***
Галина позвонила около полудня и сообщила, что со специалистом по поиску "жуков" она договорилась. Когда приезжать?
- Да хоть сейчас, - ответил Андрей.
- Тогда мы подскочим через полчаса, - ответила она.
Сотрудника СБУ Сашу из квартиры временно "изъяли" - чтобы не "светить".
Он этому обстоятельству был только рад - в засаде он сидел уже больше двух суток и никакой замены, кажется, не предвиделось, а чертовы батареи "клопа" в гостиной все никак не садились… Саша доложил своему руководству о просьбе Обнорского, получил "добро" и ушел в увольнение до вечера. Минут через десять после его ухода появилась Галина в сопровождении спеца. У спеца, которого привела Галина, был точно такой же "дипломат", как у того, которого привез Костенко… Да что чемоданчик! У него и манеры были точно такие же. Он был так же неразговорчив и сосредоточен. "Клопа" в телефоне он обнаружил быстро. Подвел Обнорского - ткнул в "клопа" отверткой. Обнорский изобразил шок.
- Можем снять, можем оставить так, как есть… А можем оставить так как есть, но создадим помехи, - сказал спец.
- А как лучше? - спросил Обнорский.
- А это вам решать, - безразлично ответил спец. - Мое дело - обнаружить. А дальше - как решит клиент.
- Хорошо, мы подумаем… Скажите, а квартиру в целом вы можете проверить на наличие "жучков"?
- Почему нет? - ответил спец. - Об этом, правда, не договаривались.
- Я заплачу, - сразу сказал Андрей. Спец взялся за дело. Он работал около часа, но "жука" в гостиной не нашел… У Обнорского бухнуло сердце.
- Чисто у вас в квартире, - уверенно сказал спец. - Кроме, конечно, телефона…
- Вы уверены? - переспросил Обнорский.
- Я за свои слова отвечаю.
Когда спец ушел, Обнорский первым делом заглянул под журнальный столик - "жук" стоял на своем месте. Стало очень-очень противно.
***
Красный "опель" выглядел ярким мазком на сером полотне дороги. Широкие колеса расплескивали грязную снежную жижу по сторонам. Галина Сомова везла питерскую бригаду в Борисполь. Она выглядела усталой, под глазами лежали тени.
Родион пытался развлечь ее рассказами о том, как он на Севере "белых медведей профилактировал", но Галина реагировала вяло, и Родя умолк.
- Кстати, - сказал Обнорский, - ты сделала, о чем договаривались?
- А о чем договаривались? - с недоумением спросила Галина.
- Я просил тебя поинтересоваться у Затулы…
- Ах, это! Сделала, конечно.
- И что?
- Она была, мягко говоря, удивлена. И сказала, что этим часам - сто лет в обед, что она привезла их из Симферополя. Но в день исчезновения Гии их не было - они сломались и находились в ремонте.
- А ты не спросила, куда она отдавала часы в ремонт?
- Нет… Ты же не говорил, чтобы я спросила, - ответила Галина.
- Да и черт с ним! Теперь-то чего? Проехали!
С заднего сиденья отозвался Повзло:
- А вот ни фига не "проехали"! На ней, стерве, соучастие в убийстве… А ты: "проехали".
- Коля! - сказал Обнорский. - Не преувеличивай.
- А что - Коля? Коля, понимаешь… Я имею право написать в отчете свое особое мнение?
- Имеешь, но ты подумай о том…
- Вот я-то как раз думаю, - горячо сказал Повзло. - Я думаю. И свое особое мнение напишу не только в отчете. Кассеты Стужи цветочками покажутся, когда я опубликую свое особое мнение. Я молчать не буду!
Галина, поглядывая на Повзло в зеркало заднего обзора, спросила:
- А что у тебя, Николай, за "особое мнение"?
- Я считаю, что Алена…
- Хватит! - рявкнул Обнорский. - Хватит… Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что фактически выносишь ей приговор своим "особым мнением"?
Повзло не ответил. Нахохлился, как воробей, и стал смотреть в окно, в скучный черно-белый пейзаж… В Борисполь приехали к началу регистрации. Галина проводила их до той черты, которая четко отделяет провожающих от пассажиров. Поцеловала Колю и Родиона, долго смотрела на Обнорского.
