- Любуюсь на эту высокохудожественную скульптурную композицию, - льстивым тоном обратился он к боссу из администрации, указывая на бронзовую собаколюбицу и ее подопечную. - Просто чудо! Особенно мне нравится изваяние собачки. Видно, администрация Разнесенска душой болеет за братьев и сестер наших меньших и, уж коли запечатлевает их даже в бронзе, наверняка открыла приют и для живых, но бездомных шавочек.
- Ну да! - сердито возразил папа города. - Это вы там, в Москве, с жиру беситесь, с ума сходите от избытка денег. А у нас бюджет - ноль целых, хрен десятых. Градообразующие предприятия-то обанкротились! Кстати, вы знаете, сколько стоит содержание в приюте одной собаки? Выходит сумма побольше, чем затраты на солдата в армии! Мы концы с концами связать не можем, а вы говорите о каком-то собачьем приюте!
- Но если у такого приюта есть богатый спонсор, его содержание не только не убыточно, а напротив, прибыльно для городского бюджета. Не говоря уже о том, что приют даст новые рабочие места. А то у вас, я вижу, с этим проблемы. Да и взаимопонимание с богатыми людьми тоже чего-то стоит! И я знаком с состоятельным благотворителем, который такое взаимопонимание особенно ценит.
Услышав о взаимопонимании, чиновник администрации оживился, в глазах у него затеплился огонек, и он заверил посланца потенциального благодетеля, что в душе-то всегда мечтал помогать бездомным собачкам, да финансовых возможностей не было. А если этим благим делом заинтересовался богатый спонсор, то он "за" двумя руками. На прощание добрый чиновник вручил Глебу свою визитку и попросил передать его персональный (это слово он особо подчеркнул) привет щедрому благотворителю. А полковнику предложил оказать заезжему собачьему коммивояжеру самое активное содействие в выполнении его благородной миссии. Что именно подразумевал администратор под благородной миссией - содействие в знакомстве с богатым Буратинкой с небольшим собачьим приветом или поиски однофамилицы Артюнянца, - он не уточнял. Собаколюбивый чиновник удалился по своим административным делам, а за ним отбыл на машине с мигалкой по делам правоохранительным и полковник, также пообещав Глебу всяческое содействие вплоть до немедленного задействования личного состава ОВД для поисков таинственной однофамилицы олигарха.
Не преминул полковник и напомнить, что, коль скоро богатенький спонсор расщедрится на создание собачьего пансионата и на финансовое (лучше валютное) обеспечение его дальнейшей плодотворной работы, ОВД в его лице не останется в стороне от благого дела и обеспечит охрану правопорядка вокруг и около этого благотворительного учреждения за буквально символическую оплату. Опять же лучше в у. е. И добрейший полковник тоже вручил Панову свою визитку, наказав передать ее с выражением совершеннейшего его почтения богатенькому Буратинке, у которого, видно, денег куры не клюют, раз он расщедрился на такое обалденно благородное мероприятие. Глеб обещал визитку спонсору передать, а от полицейской помощи пока отказался, поостерегшись ненароком подставить разнесенских коллег. Ведь если какой-нибудь подчиненный полковника заявит, что ему известна родственница Артюнянца, проживающая в Разнесенске, получится, что этот всезнайка компетентнее своего начальника. А какой начальник такого подчиненного потерпит?! И Глеб решил искать Дуню самостоятельно, и найти ее, как он полагал, не составит большого труда. Судя по возрасту девушки, минуло не больше двух-трех лет с тех пор, как она закончила школу. Дуня - особа яркая, заметная, да еще и носит такую знаменитую фамилию. В школе ее наверняка прекрасно помнят, и что еще более ценно - знают, с кем Дуня общалась, кто числится в ее близких и лучших подругах. А побеседовав с ее настоящими или бывшими подругами, тем более - с близкими и лучшими, можно узнать о Дуне такое, чего она о себе никакому следователю никогда в жизни не расскажет.
Ближайшая школа размещалась как раз в краснокирпичном здании, построенном дореволюционными Тит Титычами еще в девятнадцатом веке, но могучестенный домина следовать примеру московских гостиниц, возведенных в эпоху послесталинской оттепели и брежневского застоя, явно не собирался. Всем своим надежным и солидным видом он как бы говорил от себя лично и от лица, то бишь фасада, всех своих краснокирпичных собратьев: "Полторы сотни лет простоял и еще столько же простою и надежно прослужу своим обитателям, не подпускайте только ко мне московских прохвостов от бизнес-строительства".
Полюбовавшись на свежеокрашенные кирпичные стены, Глеб вошел в здание и сразу же был остановлен бдительным охранником: школа охранялась, как секретный режимный объект. Это тоже было следствием и последствием благодетельных пореформенных перемен. Пришлось предъявлять охраннику удостоверение, чего Панову не хотелось делать. К чему всех извещать, что Дуней интересуется полиция? Однако проникнуть в директорский кабинет другим способом не представлялось возможным.
