Впрочем, выстраивалась в мозгу вполне конкретная легенда: я живу в Москве, я женат уже двадцать лет, и практически все эти годы не изменял супруге (небольшие приключеньица студенческой поры - не в счет), у меня есть дочка и даже внучка (во бред-то!), я не писатель - я издатель, и дела у меня идут неплохо, вот только в последнее время сплошные обломы пошли, ну просто череда неудач на всех фронтах. Кроме одного. Личного. Я влюбился. У меня молодая любовница, в два раза моложе меня. Да, вот эта дивная брюнетка. Боже, как здорово с ней целоваться!..
Потом Кречет все испортил. Подкрался сзади и шепнул, что мы уходим, поскольку он, наконец-то, слил все свои фишки, а новых брать уже не хочет, и ещё шепнул, что девушке надо заплатить, даже если я не собираюсь трахаться. (Зараза какая! А то бы я без него не сообразил!) Получив сотню марок (за поцелуи хватило бы и десяти), девушка как-то уж слишком быстро отвалилась. Мне даже стало обидно. А тут ещё выяснилось, что времени почти четыре утра - и как это получилось? - а Лешка тянул за рукав к выходу, но я потребовал ещё выпить - на посошок.
- Но мы ведь уже не играем, - возразил Кречет.
- Ну, извини, - сказал я. - За те деньги, что мы тут оставили, мне просто должны налить на посошок.
Лешка посмотрел на меня внимательно и сделал вывод:
- Тебе уже не надо.
Вот тут он жестоко ошибся. Я подобных замечаний и раньше не терпел, а после того, как прошел лечение-обучение на Тибете, выслушивать их уже категорически разучился. Я просто должен был теперь покрасоваться перед публикой.
- Бутылку водки, пожалуйста! - объявил я преувеличенно громко.
Мне принесли ноль семьдесят пять "Смирнова", и я её, тут же открыв, выпил целиком из горла почти без остановки, разумеется, не закусывая, а ля Анатоль Курагин. Разве только в окошко не полез. Впрочем, в казино не бывает окон. Во всяком случае, открытых. И это правильно. Зато, осушив бутылку и все-таки заплатив за нее, я заявил для всех - не только для Лешки:
- А теперь я сяду за руль и поеду домой. Кто хочет пари? Я доеду до дома совершенно благополучно.
Пари со мной заключать не стали, но на улицу высыпало человек десять любопытных, Лешка был несколько напряжен, но профессионально оценил мое состояние - я не шатался, разве что язык слушался меня чуточку плохо. И он таки позволил мне сесть за руль на глазах у восхищенной публики. На ближайшем светофоре Кречет предложил пересесть. Но получил отказ, и чем дальше мы ехали, тем лучше он убеждался, что я действительно не пьян. Наконец, Лешка не выдержал и спросил:
- Там была не водка, что ли? Ты их подговорил?
- Да водка там была, водка. Я их всех впервые вижу!
- Но как это возможно? Объясни.
- Объяснить трудно. Могу сказать только одно слово: Шактивенанда. Ты же знаешь этого человека, все должно быть понятно без объяснений.
- Я слышал про его методики, но думал, что это сказки.
- Цинизм для политика необходим, - философски рассудил я, - но излишний скепсис иногда мешает в жизни.
Лешка не стал спорить.
А дома я ощутил жуткую усталость и быстро провалился в сон. Чтобы проснуться уже где-то посреди дня, и узнать, что сразу после завтрака (обеда, ужина?) надлежит ехать в аэропорт. Мне уже звонили и, не решившись будить важного человека, просто передали информацию.
Часов в шесть вечера они все таки подали мне военный лайнер прямо в Жуляны. Почему-то это был американский суперистребитель, но циклопического размера, то есть по очертаниям он напоминал невидимку, какой-нибудь "Стеллз" Ф-117, а внутри оказался просторным и невероятно комфортным, ну прямо как швейцарский представительский самолет "Фалькона". Оказывается, Украина проводила совместные маневры с НАТО, вот это чудо техники и подвернулось под руку. Места там было немного, но по замыслу на двоих - пилоту и мне. Так что пассажиру ввиду экзотических параметров машины даже краткий инструктаж полагалось пройти. Зато лететь было недолго.
