Исчезнувший - Флетчер Нибел 7 стр.


Сенатор от Небраски Оуэн Моффат, главный стратег губернатора Уолкотта в его избирательной кампании, дочитал эту длинную статью, сидя в сенате. Отложив газету, он повернулся к соседу справа.

- Что вы скажете об этой истории с Гриром? - спросил он.

- Сплошная загадка! - ответил сосед. - Такое впечатление, что он подготовил все это заранее. Не правда ли?

- Вот именно, - подтвердил Моффат. Он нагнулся поближе и прошептал: - Близкий друг президента Соединенных Штатов не исчезает просто так накануне предвыборной кампании. Разве что он попал в очень, очень скверную историю…

3

Я просмотрел свои заметки в квадратном разлинованном бюваре. Их было более дюжины, и все начинались с большой буквы "Г". Подходил к концу один из самых изнурительных дней за весь месяц, и я с вожделением поглядывал на то место стола, где обычно лежала пачка сигарет. Правда, две недели назад я поклялся бросить курить, но сейчас искушение было слишком велико.

- Кончай, Джилл, - сказал я. - И давай всех их сюда.

Как обычно, стол Джилл напротив моего выглядел так, словно по нему прошелся смерч. Как обычно, она что-то шептала в телефонную трубку. Длинные волосы падали ей на плечи, одной рукой она прикрывала трубку, а другой делала мне умоляющие жесты. Три лампочки одновременно мигали перед ней на пульте - отчаянные вызовы охотников за новостями.

Она откинула волосы назад, но они снова свалились на трубку, и я опять подумал, что, собственно, меня так привлекает в ней? Она была непостижимым, взбалмошным существом, но при всей своей безалаберности удивительно исполнительной секретаршей. Джилл всегда сбивала меня с толку, должно быть, тем, что одновременно пробуждала во мне и страсть и нежность.

Она закончила свой еле слышный разговор, пересекла комнату, поправила мою настольную табличку, где было напечатано только имя: "Каллиган", и целомудренно поцеловала меня в лоб. Я с грустью подумал, что недостаточно стар, чтобы быть ее отцом, и недостаточно молод, чтобы стать ее мужем.

Волнующей походкой она приблизилась к двери и распахнула ее.

- Представители прессы, пожалуйста… - пригласила она своим волшебным детским голоском и сразу отпрянула, чтобы не быть смытой потоком журналистов.

Они ринулись к моему столу, как многоголовая волна, затем отхлынули к стенам. Наш официальный стенограф Генри зарычал, когда кто-то споткнулся о трехногую подставку для его машинки. Наградив растяпу злобным взглядом, он повернулся ко мне с профессиональным выражением внимательного равнодушия. Вместо обычных трех десятков завсегдатаев сегодня в пресс-центре Белого дома набилось более сотни мужчин и женщин, представителей газет, журналов, радио и телевидения. Причиной был, конечно, Грир.

- Никаких заявлений не будет, кроме одного, - сказал я. - Президент встретится со всеми, кто на сегодня внесен в список. (О свидании с Артуром Ингремом в четыре тридцать, разумеется, не было объявлено, и в списке он не фигурировал.) Поэтому сразу перейдем к вопросам.

- Вопрос может быть только один: что с Гриром? - выпалил Дэйв Полик, издатель еженедельника "Досье".

Он первым позвонил мне домой в семь утра. Полик был бы превосходным спарринг-партнером в боксе. Он был груб, дерзок и непреклонен, настоящая гора мяса с бычьей шеей, широченными плечами и ручищами профессионального бейсболиста. По своему положению Полик даже не числился в списке представителей прессы Белого дома, потому что не представлял какой-либо газеты, журнала, радиоредакции или телеграфного агентства. Он сам составлял и издавал свое "Досье" тиражом в 50000 экземпляров и специализировался на разоблачении столичных скандалов. Он был беспристрастен, как лакмусовая бумага, и неподкупен, как Иегова. Он раздражал меня, наверное, потому, что я боялся его, как и все вашингтонские чиновники. Но в то же время я уважал его за напористость и восхищался его профессиональным мастерством. Больше того, втайне я завидовал ему, потому что видел в Полике образец настоящего журналиста, каким сам хотел стать, но так и не стал.