Директриса, полная женщина лет под пятьдесят, в темном строгом платье и со строгим выражением лица, тем не менее встретила Глеба радушно. А на его вопрос, не помнит ли директриса, училась ли у них год-два назад некая Дуня Артюнянц, родственница известного олигарха Артюнянца, ответила риторическим вопросом:
- Разве бы моя школа так выглядела, если бы у нас учился ребенок самого Артюнянца?! Евроремонта нет, в кабинете информатики компьютеров раз-два и обчелся, и с другими кабинетами дела обстоят не лучше! Слава богу, у нас в девятом классе учится сын местного состоятельного бизнесмена. Вот, его щедротами хоть снаружи удалось школу покрасить. С ужасом думаю, что будет через два года, когда Вадик уйдет от нас во взрослую жизнь. Это раньше, при Советах, к каждой школе было прикреплено шефское предприятие. Бывало, придешь в заводоуправление, а за спиной потихоньку стонут: "Опять она пришла чего-нибудь выпрашивать…" Но я такие несознательные высказывания быстро пресекала: "Ваши дети у нас учатся? Ваши! Вот и помогайте школе! А будете жадничать - пойду в райком! Там вас так пропесочат - не то что стекла, которые ваши же чада и выбили, вставите, но и на новые рамы придется раскошелиться!" И помогали, потому что знали: никуда им все равно от нас не деться… А сегодня все предприятия частные, да они и обанкротились. Магазины тоже принадлежат частным владельцам. Если у хозяина ребенок у нас не учится, что ему до нашей школы?! Теперь каждый директор спит и видит, как бы залучить в свою школу дочку или сынка богатого бизнесмена. Конечно, этой принцессе на горошине и принцу голубых новорусских кровей придется оказывать соответственные королевские почести. И все учителя предупреждаются: "Чтобы ни-ни!" Но зато и школа от их папули много поимеет, не придется ей хиреть в нищете… А вы спрашиваете, помню ли я, училась или нет у нас родственница самого Артюнянца?! Да мы бы вокруг нее всем педсоветом хороводы водили, так что мудрено было бы не запомнить! Но кого не было, того не было. Дуни-то учились, и не одна, вот только Артюнянцевых родственниц среди этих Дунь не сыскать!
Пожелав директрисе, чтобы и новом учебном году в первый класс ее школы пришел сынок или дочка небедного человека и чтобы потом все последующие одиннадцать лет она не знала ни горя, ни забот, Глеб покинул краснокирпичные стены и поехал в другую школу. Адрес ее любезная директриса написала на бумажке и даже приложила к нему схему самого удобного маршрута. Школа номер два помещалась не в краснокирпичной крепости, а в обычной типовой панельной трехэтажке, но охранялась так же бдительно. В вестибюле школы толпились совсем взрослого вида девушки и юноши с усталыми и встревоженными лицами. Видно, на перерыв из класса вышли одиннадцатиклассники.
- К экзаменам готовятся, - уважительно пояснил охранник. - Только директора нет. Он в больнице лежит и вряд ли вообще вернется в школу. А за него Николай Антонович, наш историк. Да вот и он, - и охранник указал на высокого худощавого мужчину лет пятидесяти с густой, но, увы, совершенно седой шевелюрой. Историка окружили выпускники, а он стал их успокаивать и подбадривать перед предстоящими в недалеком будущем страшными ЕГЭ. Николай Антонович уверял своих трусивших учеников, что не так страшен черт, как его малюют, хотя сравнение ЕГЭ с чертом в устах маститого педагога само по себе характеризовало его отношение к очередной реформаторской затее в народном образовании. Что и. о. директора и подтвердил еще раз уже в своем кабинете, с горечью рассказав, что особенно в последний год одиннадцатиклассников не учат, а натаскивают на сдачу ЕГЭ.
- Вы что же, не приветствуете эту прогрессивную реформу наробраза? - деланно удивился Панов, который уже и раньше, правда краем уха, слышал нелестные отзывы о ЕГЭ.