А перед этим Лешка сам любезно доставил меня прямо к трапу. Опять непрерывно валил мокрый снег, дворники лениво сметали его с ветрового стекла, настроение было грустным, и в течение всего очень недолгого пути мы оба сонно молчали.
- Удачи, - сказал он, расставаясь. - Звони. Хочется верить, что мы все-таки делаем общее дело.
- Мне тоже, - кивнул я.
Глава шестая. Магическое число
Пилот оказался немцем из Гамбурга, и я очень мило поделился с ним своими свежими впечатлениями от его родного города. Да ещё на его родном языке. Разговор, конечно, шел через наушники, так что мало напоминал сердечную беседу, к тому же после взлета я далеко не сразу пришел в себя. А когда пришел, хлебнул чего-то прихваченного с собою из фляжки и довольно быстро задремал, поразив этим бывалого военного пилота.
Подмосковный аэродром порадовал нас сильнейшим морозом и мертвой тишиной. Спецрейс не встречал никто. Мне уже приходилось улетать и прилетать конспиративно, но не до такой же степени! Выбравшись из-под крыла красавца-истребителя, показавшегося вдруг уродливым чудовищем, я огляделся. Небо было почти черным, только чуть-чуть светлее ближних елок, а освещение взлетно-посадочной полосы весьма условным - синие и красные огоньки предназначались скорее для самолетов, чем для случайно оказавшегося здесь пешехода. Вдалеке невнятно маячил размытый силуэт автобуса или грузовика. В общем, определить на раз, Кубинка это, Жуковский или ещё что-то, не представлялось возможным. Я, было, решил спросить об этом пилота, но он очень споро задраил нижний люк - совершенно немыслимая деталь в устройстве нормального истребителя! - и начал маневрировать. Мое отчаянное махание руками никакого действия не возымело. Оставалось лишь надеяться, что добрый друг из Германии не намерен давить меня или сжигать в раскаленной реактивной струе. Правила безопасности парень и впрямь предпочел соблюсти, я проследил глазами его взлет, а потом примерно сориентировался, куда идти.
Ситуация складывалась крайне дурацкая. Фээсбэшные документы мне, разумеется, подготовили, но вот легенды не имелось никакой, была только полная уверенность, что меня встретят. Очень мило, конечно, уверять в этом военную комендатуру или разведку. Прежде чем дадут позвонить, успеют вволю потоптать ногами… Черт! Вот именно - позвонить! Я вытащил трубку и стал набирать номер Вербы, от жуткого мороза промахиваясь мимо кнопочек и от него же, наверно, стремительно отупев, ведь номер моей Татьяны набирался на этом аппарате с одного нажатия.
Связаться с ней я, конечно, не успел. Из темноты, как дикий хищный зверь вырвался луч прожектора и ослепил меня, последовал крик, перемежаемый матюгоном:
- На землю! Лицом вниз! Бросить оружие!
Я никогда не считал мобильный телефон в полном смысле оружием, поэтому бросать его не стал, но лечь на землю почел за лучшее.
"Вот и влип ты, Разгонов, - подумалось мимолетно. - И где же твоя лучшая в мире охрана? Или это она сейчас и надрывается, приняв большого человека Сергея Малина за немецкого шпиона в лучших традициях сталинских времен?"
