Краснов молчал и слушал, внимательно глядя на незнакомца, сидящего рядом с ним, так, как натуралист глядит на пойманную и пришпиленную булавкой к листу картона редкую бабочку. С любопытством, некоторым изумлением и изрядной толикой брезгливости. Он вдруг поймал себя на том, что почти наверняка знает, что будет сказано дальше. Мир знал сотни таких историй до, и увидит еще сотни после.
- Да, - подумал Краснов, - он был бы великим политиком. Он имеет для этого все. Ум, изворотливость, превосходное образование, отсутствие принципов, жадность к деньгам и власти. Его самая великая ценность - он сам. Его единственная любовь - он сам. Его самый страшный враг - он сам. Мне не жаль его. Мне жаль тех, кого он использовал. И ещё - жаль, что я не рассмотрел его раньше. А ведь у меня было время. Очень много времени. Чуть меньше половины жизни.
- … третья политическая сила. - Продолжал, с жаром, вещать Калинин. - У нас нет оппозиции, кроме игрушечной, и, слава Богу! И быть не должно. Народ слаб, политически безграмотен, безынициативен. Мы голодная, полунищая страна у которой нет друзей. Мы не можем позволить себе оппозицию, тем более, такую, как "Вече" - мы для этого недостаточно цивилизованы и не умеем давить выскочек парламентскими методами. У оппозиции нет альтернативного варианта развития, нет и быть не может, потому что в реальности он не существует. Белый слон - есть, белый тигр - есть, белый кит - есть, а другого варианта развития - нет. Врут политологи! Есть только желание следующей группы дорваться до обеденного стола и перекроить все по-своему. И здоровая наглость. До выборов еще два года - целых два года, а уже неспокойно. Кто может спрогнозировать, какая расстановка сил будет к тому времени? На чьей стороне будет перевес? Все понимают, кто может вырасти в фаворита за это время. И пока - он преданный и верный друг. Но, когда все выстроятся в линию, ситуация может измениться в корне. Значит, его нужно остановить уже сейчас. А как остановить того, кто еще не начал бежать, а, Костя? Ты же умный? Ну-ка, расскажи мне, как заставить спринтера рвануть на стайерскую дистанцию, когда стадион еще пуст? Как заставить раскрыться того, кто клянется в верности и прилюдно готов жопу лизать, а сам копит силы для удара? При "сильной руке", при каком-нибудь средней руки диктаторишке - не вопрос! А что делать во времена разгула демократии? Когда президент просто обязан выглядеть демократом? Ты видел, во что уже превратилась Рада? Тогда, вообрази, что будет со страной потом, если эти выборы будут проиграны в пользу Кононенко?
- И, значит, ты решил стать спасителем отечества? Так благородно, что не могу поверить! - сказал Краснов, со злой иронией. - Да, Миша, я умный, не такой умный, как ты, но тоже умный. И я знаю, как сделать сильного - слабым. Надо сделать его сильным раньше времени. Надо сделать так, что бы он почувствовал себя готовым к победе задолго до старта и начал делать глупости. И вот тогда можно стрелять дуплетом в глупого фазана, взлетевшего из-под ног. До того - кормить фазана, хвалить его, награждать, чтобы он возомнил себя настоящим орлом, и смело бросился на охотников. Хороший план, Миша, тонкое исполнение. А мы все, значит, зернышки. Комбикорм. А ты, сокольничий, если такое сравнение уместно. Не называть же тебя птичницей, в самом деле? Ты у нас человек гордый, большой законник и специалист - тебя так называть не пристало. Ты кормишь фазана, ты прикидываешься ему другом, а потом подбросишь его, самодовольного и разъевшегося, вверх, прямо под дробовой заряд. Рисковая игра, Миша, подбрасывать птицу из-за кустов, когда по ней стреляют. Бывают, знаешь ли, разные неожиданности.
Теперь хищно осклабился Калинин.
- Такие, как ты?