Почти директор задумчиво поерошил свою седую шевелюру и вздохнул:
- Знаете, когда я совсем молодым учителем пришел в эту школу, то в первый же день попал на педсовет. Собственно, это даже был не педсовет, а так, летучка. Учителя собрались, чтобы почествовать свою коллегу, которой и вручили со всей торжественностью грамоту Гороно "За выдающиеся успехи в педагогической деятельности". Тогда в денежных окладах учителей большой разницы не было, не так как сейчас - одной репка, а другой ботва от репки. Сами представляете, какая после особых индивидуальных вознаграждений устанавливается погода в педагогическом доме. Но и тогда на лицах всех и каждой из учительниц, приглашенных на чествование награжденной (а коллектив педагогов в школах преимущественно женский), ясно читалось: "Чем я хуже этой Любови Петровны? Почему ей грамота, а мне - ничего?" Но все, понятно, эту свою обиду старались скрыть, поздравляли отмеченную высокой наградой, но за милыми улыбками чувствовался неслышимый миру зубовный скрежет. А потом, когда на большой перемене педагоги опять собрались в учительской, все почему-то стали хвалить и даже восхвалять, только не награжденную Любовь Петровну, а неизвестную мне Марию Никитичну, как я понял из разговора, недавно ушедшую на давным-давно заслуженный отдых. И прекрасный педагог эта Мария Никитична, и человек высокой культуры, что называется - Интеллигент с большой буквы! И речь-то у нее правильная, теперь такую и не услышишь. И грамотность - любого профессора из Института русского языка и литературы за пояс заткнет! И то Мария Никитична, и се! Понятно, что все эти хвалы одновременно были и шпильками в адрес присутствующей тут же героини педсовета Любови Петровны. Мол, вот достойная награды кандидатура. Наградили бы Марию Никитичну - все бы искренне ее поздравили, потому как ее превосходство неоспоримо. Собственно, и панегирики в адрес Марии Никитичны закончились общим и единодушным признанием: "Нам всем до Марии Никитичны далеко!" Любовь Петровна, прекрасно понимавшая, в чей адрес направлены эти завуалированные стрелы, и стоически переносившая пытку ехидством, тут не выдержала: "Что вы все восхищаетесь - Мария Никитична! Мария Никитична! Мария Никитична закончила еще ту, дореволюционную гимназию… Как же ей не быть грамотной, культурной и интеллигентной?!" Так что я за реформы, которые дадут возможность воспитывать таких учениц, какой Мария Никитична вышла из гимназии. А пока что ни реформа, то очередная дурь. И каждая новая дурь предыдущую дурь усугубляет. А нужно просто возвратиться к дореволюционным гимназиям и реальным училищам с их строгой дисциплиной и высокой культурой обучения, основанного на религиозном и патриотическом воспитании учащихся. Разумеется, учебные кабинеты там должны быть насыщены самым современным техническим оборудованием.
Сделав такое сногсшибательное заявление, почти директор запнулся, видно, вспомнил, что он лицо официальное. А официальному лицу не к лицу выступать с нелицеприятной критикой высоких руководителей, какими бы реформаторами из дурдома их в народных массах ни обзывали! Покашляв в кулак и еще раз взъерошив свою седую шевелюру, поклонник самодержавного наробраза счел за благо переменить тему разговора и поинтересовался, с какой целью работник полиции посетил их школу. Вроде никто из его учеников в последнее время никого не убил, не ограбил и даже не обокрал. А если визитер интересуется наркоманами, то он не раз предлагал на учительских конференциях - введите обязательное тестирование школьников на наркотики! Чтобы сразу же выявлять наркозависимых, срочно начинать их лечить, пока не поздно, а также выяснять, кто их сажает на наркотики. И наркодилеров надо сурово наказывать, конфисковывая у них имущество, нажитое трудами неправедными. А это значит - забирать все подчистую, потому что праведными трудами наркодилеры никогда и не занимались! В том числе и сам наркобарон, который никогда в жизни не работал, а живет роскошно, как шейх оманский! А пока такие мероприятия не проводятся, все, чем занимается полиция, - это пускание пыли в глаза! С наркоманией государство борется, а наркоманов с каждым годом становится все больше… Глеб понял, что критическим инсинуациям и инновационным предложениям во всех областях и направлениях государственной деятельности не будет конца, и, прервав народного реформатора на полуслове, рассказал о цели своего визита.