- Об этом деле мы знаем не больше, чем знаете вы, Дэйв, - сказал я. - Президент следит за всеми сообщениями полиции. Мы знаем только, что Стивен Грир исчез, и все. Пока мы в тупике.

- Это можно процитировать дословно? - спросил кто-то из задних рядов.

- Нет, можете только передать своими словами, - ответил я. - Что можно будет цитировать дословно, я скажу.

- Ну, это уж слишком, Джин! - пожаловался другой голос.

- Не будем спорить о правилах игры, - сказал я. - Они введены три с половиной года назад и как будто себя оправдали.

- Президент говорил с миссис Грир?

- Да. Он выразил миссис Грир соболезнование и, разумеется, предложил любую помощь.

- Он намерен посетить дом Грира?

- Нет, но он пригласил миссис Грир вечером приехать сюда, если она сможет.

- Послушайте, Джин, можем ли мы дословно процитировать, как президент отнесся ко всему этому? В конце концов, вся страна ждет…

- Знаю, - сказал я и посмотрел в свои заметки. Несколько минут назад президент продиктовал заявления для печати, оставив мне заботу подобрать подходящие формулировки. - Можете дословно цитировать следующее. Диктую: "Президент Роудбуш глубоко озабочен. Стивен Грир - один из ближайших его друзей и один из самых верных, хотя и неофициальных советников. Поэтому он лично заинтересован в скорейшем прояснении ситуации".

- Это же общие слова, Джин! Разве он не был поражен?

Поражен? Вряд ли это слово правильно определяло реакцию Пола Роудбуша. Я помнил, как он стоял у застекленной балконной двери, глядя на розы в саду, и сосредоточенно хмурился, разговаривая со мной.

- Да, конечно, - ответил я. - Но, пожалуй, лучше было бы сказать "озабочен". Мы и в самом деле пока ничего не знаем.

- Президент полагает, что Грир жив?

Это вмешался Дэйв Полик.

- Разумеется, Дэйв! Во всяком случае, пока все факты это подтверждают. У вас есть отчет полиции. Они не обнаружили на территории "Неопалимой купины"… тела и никаких следов борьбы.

- Когда президент последний раз видел Грира?

- Во вторник вечером, - сказал я и отметил, как перья забегали по страницам блокнотов. Это было первым существенным фактом, о котором они узнали. - Грир приехал сюда после обеда поговорить.

- О чем?

- Этого я не знаю.

- А вы не можете узнать, мистер пресс-секретарь?

Это был репортер из балтиморской "Сан". Он всегда язвительно называл меня "мистер пресс-секретарь", словно я не заслужил этого титула.

- Конечно, - ответил я и сделал пометку в бюваре: "Последняя беседа. О чем?"

- Вы опасаетесь политических осложнений?

Я замялся. За три с лишком года этой убийственной работы мне ни разу не пришлось намеренно лгать, и я этим гордился. Случалось, моя информация потом оказывалась неточной, но это уже была вина системы. Я мог темнить, отмалчиваться, но никогда не лгал. Политическая обстановка и перевыборы - вот о чем я подумал в первую очередь после утреннего звонка Полика и об этом же не переставал думать во время разговора с президентом. Я предупредил его, что такого рода политические вопросы неизбежны. Роудбуш только улыбнулся и сказал: "Полагаюсь на вас".

- Я не рассматривал исчезновение Грира с этой точки зрения, - сказал я. - Надеюсь, это дело не будет иметь политических последствий. Человек исчез, его жена и дочь растеряны и встревожены.

- Вы думаете, и люди Уолкотта не рассматривают эту историю с политической точки зрения?

Ответ заключался в самом вопросе.

- Надеюсь, все это выяснится в ближайшее время, - сказал я.

- Есть сведения, что вчера вы встречались в конторе Грира со Стивеном Гриром и с Мигелем Лумисом. Что вы об этом скажете?

