В дневных грезах Айра Сакса Арти Рот умирал смертью, достойной Оскара-победителя: Айр Сакс-Сталлоне, король киллеров, медленно приближается, два пулемета в руках извергают дым и огонь, ленты с патронами пересекают голую грудь, ни рубашки, ничего, на голове - повязка из мертвой змеи, какая-нибудь телка маячит на заднем плане, пара блондинок подбадривает его, да. Или даже блондинки-близняшки с большими грудями, длинными ногами и одетые только в бикини из веревочек, врезающихся в пах так, что видна щель и все остальное…
Айр Сакс часто представлял, как Арти Рот пятится от него, подняв руки, твердит: "Нет, нет, нет", - много-много раз, потом просит, умоляет: "Пожалуйста, Сакс, у тебя же есть сердце, Сакс. Сакс, я тебе заплачу, сколько прикажешь. Что там этот урод Мертвый Эдди платит тебе, ты получишь вдвое, втрое, вчетверо больше. Работай у меня, Сакс. Не хочешь, я буду работать на тебя, Сакс. Ты будешь царем, Сакс. Я собственными руками удавлю Мертвого Эдди, чтобы он не смел завидовать тебе, Сакс. Ты станешь самым крутым. Хочешь, возьми мою машину, мой дом в Кэтскилз, мой столик у Доминика, мою дочь. Я тебе отдам свою дочь, Сакс, у нее страстное тело, она не совсем уродина. Я сам лично прослежу за тем, чтобы она научилась самому лучшему минету на земле, а на голову ей можешь надеть мешок и представить, что это Рэкел Уэлч, Сакс! Пожалуйста, нет, нет, нет".
Айр Сакс воображает, как он выводит два полукруга из пуль на полу возле ног Арти, тот даже пританцовывает и начинает потеть, мочиться и испражняться в штаны, трясется от страха, кричит, стонет. А Сакс закидывает МАК-10 на плечо и достает "беретту-9" из штанов и отстреливает кусочек уха у Арти, потом по пальцу на руках и ногах. А две блондинки истошно вопят от удовольствия, они готовы немедленно совокупиться с Саксом на месте, но он еще не закончил работу, они трахаются тем временем друг с дружкой. Айр Сакс немного наблюдает за ними, потом продолжает работу над Арти, который уже привалился спиной к стене, у него больше не осталось пространства, изменила удача, нет даже сраной надежды.
И просто чтобы сделать историю короче, Айр Сакс, в мечтаниях, снова засовывает "беретту" за пояс, поднимает два пулемета, ставит их на полную автоматику и методично разрывает Арти на мелкие кусочки, сначала срезая кисти рук, потом остальную их часть, ноги - от стопы до бедра, крышку черепа и наконец кромсает в мелкий кубик то, что осталось от этого ублюдка. Затем вешает оба пулемета через плечо и спокойно удаляется, вот так.
Блондинки-близняшки уже вокруг него, везде, расстегивают ему штаны (обязательно кожаные), вынимают его дубину и облизывают по очереди, потом стаскивают штаны совсем. Он трахает одну из них, а другая трахается с МАК-10, хотя ствол еще горячий, как дьявол. И дальше все в том же духе, три сумасшедших часа подряд.
А в проклятой действительности Айр Сакс не знает, где Арти Рот. Даже не подразумевалось, что Айр Сакс должен был здесь присутствовать. Он просто решил пойти за компанию с Фрэдди Фазо и другими стрелками, которых нанял, поскольку лишний ствол никому не повредит и потому, что нужна практика. Совершенно неожиданно на него возник спрос, его наняли завалить еще кого-то.
Телка.
Его снова наняла телка.
Та же самая телка, которая заказывала убийство эпидемиолога, которая сказала: "Дональда Дабро, пожалуйста", - когда звонила в первый раз. Она не сочла нужным сообщить ему, что эпидемиолог, которого он грохнул за пять паршивых сотен, имел двадцать чертовых штук в сумке "Адидас" в дальнем углу шкафа. Когда Айр Сакс поинтересовался у чувихи, как это она умолчала о такой важной подробности, та отрезала, что задавать вопросы непрофессионально. Ему захотелось порубить ее мелкими ломтиками за паскудный тон, но в то же самое время он задумался: "Эге, да я профессионал". Он именно этого и хотел, когда начинал. Он, видишь ли, воплотил свои амбиции в действительность, на-ка тебе, Дохлый Эдди, дешевка поганая.
