– Никак умирать собрался? Так это денег стоит. – Павел снова коснулся Борькиного плеча,
– иль обидел кто? Давай, докладывай.
Тетка Мария неслышно вошла, остановилась возле двери, глядя на Борьку.
– Они ко мне на день рождения не придут, – наконец сказал он, – ни Наташа, ни Косточка!
Павел усмехнулся, заметил:
– А чего? Небось, побрезговали нами, – и глянул на Марию, ожидая прочесть в ее глазах
одобрение его словам.
– Нет, ответил Борька, – я им сказал, чтобы принесли подарок… – он немного подумал и
добавил, – чтобы не забыли. Просто так.
Повернувшись, Борька бессмысленно рассматривал гладко выбеленную стену. Свет из окна
падал на его припухшее воспаленное лицо и лоснился на щеках.
– Мне не нужны ихние подарки. Я передумал, – сказал он тихо и глянул на бабу Марию.
Павел, хитро прищурил маленькие, заплывшие жирком глаза:
– Сынок, а ты меня удивляешь! – он сел на кровать, посадил рядом Борьку, – и кому ж это
захочется на тебя деньги тратить? – обнял его за плечи. – Да ты про то не беспокойсь. Не
беспокойсь, сынок. Будет у тебя… Куплю я тебе такой подарок… увидишь завтра, – он
похлопал Борьку по спине. – А этих короедов… брось. Еще сами придут. Увидишь.
– Боря, а мой подарок тебе понравился? – спросила Мария.
Прислонившись к косяку двери, она все так же стояла у порога, повязанная фартуком,
видно, собравшись стирать, сложив руки на груди, смотрела на Борьку прищуренными
постоянно смеющимися глазами.
Борька промолчал. Он не хотел говорить о подарке, который оставил внизу на берегу под
корягой. Он подыскивал причину для отговорки.
– Я хочу радиоприемник настоящий, а не самодельный.
– Разве? А я думала, собирать из конструктора интересней, чем готовенькое покупать.
Своими руками сделаешь.
Борька с насмешкой скривил рот:
– Да нет, бабушка. Ничего вы не понимаете! Это не интересно. Лучше купить готовый. Их
полно в магазинах. Правда, папа?
Мария покачала головой, лицо было серьезным, глаза же по-прежнему смеялись.
74
– Эдак для тебя на завтра и "Мерседес" подавай! – сказала она.
Павел с любовью обнял сына и сказал вполголоса, будто самому себе:
– Ничего. Был бы достаток. А то можно и "Мерседес".
Мария всплеснула руками, хлопнула себя по фартуку:
– Да разве ж так можно?!
– Теть Мария, а как можно? Ты знаешь?
– Если будешь слушать, то скажу. Никому не говорила, а тебе скажу.
– Ну, давай.
– А перебивать не будешь?
– Как можно!
– Тогда слушай.
Она села на стул, грустно посмотрела на Павла.
– Вот что я тебе хочу рассказать. Мой сын в войну был, как сейчас твой Борька, совсем
пацаном. Работала я тогда медсестрой в ленинградском интернате, с ним эвакуировалась в
Сибирь. Казенные дети питались плохо. Мы, взрослые, и вовсе голодали. Летом земля кое-как
прокармливала, а зимой спасали пищевые отходы со столовой. Кое-что кухня выбрасывала к
яру на краю поселка… Наши дети были ловчее нас. Они перебирали порченный мерзлый
картофель. Если не пахло гнилью, значит, такой "продукт" годился для оладий на рыбьем
жире. Жира этого тогда в войну было вволю… У моего были знакомые девчонки и мальчишки,
с которыми ходили добывать… И вот, – тетка Мария запнулась, украдкой тронула пальцами
висок, – об этом вспоминать как-то… тяжко. Они, эти малые горемыки, делили между собой
все, что находили на этой вонючей куче, поровну. .
Павел пожал плечами и осторожно промолвил:
– При чем тут. . Теть Мария! Ты, теть Мария, прямо в крайность. Что ж тут хорошего?
