Три бутылки виски и два блока сигарет уже ждали своей участи. Таможенник обмахнулся рукой, облегченно вздохнул под прохладной струей воздуха из кондиционера и отхлебнул пива.
Он мельком взглянул на новый путевой лист, где говорилось, что "Тоскана" забрала груз машинного оборудования в Бриндизи и направляется к месту морских разработок нефтяной компании "АДЖИП Ойл" неподалеку от берегов Камеруна. Ни Югославия, ни Испания вообще не упоминались. Помимо деталей оборудования в грузовом листе значились: шлюпки (надувные), двигатели (подвесные) и тропическая экипировка, – все для буровиков-нефтяников. На обратном пути они собираются загрузиться какао-кофе в Сан Педро, на берегу Слоновой Кости, после чего возвратиться в Европу. Он подышал на печать и приложил ее к путевому листу.
Таможня дала добро. Через час таможенник спустился на борт своего катера, не забыв прихватить подарки.
В седьмом часу, когда жара спала, Шеннон разглядел приближающуюся со стороны берега шлюпку. Двое местных, подрабатывающих доставкой пассажиров на суда, стоящие на якоре в заливе, сидели на веслах. На корме расположились еще семеро африканцев с узелками на коленях. Впереди, на носу, одиноко восседал единственный европеец. Когда шлюпка подошла вплотную к "Тоскане", Жан-Батист Лангаротти ловко взобрался на борт по спущенному трапу.
Один за одним на борт "Тосканы" передавали с раскачивающейся лодки узелки, за ними стали взбираться семеро африканцев. Хотя так близко от берега этого делать не следовало, Вламинк, Дюпре и Земмлер начали похлопывать их по спинам и дружески жать руки. Африканцы, улыбаясь от уха до уха, похоже, были рады не меньше наемников. Вальденберг и его помощник раскрыли от удивления рты. Шеннон дал знак капитану выводить "Тоскану" в море.
Когда стемнело, они расселись группками на палубе и благодарно вдыхали прохладный морской воздух. "Тоскана" шла на юг. Шеннон представил новобранцев Вальденбергу. Наемники были с ним уже знакомы. Шестеро африканцев оказались молодыми людьми, которых звали Джонни, Патрик, Джинджа (кличка, от имени Джинджер), Сандей, Бартоломью и Тимоти.
Каждый из них воевал вместе с наемниками, каждый прошел курс специальной персональной подготовки у европейских бойцов, был неоднократно проверен в бою и мог постоять за себя в любых, самых сложных условиях. И каждый был истово предан своему командиру. Седьмой был человеком пожилым, улыбался реже, держал себя уверенно и с достоинством. Шеннон называл его "доктор". Он тоже был предан своему командиру и своему народу.
– Как дела дома? – спросил его Шеннон.
Доктор Окойе грустно покачал головой.
– Неважно.
– Завтра за работу, – сказал Шеннон. – С завтрашнего дня начинаем готовиться.
Часть третья
Большая бойня
Глава 20
До самого прихода к месту назначения Кот Шеннон не давал своим людям передышки. Единственное исключение делалось для пожилого африканца, которого он называл "доктором". Остальных поделили на группы, каждой из которых было поручено определенное дело.
Марк Вламинк и Курт Земмлер вскрыли пять зеленых железных бочек с надписью "КАСТРОЛ", отбив накладное дно, и извлекли из каждой упаковки по двадцать "шмайссеров", с сотней запасных магазинов. Машинное масло было перелито в меньшие емкости и оставлено для корабельных нужд.
При помощи шести африканских бойцов они распаковали сотню автоматов, которые были затем тщательно очищены от заводской смазки. К тому моменту, когда дело было сделано, африканцы успели изучить устройство "шмайссеров" не хуже, если не лучше, чем солдаты на занятиях по материальной части.
Открыв первые десять ящиков с патронами, все восемь уселись на палубе и начали вставлять патроны в обоймы, по тридцать штук в каждую, пока в их распоряжении не оказалось 500 снаряженных обойм с 1500 патронами. После этого восемьдесят "шмайссеров" были отложены в сторону. В это время Жан-Батист Лангаротти готовил форменное обмундирование, перерывая стоящие в трюме ящики. В набор вошли две майки, две пары трусов, две пары носков, пара башмаков, брюки, один берет, одна форменная рубашка и один спальный мешок. Когда все было подобрано, одежда связывалась в узел, один "шмайссер" с пятью снаряженными обоймами оборачивался в промасленную тряпку и вкладывался в полиэтиленовый мешок.
Затем все засовывалось в спальник. Перевязанный сверху и готовый к транспортировке как вещмешок, спальник содержал в себе всю необходимую экипировку и оружие для будущего бойца.
