– Что дает вам основания предполагать? Эти ценные бумаги?
– Я отказываюсь отвечать на вопрос.
– Тогда что?
– Сначала ответьте вы на мой вопрос. Смогу ли я использовать возможности, которыми обладает ваше агентство, но не объясняя зачем?.. А моим доверенным лицом там будете вы.
– Из чего следует, я буду представлять ваши интересы?
– Совершенно верно.
– Это возможно.
– А в Европе тоже? Вы сможете действовать и в Европе?
– У нашего агентства есть взаимные соглашения с большинством…
– Тогда выслушайте мое конкретное предложение, – прервала его Элизабет. – И между прочим, обсуждению оно не подлежит. Сто тысяч долларов. В наиболее удобной для вас форме.
Мэтью Кэнфилд поглядел на старую даму – она была абсолютно уверена в его согласии. И ему стало страшно. В сумме, названной Элизабет Скарлатти, было нечто пугающее. Он чуть слышно повторил:
– Сто тысяч…
– "И пусть пыль скроет наши следы", – процитировала Элизабет. – Соглашайтесь, мистер Кэнфилд, и радуйтесь жизни.
Кэнфилд почувствовал, что по спине у него струится пот, хотя в каюте не было жарко.
– Вы уже знаете мой ответ, – проговорил он.
– Да, знаю… И не впадайте в панику – деньги можно перевести на ваш счет без проблем. Эта сумма достаточна, чтобы ни в чем себе не отказывать, но не столь велика, чтобы вы по гроб жизни считали себя обязанным. Вот это было бы неудобно… Так на чем же мы остановились?
– То есть? Как это на чем?
– Ах да. Значит, вы подозреваете, что мой сын жив. И давайте отделим эту тему от разговора о ценных бумагах.
– Но почему?
– А потому, что с апреля по декабрь прошлого года мой сын перевел в различные банки Европы сотни тысяч долларов. Полагаю, на эти деньги он намерен жить. Я проследила путь этих денег. Точнее, работаю над этим. – Элизабет видела, что следователь ей не верит. – К сожалению, это правда, хотите верьте, хотите нет.
– Но то же касается и ценных бумаг, разве нет?
– Интересно: я говорю с человеком, которому плачу за работу, а он сомневается в том, что я говорю правду… Да я за пределами этой каюты никогда не признаю факта своей осведомленности об этих ценных бумагах.
– И снова: почему?
– Справедливый вопрос. Не думаю, что вы поймете, но постараюсь честно вам объяснить. Факт пропажи бумаг вскроется не раньше чем через год. У меня нет никаких законных оснований инспектировать фонды моего сына – да их нет ни у кого, законные основания появятся только в конце этого финансового года. Если эта история вскроется, она ударит по всей семье Скарлатти. Деловые связи Скарлатти с банками всего цивилизованного мира сразу же попадут под подозрение. А подозрения о том, что многомиллионные сделки "Скарлатти индастриз" с сотнями корпораций не подкреплены достаточными финансовыми средствами – хотя это, как вы понимаете, и неверно, – тут же вызовут страшную панику во всем деловом мире.
– А кто такой Джефферсон Картрайт? – спросил он.
– Единственный, кто, кроме меня, знал об исчезновении ценных бумаг из фондов моего сына.
– О боже! – Кэнфилд выпрямился.
– Вы что, полагаете, именно потому его и убили?
– Да, других причин не вижу.
– Но могли быть и другие причины – это был обыкновенный бездельник и бонвиван.
Кэнфилд в упор смотрел на старую женщину.
– Так вы говорите, что он – единственный, кто знал об исчезновении ценных бумаг?
– Да.
– В таком случае из-за этого его и убили. В ваших кругах людей не убивают за то, что они спят с чужими женами. Напротив, это удобный предлог, чтобы переспать с его женой.
– Следовательно, мистер Кэнфилд, я тоже нуждаюсь в защите.
– Что вы собираетесь делать, когда мы прибудем в Англию?
– Именно то, что я вам уже сказала, – начну с банков.
– А что вы им скажете?