По ходу разговора он заявил чувихе, что не возьмется за валку, если она предлагает ему те же сраные пять сотен, теперь дело будет стоить много больше. Ему по фигу, что это был за кент с двадцатью тоннами в шкафу, дерьмо собачье, но суть в другом: она же сама сказала, что он теперь - профессионал, а такому работнику надо хорошо жрать, у него хватает расходов, надо прикрыть задницу поприличнее. Короче, за косарь он, так и быть, возьмется. Краля предложила семьсот пятьдесят. Хрен с ней, кого мочим?
Кэтрин Нейсмит. Она называет себя Кейт. Живет в Хобокене.
"Но-но, - остановил Айр Сакс. - Совсем другой оборот. Прежде всего, Кэтрин Нейсмит - чувиха, так?"
"Правильно, Дональд", - подтвердила заказчица таким наглым тоном, но он игнорировал ее и начал толковать о том, что в таком случае работа будет стоить дороже, даже больше штуки, даже, пожалуй, все пятнадцать сотен, по причине того, что Кэтрин Нейсмит - баба.
Однако он не стал заканчивать фразу. Конечно, заказчица нахально бы возразила, что работа должна стоить дешевле, шлепнуть девчонку - плевое дело, девчонки - слабый пол и так далее.
"Во-вторых, - продолжал объяснять Сакс, - она из Бокена". В том смысле, что он, правда, уже живет не там, а в Бруклине, но место его рождения - Бокен. У него там куча знакомых, он не может гулять туда-сюда по Бокену, стреляя в людей, его сразу засекут.
А она упрекнула его, как он и предполагал:
"Если вы боитесь, мистер Дабро, я просто найду кого-нибудь другого".
На что он, конечно, возразил, что не боится, а просто принимает необходимые меры предосторожности. А ей, оказывается, было наплевать на то, что, как и когда он делает, лишь бы заказ был выполнен, и все дела.
Потом чувиха дала ему адрес Кэтрин Нейсмит.
Парковая, восемьдесят девять. О Господи, прямо посередине его старого района, бывший дурацкий консервный завод. Можно встретиться на тропе с Поли Делла Крос, Джимми Стюартом, даже с Мэвис Эвис, она больше всех остальных девчонок старалась завалиться под кого-нибудь, даже больше всех мальчишек. Хорошо хоть такой снег кругом, по улицам, скорее всего, никто не шляется. Он сможет тихо замочить эту Кэтрин Нейсмит, которая называет себя Кейт. Никто не заметит.
Но до этого есть еще проблема - надо найти ублюдка Арти Рота. И еще обеспечить смерть тем ублюдкам, которые никак не хотят ее принять. Никто не должен догадываться, что Арти Рот - их единственная цель. Главная идея в том и состоит. Мертвый Эдди сказал, что сделает все для убийства Арти Рота. А Мэри Элизабет Неделикато поведала о предстоящей операции Фрэнсис Мак-Алистер, при которой Арти Рот и орава других, ни о чем не подозревающих парней должны получить по почте уведомления о том, что они выходят в финал какого-то конкурса с призом в виде недельного путешествия куда-то в Карибский Бассейн или что-то в этом роде. Какой-то там липовый Мид-клуб. Желающие победить должны прийти в Арсенал Вашингтон-Хайтс вечером в День Валентина и принять участие в розыгрыше имени победителя. И тут их собираются повязать за разные грехи, проделки и прочее дерьмо, которое прежде сошло им с рук. Так почему его тут не грохнуть?
Ого, что будет в газетах. Айр Сакс представлял себе заголовки. Там, наверное, расскажут, как этих ребят приглашали на, как они были уверены, телепрограмму или что-то подобное. А поскольку потом целую кучу замочили, то в газетах напечатают заголовки вроде "Клуб Смерти".
