На мгновения Вудроу увидел себя символом этой самой грусти. Таким и должен быть английский государственный чиновник. Всегда сохраняющим олимпийское спокойствие, не спешащим осудить, приговорить. Не боящимся принимать трудные решения, прислушивающимся к своим инстинктам. Ободренный безупречностью исполнения своей роли, он почувствовал, что имеет право на импровизацию.
- Похоже, что люди, оказавшиеся в той же ситуации, что и Джастин, очень часто действуют по плану, о существовании которого даже не подозревают. Словно включается автопилот, только ожидавший предлога побудить их сделать то, что они подсознательно планировали. В чем-то это сходно с самоубийством. Кто-то произносит ничего не значащие для всех, кроме этого человека, слова, и дальше он уже не осознает, что творит.
Не слишком ли много он наговорил? Или мало? Не перегнул ли палку? Гита смотрела на него, как разъяренная сивилла, и он не мог прочитать выражения пожелтевших глаз Донохью. Что он в них видел? Презрение? Злость? А может, всего лишь свидетельство того, что они преследуют разные цели и пути их совершенно не пересекаются?
- Но наиболее вероятная версия, и на ней, к сожалению, сходятся ведущие психоаналитики Оффиса, заключается в следующем: Джастин решил, что смерть Тессы - результат заговора, и начал поиски убийц. И вот это очень серьезно. Если человек не может адекватно воспринимать реальность, ему везде чудятся заговоры. Если не может смириться с тем, что мать умерла от рака, начинает винить во всем лечащего врача. И хирургов. И анестезиологов. И медицинских сестер. Которые, разумеется, все заодно. И вместе старались прикончить мать. У меня сложилось впечатление, что Джастин точно так же воспринимает случившееся с Тессой. Ее не просто изнасиловали и убили. Тесса стала жертвой международной интриги. Умерла не потому, что была молода и привлекательна и оказалась не в том месте и не в тот час, а потому, что Они хотели ее смерти. Кто эти Они - боюсь, каждый может предложить свой вариант. Возможно, сосед-бакалейщик или женщина из Армии спасения, которая позвонила в вашу дверь, чтобы вручить их журнал. Они все повязаны. Все участвовали в заговоре с целью убийства Тессы.
Нервный смех в зале. Он слишком много говорит или они проникаются его мыслями? Пожалуй, надо сосредоточиться на главном.
- Или, в случае Джастина, это могут быть подручные Мои, Большой бизнес, Форин-оффис и мы, сидящие здесь. Мы все враги. Все заговорщики. И знает об этом только Джастин, что является еще одним свидетельством паранойи. В глазах Джастина жертва не Тесса, а он сам. Кто ваши враги, окажись вы на месте Джастина, зависит от того, с кем последним вы говорили, какие книги и газеты читали в последнее время, какие фильмы видели и в какой фазе дневных биоритмов находитесь. Нам также сообщили, что Джастин много пил, чего в Найроби за ним не замечалось. Пеллегрин говорит, что ленч на двоих в его клубе обошелся ему чуть ли не в месячное жалованье.
Вновь нервный смех, на этот раз смеялись все, за исключением Гиты. Он покатил дальше, выписывая на льду все новые фигуры. "Это та моя часть, которую ты ненавидела больше всего", - говорит он Тессе, мысленно возвращаясь к ней. "Это голос, который погубил Англию, - игриво сказала ты мне, когда мы танцевали. - Это голос, потопивший тысячу кораблей, и все наши". Очень забавно. Что ж, слушай теперь этот голос, девочка. Слушай, как будут обливать грязью репутацию твоего мужа, спасибо Пеллегрину и моим пяти годам, проведенным в департаменте информации Форин-оффис.