И. о. Николай Антонович заверил его, что Дуня Артюнянц его школу точно не заканчивала, потому что их школа обычная, а дети из таких семей наверняка учатся в привилегированных лицеях и гимназиях, каких в Разнесенске, увы, нет. Но адрес еще одной школы Глебу дал, честно предупредив, что та школа ничем не престижней, чем его. Панов распрощался с диссидентом от педагогики в твердой уверенности, что полноправным директором ему не стать никогда и даже с приложением и. о. он скоро распрощается. Найдется на вакантное директорское кресло другая энергичная и не мыслящая лукаво особа, все равно - мужского или женского пола, принципиально отвергающая любые завиральные идеи, за исключением установленных, одобренных и утвержденных свыше. Именно таких людей вышестоящее начальство рассаживает во все нижестоящие руководящие кресла, потому что для власти они надежны, как скала, и крепки, как гранит. Правда, только до первого критического момента. Тогда вместо надежной в благополучные времена скалы срочно требуется искать другие скалы под иные пьедесталы… А гранит рассыпается и разбегается гранить ранее чуждые или вовсе чужедальние мостовые! И на отечественные постаменты вдруг водружаются другие монументы, в почете оказываются личности, которые в спокойные времена власти и на дух не были нужны и находились от нее в полном пренебрежении…
Размышляя на такие отвлеченные темы, Глеб доехал до следующей школы. Она находилась почти за городской чертой, в бывшей деревне Укропино, которая в обозримые времена присоединилась к Разнесенску и стала считаться городской окраиной. Соответственно такому непрезентабельному местоположению и здание школы не поражало глаз современными изысками, а скорее всего представляло собой перестроенный барак. Среди такого убожества Дуне учиться было бы просто западло! Панов даже не стал заходить внутрь архитектурного барокко, чтобы отыскать директора этого плебейского учебного заведения: что зря тратить время! Но для очистки совести решил поговорить с одним из предположительно педагогов: высоким сухощавым мужчиной лет сорока в спортивном костюме, по всем признакам - физруком. Тот на спортивной площадке и по совместительству футбольном поле укреплял ворота.
- У нас намечается открыть летний школьный лагерь, - пояснил он Глебу. - Путевки в оздоровительные лагеря родителям наших подопечных не по карману, так что пусть лучше во время каникул дети отдыхают здесь, при школе, а не гоняют по улицам. Хоть будет за ними какой-никакой присмотр. А на футбольных воротах малышня наверняка станет висеть гроздьями, как бы они не свалились и не придавили какого-нибудь шалуна.
Глеб вежливо поинтересовался спортивными успехами воспитанников физкультурного руководителя, и тот не без гордости рассказал, что в их школе активно работают различные спортивные секции: зимой - лыжная и хоккейная, а весной к ним еще прибавляется и футбольная. Легкой же атлетикой дети занимаются чуть ли не круглый год. Более того, уже несколько лет в школе работает стрелковая секция, и на соревнованиях его воспитанницы заняли первое место в районе по пулевой стрельбе.
Услышав об успехах воспитанниц бравого физрука в стрелковой подготовке, Глеб встрепенулся и поспешно спросил, не было ли среди учениц физработника год-два назад некой Дуни Артюнянц?
- Дуня Федотова? Ну как же! Это была моя гордость и надежда! Это она и заняла первое место на состязаниях по пулевой стрельбе! Но и в легкой атлетике Дуня была не из последних. Когда такие перспективные ученики и ученицы заканчивают школу и уходят от нас, особенно жалко расставаться. Но ничего не поделаешь, доля наша школьная такая: мы вырастили, воспитали прекрасного спортсмена, а потом он уходит к другому тренеру, которому все лавры и достаются. Вот и на Дуню Федотову теперь какой-нибудь институтский тренер не нарадуется, а про меня, ее талант заметившего и развившего, Дуня и думать забыла.
- Простите, - прервал его сетования Панов. - Я вам, конечно, соболезную и осуждаю неблагодарную Дуню Федотову, но я вас спрашивал не о Дуне Федотовой, а о Дуне Артюнянц.
- Так Федотова и есть Артюнянц, - пожал плечами физрук. - Дуня у нас одиннадцать лет числилась Федотовой, а перед самым выпуском ее маме ударила в голову мо… гм, то есть пришла в голову такая фантазия - переменить себе и дочке фамилию на Артюнянц. И с мужем вроде не разводилась. Я Федотова знаю, он уважаемый человек, был инженером на комбинате, пока комбинат не обанкротили. А теперь помогает жене торговать на рынке.
- У Федотовых свой бизнес?
- Какой там бизнес - кошкины слезы! Сначала челночили по Турциям да Грециям, а теперь накупят барахла на каком-нибудь московском рынке, а потом на нашем перепродают.
- Ну что же, бизнес как бизнес. В России он весь на купи-перепродай построен. Разница только в масштабах. И неудивительно, что супруга Федотова выбрала себе такой род деятельности: наверное, гены сказались. Как-никак она урожденная Артюнянц, родственница того самого Артюнянца. Вот бывшая Федотова, возгордившись таким родством, и решила вернуть себе девичью фамилию.
- Что?! Ирина Степановна Подосинкина - ведь такова ее девичья фамилия - родственница олигарха Артюнянца?! Не смешите меня! - и физрук действительно расхохотался. Я и с ее родителями, и с ней самой знаком с незапамятных времен. Семья как семья. И никакому олигарху они не родственники, иначе не жили бы так паршиво последние двадцать лет. И Дуню бы определили учиться в престижную гимназию, а не в нашу деревенскую школу, где к ней еще и привязывались всякие непотребные типы.