Никто из них уже ничего не расскажет, но он, конечно, постарается вместе с Мертвым Эдди. "Клуб Смерти" намного смешнее тех заголовков, которые Эдди придумывал заранее: "Бойня в День Валентина", "Челюсти-2", "Рембо-2" и прочее дерьмо.
"Бойня…" - такое могла бы выдумать любая грязная задница. "Клуб Смерти" - гораздо лучше.
Он ни о чем не сказал Мэри Элизабет. Ему всегда хотелось залезть к ней под юбку, а если он выдаст такую фразочку, она, может, и позволит. Для разнообразия.
Ха! "Клуб Смерти".
Он мог бы поспорить с кем угодно, что газеты так и напишут. Он же угадал, что его назовут "Попкорн-киллер". То-то.
Много бы он дал сейчас, чтобы найти Арти Рота, но времени уже не осталось. Даже сквозь грохот пулеметов прорвался рев сирен полицейских машин. Пора сворачиваться, даже если полиция ездит сегодня вдвое медленнее из-за густого снегопада. Пора рвать когти из "Клуба Смерти", иначе есть шанс стать его вечным членом.
- С Днем святого Валентина, сосунки, - сказал Айр Сакс и разрядил магазин до конца.
14
Странно, Кейт, почету столько лет ты все еще носишь с собой ключи от квартиры Чарльза?
Кейт приказала себе больше не удивляться.
А ты подумала, Кейт, о том, что прятаться в квартире у Чарльза - не лучшая мысль? Кто бы ни охотился за его записями, если за нити кто-то гоняется вообще, если существует кто-то, кому они нужны, - он может поджидать тебя прямо в квартире Чарльза. Или прийти сюда потом, когда ты будешь мыться в душе?
Кейт приказала себе не задумываться. Не думая, открыть дверь. Откроется ли? За столько лет могли и замки сменить.
Дверь в подъезд открылась.
Разве до тебя не дошло, в конце концов, это - Нью-Йорк. Люди читают некрологи, посещают кладбища. И все с единственной целью - найти свободную квартиру. Может, эта уже сдана или готовится к сдаче.
Кейт вспомнила, что она попросила одного из клерков в своем магазине позвонить в квартирное управление, выдав себя за агента по недвижимости, узнать статус квартиры Чарльза Айвса. Менеджер ответил, что полиция запретила пока сдавать ее, до осмотра.
А разве тебя совсем не интересует, Кейт, почему Дейв Милнер не приехал в магазин, как обещал? Может, потому что он не поверил твоему рассказу. Просто разыграл тебя, поводил за нос и спокойно повесил трубку, стараясь тебя не обидеть?
Кейт спросила себя, почему Дейв Милнер должен заботиться о ее самочувствии? Он - полицейский, черт возьми, и не заехал потому, что делал полицейскую работу, шел по следу, ловил подозреваемых, вытягивал показания, брал парней с поличным. О таких делах он не обязан перед ней отчитываться, особенно до их завершения. Не должен сообщать о своей занятости.
Нервничаешь, Кейт?
Нет.
На пределе?
Нет. Нет.
Посмотрим.
Ничего не посмотрим. Заткнись и открывай дверь.
Наверх поедешь на лифте?
Хрена! Ты езжай на лифте. Я иду пешком.
Дыхание перехватило, Кейт? Тренироваться надо. Что случилось с кассетой Джейн Фонда, которую ты купила?
Открой дверь.
Верхний и нижний замки открылись.
Кейт разулась, поставила ботиночки в холле и вошла. Рука привычно скользнула к выключателю, зажегся свет.
Все, как в старые времена.
Квартира на пятом этаже шестиэтажного дома на Западной десятой, между Пятой и Шестой. Здесь ничего не изменилось за восемь долгих лет. Но, если приглядеться внимательнее, кое-что появилось. Прихожая - та же, заставленная стеллажами с книгами, о большинстве которых она не слышала. Чарльз Айвс из тех читателей, как он много раз повторял, а ей нравилось, которые читали "под другого барабанщика". И здесь были перемены: новый светильник от "Тиффани", конечно, вышедший из моды, иначе Чарльз, который и покупал "под другого барабанщика", ничего подобного бы не купил.