– Пока не знаю. Но речь идет о значительных суммах. Деньги должны были на что-то пойти. И, как вы понимаете, их путь строго документирован – такие суммы не таскают в бумажниках и пакетах. Возможно, открыты какие-то новые счета на фиктивных лиц. Или созданы небольшие предприятия – пока не знаю. Но я знаю одно: эти деньги должны быть как-то использованы до того, как просочатся сведения о продаже бумаг.
– Господи, но ведь в Стокгольме – одном Стокгольме – он должен выручить тридцать миллионов!
– Не обязательно. Счета общей суммой в тридцать миллионов можно открыть, например, и в Швейцарии, из Стокгольма эти деньги переведут туда. И факт сделки может долго оставаться в тайне.
– А как долго?
– Пока не удостоверятся в подлинности каждого из сопровождающих сделку документов. Пока ценные бумаги не превратятся в иностранную валюту.
– Значит, вы намерены проследить путь банковских счетов?
– Это единственная отправная точка. – Элизабет Скарлатти достала из письменного стола косметичку. Вынула оттуда лист бумаги.
– Полагаю, у вас есть этот список. Прочтите и освежите в памяти. – Она протянула ему лист со списком банков, куда, по просьбе Алстера Скарлетта, банк "Уотерман траст компани" переводил деньги. Кэнфилд помнил этот список – его предоставил в распоряжение "Группы 20" генеральный прокурор.
– Да, я видел этот список, но собственного экземпляра у меня нет… Что-то около миллиона долларов?
– Вы обратили внимание на даты, когда из банков были изъяты эти суммы?
– Я помню, что последнее изъятие было сделано за две недели до того, как ваш сын и его жена вернулись в Нью-Йорк. Но пара счетов, как вижу, еще не закрыта. Здесь, в…
– Да, в Лондоне и Гааге… Но я имею в виду другое. Обратите внимание на географию.
– Какую географию?
– Смотрите: все начинается в Лондоне. Потом переходит на север – в Норвегию, затем возвращается на юг, опять в Англию – на этот раз в Манчестер, снова север – Дания, юг – Марсель, запад – Испания, Португалия, северо-восток – Берлин, снова юг – Каир, на северо-запад, через Италию, Рим, мы переходим на Балканы, возвращаемся на запад – в Швейцарию. Вот как все происходило. В этом должен быть определенный смысл.
– Но какой, мадам Скарлатти?
– Разве вас ничего не удивляет?
– Ну, ваш сын отправился в свадебное путешествие, я не знаю, каков в вашем кругу традиционный маршрут свадебных путешествий. Люди моего круга ездят на Ниагарский водопад.
– И тем не менее это не совсем обычный маршрут.
– Все равно не понимаю.
– Ладно, постараюсь объяснить вам это подоходчивее. Вот, например, вы решили совершить развлекательную поездку. Вы живете в Вашингтоне. Куда вы отправитесь? Наверняка не по маршруту Вашингтон – Нью-Йорк – Балтимор, со следующей остановкой в Бостоне. Зачем вам такая развлекательная поездка?
– Да, удовольствия от такой поездки маловато.
– Вот и мой сын: он передвигался с места на место внутри определенного полукружья. И самая большая сумма была изъята в месте совсем не том, где, по логике его передвижений, она должна была быть изъята. А в то место, конечную точку своего путешествия, он, следуя опять же географической логике, должен был попасть на несколько месяцев раньше.
Кэнфилд смотрел в список и отчаянно пытался понять, о какой такой географической логике говорит Элизабет.
– Не трудитесь, мистер Кэнфилд. Я знаю, где это место. В Германии. Небольшой городок на юге. Он называется Тассинг… Но почему, почему?
Часть II
Глава 22
Второй и третий дни путешествия прошли спокойно. Качка прекратилась, и самочувствие пассажиров в первом классе "Кальпурнии" улучшилось. Однако весть о гибели господина Бутройда пагубно сказалась на настроении пассажиров. Миссис Бутройд пребывала в своей каюте под неусыпным присмотром корабельного врача и медсестер: когда ей сообщили, что случилось с мужем, она впала в истерику, поэтому врачу пришлось дать ей изрядную дозу успокоительного.
