Однако настроение Маклина постепенно менялось к худшему. После того как Гундлах рассказал об аресте в Тегусигальпе и допросе на Илопаньо, он никаких вопросов больше не задавал, только молча покручивал ручки магнитофона. А когда Гундлах описал свое возвращение в Манагуа, объяснил суть порученного ему дела и пересказал разговор с шефом полиции, Маклин выключил магнитофон, подошел к поручням и молча уставился на пенящийся след за кормой.
- Кончились кассеты? - спросил Гундлах.- Или вам что-то не по вкусу в моем рассказе?
- Да нет, кассеты есть... Но вы говорили про оружие. Где же оно?
- Мой приятель Пинеро в Сан-Лоренсо даст мне то, чего я не получил в Манагуа.
- Что же вы раньше молчали?! - Маклин чуть не подавился.
- Я рассказывал все по порядку. Если хотите, часа через полтора вы вместе со мной можете повести в Сальвадор лодку с тремя тоннами оружия и боеприпасов для фронта Освобождения. Представляете? Вы - единственный в мире репортер, знакомый со всей подготовкой, готовый лично свидетельствовать...
- Да вы просто спятили! Кто мне даст открыть рот?! Вы представляете, как парни пошиба Пинеро обращаются с людьми, сующими нос в их дела?
- Но за вами же стоит Флит-стрит! И вообще, мы приходим в Сан-Лоренсо примерно в десять утра, времени оглядеться у нас будет достаточно
- Ну нет, - по-птичьи быстро переставляя ноги, Маклин побежал к шкиперу и стал уламывать Фернандеса немедленно изменить курс и, минуя песчаные отмели, кратчайшим путем выйти в гавань Пуэрто-Амапала. Нос его заострился, и губы побелели, он заявил, что там сойдет на берег и больше на лодку не вернется! Он не трус, но в чужих играх участвовать не желает; в Амапале наймет воздушное такси - они стоят на крохотном аэродроме острова Тигре - и вернется в "Интеркомтиненталь".
Гундлах не возражал, и вскоре они увидели зарешеченную красную башню маяка, возвышавшегося над зарослями кустарника.
- Я даю вам право на публикацию только после того, как вы услышите от меня конец этой истории,- сказал Гундлах.
- А если мы с вами больше не встретимся?..
- Тогда... Тогда выкладывайте все, что знаете. Но не раньше чем через пять дней. Даете слово?
- Хорошо. Через пять дней... Легко запомнить: двадцатого января, день вступления в должность нового президента Соединенных Штатов. Преподнесем ему подарочек...
В половине девятого они подошли к деревянному причалу, выступавшему в море метров на сто пятьдесят, и встали между лихтером и спортивной яхтой.
Амапала - городишко с населением в четыре тысячи человек на северо-западе острова. Красивая, уютная бухта; здесь, по словам Фернандеса, можно пострелять уток или заняться подводной охотой. В городке есть своя гостиница "Морасан", со столицей - телексная связь, чистота в Амапале поддерживается образцовая. Оживленное сообщение с Сан-Лоренсо, Ла Бреей и - а обычные времена - с Ла Уньоном. Для туристов - рай! С побережья Сальвадора - это в каких-то девяти милях отсюда - доносился звук автоматных очередей; изредка слышалась глухая отрыжка правительственного 106-миллиметрового миномета.
- Ну, что вы вбили себе в голову? - спросил Маклин, пожимая на прощанье Гундлаху руку. Он смотрел на Гундлаха серьезно, даже с некоторой жалостью.- Одумайтесь! Разве можно так рисковать? Даже из-за женщины?
- Охотно верю вам, что нельзя. Смотрите сохраните кассеты.
- Я положу их в банковский сейф. Можете не сомневаться, это дело моей совести.
- Радует, что вы не забыли о таком понятии.
Глава 10
Первым, кого увидел Гундлах, сойдя на берег в Сан-Лоренсо, был полицейский в светло-зеленой форменной рубашке с короткими рукавами и сильно пропотевшими подмышками. Он стоял прямо перед деревянными мостками. Внимательно изучил паспорт Гундлаха и, конечно, обнаружил, что нет отметки о выезде из Никарагуа. Даже при краткосрочном выезде из страны требуется виза, которую выдает "Офисина Сентраль де Миграсьон" в Манагуа. Или он бежал по политическим мотивам? Гундлах мотает головой: нет, это просто незапланированная туристская поездка; вкладывает в паспорт десятидолларовую купюру, снова передает полицейскому. Тот принимает благосклонно, желает Гундлаху приятно провести время в Сан-Лоренсо. "Хэв э найс стэй!" - "Желаю приятно провести время!"