- Да я - просто досадная случайность, не более, - проговорил Краснов. - Неприятности еще будут, Миша. Они - впереди. Поверь. Но, что тебе от спасения отечества? Какова твоя доля? На альтруиста ты не похож. Те сорок миллионов долларов, за которыми ты приехал? Не продешевил? Да, и кажется мне, что и не все они для тебя предназначались. Двадцать процентов от суммы? Тридцать? Или сорок, как серебряников?
- Недооцениваешь ты меня, Константин Николаевич, - сказал Калинин, показывая зубы, - у нас с фазаном все поровну, как положено.
- В полной доле, значит? Поздравляю. И это все? А как рассчитается за услуги вторая сторона? Ты станешь министром юстиции?
- Перестань паясничать, Краснов.
- Я серьезно, Миша. Мне любопытно. И не волнуйся так. Ты вернешься в гостиницу живым.
- И это чистая правда, - подумал Костя про себя. Без злорадства, просто констатируя факт.
Калинин молчал, глядя исподлобья.
- Камен, - позвал Краснов негромко. - Разворачиваемся и едем. Нам в отель.
Болгарин глянул через плечо, мазнув взглядом по Калинину, как по пустому месту, и кивнул.
- Глупый спектакль, - сказал Калинин.
- Наверное, - отозвался Краснов. - Ты и сам бы мог догадаться, что я вряд ли приеду тебя убивать на банковском лимузине. И, вообще, вряд ли приеду тебя убивать. Нанять кого-то - это еще допустимо, но сам… Ты же юрист, Миша. Улики, свидетели и все такое. Я, конечно, официально, покойник, мне все с рук сойдет. Но Дитеру это зачем?
Калинин преображался на глазах. Он даже пригладил рукой волосы и поправил сбившийся на бок узел галстука. А "Мерседес" уже мчался к выезду из военного городка, более стремительно, чем до сих пор от него удалялся.
- Я что-то не замечал у тебя раньше тяги к дешевым эффектам, - сказал Калинин строго.
- Ну, причем здесь эффекты? - спросил Краснов. - Так - я услышал, что хотел. А состоись наш разговор при других обстоятельствах - ты бы, наверное, не был так откровенен. Перед смертью люди говорят правду. Почти всегда. Вот ты, например, сказал. Готов выслушать условия сделки?
- Сделки?! Ты предлагаешь мне сделку? - глаза Калинина широко раскрылись от изумления, и он едва не расхохотался. - Краснов, я тебя точно не узнаю! Ты? Мне?
- Да. Я - тебе. Если ты не согласен, мы можем опять развернуться. Дитер, конечно, будет недоволен, но он меня поймет. Мы разворачиваемся, Миша?
- Говори, - сказал Калинин торопливо. - Обсудим. Что тебе надо?
- Мне надо оставаться мертвым. Для всех. Чтобы ни меня, ни мою семью никогда, и никто не искал. Дело закрыть - и все.
- Принято. Для нас самих выгодно, чтобы ты был мертв. Но, на всякий случай, выбери страну, с которой у нас нет договора об экстрадиции. Чтобы исключить случайности.
- Ты не понял меня, Миша. Случайностей быть не должно.
- Хорошо, - согласился Калинин.
- Как ему легко пообещать то, что он не собирается выполнять, - подумал Краснов. - И как легко просить у него то, что мне уже не нужно.
- Никого из родственников не тронут, ты поможешь, на первом этапе, маме Андрея и жене Артура - потом это буду делать я. С родителями Дианы я разберусь сам. К ним - не подходи на пушечный выстрел. Чтобы у твоего окружения и у тебя - соблазнов не возникало.
Калинин посмотрел на него с недоумением, чуть склонив на бок голову.
- Хорошо. Что еще?
- Банк вы уничтожили. Все, что планировалось - получили. Постарайся сделать так, чтобы никто из сотрудников не загремел надолго.
- Вот тут, что смогу. Есть там говорливые…
- Ты уж постарайся.
- Договорились. Что взамен, Костя?
