* * *
Получив неподъемный список схожих по фактуре ограблений, совершенных в Москве за последний год, Александр Борисович зарылся в него с головой и позволил себе оторваться от анализа нераскрытых ограблений, когда клацнул замок входной двери и из прихожей донесся удивленный голос Ирины Генриховны:
– Жив ли, Саша?
– А куда я денусь! – разминая затекшие плечи, отозвался Турецкий.
– Тогда чего же не встречаешь?
– Бегу, бегу! На крыльях любви бегу!
После тех недомолвок и распрей, когда он приревновал ее к более молодому мужику, в доме наступили покой и взаимопонимание, и ему казалось порой, что это повторился медовый месяц. А то, что женщин лучше его Иришки не было и не будет, в этом он уже не сомневался.
Передав ему сумку с продуктами, Ирина Генриховна сбросила с ног туфли-лодочки и, уже пройдя на кухню, спросила:
– Так чем, говоришь, ты там настолько увлекся, что даже на звонок не отреагировал?
Он обреченно махнул рукой:
– Зачитался.
– Чем же это? – искренне удивилась Ирина Генриховна. – Надеюсь, не порнухой?
– Если бы порнухой, – усмехнулся Турецкий. – Ограбления за последний год… нераскрытые.
– Что, все?!
– Нет. Только те, которые были совершены в пределах Садового кольца. Причем с применением кастета или чего-то такого, чем можно было бы в момент вырубить человека.
Ирина Генриховна, как на больного головкой, посмотрела на мужа. Помолчала и не удержалась, чтобы не съязвить:
– Что, кандидатскую на старости лет решил защитить?
– Иришка! – взмолился Александр Борисович. – Может быть, хватит? То про порнуху мне долдонишь, теперь вот…
– Ладно уж, не обижайся, – ухмыльнулась жена. – Я тебя и без кандидатской люблю.
Они уже садились ужинать, когда Турецкий рассказал ей про телефонный звонок Грязнова и про свою поездку в МУР. Замолчал и вопросительно уставился на жену: мол, теперь-то чего скажешь, дорогая?
Закончившая в свое время двухгодичные курсы и получившая диплом психолога-криминалиста, Ирина Генриховна какое-то время молчала, потом наконец без особой уверенности в голосе произнесла:
– А может, он действительно прав, наш Бойцов? И за этим убийством ровным счетом ничего не стоит, кроме как ограбление?
Ожидавший услышать нечто подобное, Турецкий отрицательно качнул головой.
– Возможно, что и так. И простое ограбление, и возможность того, что грабитель не рассчитал удар по темечку, – все возможно. Но в данном случае что-то не то. Понимаешь, не вписывается это ограбление в мои аналоги.
– Но почему?
– Да потому! Ты просто представь себе! Центр Москвы, серенькое рассветное утро… До гостиницы, откуда тебя может увидеть охрана, буквально рукой подать. И вдруг откуда ни возьмись появляется физически сильный и довольно высокий мужик с кастетом в руке. Хорошо поставленным ударом бьет прохожего по темечку, не зная, есть ли у того в кармане деньги, после чего на скорую руку шмонает его и, прихватив с собой бумажник, скрывается в каком-то дворе.
– Картина ясная. И что?
– Да ничего! – начиная заводиться, повысил голос Турецкий. – Ты лучше скажи мне, как психолог скажи: профессионал пойдет на подобный риск, даже не зная, что у столь раннего прохожего есть деньги?
– А откуда ты взял, что Ходуса ограбил профессионал? – не сдавала свои позиции Ирина Генриховна.
– Профессионально поставленный удар кастетом по голове, хладнокровие, с которым тот все это проделал, и, наконец, столь же профессиональный уход с места преступления.
Это были серьезные доводы, и Ирина Генриховна вынуждена была согласиться с позицией мужа. Правда, относительно денег выразила сомнение:
– А если этот самый грабитель действительно был в том же казино, что и Ходус, и видел, как он прятал бумажник с долларами в карман?
– Исключено!
– Но почему?
– Во-первых, это было не простое казино, а как бы ночной клуб для избранных, где можно себе нервишки большой игрой пощекотать. И туда далеко не каждого пускают, даже если у тебя есть много денег… Понимаешь, если бы наш грабитель промышлял тем, что отслеживал в этом ночном клубе тех мужиков, у которых с собой на кармане пачка денег, он бы уже давно попал в сети ребятишек из службы безопасности этого клуба. Но все дело в том, что подобное с их клиентом случилось впервые. И естественно, что они в своем клубе в полном шоке. А если все это, вместе взятое, сложить?
