Так, что ответить на вопрос Калинина Костя не мог. Пока не мог. Но он был твердо уверен в том, что Калинина он сманит. Работа юриста в структуре банка была просто создана для этого блестящего сибарита, превращавшего идеи Гельфера и самого Краснова, в изящные, технически безупречные и юридически совершенные схемы. Калинин стоил любых денег. Как и Гельфер. Да и, если без лишней скромности, и он сам. Из "мужского клуба" вполне могла получиться Команда. Настоящая команда единомышленников, о которой можно было только мечтать в старые времена.
Референты у немцев были - хоть куда. Было впечатление, что эта костлявая, белобрысая дама неопределенного возраста, похожая на засушенную чехонь, напрочь лишенная физиологических женских выпуклостей, уже ждала в вестибюле Костиного приезда.
Звали ее Габи, она превосходно говорила по-русски, печатала и стенографировала с одинаковой скоростью на двух языках, да и, судя по телефонным переговорам, свидетелем которых доводилось быть Краснову, владела английским и голландским на уровне переводчика-синхрониста. Краснов, который тоже выбирал себе секретарей не по длине ног, а по уровню компетентности, о таком кадре и мечтать не мог.
Только глаза у фройляйн были неприятные. Голубые и полностью прозрачные - до потери цвета и выражения. Будто бы стекляшки вставили в глазницы, под белесыми бровями. Если бы не мазки туши на ресницах, глаза просто нельзя было бы обнаружить на лице - они могли потеряться на светлой коже, усеянной редкими, бледными веснушками.
Поздоровавшись почтительно, фройлян Габи повела его в кабинет Дитера, на ходу подавая, аккуратно разложенные по прозрачным файлам, документы из раскрытой кожаной папки.
Косте было не до документов - судя по тому, как сердце колотило в ребра изнутри, вместо крови, в его жилах, уже тек чистый адреналин. Но положение обязывало, он что-то говорил, пропуская Габи впереди себя в лифт, и из лифта, шел по просторному холлу в приемную, отвечал наклоном головы на приветствия сотрудников директората, знакомых ему. Но основная часть его мозга занималась расчетом последующих действий, а где-то, совсем глубоко, за пределами сознания, его двойник, охрипший от ярости, был готов ко всему, даже к убийству.
Дитер встал из-за стола, когда он вошел в кабинет, и двинулся к нему навстречу - слегка полноватый, слегка лысоватый, но радушный. По лицу - типичный уроженец Воронежской губернии - даже нос уточкой.
Но на этом сходство с воронежским крестьянином заканчивалось. Элегантный костюм от Бриони, "Патек Филипп" на ремешке из рельефной кожи - европейский банкир во всей своей красе, пусть только лишь руководитель Восточного департамента банка, но все-таки, член Правления. Его русский был далек от совершенства, но достаточно хорош для неофициального общения, на переговорах он пользовался услугами Габи - в ее речи не прослеживался даже акцент.
- Я рад тебя видеть, герр Краснов!
Они давно были на "ты", но часто использовали в разговорах такую полушутливую, полууважительную форму.
- Я тоже рад, герр Штайнц!
Они обменялись рукопожатием.
- Неужели и он? - подумал Костя, встретившись с Дитером взглядом. - Неужели? Наши особисты говорили, что он бывший сотрудник БНД. Специалист по СССР.
Но взгляд Дитера был совершенно обычным - да и что, собственно говоря, Краснов хотел там увидеть? Радушный и приветливый взгляд круглых, светло-карих глаз.
- С приездом, герр Краснов. Габи два кофе, битте!
Краснов не удивился бы, если бы в ответ на просьбу шефа фройляйн Габи щелкнула бы каблуками и зычно крикнула: "Яволь!".
- Садись, Костя! - Дитер сделал жест в сторону кофейного столика и кресел. - Как долетел?