– Хорошее-нехорошее, а понимали друг друга, – расстроено отозвалась Мария. – Да и то
ведь, своими силеночками добывали себе на жизнь. Не чужим горбом. То-то не стали
равнодушными. Да в них, в этих мальцах, не бог весть что – тепло земное родилось,
понимание твое… А ты говоришь – "нехорошее"!
Мария замолкла, опустив глаза. Казалось, она увидела там, на полу, что-то неожиданное и
одновременно – грустное. Борька всегда с удивлением смотрел на бабу Марию. Ему
представлялось, что все ее обижают, а она молча смеется в глаза людям, и в ее взгляде было
столько силы, что слова казались лишними.
– Я это говорю к тому, – заметила Мария, – что наши дети все одно, что та вертушка… Ты
ее по ветру пустишь, а она вернется и по тебе же ударит, если не поймаешь.
– Я знаю, бабушка! Это бумеранг, – вставил Борька.
– Это как же понимать? – с нескрываемым интересом спросил Павел.
– Да так. Как хочешь, так и понимай. Главное, не остался бы, – она кивнула на Борьку, – с
холодком на всю жизнь.
Павел хохотнул, растянув в небрежной улыбке пухлые губы:
– Не, теть Мария. То пусть добренькие… так себе живут. А надо с оглядочкой, без зёва. Ты
возьми своего соседа. Не растерялся мужик, отнял у тебя кусок земли. У хорошего человека
отнял. А кому лучше стало жить – тебе или ему? – Он усмехнулся, минуту помолчал, привлек
сына к себе.
Борька, прильнув к отцу, неотрывно смотрел на бабу Марию и, может быть, думал о земле,
на которой Старшина посадил свои деревья и теперь снимает с них урожай. Земля бабы
Марии, а деревья соседа. Чьи же яблоки и сливы? Он давно об этом думал, да только не было
подходящего момента спросить у отца.
75
– Добренькая ты, теть Мария, вот и все. А доброта – она нам ни к чему. Сам не возьмешь –
другие не дадут.
Мария поднялась со стула, вытерла о фартук руки, словно только что оторвалась от корыта
со стиркой, и пошла к двери, проговорив:
– У тебя, Павел… отношение к жизни какое-то… иждивенческое. Не по мне это.
– Не по мне… – вполголоса протянул Павел так, для себя, для очистки совести, – земля
людей кормит. И мы у ней иждивенцы, – недовольно махнул рукой он вслед Марии.
– Папа, а деревья кто кормит? – спросил Борька.
– Тоже земля, сынок.
– Значит, и яблоки выкормила земля, да?
– Оно и есть, что земля, – с ворчливой убежденностью расстроено сказал Павел, – а ты как
думал?
– И я так думал, – соврал Борька, – только хотел у тебя спросить.
*
Ночью Борьке снился страшный сон. Будто баба Мария нагрузила полную тележку яблок,
собранных с деревьев, посаженных Старшиной на ее земле. А этот Старшина, без рубашки и
майки, в одних брюках, потный и жирный, как поросенок, кричал и ругался, пытаясь
завернуть тележку к себе во двор, и грозился, грозился… Но баба Мария молча окинула его
смеющимися глазами и показала на кучу гнилой картошки у его ног. И тут Старшина увидел
изжаренные на рыбьем жиру картофельные оладьи, отшатнулся и вдруг уменьшился,
превратясь в маленького гномика. Гномик опустился на четвереньки и, хныча, нехотя полез к
отбросам картошки выискивать еще пригодный в пищу "продукт"…
Утро стерло из памяти весь этот сон, но тяжелое чувство чего-то пережитого угнетало
Борьку. Ему было тоскливо и одиноко. Досадно, что поссорился с ребятами. А с другой
стороны, виноваты сами же – недогадливые. Ведь он понарошку с ними, а они!.. – рассуждал
он, направляясь по тропинке к озеру, где вчера под корягой оставил коробку с конструктором,
подаренную бабушкой Марией. "Теперь с Наташей придется мириться по-настоящему, иначе
и разговаривать не станет. Не то, что с Косточкой – как мужчина с мужчиной. По рукам – и
порядок! А у нее ведь придется просить прощения!" – Борька скривился, будто разжевал
горошины аскорбиновой, которые мама каждое утро вкладывала ему в рот.