Бить, к счастью, не стали, но и разговор по-хорошему не получался. Документы мои они находили и изучали без моей помощи, поэтому всяких корочек на столе перед начальником оказалось чуточку слишком много для одного человека: ФСБ, германская разведка БНД, ГРУ, криминальная полиция Берлина, охрана штаб-квартиры НАТО, простое российское МВД и, наконец, магнитная карточка без единой буквы, с одними лишь цифрами - специальный пропуск в высшие инстанции службы ИКС. То, что я шпион, им стало ясно без всяких комментариев. Комплект моего вооружения от тривиальной "беретты" и стреляющей ручки "стингер" (более характерных для "Моссада", чем для Красной Армии) до совершенно непонятных им микроприборов и ещё более загадочного оборудования в чемодане, к которому они и притрагиваться-то не решались - все это окончательно убедило моих доблестных военных летчиков в неминуемом повышении по службе каждого из них и в самое ближайшее время.
Меж тем у командира, имевшего звание майора, мозги явно начали перегреваться от попыток понять, кто же я есть. Вовсе не хочу оскорбить этого очень смышленого человека. Ведь у тупых мозги никогда не перегреваются просто потому, что вообще не приучены работать. А этот как раз был способен на многое, да уж больно неблагодарная задачка выпала на его долю. Генералов в ночной час беспокоить не хотелось, и он призвал на помощь некого полковника, - как я успел понять, не непосредственного начальника, а скорее друга, но явно особиста, находящегося в прямом подчинение то ли ГБ, то ли ГРУ. Тут-то и начался действительно серьезный разговор.
Я не торопился говорить, я ждал пока они все выводы сделают сами, а потом, когда уже не смогут обойтись без вопросов - вот тогда и будут охотно слушать меня. Я должен был заставить их слушать, и для этого прежде всего требовалось говорить кратко. Долгих речей от шпиона никто терпеть не станет.
- Ваше настоящее имя? - полковник родил наконец вопрос.
- Мое настоящее имя - Малин Сергей Николаевич. Я действительно сотрудник ФСБ.
Это была чистейшая импровизация, и Тополь, и Верба напоминали мне, что я снова стал Разгоновым, но я уже увлекся ролью и в голосе моем зазвенел металл:
- И попрошу вас, товарищ полковник, немедленно уточнить, кто именно отвечает за встречу здесь, в Москве, натовского истребителя из Киева.
Весь этот текст произвел неизгладимое впечатление как на моего полковника, так и на всех младших по званию. Глаза у них полезли на лоб, но явно не от почтения к всесильному и всем известному генералу Малину - от чего-то совсем другого. От чего же?
Уже секунды через три я сообразил. Отметил, как они переглянулись между собой и сыграл ва-банк:
- Так это не Москва?!
По лицам их я прочел теперь уже однозначно: это не Москва. Но следует отдать должное дисциплине и режиму секретности в этой воинской части - не один из них не брякнул: "Дык это ж Урюпинск!"
Ладно, в любом случае инициативу я перехватил.
- Ребята, земляки, ради Бога! Умоляю вас, если это не Москва, срочно наберите номер на моей трубке: всего две кнопочки - звездочку и тройку. И скажите простую фразу: "Малин прилетел не в Москву". Это очень важно. Вы себе не представляете, насколько это важно, мужики!
Под натиском эмоций и аргументов полковник таки взял в руки мою трубочку. В конце концов, ему ведь тоже хотелось выяснить, в чем дело. Шпион, да ещё прилетевший не туда, - это вообще роскошный вариант. Но уверенность, с которой я держался, его настораживала. Он уже чувствовал: все не так просто. Повышение по службе может очень лихо обернуться взысканием. И, тем не менее, полковника неплохо учили в его академии. Он мигом сообразил, что должен ответить:
- Никаких кнопочек. Диктуйте номер.
"Пять баллов, - подумал я. - придется диктовать. Конечно, опытный контрразведчик не станет передавать мою информацию по моему секретному номеру, услуга - только в обмен на услугу. Ну, извини, Леня Вайсберг, плохо ты организовал мой перелет, так теперь пожертвуй своим номером. Да, это стоит денег, да, это волынка. Но придется номер менять. А может и не только номер, Леня. Что же все-таки происходит, ядрена вошь?!"