- За то, что я попросил? Те самые сорок миллионов долларов. Чтобы ты не чувствовал себя обездоленным.
- Ты собираешься отдать мне деньги?!
- Да. Собираюсь. Но есть еще одна просьба, чистая безделица, в общем-то. Но, чтобы предложить тебе сохранить жизнь, я просто обязан получить на нее положительный ответ. Ты же не хочешь, что бы мы развернулись, Михаил Александрович?
- Да, - протянул Калинин с долей восхищения в голосе, - я тебя не знал Краснов. Я, оказывается, тебя совсем не знал. Ну, не мог же ты так измениться, за последние дни?
- Ну, конечно же, не мог, - согласился Краснов серьёзно. - Так ты готов меня выслушать?
- Ловко. Снимаю шляпу. Да, я готов тебя выслушать.
- Сейчас мы остановимся, прямо здесь, на обочине. И ты напишешь на бумаге, все, что рассказал мне. Плюс к тому, я задам тебе вопросы, а ты на них ответишь. Письменно.
- Ты что, с ума сошел? Да я никогда…
- Камен, - сказал Костя устало, - ты извини меня, пожалуйста, но надо опять ехать на старый аэродром…
Все-таки разговор сильно потрепал Калинину нервы. Свое "согласен" он не сказал, а выкрикнул.
- Останови здесь, - попросил Камена Краснов. - Только это может быть надолго…
С написанием бумаг Калинин справился за полчаса. Костя внимательно перечитал текст, а потом начал задавать вопросы. Письменные ответы на них заняли еще час. Камен курил, выпуская дым в приоткрытое окно, наблюдая, как на небе начинают появляться первые звезды. Он никуда не торопился. Он умел ждать.
Путь в город занял еще полчаса. Центр был забит машинами. Они текли медленным, многоцветным потоком, сверкая фарами и рубинами стоп-огней, перекликаясь, то хриплыми, то звонкими голосами сигналов. Стреляли неоновым светом рекламы, ярко светились витрины магазинов, окна кафе и ресторанов. "Мерседес" плавно плыл вдоль тротуаров, запруженных людьми и трое мужчин, сидевших в нем, молчали.
Краснов искоса наблюдал за Калининым, потерявшим, за несколько последних часов, большую часть своего обычного лоска, но все еще пытавшимся бодриться. На его лице, обычно мало что выражавшем, отражалась целая гамма чувств, глаза метались из стороны в сторону. Временами он укрощал этот сумасшедший хоровод, но, спустя мгновение, снова терял контроль над мимикой, и все начиналось сначала. Эмоции чередовали друг друга так быстро, что невозможно было уловить момент их смены, словно лицо Михаила Александровича было из ртути, а не из плоти и крови. Краснов подумал, что Калинин сейчас похож на азимовского биоробота, со сгоревшим процессором, мысленно перебирающего программу за программой.
Когда до отеля оставалось с десяток кварталов, Костя взял у Камена тонкий металлический "дипломат" из сверхпрочного сплава, маленький, но достаточно увесистый, и, защелкав кодовым замком, распахнул чемоданчик.
Пляска мышц на лице Калинина замедлилась, мысли начали возвращаться в нужное русло. Речь должна была идти о деньгах, а, значит, и о будущих возможностях, открываемых ими. Косте показалось, что внутри Калинина что-то защелкало. Сложная автоматика переключила электронику на резервные цепи, отсоединив сгоревший процессор от систем управления, и, через доли секунды, руководство над всем перехватил новый, неповрежденный.
- Твоя часть сделки? - спросил Калинин, чуть хрипловатым от долгого молчания, голосом.
Краснов кивнул.
Он извлек из "дипломата" бланк стандартной банковской расписки и конверт, с логотипом "СВ банка". Калинин посмотрел на него с недоумением.
- Внутри чек банка Дитера, - пояснил Краснов, - а конверт - тебе, на долгую память. Не бойся, я не обманываю.