Потом вспомнилось, что было три дня назад, до ссоры с ребятами…
Борька затевал одно представление. Наташа стояла в сторонке, наблюдая за его
действиями, видимо, пыталась определить, чем закончится то, что придумал Борька. Вообще-
то, Наташа ему нравилась, с ней интересно было играть в любые игры, даже самые смелые. И
умная. Пожалуй, даже слишком. Прежде, чем согласиться на игру, подумает и прикинет, как
взрослая. Но жаль, что не пацан. Было бы еще лучше! Хотя Борьке льстил Наташин интерес к
нему, при ней он чувствовал себя мужчиной. И знал, что ее привлекало в нем: во-первых, он
придумщик, во-вторых, никогда не повторялся.
На этот раз объектом шутки стал Плутон. Ему, дворовому псу, пришлось пережить
небольшое изменение своего собачьего облика…
Серьезно и невозмутимо, кряхтя от напряжения, Борька работал. Вначале, стянув с веревки
бабы Марии фартук, он прикрыл им спину упирающегося Плутона. Завязал у него на животе
тесемки. На голову натянул Наташину панамку, пропустив в вырезы длинные собачьи уши.
Борька делал это с вдохновением. Из уважения к возрасту своих истязателей, Плутон почти не
возражал, хотя чувствовал, что добром это не кончится и придется ему на собственной шкуре
вынести все лишения. И вот, когда все было готово, и "актера" нужно было представить
76
перед старым пожелтевшим зеркалом, выброшенным Марией еще ранней весной к забору,
Борька посмотрел на Наташу строгими глазами и сказал:
– Давай, толкай его сзади.
Наташа осталась стоять на месте. С чувством страха она, наверное, ожидала
неприятностей. Плутон заупрямился, поскуливая, когда Борька потянул его к осмотру.
– Стесняется, – авторитетно заметил Борька и приблизил собачью морду вплотную к
зеркалу. Увидев свое изображение в панамке, Плутон приник к земле и, неожиданно
взвизгнув, в ужасе бросился наутек что есть духу.
– Ура! Улепетывает! – закричал Борька и кинулся вдогонку, угрожающе подпрыгивая. Он
громко смеялся, и смех у него получался однообразный, как длинная барабанная дробь. Это
ему нравилось. Это увеличивало впечатление.
Плутона страх раскрепостил настолько, что у него хватило сил перемахнуть через высокий
забор. От прыжка панамка сползла ему на глаза, и поэтому, не разбирая дороги, несся он
вдоль соседских заборов навстречу прохожим. Подбежав к калитке, Борька на секунду
остановился, осмотрел взятую высоту.
Плутон удирал от самого себя. Конечно, это было безжалостно. Но Борька же не знал, что
так получится! Он старался оправдаться перед Наташей – собрал клубнику с асфальта и,
держа в руках корзинку, важно и неторопливо вошел во двор.
– На, ешь, – сказал он и демонстративно поставил перед Наташей корзинку, почти до верху
наполненную сочными ягодами.
Наташа растерялась.
– Откуда у тебя, Боря, так сразу появилась клубника? – спросила она и посмотрела ему в
глаза.
Борька загадочно смолчал. А когда Наташа сказала "спасибо", он небрежно ответил:
– Ты Плутону скажи. Это он напугал одну бабку так, что она рассыпала клубнику. И
убежала. А мне после нее пришлось убирать, чтобы кто-нибудь не упал на том месте.
Клубника оказалась очень вкусной. Борька ел ее первый раз в этом году. И Наташе тоже
понравилась. Она даже спросила:
– Ты волшебник?