Отставив тарелку, Ирина Генриховна уважительно кивнула.
– По крайней мере, действительно логично… А что говорит Бойцов?
– Да ничего не говорит. Там делом крутит районный следак, а тот, насколько я догадываюсь, пошел по пути наиболее приемлемой версии. Ограбление с убийством.
– А ты, значит, думаешь, что здесь убийство с ограблением?
– Можно сказать и так, – согласился Александр Борисович. – Но если говорить точнее, то в данном случае – убийство, которое попытались закамуфлировать уличным ограблением случайного прохожего.
– Ну, а что тебе даст тот список по Москве?
– Пока что ничего конкретного сказать не могу, – Турецкий пожал плечами. – Но, как мне кажется, в данном случае это единственный выход на убийцу. Если он действительно профессионал и время от времени работает по заказу, то он в чем-то засветится.
– Точнее говоря, на ком-то?
– Да! Именно так! На ком-то.
* * *
Вот и не верь после этого заповеди кладоискателей, что кто ищет, тот всегда найдет.
Было уже далеко за полночь, когда Турецкий, отложив в сторону списки ограблений за последние полгода, взял в руки подборку листов с аналогичными ограблениями, которые уже целый год висели нераскрытыми, и на первой же странице наткнулся глазами на то, что искал.
И мысленно поблагодарил Бойцова, который приказал сделать ему подборку преступлений, начиная с июля прошлого года.
Скупые строки оперативной сводки сообщали, что девятого июля на Малой Бронной был ограблен некий гражданин Владов Т.Ч., убийца же скрылся. И далее уже более подробная расшифровка. Преступление было совершено в час ночи. Владова ударили кастетом по голове, в результате чего тот скончался, не приходя в сознание. Убийца не найден.
– Господи, неужто это он? – пробормотал Турецкий, уже не надеявшийся, что убийца Ходуса проявится где-то еще, и с силой помассировал онемевшие шейные позвонки.
Хотел было порадовать своей находкой Ирину, но она уже спала, отложив какой-то "долгоиграющий" современный роман на его подушку, и он аккуратно прикрыл дверь. Заварил на кухне очередную порцию кофе и с чашечкой в руке снова засел за списки. Однако, кроме убийства Владова, ничего более не нашел и, когда на Москву уже накатывался ранний летний рассвет, закончил работу.
И тот факт, что он более ничего не нашел, еще раз подтверждал его версию относительно убийства, закамуфлированного под ночное ограбление.
Если бы это был действительно уличный грабитель, работающий кастетом, он бы нарисовался еще и еще раз, – подобный успех обычно обнадеживал преступников, и они уже с большим азартом шли на грабеж. А здесь – два "выхода" в течение года. Этак и с голодухи можно помереть, даже несмотря на то, что эти выходы принесли умельцу немалый куш.
Это была удача.
Посмотрев в окно, за которым малиновым рассветом наливалась Москва, Александр Борисович пожалел, что не может прямо сейчас позвонить Бойцову. Понимая, что уже не сможет заснуть до утра, он вновь прошел на кухню, чтобы сварить еще кофе.
Глава 11
Получив "благословение" от Юнисова, Грязнов прошел в следственную комнату хабаровского СИЗО и вдруг почувствовал, насколько он стал далек от всего того, чему отдал практически всю свою жизнь. Оперативные разработки, многодневные засады и захват вооруженных до зубов бандитов, многочасовые допросы, очные ставки и следственные эксперименты. Господи, как давно все это было, и куда он, собственно говоря, сунулся, согласившись на негласное расследование гибели Евдокима Чуянова! В какой-то момент закралась предательская мыслишка отказаться, пока не поздно, однако он тут же отбросил ее, начиная злиться на себя. Слишком многое теперь было на нем завязано, к тому же ему верили как профессиональному оперу, как бывшему начальнику Московского уголовного розыска, который в свою бытность разматывал и не такие клубки.
Скрипнула тяжелая дверь, и в комнату ввели Грачева. И по тому, как тот с удивлением уставился на Грязнова и на его скулах заиграли желваки, Вячеслав Иванович вдруг осознал, что он действительно дал маху, понадеявшись на предстоящий разговор с Грачем, и ничего толкового из этого не выйдет.