Он посмотрел на Калинина. Внимательно, словно стараясь запомнить его лицо в этот момент. Это был очень легкий выбор. Дитер ошибался. Слава Богу, он, на этот раз, ошибался.
Краснов протянул Калинину конверт и даже ободряюще улыбнулся, почти автоматически.
- Можешь проверить, Миша. Расписку заполнишь потом.
Михаил Александрович принял конверт из рук Краснова с некоторой опаской, словно не верил до конца в то, что сделка состоится. Клапан был слегка прихвачен клеевым слоем. Калинин взялся за свободный язычок.
- Все будет выглядеть естественно, - сказал Франц. - Главное, что бы ты не сорвался в процессе разговора и не начал делать глупости. Если возникнет опасность - рядом будет Камен. Я думаю, что ты ему доверяешь.
Краснов внимательно слушал Франца, изредка поглядывая на Дитера, сидевшего за своим огромным столом. Сейчас Дитер действительно походил на банкира. В лице его не было ни жесткости, ни напряженности. Он следил за беседой с безучастностью давно принявшего решение человека, просто так, для порядка. Как будто бы речь шла о финансовой операции, а не о жизни человека.
- Это двухкомпонентная смесь, что-то типа бинарного газа, катализатором для которой служат воздух и свет. Пока конверт заклеен и вовнутрь не попадает ни то, ни другое в достаточном количестве - реакции нет. Поэтому передачу лучше осуществлять в вечернее время и не держать конверт на прямых солнечных лучах. Но, как только объект откроет конверт…
Костя протянул руку и включил верхний плафон освещения салона. Приятный мягкий свет хлынул с потолка. Калинин потянул за клапан и конверт открылся - плотная бумага захрустела у него в руках еле слышно, но для Краснова этот звук звучал, как гром. Он видел мелкие капли пота появившиеся у Калинина над верхней губой. Видел поры на его коже. Видел румянец, выступивший на его щеках пятнами.
- … начнется химическая реакция. Вещество, образующееся во время этого крайне нестойкое. Через два часа от него не останется никаких следов. Но первые минут тридцать я никому бы не рекомендовал прикасаться к чеку или внутренностям конверта.
Калинин достал чек, быстро пробежал по нему глазами, проверяя правильность заполнения бланка, и, быстро взглянув на Краснова, сказал:
- Все правильно. Ты, все-таки, странный человек, Краснов. Я был не уверен, что ты сдержишь слово.
Краснов посмотрел на часы - было без трех минут десять.
- Но я его сдержал, - сказал он спокойно. - Видишь, ты действительно приехал в отель живым.
- Действие наступает через два, два с половиной часа. Если сказать точнее - от двух до трех часов, в зависимости от времени контакта объекта с бумагой. Будет, конечно, неплохо, если смерть наступит в людном месте, например, в ресторане или в холле гостиницы. Симптомы укажут на сердечный приступ. И даже, если проводить исследование в течение нескольких минут после смерти, то, кроме незначительного количества аллергенов, в крови ничего не найдут.
- Но останется чек, - сказал Краснов.
- Не останется, - сказал Франц и довольно, по-кошачьи прищурившись, улыбнулся, от чего на его пухлых щеках образовались ямочки. - Останется только чистый лист бумаги в конверте банка, который он представляет. Просто чистый лист бумаги. Но это уже технические подробности.
-Заполни расписку, пожалуйста.
Калинин положил чек обратно, в конверт, и спрятал его во внутренний карман пиджака. Потом перечитал бланк расписки, и, быстро заполнив пустые места, размашисто расписался внизу.
- Дата, - напомнил Костя, - ты не проставил дату.
Калинин поставил на бланке число и протянул расписку Краснову.
- Я надеюсь, - сказал он, - что у тебя хватит рассудительности не пускать в ход эти бумаги. Поверь, в том, что произошло, не было ничего личного. Лично ты, да и все остальные, если брать в целом, были мне симпатичны. Мне жаль, что обстоятельства сложились именно так.