На третий день она почувствовала себя лучше, мало-помалу жизнь на корабле вошла в нормальную колею.
Элизабет Уикхем Скарлатти и Кэнфилд условились встречаться только за завтраком, обедом и ужином. Однако ровно в десять тридцать вечера он являлся к ней в каюту и, так сказать, заступал на дежурство, дабы защитить мадам Скарлатти, если кто-то попытается довершить дело, начатое Бутройдом. Эти вечерние бдения явно шли во вред здоровью Кэнфилда.
– Будь я на сто лет моложе, вы вполне могли бы сойти за одного из тех любезных господ, которые оказывают известного рода услуги перезрелым искательницам приключений.
– Если бы вы соизволили потратить небольшую часть вашего знаменитого состояния на собственный океанский лайнер, мне не пришлось бы сейчас сидеть с вами тут ночи напролет.
Эти поздние беседы служили еще одной цели: Элизабет и Кэнфилд более или менее согласовали свои дальнейшие действия. Кроме того, они деликатно обсудили обязанности Кэнфилда в роли помощника Элизабет Скарлатти.
– Вы, конечно, понимаете, – заявила Элизабет, – что ваши действия не должны причинять ущерб правительству или подрывать его репутацию. Не стану я и принуждать вас действовать вопреки собственной совести – в том, что совесть все-таки существует, я не сомневаюсь.
– Ну да, а что вредно или полезно, решаете только вы, не так ли?
– В известной степени, да. Мне кажется, я достаточно компетентна в подобного рода вопросах.
– А что будет, если я не соглашусь с вами?
– Однако, чтобы перейти мост, сначала нужно к нему подойти.
– О, вы гениально выразились!
По мысли Элизабет Скарлатти, Мэтью Кэнфилд по-прежнему должен будет посылать свои отчеты в Вашингтон, в "Группу 20", но с одной поправкой: предварительно получив "добро" от нее самой. С обоюдного согласия он будет направлять от своего имени запросы в различные инстанции. Что же касается личной безопасности, то старая леди обязывалась безоговорочно выполнять его инструкции.
По прибытии в Лондон Мэтью Кэнфилд начнет получать обещанное вознаграждение: сто тысяч долларов, в десять приемов, наличными.
– Согласитесь, мистер Кэнфилд, что на наше соглашение можно взглянуть и под иным углом зрения.
– Под каким же?
– Между прочим, ваше учреждение получает возможность совершенно бесплатно пользоваться моими весьма незаурядными талантами, что, несомненно, выгодно для налогоплательщиков.
– Я отмечу это в первом же отчете.
Однако главная проблема не была решена. Чтобы должным образом выполнять свои обязанности и перед "Группой 20", и перед мадам Скарлатти, Кэнфилду необходимо было придумать какую-нибудь причину, объясняющую его постоянное общение со старой дамой. Со временем это все равно обнаружится, а создавать впечатление, будто общение это зиждется на дружеской приязни либо на интересах сугубо делового характера, было бы неразумно.
Мэтью Кэнфилд – не без определенной задней мысли – осведомился:
– Может быть, стоит привлечь к делу вашу невестку?
– Полагаю, вы имеете в виду жену Алстера, поскольку супруга Чанселлора в делах вообще ничего не смыслит.
– Совершенно верно.
– Джанет мне нравится. Но если вы рассматриваете ее в качестве возможного третьего партнера, то должна вам сказать, она меня ненавидит. Тому много причин, и большинство из них вполне основательны. Чтобы добиться своего, я вынуждена обходиться с нею достаточно жестко. Единственным оправданием мне, если бы я нуждалась в оправдании – а я не нуждаюсь, – может служить то, что все мои действия диктуются заботой о ее же благе.
– Весьма благородно. Но все же могли бы мы рассчитывать на ее помощь? Я не особенно хорошо ее знаю.