В дверях стоял уверенный в себе, довольно плечистый, но поджарый блондин, на лоб которого падала упрямая челка, а синюшные от наколок пальцы правой руки сжимали в кулаке черный зэковский кенарь.
И по тому, как он докладывал о себе, спокойным ровным голосом уверенного в себе человека, который знает себе цену и не будет ползать перед кем-нибудь на коленях, в нем чувствовалась скрытая сила прирожденного лидера, которой раньше Паша Грач вроде бы не отличался.
И еще до Грязнова дошло, что не только он изучает стоявшего перед ним человека, но и тот делает относительно бывшего "крестного" свои собственные заключения.
Однако к каким выводам пришел этот заматеревший, набравшийся лагерного авторитета зэк, оставалось тайной, сокрытой за семью печатями.
– Ну что же, здравствуй, что ли, Паша! – постарался улыбнуться Грязнов, кивнув Грачеву на стул напротив стола и как бы давая понять, что разговор будет носить чисто человеческий характер. Как говорится, без протокола.
Видимо, еще не придя в себя от столь неожиданной встречи с его московским прошлым, Грачев откашлялся, будто у него запершило в горле, и кивнул. На его языке уже зависло привычное "гражданин начальник", но перед ним сидел "правильный мент" Грязнов, и он не знал, как себя вести.
Догадываясь о внутреннем состоянии Грачева, от которого могли закипеть мозги, а также о той сотне вопросов, которые крутились сейчас в голове Грачева, Грязнов выложил на стол пачку "Явы", привычным щелчком откинул ее Грачеву, но тот даже не шевельнулся, чтобы взять из пачки сигарету.
– Что, только свои смолишь, Паша? А моими вроде бы как брезгуешь?
И то ли этот спокойный тон муровского генерала подействовал на Грачева, то ли он успел сделать для себя выводы относительно "воскрешения" генерала Грязнова, но он словно бы успокоился и с ухмылкой негромко произнес:
– Отчего же брезгую? Вы же знаете, вашим куревом я никогда не брезговал.
– И на том спасибо, – облегченно усмехнулся Грязнов и вдруг почувствовал, как его отпускает ощущение собственной неполноценности, и вроде бы даже отлегло от души.
Грачев прикурил от зажигалки Грязнова, затянулся первой, самой сладкой затяжкой, поднял глаза. Теперь они, уже не таясь, откровенно и внимательно изучали друг друга прощупывающими взглядами. И молчали.
Первым не выдержал Грачев. Затянувшись последний раз и притушив сигарету о широченную ладонь, он убрал бычок в кармашек черной зековской куртки и негромко, с хрипотцой в голосе произнес:
– А я уже наслышан был, что вы в Боровск приехали. Наслышан. Но только даже предполагать не мог, что снова увижу вас.
– Неисповедимы пути Господни, – усмехнулся Грязнов и тут же спросил: – А с чего бы это вдруг обо мне слушок пошел? Я уже давным-давно от дел отошел, да и в Боровск приехал со своим личным интересом.
– В том-то и дело, что с личным интересом, – подхватил Грачев. – Как только вы в Боровске появились, пошел слушок, будто наш хозяин закадычным дружбаном был, вот и…
– Ты имеешь в виду полковника Чуянова? – уточнил Грязнов, удивившись столь оперативной осведомленности "семерки".
Грачев, как на больного, посмотрел на своего "крестного", мол, раньше вы, гражданин начальник, гораздо смышленее были. Кого же я еще мог иметь в виду, если не хозяина зоны? Само собой, что полковника.
– М-да, конечно, – согласился Грязнов и спросил: – Ну, и что зона? Я имею в виду, какова реакция на мое появление в Боровске?
В ответ – пожатие плеч и стремительный, испытующий взгляд, брошенный на Грязнова. Мол, не об этом разговор сейчас, гражданин начальник. Давай начнем с того, ради чего ты здесь оказался, и меня сюда приволокли. Колись, Вячеслав Иванович, колись.
Действительно, пора было переходить к существу вопроса, и когда Грач понял, чего добивается от него муровский генерал, он повел плечами, словно его пробил лихорадочный озноб, и уставился на Грязнова удивленным взглядом, в котором просматривалась едва ли не детская обида.