Двадцать оставшихся "шмайссеров" с пятью обоймами каждый и двадцать комплектов формы были отложены в сторону. Они предназначались непосредственно для участников штурма, хотя их было всего одиннадцать человек. Запасные комплекты при необходимости могли быть розданы команде корабля. Лангаротти, научившийся за годы, проведенные в армии и в тюрьме, орудовать иголкой и ниткой, ловко подогнал одиннадцать комплектов обмундирования под участников штурма, пока они не сидели как влитые.
Дюпре и Чиприани, который, к счастью, оказался умелым плотником, быстро разобрали ящики, где хранились патроны, и принялись за подвесные моторы. Все три мотора были шестидесятисильными, фирмы "Джонсон". Они смастерили деревянные короба, выложив их изнутри резиной от надувных матрасов, которые надевались сверху на надводную часть двигателя. В то время как шум выхлопа приглушался системой подводного выпуска отработанных газов, звукоизолирующие короба уменьшали стук механических деталей двигателя до еле слышного урчания.
Закончив с этими делами, Вламинк и Дюпре начали заниматься тем оружием, которое каждый из них предполагал использовать во время штурма. Дюпре извлек из ящиков два минометных ствола и углубился в изучение прицельного механизма. Ему не приходилось иметь дело с югославскими минометами, но он с радостью для себя обнаружил, что система была предельно простой. Он приготовил семьдесят снарядов, тщательно проверив и снарядив взрыватели, установленные на остроконечной конической верхушке мины.
Уложив готовые снаряды в ящики, он взял два из них, поставил друг на друга и сунул в рюкзак, из числа тех, что купил в Лондоне два месяца назад.
Вламинк занялся своими базуками, одну из которых предстояло использовать в ночь штурма. Это ограничение возникло только в связи с тем, что он физически не мог унести обе. Приходилось рассчитывать только на свои силы. Встав на корме и упершись на шест флагштока, он тщательно настроил прицел базуки, пока не понял, что сможет попасть в ствол пушки с расстояния в две сотни метров не более чем с двух попыток. Он уже взял себе в помощники Патрика, потому что им доводилось воевать вместе и они хорошо дополняли друг друга.
В рюкзаке африканец будет нести десять ракет для базуки, не считая собственного "шмайссера". Вламинк добавил к своей экипировке две дополнительные ракеты, и Чиприани подцепил к его ремню два брезентовых подсумка.
Шеннон разбирался со вспомогательными средствами, осматривая осветительные ракеты и объясняя Дюпре, как ими пользоваться. Он раздал каждому наемнику по компасу, проверил аварийную сирену и портативные переговорные устройства.
Имея в запасе время, Шеннон велел "Тоскане" на пару дней лечь в дрейф в том месте, где на двадцать миль в округе не было других кораблей. Пока судно, слегка покачиваясь на волнах, неподвижно стояло на месте, каждый проверил свой личный "шмайссер". Для белых проблем не было. Каждому из них в свое время пришлось испробовать с полдюжины различных автоматов, а они отличаются друг от друга довольно незначительно. Африканцам потребовалось чуть больше времени, чтобы к ним привыкнуть, потому что они, в основном, имели дело с карабинами "маузер", калибра 7.92 или со стандартными натовскими самозарядными винтовками калибра 7.62 мм. Один из немецких автоматов постоянно заклинивало, поэтому Шеннон выбросил его за борт и протянул бойцу другой. Каждый африканец выпустил по девятьсот патронов, пока они не привыкли к "шмайссеру" и не избавились от популярной среди африканских солдат дурной привычки – зажмуривать глаза во время стрельбы.
Пять пустых железных бочек, которые оставили в запас, теперь качались на волнах за кормой "Тосканы" в качестве мишеней. Стрельба продолжалась, пока каждый из тренирующихся, неважно, белый или черный, не мог с сотни метров уверенно продырявить бочку очередью. Четыре бочки, использованные таким образом, благополучно пошли ко дну, а пятую приберег для себя Марк Вламинк. Он дал ей отплыть на две сотни метров, потом встал на корме "Тосканы", расставив ноги, базука на правом плече, глаз прильнул к прицелу. Он подождал, чтобы приспособиться к покачиванию палубы под ногами, и выпустил первую ракету. Она скользнула по верхнему краю бочки и со столбом брызг взорвалась при входе в воду. Вторая ракета угодила прямо в центр бочки. Гулкий грохот взрыва эхом прокатился по поверхности моря, вернувшись к наблюдающим с борта корабля наемникам и членам экипажа. Кусочки жести осыпали воду мелким дождем рядом с тем местом, где только что была бочка, и у зрителей вырвался восторженный крик. Широко улыбаясь, Вламинк повернулся к Шеннону, содрал защитные очки и смахнул с лица частички сажи.