Борька помедлил, подумал, какая Наташа все же еще маленькая, потом с достоинством
произнес:
– А ты как думала?
Борька неторопливо наталкивал рот ягодами. Алый сок тонкой дорожкой стекал по локтю и
капал на ступеньку крыльца.
– Ты заранее знал, что так будет, да?
– Знал.
– А как же бабушка?
– Так ей и надо. В другой раз не будет убегать.
– А если ее напугал Плутон?
– Ну и пусть. Я тут при чем? Не я же напугал!
– А у нее есть дети?
– Почем я знаю?
– Ты же волшебник!
Борька перестал есть. Недовольно посмотрел на Наташу. Клубника потеряла вкус и аромат.
И даже показалась кислой.
– Неправда, Боря, – серьезно сказала Наташа, – Плутон сам напугался. Ты его нарядил в
человечью одежду, а он не умеет делать то, что делают люди. Поэтому и напугался. И
натворил дел. Понятно?
77
Тогда Борька нахмурился:
– Мораль читаешь, да?
– Никакую не мораль.
– Ничего ты не понимаешь, – рассердился Борька и встал со ступенек, – нужно приучать
его к любому делу. Чтобы была замена.
Он недовольно взял корзинку, спрятал за спину, и с осуждением по-взрослому посмотрел
на Наташу.
– Нет, Боречка, – обиженно сказала она – это всегда так бывает. Когда кто-нибудь
занимается не своим делом.
– Кто тебе это сказал?! – воскликнул Борька.
От возмущения голос у него стал тонким и пронзительным.
Наташа насупилась.
– Кто, говори! – угрожающе подступил Борька.
– Папа, – ответила Наташа и побледнела, – у папы на работе рассказывали. Одному дяде в
институте, которого послали на стройку помогать выстраивать дом, на голову упал самый
большой кирпич…
– Ну и что?
– Дядя обиделся и сказал, что больше не пойдет строить дома.
– А дальше? – хитро прищурившись, хихикнул Борька.
– Папа сказал, что если бы у дяди были мозги, то он бы получил сотрясение. А так –
можно не бояться заниматься чужой работой еще.
– Выдумала! – разочарованно взмахнул рукой Борька. – Глупая ты, вот что! Его бы убило.
– А ты, Боречка, такой… – она запнулась, обдумывая, каким обидным словом лучше всего
назвать Борьку, и добавила неожиданно для себя, – будешь таким, как Старшина, когда
вырастешь, – сказала она и замерла, испугавшись, что Борька сейчас же накинется на нее с
кулаками.
Но Борька промолчал. Настроение угасло, и продолжать приключенческие игры ему не
хотелось. Он мог бы завязать знакомство с инопланетянами и даже познакомить с ними
Наташу. Но нет уж! С него хватит! И Борька ушел, оставив Наташу с ее вопросами.
А к вечеру, они все же снова встретились, уже втроем с Косточкой, сидели на коряге возле
воды, рассматривая детали радиоконструктора, подаренного бабой Марией ко дню рождения.
Конечно, то была не ссора. Не настоящая. А теперь… Борька уныло и мучительно
обдумывал, как теперь помириться с Наташей и Костиком? Для этого у него не хватало всей
его фантазии.
Утро стояло яркое и тихое. Наверное, собирался знойный день. От поверхности воды шла
белесая испарина, исполосованная косыми солнечными лучами. Лучи скользили между веток
сада Старшины, разрезая сырой воздух.
Светлую Наташину голову он заметил уже издали – выцветшие на солнце ее длинные
волосы. Наташа стояла на песочной залысине у самой воды. Увидев Борьку, быстро отвернула
голову в сторону.
Возле коряги, скрестив ноги, сидел Костик. На расстеленной газете разложены детали
конструктора – плата приемника и несколько жгутов цветных тонких проводов; он
рассматривал картонные бирочки с цифрами.
Борька подошел ближе и спросил:
– Зачем?
– Он здесь валялся. Ты, правда, его выбросил?