Я выдержал театральную паузу, чтобы сохранить достоинство и продиктовал необходимые цифры, которые полковник тщательно записал на листке отрывного блокнота. Он так старательно это делал, что у меня даже сложилось впечатление, будто он их учит наизусть - вдруг я сразу после звонка кинусь вперед, выхвачу листок и съем его.
Вайсберг ответил почти мгновенно и почти тут же начал орать. Я не разбирал слов, но голос его слышал даже с пяти шагов. По лаконичным ответам полковника я понял, что они торгуются из-за персоналий в руководстве ФСБ (типа "А ты Гриню знаешь? Нет? Ну и не пугай тогда своими бандитами!") Наконец им удалось найти консенсус в виде двух фамилий, знакомых обоим, быстро была выбрана кандидатура посимпатичнее, и торжественная смычка состоялась.
Я шумно выдохнул, сел и попросил вернуть мне сигареты, поклявшись что в них нет ни миниатюрных гранат, ни яда, ни даже диктофона.
И все-таки полковник предложил мне свои.
- Спасибо, - сказал я, вытягивая из его упаковки штучку "Мальборо". - Значит, и в вашем захолустье тоже теперь нет проблем с американскими сигаретами?
Расчет был верен. На захолустье полковник сразу обиделся и буркнул:
- Сами вы из тьмутаракани. А это Новосибирск.
- Ни фига себе! - присвистнул я.
- А для таких невидимок, - улыбнулся майор, который меня задерживал, - что Киев-Москва, что Киев-Новосибирск - все едино, только разогнался - уже садиться! А наши "Су" ещё быстрее летают, - добавил он патриотично.
Я не стал спорить, Мы уже помирились, да и не копенгаген я в военных самолетах.
Через час за мной прислали машину - потрепанную черную "Волгу" - и отвезли в нормальный гражданский аэропорт Толмачёво. Там меня ждал суетливый маленький человечек неопределенного возраста с добрыми и печальными глазами, представившийся Геннадием, бывшим сотрудником сибирского регионального отделения РИСКа, а ныне служащим налоговой полиции. С образом налогового полицейского он у меня никак не монтировался - ему бы заместителем главного редактора какой-нибудь газеты: обаятельный, вечно в движении и тыща слов в минуту в сочетании с убеждающим взглядом. В общем, я проникся к нему симпатией и даже сочувствием, он ко мне тоже, но вариант посидеть у него в конторе до выяснения обстоятельств казался крайне скучным. И поскольку Геннадий ни на чем не настаивал, а к тому же заверил, что здесь, в Новосибирске никакая опасность мне не угрожает, я и предпочел записать его телефон на всякий пожарный, после чего остаться наедине с самим собой.
- Нет, погодите, - вдруг с горячностью возразил мой новый соратник, - я все-таки должен знать, где вас найти в случае чего.
- Бог мой, но я же постоянно на связи! Неужели этого мало? Город у вас, конечно, большой, есть где помотаться, но с другой стороны - сколько времени потребуется, чтобы из любой его точки дотрюхать до аэропорта?
Геннадий задумался. Потом спросил:
- И все же, где вы думаете… мотаться?
- Ну, где? - замялся я. - По кабакам наверно. Просто по улицам, может, в музей какой-нибудь схожу, или в театр.
- А Горбовский говорил, что у вас в каждом крупном городе есть друзья или знакомые.
- Были, - согласился я. - И в Новосибирске был один, но лет пять назад рванул в Новую Зеландию, да так там и остался. Вот если бы этот фриц, кстати, его действительно звали Фриц, посадил меня в Томске…
- А Томск здесь недалеко, - с поистине сибирской небрежностью сообщил Геннадий.
И я решил, что он сейчас добавит: "Не больше тысячи километров". Но он ничего не добавил, и я был вынужден спросить:
- Недалеко - это сколько?
- Триста тридцать два километра, - ответил он с военной пунктуальностью.
- Действительно недалеко, - пробормотал я. - Берлин-Гамбург - двести девяносто семь километров, вот только дороги… А нельзя попросить тех летчиков меня на вертолете до Томска бросить?