Вопрос удивил меня. Я знал, что Мигель в разговоре с репортерами упомянул о ленче с Гриром, но он не говорил им, что я тоже присутствовал. Кстати, именно я рано утром посоветовал миссис Грир поручить Мигелю все контакты с прессой, потому что Мигель был находчивым, толковым юношей и хорошо знал семью. Кроме того, я подумал, что жене и дочери Грира не помешает в доме помощь мужчины, когда на Бруксайд Драйв устремится толпа сверхнастырных газетчиков, не к месту соболезнующих друзей и любопытных зевак.

Подумав, я решил, что мне нечего скрывать.

- Да, - сказал я. - Вчера я виделся с Мигелем Лумисом и Стивеном Гриром в его юридической конторе.

В комнате все снова зашевелились. Это была вторая интересная новость.

- По какому поводу состоялась встреча?

- Главным образом по личному делу Мигеля Лумиса, - ответил я. - У него возникли затруднения, и он хотел посоветоваться с Гриром и со мной.

- Вы сказали "главным образом по личному делу". А не было оно каким-то образом официальным?

- Мы собрались по просьбе Мигеля. Полагаю, этого достаточно. Во всяком случае, наша беседа не имеет отношения к исчезновению Грира.

- Как выглядел Грир, Джин?

Я подумал секунду.

- В общем, как всегда, если не считать, что очень торопился. Он говорил, что завален работой. А так ничего особенного.

- И никаких намеков на то, что случилось несколько часов спустя?

- Ни малейшего! Утром я был удивлен не меньше вас, хотя миссис Грир и звонила мне поздно ночью, чтобы узнать, не задержался ли ее муж в Белом доме. Тогда я не придал этому звонку значения. А о том, как я реагировал сегодня, можете спросить Дэйва Полика. Он позвонил мне в семь утра.

Наступила пауза, затем Полик сказал:

- Джин, этот завтрак делает всю историю еще загадочнее. Вы и Лумис совещались о чем-то с Гриром в день исчезновения, но вы не хотите говорить, о чем именно. Почему?

- Дэйв, в этом нет ничего загадочного. Уверен, что Грир разговаривал вчера с десятками людей на самые разные темы.

Вопросы сыпались еще минут пять, и все это время Джилл стояла, прислонившись спиной к двери, как жрица-хранительница нашего пресс-очага. Недовольные, раздраженные голоса жужжали, как стая москитов. Обращались ли мы в ФБР? Нет, потому что не зафиксировано нарушения федеральных законов. Звонила ли миссис Роудбуш миссис Грир? Да. О чем президент советовался с Гриром в последнее время? О вопросах общей политики. Бывал ли Грир когда-нибудь у психиатра? Не знаю, но думаю, что вопрос неуместен. Что вы скажете о ботинках для гольфа, которые Грир не надел? Обычная история: я и сам не раз тренировался не переобуваясь. Были ли звонки в Белый дом? Да. По большей части идиотские. Однако секретная служба записала все и передала записи полиции. Что я думаю об этом исчезновении?

- Ему платят не за то, чтобы он думал, - бросил Полик.

- А эта шутка означает, что вам больше не о чем спрашивать, - сказал я. - Благодарю вас, Дэйв.

- Это мы благодарим вас, мистер Каллиган.

Джилл с прелестной улыбкой открыла дверь. Все стадо ринулось в коридор. Среди этой толчеи Джилл с ее розовыми губами и бледной кожей казалась фарфорово-хрупкой. Она закрыла дверь и повернулась ко мне.

- Я уже говорила сегодня, что люблю тебя?

- Ну, совсем как моя младшая сестренка! (И почему только она работает в моем бюро?) И вообще сейчас для таких разговоров не время.

- Значит, поговорим об этом вечером. У Баттер сегодня свидание. Согласен?

- Согласен.

Я смотрел, как она усаживается в свое вращающееся кресло лицом к телефону. Замигала первая лампочка. "Пресса", - проговорила она. Голос ее еле пробивался из-под водопада золотистых волос. "Ей здесь совсем не место, - подумал я. - Нечего ей здесь делать".