– Гражданин начальник… – Грязнов обратил внимание на то, что Грач назвал его не по имени-отчеству, а "гражданином начальником", что уже не обещало ничего хорошего. – Вы что же, надеялись, что в кумовской сукой стану?
– Успокойся, Паша, – буркнул Грязнов, сообразив, что он допустил где-то непростительную ошибку и теперь ничего толкового из этого разговора не получится. – Ты же знаешь, что я не кум, как и я знаю то, что ты никогда на лагерного кума не работал, да и работать не будешь. Просто хотел с тобой о "семерке" потолковать, о житье-бытье, да видать адресом ошибся. Извини. И обещаю: сюда тебя больше не потянут.
Видимо, не ожидавший подобной реакции, а возможно, и оттого, что Вячеслав Иванович затронул какую-то струнку в его душе, Грач бросил на Грязнова насупленный взгляд и чуток подался вперед:
– Вопрос можно?
– Само собой.
– Вы здесь по своей собственной воле или, может…
– Ты хочешь сказать, не работаю ли я сейчас на официальное следствие по факту убийства полковника Чуянова? Так вот я могу сказать тебе совершенно честно. По своей! По своей собственной воле и по своей собственной инициативе.
– Но все-таки вы копаете из-за убийства хозяина!
– Да! Считай, что угадал.
– Но зачем? – задал вполне резонный вопрос Грач. – Ведь уже этого хорька с заточкой взяли…
Не отрывая прощупывающего взгляда от лица Грачева, Грязнов словно прокрутил его на детекторе лжи и, чеканя слово за словом, произнес:
– Официальными выводами, которые сделал следователь и подтвердила комиссия, они могут в уборной подтереться. А мне правда нужна. Правда!
– Зачем? – шевельнув желваками, снова спросил Грач.
– Евдоким Чуянов был моим другом, человеком, которого я очень хорошо знал. И я не верю, что здесь случайность.
– Мстить будете? – перебил Грязнова Грач.
– Мстить? – насторожился Грязнов. – Ты о чем, Паша?! Кому мстить?
В следственной комнате зависло долгое, угрюмое молчание, которое нарушил Грязнов:
– Ты что, все это сам надумал или, может, подсказал кто?
Грачев неопределенно пожал плечами.
– Я-то вас давно знаю, а вот братва на зоне…
– Так ты, что же, хочешь сказать, что такие разговоры бродят?
– Ну-у, я бы не сказал, что разговоры, однако слушок такой кем-то был запущен.
– Кем?
– Не знаю.
На лице Грачева застыла гримаса жесткой непримиримости, и он словно ушел в себя, закрывшись непроницаемыми створками.
И только перед тем, как Грязнов нажал кнопку для вызова конвоира, произнес с непонятной тоской в голосе:
– Вы – правильный мент, Вячеслав Иванович. И братва считает вас таким. А что касается "семерки"?.. От беспредела все устали. И его никто не хочет.
– А как же в таком случае… – вскинулся было Грязнов, однако Паша Грач не дал договорить ему.
– Нам и самим много чего непонятно… Короче, не надо зону будоражить, Вячеслав Иванович, да и мести не надо.
Грязнов слушал вора-рецидивиста, за плечами которого было три ходки, и ушам своим не верил.
Паша Грач не просто вразумлял его, но и просил, чтобы милицейский генерал, в руках которого была страшная карающая дубинка, забыл такое слово, как месть. Паша Грач считал его "правильным ментом" и не хотел, чтобы муровский генерал опускался до мести. Даже за своего очень близкого друга.
Это был урок, преподанный Грязнову Грачом.
– Хорошо, пусть будет так, – согласился с Грачевым Грязнов. – Но я в таком случае желал бы поиметь ясность.
– В чем?
– Относительно Тенгиза.
Грачев как-то исподволь покосился на Грязнова, и по его скулам вновь пробежали желвачки.
– На фуфло ловите, гражданин начальник?
– И все-таки?
– Самому бы разобраться, а если в двух словах, то это вы и без меня знаете. Южанин, под которым ходят несколько бригад мужиков.
– То есть прикормлен кем-то из администрации? – совершенно неожиданно даже для самого себя выдвинул версию Грязнов.
Грачев зыркнул на него стремительным взглядом и, уже вставая со стула, негромко произнес:
– Прикажите увести, гражданин начальник!..