Гундлах садится за столик на веранде "Коста-Асуль", заказывает банку пива. Двенадцать часов дня. Похоже, он прибыл первым. Ресторанчик напоминает салун из американских вестернов: все из дерева - и ступеньки лестницы, и резные колонны, и перегородки. Ему помнилась такая же веранда в Белизе, где они в ноябре беседовали с Глэдис. Маленький самолет поднимается над островом. Берет курс на Никарагуа. "Хорошо, если Маклин успел на него",- думает Гундлах.
Перед ним на столике стоит забытый Маклином транзисторный приемник. Комментатор радио Манагуа говорит: "...министр с гневом опровергает распространяемые западными агентствами печати слухи, будто Никарагуа поддерживает оружием и добровольцами фронт Освобождения Сальвадора. Истинная причина империалистического бойкота - не вымышленное вмешательство Никарагуа в сальвадорские события, а очевидное желание воспрепятствовать дальнейшей консолидации сандинистской революции".
Гундлах выключает радио, поднимает голову - и сердце его замирает. Вот они! Идут! Причем не со стороны гавани, a от базара или от казарм. Идут вчетвером: Глэдис, Пинеро, Джексон и неизвесгный ему громила, не то телохранитель, не то пилот. Да, скорее всего, они прилетели на самолете, может быть, на вчерашнем четырехместном "кессна". Пальцы Гундлаха сжали перильца веранды; первым его увидел Джексон, толкнул Пинеро в бок - и вот уже все направились прямо к веранде. Глэдис! Она все в том же белом платье, держится уверенно... На мужчинах легкие пиджаки; под левой рукой из-под тонкого материала у каждого выпирают кобуры - янки предпочитают револьверы большого калибра.
Никакого приветствия, будто они и не расставались. Пинеро садится за его столик, остальные подальше, на ветерке. Размеренно, тоном делового человека Пинеро произносит:
- Видите, мы выполнили, что обещали. Теперь ваш черед. Где ваша лодка? Сколько с вас запросил шкипер?
Гундлах ожидал худшего - угроз, упреков; от деловитости Пинеро на сердце повеяло холодом.
- Вы должны купить его лодку плюс дать надбавку за риск.
- Он ничем не рискует: люди в Ла Уньоне обо всем проинформированы. Если он пристанет к берегу западнее Пунта-Горды, его и пальцем не тронут.
- Лодку-то у него отнимут. Вы же хотите предъявить ее журналистам! Его вы тоже "предъявите"?
- Нет, удовольствуемся вами.
Пинеро покусывает губу.
- Ладно, с этим человеком - его зовут Фернандес, не правда ли? - я разберусь лично. А теперь давайте идите к вашей даме. И объясните ей хорошенько, на каком свете она живет. Если акция не состоится...
Пинеро встает и неторопливо направляется к стойке бара. На какую-то долю секунды у Гундлаха мелькнула мысль: "Откуда им известна фамилия шкипера?.." Но к чему сейчас такая подробность? Куда важнее вот что: они позволили Глэдис поговорить с ним, можно объясниться, договориться!..
Он сидит перед Глэдис, начинает говорить по-французски. Джексон, уставившийся на них, не вмешивается; ему что, безразлично, о чем они будут говорить?
- Почему ты сделал это?- нащупывает Глэдис нить разговора. Внешне она пока спокойна и невозмутима.
- Ради нас обоих. Я пытаюсь действовать...
Она кивает, словно ее предположение подтвердилось.
- Ты как-то сказал: даже падая с большой высоты, надо приземлиться на ноги. Это ты имеешь в виду?
- Я пытаюсь что-то делать, Глэдис, пойми...
- Я понимаю. От нас сейчас требуется одно: быть стойкими...- Не в силах продолжать дольше по-французски - слов не хватает! - она переходит на испанский, не обращая внимания на Джексона и остальных: - Иного пути нет! Что они тебе обещали?