Появилась стойка для зонтиков и большой зонт для гольфа. Чарльз любил именно такие - они вызывали ненависть прохожих на тротуаре.
Поглядев на стойку, Кейт решила, что зря оставила ботинки в холле, пришлось забрать их и поставить внутрь стойки вместо зонтика, чтобы стекала вода.
Вероятно, неплохо было бы подтереть пол на лестничной площадке, чтобы они не догадались, кто здесь прячется.
"Не думать", - снова приказала она себе.
Вот и гостиная. Все по-старому - без излишеств, тепло, уютно. Те же кресло-качалка, двойное кресло для влюбленных, коврик из соломы, лампы "Ковакс", датский старомодный шкафчик для пластинок, портрет дамы в мантилье кисти Роджера ван дер Вейдена, письмо от Джоан Кроуфорд с благодарностью за льстивую статью Чарльза, то же зеркало в форме веера.
Новое: огромный плакат - черно-белая фотография работы Роберта Дуано. Плакат с выставки работ Джона Сингера Сарджента.
Новая хорошая стереосистема черного цвета. Кассеты тоже другие: нет Дилана, нет "Стоунз", нет Вивальди и Бетховена, вместо них - Стинг, Бакуит Зайдеко, "Бананарама", Джеки Уилсон, Сати, Орфф, Брамс. Эволюция вкуса. От чего к чему?
Спальня та же: кровать с медными спинками, мексиканский ковер, письменный стол с откидной крышкой, фотографии любимых писателей в рамках: Пол Скотт, Джон Ле Карре, Джон Фаулз, Джеймс Эйджи, Т. X. Уайт, Гэвин Максвелл.
- Они все англичане, - сказала как-то Кейт.
- Кроме Эйджи, - поправил он.
- Он тоже мог бы стать. Он нечитабелен.
- Что ты читала?
- Ничего.
Чарльз засмеялся немного покровительственно.
- Ну и что?
- Что, ты не сможешь читать Эйджи?
- Что у тебя за англофилия?
- Не думаю, что я англофил. У меня нет особого пристрастия к Англии. Многих английских писателей не люблю или просто ими не интересуюсь. Этих же объединяет не Англия, а особое чувство одиночества. Уайт жил на острове, Максвелл - на отдаленном глухом побережье. Фаулз и Ле Карре тоже поблизости от моря, думаю. Скотт - в Индии, в своем воображении, не в больших городах, конечно, а в каком-нибудь Маяпуре, Панкоте или Мирате.
- Да где угодно.
- Все это вымышленные места, где-то в горах.
- Ну, а ты-то куда, Чарльз, ты - на уровне моря, но не слишком далеко от него.
- Жду.
- Пока придет твой корабль?
- Пока соберется команда.
- Тебе нужен компаньон, да? Ты же ценишь одиночество.
- Я восхищаюсь одиночками. Не уверен, что могу стать одним из них.
- Ты, действительно, хорошо постарался, чтобы я к тебе не переехала жить.
- Не будь дурочкой, Кейт. Ты бы не переехала, даже если бы я тебя попросил.
- Попробуй.
- Переезжай ко мне.
- Нет.
Они засмеялись.
- Не потому, что я не хочу, - уточнила она. - Это ты по-настоящему не хочешь.
И так далее, и тому подобное. Они спорили о значении и смысле аргументов, о том, спорят ли они вообще, пока…
Кейт вздрогнула от неожиданности: послышался шум в гостиной. Наверное, ветер бьет в окно. Интересно, почему она не слишком испугалась?
Приказала себе не удивляться. Но ей все равно было интересно, кого трахал в последнее время Чарльз. Она подошла к столу и перелистала записную книжку с адресами. Номер ее телефона все еще числился, точнее ее другой инкарнации, той, что жила на Гроув-стрит и страстно хотела выйти замуж за Чарльза Айвса и родить ему хотя бы одного ребенка.
Она читала имена, они были знакомы, это люди, с которыми Чарльз работал, люди, которых она встречала на вечеринках. На вечеринках они тогда появлялись вместе. Люди, хотя бы один из которых стремится к браку и детям, всегда так поступают.