Глядя на него, спокойного, элегантного, уверенного в себе, Краснов абсолютно ясно понял, что тянуть нечего. В этой истории ему просто придется на кого-то положиться. Или на этого грузноватого банкира, с выправкой бывшего военного разведчика, которого он знал уже несколько лет. Или на фатоватого Франца, которого он знал гораздо хуже - весельчака, ещё по мальчишески стройного, но с уже наметившимся, пристёгнутым, "пивным" брюшком - большого любителя пенного напитка, как и положено баварцу. Но, ни в коем случае, ни на кого из сопровождения. Свои - были худшим вариантом. Ни на "орленка" из службы безопасности - Катюшкина, ни на заместителя начальника собственного кредитного управления, господина Глобу, Краснов положиться не мог. Слишком велика была цена ошибки.
Если рассуждать здраво, Дитер был самой лучшей кандидатурой для того, чтобы обратиться за помощью. У него не было причин предавать. Во всяком случае, Краснов не мог представить себе таких причин - ни финансовых, ни человеческих, если, конечно, не сам Штайнц и стоял за начавшимися событиями. И Краснов решился. Просто по тому, что в настоящий момент не видел другого выхода.
- Спасибо, Дитер. Долетел нормально. Но есть проблема…
Судя по выражению лица, Штайнц хотел пошутить в ответ, но, глядя на Костю, передумал.
- Садись. Что случалось? Что серьезное?
- Серьезней некуда.
На то, чтобы изложить случившееся понадобилось буквально минута. Дитер дополнительных вопросов не задавал, слушал внимательно, сосредоточенно. Радушное выражение из глаз ушло напрочь - теперь они смотрели цепко, и, как отметил Костя, профессионально.
Дослушав, Дитер почесал переносицу и сказал:
- Плохо.
Потом подумал и добавил.
- Очень плохо.
С подносом, со стоящими на нем кофейными чашечками, сахарницей и вазочкой с мини крекерами, вошла секретарь. Мужчины замолчали, ожидая, когда она выйдет. Потом заглянула Габи с папкой в руках. Дитер едва заметно качнул головой, и она исчезла, тихо прикрыв за собой дверь.
- Что я могу сделать для тебя? - спросил Штайнц.
- Не знаю. Для начала - посоветуй. Я, видишь ли, еще никогда не был в подобной ситуации.
- Посоветовать. - Дитер попробовал слово на вкус. - Я боюсь, что я не посоветовать ничего. Мы сможем только… - он задумался над выбором подходящего выражения на русском языке. - Решить вместе. Когда ты спокойный.
- Я спокоен.
Дитер покачал головой.
- Нет. Ты не спокоен. Я вижу.
- Я готов говорить, Дитер.
- Да. Может быть.
Он положил ложечку сахара в свою чашку и принялся размешивать кофе. Вид у него был слегка отсутствующий. Как будто бы он что-то считал в уме.
- Окей. - сказал он, наконец. - Давай договоримся сейчас. Сразу. Я говорю. Ты не споришь. Я спрашиваю. Ты говоришь правду. Как в кирхе. Да?
- Хорошо. - Сказал Костя.
- Тогда я задать тебе немного вопросов.
К вечеру погода начала портиться. Внезапно, как всегда в мае. Сначала, издалека, стали слышны раскаты грома, гулкие и раскатистые, словно невидимый оркестрант бил в гигантские литавры. Потом гроза подошла ближе, небо затянуло серой пеленой, и по листьям прошуршали первые капли дождя. Литавры перешли в крещендо и небо на западе прорезали вспышки молний.
Диана не любила грозу. Костя, наоборот, любил. Когда струи дождя полосовали реку он часто, набросив на плечи дождевик, стоял на песчаном пляжике, глядя на воду, а рядом с ним, в ядовито-желтом дождевичке, стоял Марик. Они возвращались в дом мокрые, как лягушки, оставляя на крыльце следы коричневого рассыпчатого речного песка, и пили чай на кухне. От висящих в прихожей плащей остро пахло дождевой водой и пластиком, в стекла барабанили крупные летние капли. Дашка мостилась на колени к Диане и грызла печенье, свистел чайник…
Диана отошла от окна. Надо было что-то готовить на ужин детям. Но для этого требовалось спуститься вниз, на кухню.