– Ты говорил, что хочешь разнести дверь, верно, Кот?
– Точно, здоровенные деревянные ворота, Крошка.
– Они у меня разлетятся на мелкие кусочки, размером со спичку, обещаю, – сказал бельгиец.
Из-за шума, который они наделали, Шеннон велел "Тоскане" отправиться в путь, а через два дня устроил вторую остановку.
За это время были извлечены из ящиков и собраны три надувные лодки. Они лежали рядком вдоль борта на главной палубе. На каждой, окрашенной в темно-серый цвет, ярко выделялся оранжевый нос и название фирмы, того же цвета, на каждом боку. Их закрасили черной краской из корабельных запасов.
Когда краска подсохла, все три лодки проверили в действии.
Без звукоизолирующих коробов, установленных поверх мотора, тарахтенье "Джонсонов" было хорошо слышно даже в четырехстах ярдах от "Тосканы". При установленных коробах и работающих в четверть силы моторах их с трудом можно было услышать с тридцати ярдов. Моторы начинали перегреваться через двадцать минут непрерывной работы в половину мощности, но, уменьшив обороты, можно было продлить срок работы до получаса. Шеннон гонял одну лодку по морю два часа, пробуя установить оптимальный режим и найти лучшую комбинацию скорости и шума.
Так как мощность моторов давала большой запас, он решил, что не стоит их гнать больше, чем на треть максимальных оборотов, и посоветовал своим людям перейти на четверть мощности за двести ярдов до берега при подходе к цели.
"Уоки-токи" тоже проверили на расстоянии до четырех миль.
Несмотря на пасмурную погоду и слышащиеся издали раскаты грома, сигнал проходил достаточно ясно и отчетливо. Для тренировки африканцев тоже возили на лодках с различной скоростью днем и в ночных условиях.
Ночные тренировки были самыми важными. Во время одной из них Шеннон увез четверых белых и шестерых африканцев за три мили от "Тосканы", у которой горел лишь один небольшой фонарь на мачте. На пути от корабля всем десятерым завязали глаза.
Когда повязки сняли, каждому дали по десять минут на то, чтобы глаза привыкли к черноте неба и океана, после чего стали возвращаться обратно. С приглушенным двигателем, в абсолютной тишине за бортом, десантный катер тихо скользил по направлению к огоньку "Тосканы". Сидя за румпелем, он установил дроссель сначала так, что мотор работал на треть мощности, а потом, при подходе, на четверть. Шеннон физически ощущал напряжение сидящих перед ним людей. Они понимали, что так будет в ту ночь, когда предстоит штурм, и возможности повторить подход к берегу уже не представится.
На борту корабля к Шеннону подошел Карл Вальденберг, и они наблюдали, как матросы при свете фонаря втягивают лебедкой лодку на палубу.
– Я практически ничего не слышал, – сказал он. – Пока вы не подошли на две сотни метров, а я вслушивался очень пристально. Если только на берегу не будет слишком чуткой охраны, вам наверняка удастся высадиться незаметно, там, куда вы собираетесь. Кстати, куда вы собираетесь? Мне потребуются дополнительные лоции, если предстоит еще идти достаточно далеко.
– Мне кажется, лучше рассказать всем сразу, – сказал Шеннон. – Проведем остаток ночи за брифингом.
До восхода солнца экипаж (за исключением механика, который все еще спал в машинном отделении), семь африканцев и четверо наемников слушали Шеннона в кают-компании, пока он излагал план атаки. Он приготовил и установил проектор со слайдами.
Некоторые из них заснял во время пребывания в Зангаро, на других были изображены нарисованные им самим карты и схемы.
Когда он закончил, духота в салоне стояла невыносимая, усиленная густым сизым табачным дымом, струившимся через открытые иллюминаторы в тягостно душную ночь.
Наконец Вальденберг вздохнул: "Gott in Himmel!". И тогда вдруг все заговорили разом. В течение следующего часа Шеннон отвечал на вопросы. Вальденберг потребовал гарантии, что в случае провала операции оставшиеся в живых немедленно вернутся на борт, так, чтобы "Тоскана" задолго до рассвета оказалась достаточно далеко в открытом море. Шеннон заверил его, что так и будет.
– Ведь мы только с ваших слов знаем, что у них нет ни морского флота, ни бронемашин, – переживал Вальденберг.
– Можете на мои слова положиться, – успокаивал Шеннон. – У них действительно ничего этого нет.
– Только от того, что вы этого не увидели…
– Нет у них ничего, – обрезал упрямца Шеннон. – Я часами разговаривал с людьми, которые провели там многие годы. Нет у них ничего из того, что вас так беспокоит.