– Как бы поточнее выразиться… У Джанет слабо развито чувство ответственности. Думаю, вы это и сами успели заметить.
– Пожалуй. Как я понимаю, она догадывается, что вы отправились в Европу по делам Алстера.
– Да, конечно. Вероятно, это обстоятельство помогло бы привлечь ее к партнерству. Но вряд ли это можно сделать по телефону, и уж тем более я не доверюсь почте.
– Есть более удобный способ: я съезжу в Америку и передам ей ваше письмо. И надежно, и безопасно. Остальное я улажу сам.
– В таком случае вы, должно быть, хорошо знакомы с ней?
– Не совсем так. Просто мне кажется, я смогу убедить ее, что вы и я – ее сторонники. И, поняв это, она согласится нам помочь.
– Да, она могла бы оказаться нам полезной. Она сможет указать места, где они оба бывали…
– К тому же она знает некоторых людей…
– А как быть мне в ваше отсутствие? Вы вряд ли застанете меня в живых, когда вернетесь.
Кэнфилд заранее обдумал это.
– Когда мы прибудем в Англию, вам придется некоторое время пожить инкогнито.
– То есть?
– Почему бы вам не предаться молитвам за спасение вашей души? И, разумеется, за спасение души сына?
– Что-то я вас не понимаю.
– Вы отправитесь в монастырь. Все знают, что вы глубоко скорбите о потере сына. И ваше стремление на время уединиться от мира будет выглядеть вполне логично. Мы сделаем заявление для прессы, что вы отправляетесь в некий приют на севере Англии. А на самом деле вы отправитесь на юг. Моя контора все устроит наилучшим образом.
– Боюсь, это будет выглядеть очень странно.
– Вот уж неправда. В черном одеянии вы будете весьма импозантны.
Миссис Бутройд в черной вуали на скорбном лице сошла на пристань с первой же партией пассажиров. На таможне к ней подошел некий мужчина, который помог ей быстро пройти контроль, а затем сопроводил к ожидавшему на улице "Роллс-Ройсу". Машина тронулась. Проследить, куда они направились, Кэнфилд, разумеется, не мог.
Спустя сорок пять минут Кэнфилд зарегистрировался в гостинице и позвонил из автомата своему лондонскому связному. Тот сказал, что немедленно приедет в гостиницу. В ожидании связного Кэнфилд прилег: как же он устал от корабельной качки! И как приятно было ощутить покой "сухопутной" кровати. Ему вовсе не улыбалось вновь пускаться в плавание, но другого решения он придумать не мог. Ведь его стремление быть рядом с Джанет можно объяснить как угодно, а то, что жена и мать пропавшего Алстера Скарлетта путешествуют вместе, тоже вполне логично. Кэнфилда отнюдь не пугала возможность дальнейшего общения с Джанет Скарлетт. Конечно, женщина она распущенная, но не более того.
Он уже начал клевать носом, когда невзначай бросил взгляд на часы и обнаружил, что опаздывает на встречу. Он позвонил портье. Услышав чинную английскую речь, Кэнфилд почувствовал облегчение.
– Мадам Скарлатти находится в пятом люксе. Нам поручено предупреждать ее, если кто-то будет ее спрашивать, сэр.
– Отлично. Поступайте так и впредь. Я намерен подняться к ней в номер.
Кэнфилд постучал и громко назвал свое имя. Только тогда Элизабет Скарлатти открыла дверь. Она указала ему на кресло, сама же присела на широкий, в викторианском стиле диван, стоявший у окна.
– Ну и каковы наши дальнейшие планы?
– Час назад я звонил лондонским коллегам. С минуты на минуту их представитель будет здесь.
– Кто это?
– Некто Джим Дерек.
– Вы с ним знакомы?
– Нет. У нас с англичанами существует соглашение: если нам нужна помощь, мы звоним связному, и тот дает нам координаты агента. Такую же помощь оказываем им и мы.
– Вряд ли это так уж удобно, – констатировала мадам Скарлатти.
– Мы платим за услуги.
– Что он пожелает знать?