Борька промолчал. Ему хотелось сказать, что он шел, чтобы забрать конструктор и сделать
приемник. Но он сказал:
78
– Можешь взять себе, – и смело обернулся к Наташе. Но та молча рассматривала Костины
руки и Борьку словно не замечала. Даже избегала встретиться с ним взглядом, наблюдая за
Косточкой исподлобья. Завести с ней разговор Борьке представлялось немыслимо трудным,
стыдным делом.
– А мне приснилось, что мой папа сделал для меня из настоящего трамвая самокат –
соврал Борька.
Он надеялся, что это рассмешит, или, по крайней мере, смягчит настроение ребят.
Наташа промолчала, а Костик продолжал сопеть, присоединяя провода.
– Такой же самокат, как ты, Костя, придумал. Солнечный. Но только на три места, –
продолжал врать Борька.
Костик остановил взгляд на своей работе и секунду думал. Затем поднял голову, спросил:
– Для всех нас? Да? – и доверчиво уставился на Борьку. – Для тебя, для Наташи и для
меня? Да?
– Ну да. А ты как думал?! – вспыхнул Борька и снова глянул на Наташу. Но она по-
прежнему смотрела на Костины руки.
– Вот здорово! – тихо, будто это была тайна, сказал Костик, встал и робко приблизился к
Борьке. – А ты уже не сердишься? Да? Ты уже помирился? – спросил он, радостно глядя на
Борьку.
Наташа бросила короткий испытывающий взгляд на Борьку и осталась неподвижной,
точно ожидая чего-то, и это было похоже на продолжение вчерашней ссоры. Борька отвел
глаза в сторону, секунду колебался, но преодолев себя, подошел к Наташе и молча протянул
ей ладонь.
Наташа испугано посмотрела на протянутую руку и тихо проговорила:
– Я не хотела с тобой мириться, Боря.
– Почему?
У Борьки вдруг внутри что-то оборвалось.
– Потому, что ты, Боречка, часто влазишь не в свое дело. И из-за тебя другим попадает… –
сказала она и от волнения покраснела. Еще не приходилось ей высказывать таких дерзких
мыслей, хотя думала она всегда так же, как сейчас. Но Борька даже не шевельнулся. Он стоял,
потупив взгляд, как вчера прижатый к вишне маленький Костик. Наташе на миг показалось,
что перед нею теперь два Костика, одинаково обиженные, и оба вот-вот заплачут. При виде
такого сходства ей вдруг стало жалко Борьку. Она торопливо подала ему руку и сама же
пожала его холодную податливую ладонь.
От такой сцены Костик тихонько и радостно подпрыгнул, уселся на прежнее место и, как
ни в чем не бывало, занялся своим делом.
– Боря, а можно я тебе на день рождения подарю этот радиоприемник, когда сделаю?
Ладно?
Борька кивнул, невнимательно слушал Костика и старался придумать что-нибудь такое, за
что потом человека бы зауважали.
Наконец он вспомнил:
– Как, по-твоему, если на твоей земле посадили чужие яблони, то чьи будут яблоки,
которые поспеют на них?
– Не знаю, – пожала плечами Наташа.
– Твои. Ты хозяйка земли, значит твои. Ясно? А если у тебя уворовали твою землю, что
нужно сделать, чтобы вору не достались яблоки?
Наташа растерянно посмотрела на Борьку.
Борька торжествующе ухмыльнулся:
79
– Спилить деревья. Понятно? Но это не женское дело. Я даже Косточку боюсь брать с
собой. А вот Плутона… Это другое дело. Плутоша пойдет. А где он? – спросил оглянувшись
Борька.
– Спит, – сказала Наташа, – он всегда спит утром. А ночью везде бегает, стережет ваш дом
от чужих собак и воров.
– Ничего, – сказал Борька, повеселев, – сейчас он будет здесь, – и, заложив пальцы в рот,
свистнул.
Наташа торопливо закрыла ладонями уши, напряженно наморщив лоб.