Тошнота на мгновение подкатила к горлу. На то самое мгновение, в течение которого он ненавидел отращенную им толстую кожу бесчувственности. Эта тошнота могла бы погнать его из зала, под предлогом, что ему нужно срочно позвонить или справить естественную нужду, только для того, чтобы уйти от себя. Эта тошнота уже приводила его к столу, где он выдвигал ящик, брал лист бумаги, присланный издательством Ее Величества, и покрывал его заверениями в любви и безрассудными обещаниями. "Кто привел меня к этому? - спрашивал он себя, продолжая говорить. - Кто сделал меня таким? Англия? Мой отец? Школы, в которых я учился? Моя вечно испуганная мать? Или семнадцать лет, которые я лгал во имя своей страны?" "Мы достигли того возраста, Сэнди, - просветила ты меня, - когда наше детство более не может служить оправданием. В твоем случае проблема в том, что тебе для этого придется прожить годков девяносто пять". Красноречие не подвело его. Он говорил и говорил:
- Какой же заговор вообразил себе Джастин… и какое место отвел в нем нам, посольству и его сотрудникам? Определил ли нас в одну лигу с масонами, или иезуитами, или Ку-Клукс-Кланом, или Мировым банком? К сожалению, просветить вас я не могу. Но могу сказать, что в заговорщики мы точно попали. Он уже высказывал порочащие измышления, указывая на конкретные личности, а теперь уж точно разрабатывает эту версию. Поэтому вполне возможно, что завтра или через три месяца он вновь объявится в Кении, - театральная пауза. - И на этот случай я требую от вас, всех вместе и каждого в отдельности… это не просьба, Гита, это приказ, какие бы чувства вы лично ни питали к Джастину… поверьте мне, я не хуже вас знаю, какой он милый и обаятельный человек… чтобы вы незамедлительно, в любое время дня и ночи, известили меня о его появлении. Или Портера, когда он вернется. Или… - взгляд на секретаря, - Майка Милдрена, - с губ едва не сорвалось: "Милдред".
- Или ночного дежурного посольства. Незамедлительно. Прежде чем пресса, полиция или кто-то еще выйдет на него - сообщите о его появлении нам. Глаза Гиты еще больше потемнели, в глазах Донохью добавилось болезненной желтизны. А вот Шейла, не мигая, сверлила его ледяным взглядом.
- Для удобства и из соображений безопасности Лондон дал Джастину кодовое имя - Голландец. Почти что Летучий голландец. Если даже случайно, а мы говорим о психически неуравновешенном человеке, имеющем в своем распоряжении неограниченные финансовые ресурсы, его путь пересечется с вашим, увидите вы его, услышите, узнаете, что он где-то рядом, ради не только нашего, но его благополучия, снимите телефонную трубку, где бы вы ни были, и скажите: "Я насчет Голландца, Голландец делает то-то и то-то, я получил письмо от Голландца, он только что позвонил мне, прислал факс или письмо по электронной почте, он сидит передо мной в моем кресле". С этим все ясно. Вопросы? Да, Барни?
- Вы сказали "порочащие измышления". Кого и в чем он обвинял?
Вудроу прекрасно понимал, что Барни коснулся опасной темы. Не зря он подробно обсудил все нюансы с Пеллегрином по телефону спецсвязи Портера Коулриджа.
- Судя по всему, фармакология превратилась для него в навязчивую идею. Как нам представляется, он убедил себя в том, что производители одного препарата… или его разработчики, несут ответственность за убийство Тессы.
- Он думает, что ей не перерезали горло? Он же видел тело! - воскликнул Барни.
- Боюсь, речь идет о ее пребывании в больнице. Препарат убил ее ребенка. То был первый выстрел заговорщиков. Тесса пожаловалась производителям, поэтому они убили и ее.
- Он опасен? - спросила Шейла, должно быть, для того, чтобы продемонстрировать присутствующим, что не располагает закрытой для остальных информацией.
- Он может быть опасен. Таково мнение Лондона. Его главная цель - фармацевтическая компания, производящая препарат. Потом ученые, которые его создали. Потом те, через кого препарат попадает к больным. В нашем конкретном случае - компания, которая импортирует его в Кению, а это холдинг "Три биз", поэтому мы должны их предупредить. - Донохью и ухом не повел. - И позвольте повторить, что мы имеем дело с внешне рациональным и выдержанным английским дипломатом. Не думайте, что он превратился в психа с пеплом в волосах, выпученными глазами и пеной у рта. Он остался таким же, каким мы его помним и любим. Воспитанным, хорошо одетым, симпатичным и пугающе вежливым. И будет оставаться таким, пока не начнет кричать о всемирном заговоре, убившем его ребенка и жену. - Пауза. Комментарий для себя: "Господи, до какой низости может опуститься человек!" - Это трагедия. Больше, чем трагедия. Я думаю о том, что сейчас испытывают те из нас, кто был близок к нему. Именно поэтому мне и приходится бить тревогу. Пожалуйста, никаких сантиментов. Если Голландец появится на вашем горизонте, мы должны узнать об этом немедленно. Понятно? Благодарю. Обсудим другие дела, раз уж мы все здесь? Да, Гита.
* * *
Если и раньше Вудроу не мог разобраться в чувствах Гиты, то теперь тем более не понял бы, что творилось у нее на душе. Она вставала, когда остальные, включая его самого, оставались на своих местах. Это она знала. Вставала для того, чтобы ее увидели. Вставала потому, что никогда раньше не слышала столько лжи, потому что просто не могла усидеть на стуле. Вот она и встала, выражая протест, в ярости, готовая в лицо назвать Вудроу лжецом. Встала, потому что никогда в жизни не встречала таких замечательных людей, как Тесса, Арнольд и Джастин.