- Главное, что не тронут тебя.
- Я это знаю. Ведь ты уже был в Никарагуа. Но я не хочу, чтобы из-за меня ты стал предателем.
- Подожди, подожди, Глэдис!
Маловразумительный диалог.
Гундлах не знает, как объяснить ей свой план. Он начинает все сначала, пытается дать понять, что еще не все потеряно... Берет под столом ее руку в свои, она не отнимает, но ладонь у нее холодная и вялая, будто неживая... Гундлах наклоняется к ней, хочет погладить завиток волос на виске - что ему сейчас чужие глаза!
- Ганс, дорогой, давай простимся сейчас, пока мы любим друг друга... Любим... И уважаем... И нам нечего стыдиться...
- Не тревожься, Глэдис. Тебе никогда не придется стыдиться за меня! - И быстро, свистящим шепотом, добавляет, склонившись к самому уху Глэдис, как бы для поцелуя: - Если я не смогу достать оружия нашим, враг его не получит!
Глэдис смотрит на него широко раскрытыми глазами, не в силах произнести ни звука и тяжело дыша. Дрожа всем телом, она вскакивает со стула и бросается ему на шею. Это произошло совершенно неожиданно, и никто не успел им помешать. Их отрывают друг от друга, насильно усаживают Глэдис за другой столик. Глэдис вырывается, но Джексон больно вывернул ей руку, и она кричит:
- Сражайся, как в Цюрихе, Ганс! До последнего!..
Джексон попытался закрыть ей рот ладонью, но Глэдис вонзила в нее зубы, и он отдернул руку. Гундлах хочет броситься ей на помощь, но громила с расплющенным носом и густыми тусклыми волосами выхватывает револьвер, тычет ему под ребро. Он не может сойти с места, он в их руках, они оба в их руках.
Неподалеку от ресторанчика остановился "джип", никто не слышал, как он подъехал. Двое в такой же светло-зеленой форме, что и полицейский у причала, стуча по асфальту коваными ботинками, поднимаются на веранду, третий прилег на руле.
- Кто здесь шумел? Что за крики?- спрашивает старший патрульный. - Мы в Сан-Лоренсо такого не потерпим...
Он потребовал предъявить документы: у Глэдис паспорта не оказалось, он у Пинеро, который спустился к лодке Фернандеса посмотреть, как удобнее подогнать грузовик с оружием. Глэдис арестовывают - ее отвезут в участок, чтобы допросить: на кого-то, очень похожего на нее внешне, выписан ордер на арест.
- Этот ордер устарел,- вмешался Джексон.- Справьтесь в Тегусе... Вы что, арестовываете по одному ордеру дважды?
Он предъявляет свое удостоверение в пластиковой обложке, но впечатления оно не производит - такие документы здесь никому не известны.
- Занимайтесь своими делами, мистер,- говорит полицейский, доставая пистолет.
- Смит! В машину, поезжайте с ними, живо! - приказывает Джексон громиле со сплющенным носом.- Позвоните в бюро в Тегусе и возвращайтесь вместе с ней!
Когда "джип" со Смитом на радиаторе и Глэдис, сидящей между двумя полицейскими, скрывается из вида, Гундлах вспоминает, что не сказал, как он позаботился о том, чтобы вся эта афера всплыла. Ни слова о Маклине и магнитофонных записях - о них он даже мельком не вспомнил! И так ли это важно? Сегодня утром казалось - очень! А теперь?
Глава 11
В десять минут третьего на веранде "Коста-Асуль" появился вспотевший и усталый Пинеро, потребовал у портье номер с душем. Гундлах был встревожен: Смит с Глэдис почему-то до сих пор не вернулись. Пока Джексон докладывал о случившемся, Пинеро поцеживал ледяное пиво. Выслушав, он небрежно махнул рукой: ладно, мол, все образуется. На берегу ему пришлось наорать на Фернандеса и припугнуть его - слишком тот взвинтил цену. За рейсы в районы боевых действий страховая компания ответственности не несет, на кого же тогда рассчитывать, твердил шкипер. А вообще-то он готов рискнуть, считая, видимо, что кое-что заработает: не зря же лодка его потребовалась этому янки, перед которым заискивали местные власти. В лодку загрузили деревянные ящики и коробки из твердого прочного картона; пятитонный грузовик подвез их прямо к лодке, и никто из полицейских на пристани не вмешался. Но поместились не все ящики. Только лодка осела на десять дюймов, как шкипер запретил дальнейшую погрузку. Тем более - складывать ящики на палубе. Начнут еще сбиваться на один борт и перевернут лодку!