- Что ты, Галка? - спросил он.
- Ничего… Когда теперь встретимся?
- Не знаю. Может быть, летом… в Крыму?
- Тебе это не нужно, - сказала она. - Ты стал другим, Андрей. Ты изменился.
Обнорский неуверенно спросил:
- Почему? Почему я изменился?
- Не знаю. Скажи, у тебя там, в Питере, женщина?… Господи! Что я говорю? Конечно, у тебя там женщина. И, вероятно, не одна.
- Галя, послушай…
Она не хотела слушать. Она отодвинулась и сказала:
- Командировка закончилась, ты летишь домой. Лети, гусар. Желаю тебе удачи. Пока.
Андрей смотрел, как она уходит, и в этом была некая необратимость, некая фатальность, в которую не очень хочется верить… Но и не верить в нее было нельзя. Обнорский покачал головой, повернулся и пошел к стойкам регистрации.
***
Галина вышла из здания терминала на улицу. Холодный ветер хлестанул по лицу сырой моросью, прижал к коленям юбку. Не оглядываясь, она быстро двинулась на стоянку, к своему "опелю". Села в машину, пустила движок и включила печку. Достала из сумочки сигареты и телефон… Закурила… С минуту смотрела сквозь покрытое моросью стекло. Потом вытерла глаза и взяла в руки телефон.
Через две машины от "опеля" стояла скромная "пятерка". Мужчина в салоне "пятерки" засек, что Галина взяла телефон. Посмотрел на часы и засек время.
Потом выбрался со стоянки и поехал в Киев. Он постоянно поглядывал в зеркало, ожидая появления на трассе красного "мазка". Дождался, добавил газу, до самого города так и ехал впереди "опеля". Человека звали Александр Зверев.
***
Станислав Гвоздарский вышел из квартиры своей любовницы на Броварском проспекте. Уже больше двух лет он был в розыске, жил с чужими документами…
Первое время это здорово давило на психику, и Гвоздь свалил в Чечню. Там тоже оказалось не сладко, и как только москали в девяносто девятом начали активные боевые действия, он вернулся обратно на Украину. Уже с новыми документами на имя Поддубного Матвея Сергеевича. В Днепропетровске один "умелец" закатал в скулы Гвоздя вазелин, и теперь Гвоздь приобрел несколько азиатские черты лица.
Страха влететь за старые - двухлетней давности - подвиги уже не было. Но за два года накопилось столько новых, что Гвоздарскому иногда приходило в голову: от чего бегаю-то? От соучастия, где всего сроку года на три по максимуму… А пока бегаю, уже набрал лет на пятнадцать! А может, и больше. Гвоздарский вышел из квартиры, внимательно прислушался, ничего интересного не услышал и вызвал лифт. В ожидании лифта и во время спуска он фальшиво насвистывал.
Бампер в бампер к его "шестерке" стояла неказистая "тойота-хайэйс". В салоне, за тонированными стеклами, сидели четверо мужчин. Когда Гвоздь вышел из подъезда, один сказал:
- Ну вот он… Смотри, Павло, он или нет?
Второй мужчина присмотрелся и уверенно ответил:
- Да не, не он. Гвоздарь наш, лицо славянское. А это монгол какой-то… Да вы сами фото его видели.
- Точно не он? - разочарованно спросил первый.
- Точно. Когда мы его разрабатывали, я на него нагляделся, - ответил второй. Гвоздарский тем временем приблизился к "тойоте" метров на десять. - А впрочем, - сказал второй, - здорово на Гвоздарика похож. Если б не эти скулы…
- Так он или не он? Думай, Павло.
- Да нет, не он, - ответил второй, но уже не так уверенно.
Третий заметил:
- А вышел-то он из квартиры Саленко, любовницы Гвоздаря… может, внешность изменил?
- Короче! Нечего сношать муму. Нужно взять и проверить.
Когда Гвоздарский поравнялся с "тойотой", боковая дверь отъехала в сторону и оттуда неуклюже, пятясь по-рачьи, задом, вылез мужчина лет тридцати. Одновременно с двух разных сторон - от подъезда, из которого вышел Гвоздь, и от остановки - к "тойоте" направились еще двое мужчин. Гвоздарский дошел до "шестерки", сунул руку в карман - за ключами. Голос сзади произнес:
- Гражданин Гвоздарский?