Все это Гита знала, когда поднималась на ноги. Но, глядя в лживые глаза Сэнди Вудроу, поверх повернувшихся к ней голов военного и торгового атташе, Милдрена, личного секретаря посла, поняла, что должна действовать иначе.
Воспользоваться методом Тессы. Не из трусости - из тактических соображений.
Она могла назвать Вудроу лжецом и насладиться мгновением славы, после которого ее ждало немедленное увольнение. И что она могла доказать? Ничего. Он ничего не выдумал. Но очень уж ловко исказил факты.
- Да, Гита, дорогая.
Он откинул голову назад, приподнял брови, приоткрыл рот, словно учитель пения, готовый запеть вместе с ней. Она быстро отвела взгляд. "До чего этот старик Донохью, с опущенными уголками рта, похож на старого бульдога сестры Мэри в монастыре. Вчера я играла в бадминтон с Шейлой, и она тоже наблюдала за мной". К своему изумлению, Гита услышала, что обращается к собранию.
- Возможно, я выбрала не самый удачный момент, Сэнди. Может, лучше вернуться к этому делу через несколько дней, - начала она. - Сейчас, похоже, не до этого.
- Вернуться к чему? Не дразни нас, Гита.
- Мы получили запрос из "Международной продовольственной программы", Сэнди. Они настоятельно просят прислать нашего представителя в КПДЭП на очередной семинар фокус-группы по самообеспечению потребителей.
Она лгала. Лгала не менее убедительно, чем Вудроу. Каким-то чудом память подсказала ей нужные сведения, и она препарировала их в своих целях. Если б Вудроу попросил ее принести соответствующий факс, она бы не сумела вывернуться. Но он не попросил.
- Потребителей чего, Гита? - хохотнув, полюбопытствовал Вудроу.
- Гуманитарной помощи, Сэнди, - со всей серьезностью ответила Гита. - Речь идет о том, как выжить деревне, племени, городу, получающим продовольственную и медицинскую помощь, если агентства, которые ее обеспечивают, прекратят свою деятельность. Это очень важная проблема. Какие меры предосторожности следует предпринять донорам, чтобы сохранить от разграбления склады и средства доставки. От этих дискуссий ждут практических результатов.
- Да, логика тут есть. И как долго продлится это мероприятие?
- Три полных дня, Сэнди. Вторник, среду и четверг, возможно, захватит и пятницу. Но дело в том, Сэнди, что с отъездом Джастина мы лишились представителя в КПЭДП.
- И ты задалась вопросом, а не пошлют ли тебя вместо него! - воскликнул Вудроу, вновь хохотнул, показывая, что знает все уловки молодых красивых женщин. - Где будет проходить семинар, Гита? В Городе греха? - так он называл комплекс представительства ООН.
- В Локикоджио, Сэнди, - ответила Гита.
* * *
"Дорогая Гита!
У меня не было возможности сказать тебе, как любила тебя Тесса и как ценила те минуты и часы, которые вы проводили вместе. Но ты и сама это знаешь. Спасибо тебе за все то, что ты для нее сделала.
У меня есть к тебе просьба, но это всего лишь просьба, и ты ни в коем случае не должна волноваться из-за того, что не сможешь ее выполнить. Если каким-то образом ты окажешься в Локикоджио, пожалуйста, свяжись с женщиной-суданкой по имени Сара, которая была близкой подругой Тессы. Она говорит по-английски и служила в какой-то английской семье. Возможно, она знает, ради чего приезжали в Локи Тесса и Арнольд. Это всего лишь мое предположение, но они возлагали на эту поездку большие надежды, и я сомневаюсь, что они отправились туда исключительно для того, чтобы встретиться с суданскими женщинами и побеседовать с ними о равноправии полов! Если у них была другая цель, Сара, возможно, в курсе.
В ночь перед отъездом Тесса не сомкнула глаз и очень уж демонстративно, даже для Тессы, прощалась со мной, прямо как у Овидия: "Прощай в последний раз" - хотя, полагаю, мы оба этого не знали. Сообщаю адрес в Италии, по которому ты можешь мне написать, если будет повод. Но, прошу тебя, не высовывайся. Еще раз благодарю тебя.
С уважением, Джастин".
Не Голландец. Джастин.