Раздраженно прорычав все это опешившему Джексону, Пинеро набрал номер телефона шефа полиции. Тому ничего об арестованной женщине не было известно, он сослался на военных. Таможня, полицейское управление и гарнизон Сан-Лоренсо находились совсем рядом, но службы эти, по выражению шефа полиции, "гармонировали плохо". Патруль на "джипе" прибыл сюда скорее всего из Чолутеки, столицы провинции, если вообще не из Тегусигальпы, у них в Сан-Лоренсо полицейского "джипа" нет. Выяснилось, что и там ничего о "джипе" не знали.
Гундлах уже успел сообразить, что здесь могло произойти, но поверить до конца боялся. Вскоре Пинеро доложили: "Какой-то "джип" видели на Межокеанском шоссе, в восьмидесяти километрах отсюда". По времени тот "джип" никак не мог уйти так далеко - абсолютно исключается! Потом еще доложили: "Замечен другой "джип", уже на Панамериканском шоссе, мчится на предельной скорости к пограничной реке Рио Гоаскоран, в нем два или три солдата и лысый штатский!" О женщине в "джипе" ни слова.
- Остановите его! - заорал в трубку Джексон.
- Зачем? - Пинеро смахнул с губ пивную пену.- Это не наш. Бабы там нет, а Смит - с каких это пор он лысый?
- Об этом мало кто знает,- объяснил Джексон, зажимая трубку между ухом и плечом,- но Смит носит парик.
- Что он носит?
- Парик, сэр. Хорошо сработанный такой, что, если не знаешь, никогда не угадаешь. Но если его снесло... от быстрой езды... или еще почему... значит, руки у него связаны...- Он посмотрел на Гундлаха и умолк.
- Понятно,- обернулся к Гундлаху побагровевший Пинеро.- Значит, он похищен! Вместе с вашей дамой! А вы что-то не особенно даже удивлены, а?
- Я поражен,- сказал Гундлах.- Если все и впрямь так, как вы говорите, я нахожу этому только одно объяснение: партизаны подслушали наш вчерашний разговор по телефону, мы ведь не раз упоминали Сан-Лоренсо.
- Мы? Это вы упоминали! И мне ясно почему. Но теперь, Гундлах, вам будет не до шуток!
По последним данным, брошенный "джип" видели при дороге между Гоаскораном и Каридадом. Это пограничные города, и похитители могли тем временем перейти с Глэдис Ортегой и Смитом неглубокое устье речушки и оказаться в Сальвадоре.
- Имейте в виду, Гундлах, я все понял,- предупредил Пинеро, когда они спускались по набережной к лодке.- Больше мы вас ни на минуту без присмотра не оставим. Чтобы вам что-нибудь не померещилось в море и вы случайно не перепугали курс, с вами пойдет Джексон, и, если вы дорожите своей головой, Джексона не раздражайте! С кольтом тридцать восьмого калибра он обращается как фокусник. К тому же я все время тоже буду с вами.- Пинеро указал на маленький "уокитоки" , висевший у него через плечо; точно такой же был и у Джексона. Он добавил на прощанье еще пару ободряющих фраз в этом же духе и хлопнул Гундлаха по плечу: - Ладно, пока! До встречи на пресс-конференции в Сан-Сальвадоре. Попутного ветра!
Без пяти три Фернандес отдал концы, мотор застучал, и лодка пошла вниз по течению. Когда Сан-Лоренсо скрылся из виду, Джексон вытащил антенну из своего "уокитоки".
- "Рыба" вызывает "Паука", "Рыба" вызывает "Паука",- забормотал он. Гундлах удивился: отчего эти прожженные прохвосты пользуются столь незамысловатым кодом? - Прошли восточную оконечность речного острова, на карте он безымянный...