Зуммер моего зеленого телефона, связанного прямой линией с кабинетом президента, настойчиво, басисто зажужжал. Когда я снял трубку, раздался голос Грейс Лаллей:

- Артур Ингрем ждет. Президент сказал, что хотел бы видеть вас, если вы уже отделались от журналистов.

Я повернулся к Джилл.

- Буду у президента. На все звонки, связанные с Гриром, отвечай официальным заявлением. Договорились?

Артур Ингрем уже сидел в овальном кабинете, когда я вошел. Он кивнул, как мне показалось, довольно сухо. Директор ЦРУ не любил, когда люди вроде меня присутствовали на совещаниях, где обсуждались дела разведывательного управления. Я был наполовину своим, так как работал у президента, а в то же время наполовину чужим из-за моих связей с прессой. И хотя моя благонадежность не вызывала сомнений, Ингрем считал меня опасным, не то что он меня боялся, просто я был ему неприятен. Он сидел, напряженно выпрямившись, возле президентского стола. Разведчик № 1 был, как всегда, безукоризнен: на брюках острые складки, туфли начищены до блеска. Ингрем держал в руках очки без оправы так, что большие и указательные пальцы обхватывали их симметричными ромбами. Узкое загорелое лицо было уверенным и строгим, словно он сидел у себя в ЦРУ, а мы с президентом явились к нему с докладом. Ингрем был осторожный, ловкий и холодный человек, хотя и умел прятать свою холодность под маской добродушия. Он подозревал всех и вся то ли от природной недоверчивости, то ли по профессиональной привычке. Короче, он был прямой противоположностью искреннему, великодушному и горячему Роудбушу. Вероятно, поэтому в присутствии Ингрема я всегда держался настороже.

Президент сидел, откинувшись на спинку кресла, скрестив большие руки на животе. Очки его были подняты надо лбом и блестели в седой шевелюре. Он улыбнулся мне, но улыбка сразу погасла. Я почувствовал напряженность обстановки.

- Садитесь, Джин, - сказал президент. - Я только что говорил Артуру, что хотел бы обсудить работу управления. Меня интересуют связи ЦРУ с учеными. Прошу вас обрисовать эту проблему, как вы сделали это вчера.

- Слушаюсь, сэр, - сказал я. - Вчера после полудня я и Мигель Лумис, сын председателя корпорации "Учебных микрофильмов", встретились со Стивом и…

- Стив? - переспросил Ингрем. Тонкие брови его поднялись.

- Стивен Грир.

- О! - протянул Ингрем.

Он ухитрился вложить в свое восклицание некий осуждающий смысл, словно человек, исчезнувший этой ночью, не заслуживал внимания. Я удивился: мне показалось, что как раз перед моим приходом Ингрем с сочувствием расспрашивал президента о Грире. Во всяком случае, имя-то его он вряд ли мог забыть.

Я точно передал рассказ и специально для Ингрема добавил несколько слов о политическом весе отца Мигеля Барни Лумиса. Последнее, вероятно, было излишним, потому что Ингрем следил за всеми политическими комбинациями не менее внимательно, чем мы в Белом доме.

Когда я закончил, Ингрем отвел от меня взгляд и вопросительно посмотрел в глаза президента. Роудбуш небрежно раскачивался в кресле. Ингрем сидел, напряженно выпрямившись.

- Итак, что вы скажете об этом, Артур? - любезно спросил президент.

- За исключением второстепенных деталей, - сказал Ингрем, - все пока что соответствует действительности. Прошлой осенью мы начали привлекать молодых ученых-атомников к участию в нашей работе и используем "Поощрительный фонд" для их финансирования.

- Понимаю, - сказал президент. - Наверное, эта операция получила у вас в управлении кодовое название?

- Да, - ответил Ингрем и слегка покраснел. - Операция "Мухоловка".

Мне было понятно его смущение. И ЦРУ и Пентагон обладали особым даром придумывать для своих секретных операций самые игривые названия. Чем непригляднее цель, тем невиннее этикетка. Ей-богу, трудно было представить хохлатую мухоловку, распевающую на березе свою весеннюю песенку, в то время как молодые физики собираются под сенью ветвей и вступают в заговор с разведкой.