Он обернулся спокойно, встретился глазами с тем, который давеча вылезал из "тойоты" раком. Но теперь этот крепыш не выглядел увальнем, в нем сквозила сила и уверенность.
- Гражданин Гвоздарский?
- Вы - мне? - изображая удивление, спросил Гвоздь.
Крепыш стоял напротив него один, но было бы глупо считать, что так оно и есть… Гвоздь заметил еще двух мужчин, направляющихся к нему. Вот теперь все ясно, все сходится.
- Вам, вам, Станислав Янович.
- Вы ошиблись, я не… Станислав Янович.
- Уголовный розыск. Предъявите документы.
- Ради Бога, - ответил Гвоздь и сунул руку в карман.
- Только без глупостей, - сказал крепыш. А двое других были уже совсем близко… Рука в кармане нащупала тело "эфки".
- Только без глупостей, - повторил крепыш. Руки он держал в карманах.
- Да вы что?… - ответил Гвоздь и вытащил гранату.
С ходу рванул кольцо на загодя сведенных усиках чеки… Все замерло вокруг, остановилось, и даже морось как будто повисла неподвижно.
- Мудак, - тихо-тихо сказал опер. Грохнул выстрел - стрелял тот из ментов, что шел от остановки. Пуля попала в стекло автомобиля слева от Гвоздарского. Каленка враз осыпалась водопадом осколков. Гвоздарь от неожиданности шарахнулся вправо, ударился рукой о наружное зеркало - пальцы разжались, и "эфка" с металлическим щелчком упала под ноги… И снова все замерло. Ребристое тело гранаты лежало на асфальте между опером и Гвоздем, сам Гвоздь ошеломленно на нее смотрел. В воздухе еще висел звук выстрела.
Опер в отчаянии крутил головой - вокруг были люди, люди, люди. На тротуаре - люди, на остановке - люди, на переходе - тоже люди. До взрыва оставалось меньше двух секунд.
- Мудак. - Опер ударил Гвоздя в живот, схватил за лацканы и, словно мешок картошки, бросил на гранату. Сам навалился сверху.
***
Спустя сутки Обнорский вернулся. Его встретил Зверев.
- Здорово, нелегал, - сказал Андрей.
- От нелегала слышу, - ответил Сашка. Они пробились сквозь толпу встречающих, вышли на стоянку, под порывы ветра.
- Где же ты себе такой экипаж оторвал? - спросил Обнорский, скептически разглядывая видавшую виды "пятерку".
- Краюха устроил, - ответил Зверев, садясь в машину.
Они выехали со стоянки, двинулись в Киев.
- Ну рассказывай, - предложил Обнорский.
- Без неожиданностей. Она схватилась за телефон, как только села в машину… Сегодня Перемежко даст распечатку - поглядим, кому она звонила. Но я полагаю, что она звонила в "Гарант".
- Почему?
- Потому, что встречалась она с человеком из "Гаранта". Я проследил. Они встретились на улице Льва Толстого, разговаривали четыре минуты, после чего разошлись. Сомова села в свой "опель" и уехала. Мужчина пошел пешком. Я прогулялся за ним. И он привел меня к конторе, на дверях которой написано "Гарант".
- Действительно: без неожиданностей… Что еще?
- Краюха устроил встречу с вором, который засек Горделадзе в камере хранения.
- Ну-ка, ну-ка…
- Не нукай, не запряг… В общем, все подтвердилось. Двадцать восьмого июля вор Витя Хрюндель своими глазами видел в автоматической камере хранения Георгия Горделадзе. Вел себя журналист, с точки зрения Хрюнделя, подозрительно. А именно: крутился возле ячеек часа два… все чего-то вынюхивал и страшно Хрюнделя раздражал, мешал работать. Хрюнделю даже показалось, что Гия проводит скрытую видеосъемку… А интерес Горделадзе проявлял к конкретным ячейкам. Позже выяснилось, что из одной пропал кейс. Кто взял этот кейс, Хрюндель не знает, но не исключает, что это мог сделать Горделадзе… вот такие пироги!