Марик читал, сидя в кресле и, увидев её, сразу же отложил книгу в сторону.
- У нас неприятности, сынок. - Сказала Диана, садясь напротив него. - Большие неприятности.
- Что-то с папой? - голос у Марка дрогнул. Чуть заметно, так же, как бы он дрогнул у Кости, отметила она. Та же выдержка, тот же взгляд, тот же наклон головы. Маленький Краснов. Он сможет, он точно сможет.
- Нет. С папой все в порядке. Он звонил. Он сейчас в Берлине. Понимаешь, Марик, те люди, что приехали…
- Это же папина служба безопасности…
- Да. Но, видишь ли.… Этим людям нужны деньги.
- Ваши с папой?
- Нет. Деньги банка. Они хотят, что бы папа отдал им деньги банка.
- Много?
- Очень много, сынок. Они для этого приехали. И они нас не отпустят, пока папа эти деньги им не отдаст.
- А он отдаст?
- Да. Конечно. Они знают, что для того, что бы они ушли, папа сделает это. Но нужно время. День, может быть, два. Пока они останутся здесь.
- А потом уйдут?
Диана взъерошила сыну волосы.
- Уйдут. Может быть. А, может быть, и нет.
- Почему?
- Потому, что могут испугаться, что твой отец потом их найдет. И накажет.
Он задумался, буквально на миг, а потом опять поднял не нее глаза.
- Он их найдет.
Он не спрашивал, а утверждал.
- В том-то и беда, - подумала Диана, - и они тоже это знают. И они уверены в этом на все сто процентов. Поэтому и сделают все, что бы искать их было некому. Вот только как сказать об этом тебе?
- Да. Найдет. Вопрос в том, сынок, будем ли мы с тобой и Дашкой, сидеть и дожидаться, пока папа что-то сделает? Или попробуем сделать что-то сами?
Марк посмотрел на нее внимательно, совсем по-взрослому. Диане даже стало не уютно. Будто бы не одиннадцатилетний мальчишка сидел сейчас, напротив нее, а ее ровесник, таким понимающим был этот взгляд.
- Ты думаешь, - сказал Марк, - что они убьют нас, мам?
Как ни странно, Диане стало легче, когда он сам произнес то, что она не решалась высказать в слух. Страшнее, так как ее выводы подтвердились, но легче, потому, что она поняла, что не одна. Рядом с ней сидел Костя. Маленький Костя. Но такой же рассудительный, храбрый и спокойный. В глаза которого можно заглянуть и почувствовать поддержку, понимание. И не видеть страха.
Прости меня, Господи, подумала Диана. Прости меня за то, что я ищу поддержки у ребёнка, вместо того, чтобы просто защищать его и его сестру. Прости меня за то, что собираюсь сделать. И дай мне силы сделать то, что должно. И защити наших детей, если сможешь. Будь милосерден. Мы слабы, мы обращаемся к тебе только в минуты несчастий, но разве не в эти минуты особенно горячи наши молитвы? Разве не в эти минуты мы особенно искренни в своей вере?
- Да. - Сказала она. - Они нас убьют. И папу тоже. Такой у них план. И пока все идет по этому плану. Но мы с тобой можем эти планы нарушить. Если нас не будет у них в руках - это развяжет руки Косте.
Или даст ему возможность совершать ошибки, отметила она автоматически. Без ущерба для безопасности детей. И сама удивилась своей способности холодно анализировать ситуацию в такой момент.
- Для них - любое нарушение планов - это очень плохо. У них очень мало времени.
- У папы тоже, - сказал Марк. - Что ты собираешься делать?
- Нам нужно покинуть дом. - Она потерла виски. Голова побаливала после удара Лукьяненко, да и начавшийся дождь хорошего самочувствия не добавлял. - Через двери этого не сделать. Только через балкон второго этажа. Ты можешь спуститься? По простыням?
- Да. Без проблем, ма.
- Потом я спущу тебе Дашку. Она будет спать. Или будет очень сонная.
- Хорошо.
- Потом спущусь сама. Помогу вам переплыть речку, и вы пойдете к сторожу на плотину. У него есть связь.
