие, из-за куста показался Штырь, в одной руке пулемет, в другой – ранец Лернера, за спиной – секции ПЗРК.