Были также незнакомые ей имена, раздражавшие ее почему-то. Какое право он имел знакомиться с ними без ее разрешения, кто они такие? Кто это: Джон Вермулен, Дэн Такер, Томас Соррелс, Дон Староба, Джеф Сондерс, Джим Прагер, Ник Милфорд, Кен Карл, Брайан Харвей, Гарольд Гилмор, Фил Фельдман, Лес Диллен, Майкл Корри, Джо Бломберг, Дэвид Алонзо?
Кто эти люди - вопрос чисто академический. В те времена, когда они вместе ходили на вечеринки, большинство знакомых Чарльза были женского пола. Он находил, что они более интересны, чем мужчины. Утверждал, что мужчины могут говорить только о фактах, данных, цифрах, у женщин есть…
- П…да? - закончила за него Кейт, а он взял ее руку и с улыбкой потерся о нее щекой, потом поцеловал кончики пальцев, как бы говоря, что она для него гораздо больше, чем просто… что она…
Зазвонил телефон.
- Нет, пожалуйста, нет! Вы ошиблись номером.
Но телефон снова зазвонил.
- Нет. О Господи.
И опять звонки, настойчивые, долгие.
- Он умер, ради Бога.
И опять…
- Ох, Чарльз.
И снова…
- Нет.
Телефон звонил, не умолкая, звонил, звонил, звонил и звонил.
- Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет.
* * *
Карен Оберн ехала в подземке впервые и, кажется, нашла ее не совсем плохой. Совсем неплохой.
"Настоящая жизнь, - удивлялась она, - впрямь, не так уж плоха… пригодна для существования, если так можно выразиться". Впечатление возникало часто, поскольку она редко сталкивалась с настоящей жизнью. Высший свет - ее место, стремительный ритм, острие событий. Она занимала апартаменты в здании на Третьей авеню, здание выросло за одну ночь, но славилось старосветским шармом и элегантностью. Летний дом в Вестгемптоне, не с той стороны дороги, а ближе к заливу, в нем приятно проводить большую часть лета, в отличие от более престижных соседних домов, откуда вид на море включал брызги от волн, разбивающихся о сваи ее дома. У нее было личико, известное у Гарри Киприани, в индокитайском ресторане, у Эрни и так далее. И скоро его будут знать во всех новых, самых модных местах… Она владела предметами из всех дорогих магазинов, имела шестерых любовников. На работе ими были Рой Филдс и Фил Квинлан. По вторникам жена Квинлана считала, что он занимается в чисто мужской лечебной группе. Еще - автор женских романов, издающий их под женским же псевдонимом. Под утро появлялся известный хоккеист - после ночных матчей. Плюс не слишком известный киноактер и телевизионный продюсер. Оба из Лос-Анджелеса, оба редко навещали Восточное побережье.
Жизнь стала еще более настоящей, когда Карен Оберн выбралась наверх по лестнице со станции Хобокен и столкнулась с толпой таксистов, похожих на партизан из банановой республики, никогда не видевших изящной блондинки в военной меховой шапочке от Патриции Ундервуд, короткой шубке от Ацедин Алайя, кожаных штанах от Тьери Маглер, меховых ботиночках от Мод Фризон, - не беременную, не уродливую, не с малолеткой на руках. А машины у них - сущее дерьмо.
- В центр? - спросил главный водила.
- Парковая, восемьдесят девять.
Водитель безразлично отвернулся.
- В центр? - спросил следующий.
- Я живу не в Хобокене. Где находится Парковая, восемьдесят девять?
- В центр?
Каков вопрос, таков ответ.
- Да, в центр.
Водитель молча повернулся и ушел под навес станции.
- Суки, - Карен Оберн подумала, не сесть ли ей снова в поезд и не вернуться ли обратно в Манхэттен, однако очень хотелось встретиться с подружкой Чарльза Айвса. Может быть, та знает, зачем Чарльз ездил в Новый Орлеан. Карен сама туда слетает, если снег прекратится и откроют аэропорт. До тех пор придется довольствоваться информацией из вторых рук.
Карен Оберн зашагала сквозь снегопад, размышляя, что же такого плохого в центре, если водители не хотят туда ехать. Или наоборот, только туда они и едут? Она так и не смогла понять.