- А ты что думаешь, Саша? - спросил Андрей. - Георгий украл кейс?
- Я сомневаюсь, чтобы Горделадзе украл этот кейс… Я думаю, что он наблюдал за ячейкой. Видимо, его интересовало, кто придет за кейсом. Потому и терся там так долго, потому и фиксировал на видео.
- Эх, знать бы, что было в этом кейсе!
- Горделадзе, скорее всего, знал, - сказал Зверев. - Вполне возможно, что и Затула знала.
- Вот у нее-то мы и спросим.
***
Редактор Интернет-газеты Алена Затула вернулась домой около девяти часов вечера. Едва она вошла в прихожую, как зазвенел телефон. Снимать трубку не хотелось. Хотелось лечь, уткнуться лицом в подушку и завыть. За время, прошедшее с 16 сентября, Алена очень сильно устала… иногда ей казалось, что она не выдержит, что она сойдет с ума или наложит на себя руки.
Она стояла в прихожей и смотрела на телефон. "Заткнись, - внушала она телефону, - заткнись, сволочь…" Но пластмассовая коробка продолжала верещать. Алена вздохнула, поставила сумку на стол и взяла в руки трубку:
- Алло.
- Здравствуйте, Алена Юльевна, - сказал мужской голос в трубке.
Кажется, голос был знакомый, но вспомнить, чей, она не смогла…
- Здравствуйте, - механически произнесла Алена.
- Меня зовут Андрей Серегин, я журналист из Питера… вспомнили?
- Ах да… да, конечно. Говорят, вы закончили свое расследование и улетели уже.
- Да, мы тоже так думали, - сказал Обнорский. - Но открылись такие обстоятельства, что пришлось вернуться и продолжить…
- Вы сказали: "пришлось вернуться"… Вы в Киеве?
- Я у вашего подъезда, Алена, внизу, у консьержки.
- Внизу? У консьержки?
- Да, Алена… я внизу. Со мной мой коллега Александр Зверев. Нужно поговорить.
Несколько секунд она молчала, потом спросила:
- Что-то случилось?
- Случилось, - ответил Обнорский и замолчал. Он осознанно держал паузу, понимая, что этот короткий ответ: "Случилось", - встревожил женщину. И сейчас она лихорадочно пытается сообразить: а что случилось? Что случилось такое, ради чего Обнорский, улетевший вчера в Санкт-Петербург, срочно вернулся и сразу пришел к ней?
- Это срочно? - сказала она. - Я, собственно, очень устала…
- Это в ваших интересах, Алена, - перебил Обнорский. - Мы поднимаемся.
***
Когда Обнорский со Зверевым поднялись, Алена все еще была в шубке. Из кухни выглядывал кот, негромко урчал холодильник - "филиал" таращанского морга. Алена выглядела очень бледной и как бы постаревшей.
- Проходите, - сказала она. - У меня, правда, не прибрано…
- Это не важно, - ответил Зверев.
Они разделись, прошли в комнату. Сразу встретились глазами с улыбающимся Горделадзе в рамочке на столе.
- Кофе? - спросила хозяйка.
- Нет, спасибо.
Алена сняла наконец шубку, надела домашние тапки в виде бегемотиков и вошла в комнату. Села в кресло, разгладила на коленях клетчатую юбку, вопросительно посмотрела на Обнорского, потом на Зверева. Взгляд означал: ну и зачем вы явились? Что вам от меня нужно? Вы улетели - и слава Богу… Зачем вы снова здесь?
- Мы пришли к вам за правдой, Алена Юльевна. - сказал Андрей.
- За правдой? Я не понимаю… Вы пришли за правдой?
- Да. Лжи мы уже наслушались достаточно, - сказал Сашка.
- Что это означает? Как мне понимать ваши слова?
- Буквально, Алена. Мы хотим услышать правду об исчезновении вашего любовника Георгия Горделадзе… Мы многое уже знаем сами. Но хотим услышать это от вас. Так будет правильно.
- Уходите, - сказала она, поднимаясь. Обнорский и Зверев переглянулись.