Краснов даже глаза закрыл от ярости, которая ударила его темной тяжелой волной. А в следующую секунду он рванулся вперед, хватая Калинина за лацканы, с одним только желанием, добраться до горла.
- Костя! - заорал Камен не своим голосом. - Прекрати!
Калинин не стушевался и успел оттолкнуть Краснова. Бумаги и дипломат полетели на пол.
Краснов посмотрел на обернувшегося Камена невидящими глазами, потом перевел взгляд на Калинина, застывшего в выжидательной позе. И почувствовал, что сердце прыгает у него в горле горячим, пружинистым комком. Он с усилием расслабил сведенное гримасой лицо.
- Ничего личного, - сдавленно проговорил он. И посмотрел на Калинина так, что тот, невольно, сжался в комок. - Да, у меня хватит рассудочности не пускать бумаги в ход. Пока. До тех пор, пока не возникнет необходимость. Но если она возникнет, а бывает в жизни разное, я вспомню о них. Иногда очень полезно иметь в запасе людей, к которым можно обратиться с просьбой, от исполнения которой они не смогут отказаться.
В салоне было тихо, шум с улицы в него не попадал. Слышно было лишь хриплое дыхание Краснова и звук работающего двигателя, похожий на урчание сытого, спящего кота.
- Лучше уходи, - сказал Краснов. - Дойдешь. Тут уже не далеко. Камен, открой двери, пожалуйста. Наш гость нас покидает.
Лимузин притормозил до полной остановки, замигал огнями "аварийки", и Камен, выйдя из машины, распахнул правую заднюю дверь.
Калинин и Краснов смотрели друг на друга в последний раз. Один с презрением, второй с опаской, за которой скрывалась нешуточная угроза. К счастью, уже не опасная для Кости.
- Это ничего, что я не подам тебе руки, Миша? - спросил Краснов, подавшись вперед. - Мне просто страшно подавать ее будущему руководителю администрации президента. Так что не дожидайся. Иди. Тебя ждут великие дела.
Калинин выбрался из салона, спиной вперед, не отводя глаз от Краснова. Камен статуей застыл рядом с дверцей, не обращая внимания на то, что лимузин перегораживает движение в левом крайнем ряду, и остановившиеся машины уже начали сигналить и мигать фарами, выражая недовольство.
Выйдя, Калинин пригнулся, чтобы не терять Краснова из вида и сказал, не скрывая того, что наслаждается моментом.
- И, последнее, Костя, чтобы не оставлять тебя в неведении. Тоцкого нашли еще вчера. Он и следователь СБУ слетели с Нового моста, в машине. В ночь после ареста. При невыясненных обстоятельствах. Вот так-то, мой старый друг. Так, что теперь остались только ты да я.
Он выждал паузу, наблюдая, как с лица Краснова сходит краска. А потом неожиданно подмигнул. И исчез. Хлопнула дверца. На водительском сидении возник Камен, и уставился на Краснова через зеркальце заднего вида. Машина тронулась с места, вливаясь в поток.
- Ты в порядке? - спросил он.
- Не знаю, - выдавил из себя Краснов.
Слез не было, но глаза пекло огнем. Он потер глухо ноющую левую сторону груди и попытался восстановить дыхание. Это удалось далеко не сразу. Они двигались в пробке, настолько медленно, что в свете реклам и огромных витрин, Костя увидел Калинина, лавирующего в толпе, параллельно с ними.
Вот он ловко проскользнул между идущей парочкой и паркометром, и легко взбежал по ступеням крыльца к вращающимся дверям отеля, по-мальчишески помахивая "атташе-кейсом" - стройный, с прямой спиной, гордо неся голову.
Еще не догадываясь о том, что рядом с ним, по темной, похожей на пролитое масло, воде, заскользила просмоленная, пропитанная сладковатым запахом тления, лодка. И капли воды, срываясь с широкой лопасти истертого деревянного весла перевозчика, падали в воду со звонким, многократно отражающимся под высокими сводами, звуком.
Все ближе и ближе.
Все ближе и ближе.
Все ближе и ближе.
Эпилог