- А почему меня об этом не информировали? - спросил президент.

- Потому что мы обо всем четко договорились на первом же совещании после вашего избрания, - живо ответил Ингрем. - Я храню памятную записку о нашем разговоре у себя в столе как руководящее указание. Вы сказали, чтобы мы обращались к вам Только по общеполитическим вопросам, в случае когда наши операции могут иметь далеко идущие последствия, и что вы не можете и не хотите вникать в мелочи повседневной работы управления.

- Артур, вы действительно считаете махинации с молодыми учеными-атомниками мелочью вашей повседневной работы? - спросил президент негромко, и тон его выразил скорее любопытство, чем неприязнь.

- Пожалуй, да, только я бы не стал употреблять слово "махинации", господин президент, - ответил Ингрем. - Мы помогаем деньгами студентам-выпускникам, которые со временем пополнят наш национальный резерв ученых. Взамен мы получаем, или, точнее, начинаем получать, некоторую ценную информацию о ядерных исследованиях за границей.

- Я не помню, чтобы об этом когда-либо говорилось на совете по безопасности, - заметил президент.

- Совершенно верно, сэр. Я полагал, что наше соглашение распространяется также на совет по безопасности.

- Эта операция… гм… "Мухоловка" касается только молодых людей, или вы пытались вовлечь в нее и ученых-атомников постарше? - спросил президент.

- До сих пор мы обращались только к молодежи, - ответил Ингрем, - к тем, кто работает над дипломами и диссертациями. Разумеется, мы надеемся, что они будут сотрудничать с нами на протяжении всей своей научной карьеры. Однако мы предпочитаем не обращаться к физикам, химикам или инженерам старшего поколения. Это было бы неразумно. В большинстве случаев они ведут себя… как бы это сказать?.. слишком неуступчиво.

- Вы подумали о последствиях, если все это выплывет наружу? - спросил Роудбуш. - За границей ЦРУ не очень-то любят, насколько я понимаю.

- Разумеется, господин президент. - Ингрем обычно не лез в карман за словом. - Лишь очень немногие из наших новых помощников знают о связи "Поощрительного фонда" с управлением, а те, кто об этом догадывается, как правило, ставят национальные интересы выше своего научного честолюбия. Лумис первый из этих молодых людей, кто враждебно отнесся к столь важному мероприятию.

- Кто этот мистер Риммель, который возглавляет ваш "Поощрительный фонд"? Я знаю одного Мори Риммеля, члена клуба "Неопалимая купина", того, что искал Стива прошлой ночью. Это он самый?

- Да, сэр. - Ингрем явно не собирался вдаваться в подробности, но, подняв глаза, увидел, что президент ждет более полного ответа. - Некоторые бизнесмены, как вы знаете, сотрудничают с нами, одни безвозмездно, другие за деньги. Риммель имеет твердую ставку.

- И большую?

- Я не помню сейчас точную цифру, но полагаю, что примерно четырнадцать-пятнадцать тысяч в год.

- Пятнадцать тысяч за управление несуществующим фондом? - удивился президент. - Мне кажется, это более чем достаточно, мягко выражаясь.

- Ему приходится отвечать на все вопросы, связанные с фондом, - проговорил Ингрем. Он посмотрел на свои очки, словно примеряясь к ним. - Это требует известной сообразительности и опыта.

- Понятно.

Наступила пауза. Мне пришло в голову, что Ингрема вполне устраивало, что среди членов "Неопалимой купины" вращается платный агент ЦРУ. Это пахло уже чистейшим маккиавелизмом, и я мысленно отмахнулся от такого подозрения.

Поэтому следующее замечание президента удивило меня.

- Полагаю, что никто из приятелей Риммеля, членов "Неопалимой купины", не подозревает о его связях с вашим управлением? - сказал он.

- Я в этом не сомневаюсь, - ответил Ингрем. - Как вам известно, первое правило разведки: не раскрывать имен наших сотрудников и… наших консультантов.

Назад Дальше