Оказалось, что из перегруженного "Рубена Дарио" никак не выжать больше восьми узлов. Ветра нет, и лодка медленно скользила по водной глади. Слева по борту уже виден песчаный пляж болотистого острова Ратон. Двадцать минут пятого. Гундлах зашел в каюту, разложил на ящиках забытую Маклином карту. Если взять курс на песчаную отмель не за маяком Пунта-Чикирин, а несколько раньше, есть шанс выйти на партизан. Вулканы - район партизанский. Армия удерживает только прибрежную полосу от Ла Уньона до Пунта-Чикирин.
Гундлах заставил себя подняться на палубу. Без пяти пять. Так что же делать? Гундлах пока не мог найти окончательного решения. Если эта попытка окажется удачной, он наконец рассчитается с Пинеро за все! Но как избавиться от Джексона? Тот ниже ростом и легче его, однако парень он тренированный, один на один ему с Джексоном ни за что не справиться. Гундлаху вспомнились слова Глэдис: "Сражайся, как в Цюрихе, Ганс! До последнего!" Да, вот именно! Биться до конца! В Лиссабоне и Цюрихе он одерживал победы, но то были победы его мозга, его головы. А здесь? Он же не наемный убийца вроде Джексона. Нет, один на один ничего не выйдет. Но почему обязательно один на один?
Посмотрел в сторону Джексона. Тот - "Рыба" вызывает "Паука"...- опять передавал Пинеро координаты. Подошел к Фернандесу, спросил:
- Сколько он вам за это заплатил?
- Кучу денег... Пять тысяч долларов! Я доволен.
Пять тысяч. Точь-в-точь как когда-то в "Камино Реал". Пять тысяч долларов. Либо это лимит Пинеро, либо такова ставка в крайних случаях.
- Разве ваша лодка не дороже стоит?
- Конечно, вдвое. А почему вы спросили?
- Потому что ее у вас отнимут, Фернандес. Она им нужна как вещественное доказательство контрабанды оружия из Никарагуа. А мы оба, если повезет, конечно, предстанем перед судом по обвинению в сообщничестве с партизанами.
Шкипер непонимающе уставился на него:
- Но почему?
- Вы же видите: ваша лодка все равно что бочка с пороком. Это оружие, якобы предназначенное для партизан, завтра утром перехватят американцы.
- Эй, вы о чем там болтаете, а? - крикнул Джексон.- А ну разойдитесь! И держите теперь курс строго на восток, Фернандес!
- С этим грузом мне через отмели не проскочить, сеньор! Посмотрите-ка на буруны!
Джексон заткнул антенну в "уокитоки" и медленно, широко расставляя ноги и не спуская глаз с Гундлаха и Фернандеса, направился в их сторону. Вид у него был устрашающий.
- Он дорожит своей лодкой,- сказал Гундлах.- Вы дали ему ровно пол-цены.
- Ах вот оно что! - Джексон остановился перед ними, сузив глаза, и снова вытащил антенну.- ""Рыба" вызывает "Паука"! "Рыба" вызывает "Паука"... У нас есть проблемы. Вопреки моему приказу "Рыба" берет курс на Фараллоны...
Остального Гундлах не разобрал; Джексон стоял у левого борта между ящиками, съехавшими сюда, в восьми шагах от них с Фернандесом, и что-то кричал, захлебываясь от злости. Для Пинеро это сигнал тревоги: под Фараллонами явно подразумевается Никарагуа...
- Послушай,- сказал Гундлах мулату.- Этот янки на нас клевещет! Теперь добра не жди!..
Шкипер круто переложил руль, Джексон упал на колени. Волна с силой ударила в борт лодки, от носа к корме побежала пена. Джексон поднялся на ноги, теперь вместо "уокитоки" у него в руках был револьвер.
Фернандес пригнулся. Вид револьвера оказался доходчивей любых слов. Он понял: речь идет о жизни и смерти. Повернул перегруженную лодку носом против волны, и тут же на палубу обрушились потоки воды. Джексон, которого окатило с головы до ног, стоял вполоборота к ним, схватившись за поручни. Так ему прицельного выстрела не сделать. И все-таки он выстрелил, оторвав правую руку от поручней. Стекло рубки разлетелось на мелкие осколки. Это была его последняя ошибка.
- Возьми вон ту штуку! -услышал Гундлах крик Фернандеса, который тут же повел лодку на следующий бурун.