- Мы уйдем, - сказал Андрей. - Но завтра же я соберу пресс-конференцию и расскажу о вашей, как минимум, странной роли в истории исчезновения Георгия.
- Убирайтесь вон, - повторила она. Зашипел кот. Зверев достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и положил его на стол: - Не хотите взглянуть на это, Алена Юльевна?
- Что это? Что это за бумажонка?
- Это копия квитанции на ремонт ваших часов, - ответил Зверев.
- Каких часов?
- Вот этих самых - в роскошном штурвале. Которые якобы были в ремонте шестнадцатого сентября.
- Почему "якобы"? - спросила она озадаченно. Зверев покачал головой:
- Ax, Алена Юльевна, Алена Юльевна… Как все это наивно. Вы ведь, наверно, фильмы про шпионов смотрите? Или в детстве смотрели? В детстве-то уж наверняка смотрели…
- При чем здесь фильмы про шпионов? - Обнорский взял у Зверева листок, развернул и сказал:
- В фильмах про шпионов любят проталкивать такую мысль: шпионы попадаются на мелочах… Банально, но, в сущности, верно. Я, Алена, обратил внимание на ваши часы. Странно, что никто, кроме меня, не обратил на них внимания. Впрочем, они так нагло стоят на самом виду, что никто на них и не смотрит… Верно?
- Зачем вы все это мне говорите, Обнорский?
- Я объясню. Вы многократно говорили неправду, но уличить вас было затруднительно: горел фонарь - не горел фонарь? Покупал Георгий "Китикэт" - не покупал? Я и попросил Александра Андреича проверить: а когда часы были в ремонте? Киев - город большой, часовых мастерских - сотни. Но Зверев здраво предположил, что удобней и проще всего воспользоваться мастерской, которая ближе к дому… Верно?
Алена пожала плечами. Зверев усмехнулся и сказал:
- И буквально в пятистах метрах от вашего дома я нашел "Ремонт годинников свiтовых фiрм". А мастер там оказался такой педант, что хранит все квиточки за год… И ваш квиточек, Алена Юльевна, он тоже хранит… Вот копия квиточка. Из нее следует, что ваш "штурвал" действительно был в ремонте. С четвертого по одиннадцатое сентября.
- Я получила его позже, - сказала Алена.
- Да, верно… Вы получили его тринадцатого, - ответил Зверев. - Вот взгляните, - он показал ксерокс Алене, - отметочка часовщика.
- Ну и что? - выкрикнула Алена. - Ну и что?
- Да ничего, Алена Юльевна. Ничего… кроме того, что вы солгали. Ложь выглядит будто бы маленькой, будто невинной даже. Но, как завещал нам папаша Мюллер - маленькая ложь порождает большое недоверие. И завтра мы собираемся обнародовать наше открытие… Мне кажется, что ваш кристальный облик жертвы несколько потускнеет и ваши коллеги зададутся естественным вопросом: если Алена Затула лжет, то, видимо, ей есть что скрывать? Алена снова села в кресло, спросила:
- Чего вы хотите от меня?
- Правды, Алена, - сказал Обнорский. - Только правды.
Она молчала, комкала в руках носовой платок. Обнорский выдержал паузу, потом сказал:
- Что было во втором пакете? "Дипломат", который Георгий похитил двадцать восьмого июля в камере хранения на вокзале?
Алена вздрогнула, сжалась в комок и посмотрела на Обнорского испуганно… Так, как будто он ударил ее. В некотором смысле это так и было. На такой эффект Обнорский со Зверевым и рассчитывали. Рассуждения о часах были только подготовкой к главному удару - нельзя же всерьез рассчитывать на то, что Затула начнет "колоться" из-за ксерокопии квитка. Квиток - это, в сущности, мелочь. Разговор о сроках получения часов из ремонта имел характер отвлекающего маневра… за которым последовал главный удар.
- Что было во втором пакете? "Дипломат"? "Дипломат" из камеры хранения?
- Нет, - ответила Алена тихо. - "Дипломат" Георгий выбросил.
- Но содержимое "дипломата" оставил? - быстро сказал Зверев.
- Откуда вы знаете? Откуда вы это узнали? Про тот "дипломат" знали всего три человека.