У шести африканцев вопросов не возникло. Они будут нога в ногу идти за наемником, который их поведет, и верить в то, что тот знает, что делает. Седьмой, "доктор", спросил только, где предполагается находиться ему, и, получив ответ, что должен оставаться на "Тоскане", безропотно согласился.
Четверо наемников задали по несколько чисто технических вопросов, на которые получили столь же профессиональные ответы.
Вернувшись на палубу, африканцы растянулись на своих спальных мешках и мгновенно заснули. Шеннон всегда завидовал их способности засыпать в любом месте, в любое время и при любых обстоятельствах. Доктор вернулся к себе в каюту, и Норбиатто последовал его примеру. Ему надо было скоро заступать на вахту. Вальденберг направился в рубку, и "Тоскана" продолжила путь к своей цели, до которой оставалось всего три дня.
Пятеро наемников ушли на корму позади матросских кубриков и проговорили до позднего утра. Все одобрили план операции и сочли результаты разведки, проведенной Шенноном, вполне благоприятными. При этом они понимали, что в случае, если оборона города или дворца окажется более серьезной, чем предполагается, или произойдут еще какие-либо неожиданные изменения, им придется умереть. Их очень мало, слишком мало для проведения такой серьезной операции, и любые непредвиденные обстоятельства для них могут оказаться смертельными. Обдумав все возможные варианты, они решили, что либо должны завершить операцию в течение двадцати минут, либо немедленно вернуться на "Тоскану", если, конечно, будет кому возвращаться. Они знали также и то, что никто не будет подбирать раненых, и, если кому-нибудь из них попадется на глаза тяжело раненный товарищ, то он сделает для него то единственное, что будет в силах в такую минуту, – поможет уйти из жизни быстро и без мук – во всяком случае, это всегда лучше, чем умирать от ран или томиться в плену. Таковы были правила, по которым жили и выполняли свою задачу наемники, и правилам этим следовали неукоснительно.
Около полудня они разбрелись по своим каютам.
Все проснулись рано утром. Наступил день Девяносто Девятый. Шеннон половину ночи провел с Вальденбергом, не спуская глаз со стрелки небольшого радара, установленного в дальнем углу рубки. Стрелка вращалась по периметру, очерчивая линию побережья.
– Вы должны подойти с южной стороны столицы на расстояние видимости береговой линии, – сказал он капитану. – И все утро будете медленно двигаться к северу, параллельно берегу, чтобы к полудню мы смогли оказаться здесь.
Он описал пальцем дугу, показав, как они должны подойти к Зангаро с севера. Проведя двадцать дней в море, он стал доверять немцу-капитану. Получив свою долю в порту Плоче, Вальденберг сразу стал членом команды заговорщиков и полноправным участником сделки и все это время предпринимал все, что было в его силах, чтобы операция закончилась успешно. Шеннон был совершенно уверен в том, что капитан, согласно договору, будет держать "Тоскану" в четырех милях от берега чуть южнее Кларенса в течение всего времени, которое потребуется для проведения операции. Услышав команду, переданную по переговорному устройству, он приведет судно в полную готовность и, подобрав на борт уцелевших, которые доберутся до корабля на моторных лодках, на всех парах двинется в открытое море. У Шеннона было слишком мало людей, чтобы он мог хоть одного оставить для наблюдения за Вальденбергом, поэтому ему не оставалось ничего другого, как доверять ему.
Он уже нашел частоту, на которой должен был передать сообщение Эндину по судовой рации. Первое сообщение должно было быть передано в полдень.
Утро тянулось невыносимо медленно. В корабельную подзорную трубу Шеннону было видно устье реки Зангаро и долгая низкая полоса зарослей мангровых деревьев вдоль горизонта. Ближе к полудню он заметил, что полоса зеленых насаждений поредела в районе Кларенса, и подозвал к окуляру Вламинка, Лангаротти, Дюпре и Земмлера. Они тоже заметили поредевший лес, и каждый, наглядевшись вдоволь, уступал место другому. Они курили больше обычного и, раздраженные бездействием, бродили по палубе. Близость опасности порождала желание броситься ей навстречу.
Ровно в полдень Шеннон начал передавать первое сообщение.
Он говорил открыто, не прикрываясь шифром. Но сообщение было короткое и состояло всего из одного слова – "Подорожник". В течение пяти минут он произносил его в микрофон каждые десять секунд, потом сделал пятиминутный перерыв, повторил сообщение. Трижды в течение тридцати минут, каждый раз с пятиминутным перерывом, он возобновлял передачу и надеялся, что Эндин на суше, где бы он ни был, примет его. Сообщение означало, что он со своими людьми на месте, что они готовы к операции по захвату Кларенса и дворца Кимбы и что начало ее, как обговорено ранее, назначено на предрассветный час следующего утра.