- Исключено, - грустно помотал головой Геннадий. - Мы и так слишком сильно засветились. Горбовский сделал все возможное, чтобы избежать больших неприятностей, и потом… ему сейчас совершенно не до вас.
- Вот как? - я был просто тронут таким откровением. - Хорошо, поеду своим ходом.
- А если не секрет, вы в Томске к кому?
- Проверяете?
Геннадий пожал плечами:
- Скорее просто любопытствую.
- Что ж, никакого секрета нет. К Юрию Булкину поеду.
- А-а-а, - протянул он. - "Рок-малютка-Дженни-ролл", "Колокол", "Танцуй со мной"… Группа "Василиск".
- Да нет уже такой группы, - автоматически поправил я, а потом словно очнулся. - Так вы знаете Юрку?
- И даже очень люблю его песни. Булкина в Томске каждая собака знает. Да и в Новосибирске многие. Но я вообще-то сам томский.
- И лично знакомы? - оживился я.
- Ну, не близко, - признался Геннадий. - Несколько лет назад встречались по работе. Он же ещё и газетчик.
- Знаю, - кивнул я.
Разговор начал увядать. Геннадий почувствовал это.
- Кстати, тут до Томска микроавтобусы ходят. Довольно часто. И всего за пять часов. Счастливо, Сергей! Если что, обязательно звоните. И еще: имейте в виду, возможно, у вас совсем мало времени.
- А, - махнул я рукой, - об этом я всегда помню. Уже привык.
За последнюю неделю я действительно так привык куда-то ехать, спеша, опаздывая, попадая не тогда и не туда, что мне это даже начало нравиться. К рекомендации Тополя "Пей, гуляй" я добавлял теперь от себя рифмованную строчку: "Пей, гуляй / колеси, летай!"
В пустынном и достаточно заплеванном здании аэропорта Толмачёво, прошвырнувшись мимо ларьков, открытых через два на третий, я пригорюнился и пожалел, что отпустил Геннадия, ведь у меня совсем не оказалось рублей, а по местному было четыре утра - совершенно мертвое время для поисков обменного пункта в Новосибирске. Может, это было и не самое главное, но почему-то страшно захотелось вновь подержать в руках российскую неконвертируемую валюту и ею, родимой, расплачиваться за все товары и услуги, коих пока предлагали мне совсем немного.
Да, Россия встречала меня неласково. Почти как Гамбург.
Положение исправил милиционер, неожиданно по первой же просьбе обменявший мне на рубли восемьсот марок и не посчитавший это за серьезную проблему. У меня так вытащилось из кармана, а у него набралась эквивалентная сумма. Ничего так зарабатывают сибирские милиционеры в аэропортах! Взятки, что ли, берут с террористов за пронос пистолетов на самолет?
Однако дальше опять ждало огорчение. Пресловутый микроавтобус отправлялся в Томск лишь через два часа или около того. В Сибири точного расписания отродясь не было. Я ещё застал те времена, когда самолеты из Усть-Кута улетали не по часам, а как народ наберется, не говоря уже о теплоходах. И некоторые традиции в этом плане сохранялись. Провести два часа в аэровокзальном буфете (рестораном его назвать как-то язык не поворачивался) казалось мне полным безумием, да и аппетит отсутствовал напрочь из-за сонного времени суток и передряг последних часов. В общем, я начал поиски подходящего транспортного средства до Томска, летящего, плывущего, ползущего, какого угодно лишь бы сейчас, лишь бы не сидеть, а двигаться.
Средство подошло ко мне само в виде крепко сбитого мужичка лет пятидесяти в ушанке, по-северному натянутой на уши, и с ключами на пальце.
- Куда ехать, командир?
- В Томск.
- Триста.
Это было раза в четыре дороже микроавтобуса, но меня вполне устраивало.
- А если я скоро обратно поеду. Подождешь меня там?
- Нет проблем, командир, главное, чтоб сегодня же назад. У меня жена ревнивая. Туда и обратно - шестьсот тысяч.