– Мы скажем ему лишь то, что сочтем нужным. Пока наши действия нельзя будет квалифицировать как наносящие вред Британии, докучать нам вопросами не будут. В сущности, их беспокоят главным образом финансовые издержки, а не благополучие страны: пока расходы не выходят за пределы разумного, их, по правде говоря, вообще ничего не волнует.
– Довольно странный подход.
– Англичан очень беспокоит, на что уходят деньги налогоплательщиков. – Кэнфилд снова глянул на часы. – Я попросил его захватить список монастырей и приютов.
– Вы что, всерьез все это затеяли?
– Да. Если только он не придумает чего-нибудь поумнее. Меня не будет приблизительно две с половиной недели. Вы уже написали письмо Джанет?
– Да. – Она протянула ему запечатанный конверт. Зазвонил телефон, стоявший в другом конце комнаты – на столике у двери. Элизабет поспешила ответить на звонок.
– Это Дерек? – спросил Кэнфилд, когда она повесила трубку.
– Он.
– Отлично! А теперь, мадам Скарлатти, позвольте вести беседу мне. Но учтите, если я задам вам прямой вопрос, ваши ответы мне должны быть откровенными.
– И что, мы совсем не будем пользоваться условными сигналами? – с оттенком сарказма спросила она.
– Нет. Поверьте мне на слово, в его задачи вовсе не входит получение от нас какой-либо информации: излишняя осведомленность обременительна.
– Может, мне предложить ему виски или чаю? Или это у вас не принято?
– Виски, пожалуй, было бы как нельзя кстати.
– Я сейчас распоряжусь.
– Чудесно!
Элизабет Скарлатти сняла трубку и заказала полный набор – виски, вина, ликер. Кэнфилд мысленно улыбнулся: ах, какая щедрость при таких-то миллионах, и закурил свою излюбленную тонкую сигару.
Джеймс Дерек оказался мужчиной лет сорока пяти на вид, слегка полноватым, приятной наружности, прямо-таки типичный образчик процветающего коммерсанта. Он был изысканно вежлив, улыбчив, однако держался в рамках протокола. Стоило ему заговорить, и улыбка исчезала как бы сама собой.
– Мы выяснили, на чье имя зарегистрирован "Роллс-Ройс". Машина принадлежит маркизу Жаку Луи Бертольду. Вскоре будет получена информация о нем.
– Отлично. А как насчет приютов?
Англичанин достал из внутреннего кармана пальто лист бумаги.
– Мы могли бы предложить несколько вариантов, выбор зависит от того, в какой мере мадам Скарлатти желала бы поддерживать связь с внешним миром.
– А есть такие, где подобные контакты полностью исключены? – осведомился Кэнфилд. – С обеих сторон…
– В таком случае мы должны ограничиться только католическими приютами. Их у нас два… Или даже три.
– Но послушайте! – возмутилась старая леди.
– Охарактеризуйте их поподробнее, – попросил Кэнфилд, проигнорировав реплику старой дамы.
– Один принадлежит бенедиктинскому ордену, другой – кармелитскому. Оба, кстати, расположены на юго-западе, кармелитский – совсем близко от Кардиффа.
– Есть вещи, которые для меня не приемлемы ни под каким видом, и я хочу, чтобы вы это всегда помнили, мистер Кэнфилд, – вспылила старая дама. – Я не желаю иметь ничего общего с этими монастырскими овцами!
– Какой из этих приютов пользуется наибольшей славой? – гнул свою линию Кэнфилд.
– Ну, герцогиня Глостерская, к примеру, каждый год совершает паломничество в Йоркское аббатство. Но это англиканская церковь.
– Прекрасно! Мы распространим сообщение, что мадам Скарлатти намерена провести месяц в стенах этого аббатства.
– Ну, это куда ни шло, – примирительно произнесла старая леди.
– Я еще не закончил. – Кэнфилд повернулся к англичанину, на лице которого вновь появилась улыбка. – На самом деле мадам Скарлатти завтра же отправится в монастырь кармелиток. Сопровождать ее будете вы.
– Как вам будет угодно.