Глава 16
Джастину потребовалось два дня, чтобы, пересаживаясь с одного поезда на другой, добраться до Билсфельда, маленького городка неподалеку от Ганновера. Под фамилией Аткинсон он зарегистрировался в скромном отеле напротив железнодорожного вокзала, обследовал город, поел в маленьком ресторанчике. С наступлением темноты доставил письмо адресату. "Именно так и поступают шпионы, - думал он, приближаясь к дому на углу. - Это и есть осторожность, которой их учат с колыбели. Так они переходят темную улицу, всматриваются в подворотни, огибают угол. Вы меня ждете? Видел ли я вас раньше?" Но как только он бросил письмо в почтовый ящик, возобладал здравый смысл: забудь про шпионов, идиот, ты мог бы приехать и на такси. Но теперь, при дневном свете, второй раз направляясь к дому на углу, он вновь терзался вопросами. "Наблюдают ли они за домом? Видели ли меня вчера вечером? Собираются ли арестовать по прибытии? Позвонил ли кто-нибудь в "Телеграф"? Сказали ей или ему, что такого журналиста в штате газеты нет?"
В поездах он спал урывками, в отеле вообще провел бессонную ночь. Путешествовал налегке, без бумаг, чемоданов, лаптопов или дискет. Все, что требовалось сохранить, ушло в Милан, к тетушке-драконше Хэма. Что не требовалось - покоилось на дне Средиземного моря, под толщей воды в два фатома. Освобожденный от груза, он прибавил в скорости. Черты лица заострились. Глаза горели огнем. Джастин чувствовал, что миссия Тессы теперь стала его миссией.
Шестиэтажный дом на углу башенками напоминал немецкий замок. При дневном свете выяснилось, что первый этаж раскрашен в ярко-зеленые и оранжевые полосы. Ночью, под светом фонарей, они казались черными и белыми. С фрески на верхнем этаже ему улыбались детские лица всех цветов кожи, напоминая заставку на дисплее лэптопа Тессы. Другие дети, уже живые, сидели за окном первого этажа вокруг женщины-учительницы.
Джастин неторопливо прошел мимо дома на углу, словно интересовал он его не больше, чем любой другой, потом повернул налево и замедлил шаг, изучая таблички с фамилиями врачей и психиатров. "В цивилизованной стране не скажешь, кто есть кто". Мимо проехал патрульный автомобиль, скрипя шинами по мокрому после дождя асфальту. Полицейские, мужчина и женщина, удостоили его мимолетного взгляда. На другой стороне улицы двое стариков в черных плащах и черных хомбургах словно собрались на похороны. Окно за их спиной закрывала портьера. Трое женщин на велосипедах приближались к нему, спускаясь с холма. Граффити на стенах призывали защищать свободу палестинцев. Он вернулся к разрисованному замку, постоял у входной двери. С нарисованным на ней зеленым гиппопотамом. Другой зеленый гиппопотам, очень маленький, устроился у звонка. Рядом с дверью находилось большое панорамное окно. Он уже стоял здесь прошлым вечером, когда опускал письмо. Кто тогда смотрел на него? Учительница в окне знаком предложила ему воспользоваться другой дверью, но он знал, что она заперта на все замки и засовы. И жестами ей это объяснил.
- Им следовало оставить ее открытой, - прошипела учительница, отодвигая задвижку и открывая дверь.
Джастин извинился за доставленные неудобства и проскользнул мимо детей, говоря им "gruss Dich". На большее времени не хватало. Он поднялся по лестнице, мимо велосипедов и детской коляски, вошел в холл, где его взору предстали водяной фонтанчик, ксерокс, пустые полки, стопка справочников и лежащие на полу картонные коробки. Через открытую дверь увидел молодую женщину в очках с роговой оправой и строгом платье с воротником под горло, сидящую перед компьютером.
- Я - Аткинсон, - представился он на английском. - Питер Аткинсон. У меня встреча с Бирджит из "Гиппо".
- Почему вы не позвонили?
- Приехал в город только вчера, поздно вечером. Решил, что лучше оставить письмо. Она сможет принять меня?
- Не знаю. Спросите ее.
Коротким коридором он проследовал за женщиной к двойной двери. Она открыла одну створку.
- Пришел твой журналист, - объявила на немецком таким тоном, словно слова "журналист" и "любовник" были для нее синонимами, и вернулась к компьютеру.
На пороге появилась миниатюрная блондинка с розовыми щечками. Улыбнулась. Джастин вошел в практически пустую комнату.
- В десять часов у нас совещание, - сообщила она, пожимая ему руку. Говорила по-английски, чтобы мистеру Аткинсону не приходилось напрягаться, переходить на чужой для него язык. - Хотите чаю?
- Нет, благодарю.
Она пододвинула два стула к низкому столу, села на один.
- Если вы насчет ограбления, то нам нечего сказать, - предупредила она его.
- Какого ограбления?