- А ты?
- А я вернусь. Не в дом. На этот берег. И постараюсь угнать свою машину. Запасные ключи у меня есть.
- Не пойдет. - Сказал Марк. - Тебе нельзя возвращаться. Они тебя убьют.
- Они будут думать, что вы со мной. И гнаться будут за мной. Вы успеете добраться. И позвонить в город. А я постараюсь доехать до шоссе. Или до города, до поста ГАИ.
- Нет, - повторил он.
- Марочка, но ведь ты не сможешь вести машину.
- Это плохой план, мам. Пять километров по лесу ночью с Дашкой на плечах. Я дойду только к утру. - Он посмотрел ей в глаза твердо, без сомнений, по-мужски. - Я дойду, не сомневайся. А что будет с тобой?
- Со мной все будет хорошо.
Марк покачал головой.
- Это плохой план, мама. Он никуда не годится. Мы не выберемся из дома незаметно. Они будут сторожить.
- Я знаю, сынок. Я знаю, что надо делать.
- Я тоже, - сказал Марк. - Жаль, что тебе никогда не нравился бейсбол. Но мы справимся, мама. Обязательно справимся. Они думают, что мы ничего не будем делать. Они думают, что мы их боимся.
- Он догадался, - подумала Диана. - Он догадался. Увидел, что я принесла биту, и понял - зачем. Ни неприятия, ни ужаса перед действием, от одной мысли о котором у меня ноги становятся ватными.
Она обняла сына и прижала его к груди. Он с благодарностью принял ее ласку, положил голову на плечо, замер, на несколько секунд. Совсем ребенок. Единственная опора. Она бы все отдала за то, чтобы их с Дашкой не было рядом. И чтобы ей не пришлось делать то, что она должна будет сделать.
На все - про все - у Дитера ушло не более сорока минут. Допрос, а Краснову вопросы герра Штайнца более всего напоминали именно допрос, был стремителен, как блицкриг. Теперь Краснов и сам мог с уверенностью сказать, что Штайнц не всю свою жизнь был банкиром. Более того, теперь он не был уверен, стал ли Штайнц банкиром окончательно, в настоящий момент. Во всяком случае, если и стал, то не до конца.
Потом Дитер сделал несколько звонков с мобильного, вызвал в кабинет Габи и быстро, практически на пределе Костиного понимания немецкого, отдал распоряжения. Габи записывала молча, без вопросов, отмечая каждый пункт гортанным: "Йя!".
После ее ухода Дитер схватил трубку многоканального телефона, стоящего у него на столе и опять принялся звонить, отрывисто каркая в микрофон. Все это время Краснов ощущал себя предметом обстановки кабинета: Штайнц совершенно не обращал на него внимания. И ему ничего не оставалось, кроме, как курить сигарету за сигаретой.
Наконец, Штайнц закончил беседу и опять уселся в кресло, напротив Краснова. Где-то с минуту мужчины молчали, потом Штайнц выдохнул, совершенно по-русски, словно выпил стопку водки, и сказал:
- Так. Официально я не могу делать ничто. Ты понимаешь варум?
- Да. - Ответил Краснов.
- Неофициально я кое-что могу. Так. Мало. Я сказал готовить платеж. Я сказал делать трассу. Это плохой банк. На Каймана Айленд. Юнит. Комната, факс. Один служащая. Чёрный ящик. И этот фонд тоже. Деньги входят и дальше ничего. Понимаешь? Никто не может знать - куда потом.
Костя, который сам, недавно, по договоренности со своими прибалтийскими партнерами, открыл счета в двух таких юнитах, на связанные со структурами его банка, фирмы, знал, что получить информацию о движении денег с оффшоров на Каймановых островах дело почти невозможное. Даже для Интерпола.
- У нас только один дорога. Мы должны медлить платеж. Я не имею дайрект вайр на такой банк. Много корреспондент. Если думать - три. Можно четыре. Я контроль. Ты иметь 72 часа на кансел этот деньги. Если хочешь, скажи сейчас. Они выйдут и вернутся. Любой случай. Два дня - и они опять здесь. Это быть опасно. Для твоя семья. Но ты иметь время решить твой проблема. Так?
- Деньги со счета уйдут?
- Да. Если кто видеть твой баланс - денег нет. Ты все сделал. 72 часа.
- Это все?
- Нет. Тебе надо домой. Так. Но кто-то здесь - твой враг. Кто?
- Я не могу сказать наверняка.
- И я. Пока не могу. Ты понимаешь, Костя? И это второй проблема.
- Что ты имеешь в виду, Дитер?
- Ты делать вайр. Деньги уходить. Ты еще нужен жив. Если твой враг есть терпение. Если нет - ты не нужен жить. Ты должен… - он запнулся, подыскивая русское слово.
- Исчезнуть. - Подсказал Костя.
- Исчезнуть. Да. Так. Ты исчезнуть здесь.
- Ты думаешь, что они хотят сделать так, будто бы это я взял деньги?
- Это быть хорошо. Ты не должен говорить никому. Ты делаешь вайр. Ты уехать. Твоя семья уехать. Банк на Каймана. У тебя есть связь с Каймана, так Костя?
- Лично у меня - нет.
- А у твой банк? Я не спрашивать прямая связь. Я говорю - связь, если найти. Понимаешь?
- Есть.
- Вот. Если враг умный - они держать тебя три дня. Деньги есть. Тебя нет. Твоя семья - нет. Ты - вор. Тебя все искать. Их нет. Если глупый - тебя нет сегодня. Я хочу спросить тебя, Костя, кто твой враг? Твой полицай? Нет. Это не он. Он - это рука. Кто голова? Подумай. У тебя нет времени. Но ты - умный. Может не один человек. Но это близко. Очень близко к тебе. Так. Теперь - дальше.
Он встал и прошелся по кабинету. Достал из секретера бутылку виски, стаканы. Он был удивительно спокоен и сосредоточен. Костя мог легко представить Штайнца в компании таких же профессиональных, спокойных людей среднего возраста, холеных, прекрасно одетых, в кабинете штаб-квартиры БНД, в Бонне. Занимающихся разработкой стратегических планов. "За победу… За нашу победу".
Штайнц налил виски в стаканы из толстого стекла, посмотрел на Костю и продолжил.
- Завтра утром ты можешь лететь домой. Сегодня нет рейс. Не в Киев. Нет. - Он сделал резкий жест рукой. - Киев нельзя. Москва. Нет. Далеко слишком. Кишинев. Это 600 километров до твой дом. Граница без компьютер. Почти не граница. Так - шутка. Тебя встретят наш человек. Мой хороший друг. Он везти тебя на Украина. Куда скажешь. Кто может встретить тебя? Кто ты доверяешь? Твои телефоны под контроль.
- Мобильные…
- Ваш мобильный слушать простой сканер. Ты понимаешь, никому в банк звонить нельзя.
- Понимаю.
- Полицай нельзя. КГБ нельзя. Только друзья можно. Но не всем. Это для помощь фрау Даяне и киндер. Слушай, Костя, у тебя есть друзья из криминал?
- Бандиты?
- Да. Чтобы забрать твоя семья.
- Друзья моих друзей.
Дитер внезапно рассмеялся, и Краснов посмотрел на него с недоумением.
- Извини, Костя. Друзья друзей. Так называть мафия на Сицилия. Смешно. Так. Ты можешь просить?
- Наверное, да.
Естественно, у Краснова были знакомства среди криминального мира. Правда, мир этот был не в полной мере криминальным, в обычном понимании. Многие, из расплодившейся в экс-СССР породы бандитов, в спортивных "адидасах" и кожаных куртках, были вчерашними военными, студентами, спортсменами. Из приличных семей, с дипломами о высшем образовании, многочисленными регалиями и медалями. Были среди них и чемпионы Европы и мира, капитаны и майоры, бывшие аспиранты и кандидаты наук. Выброшенные из обычной жизни, они начали жить по новым законам, приспосабливаясь к запросам сегодняшнего дня.