Спусковой крючок операции "Троянский конь" был снят с предохранителя. Стрелки мучительно медленно тащились по циферблату, отсчитывая последние минуты и секунды мирной тишины. В 4.50 ее взорвал грохот автоматных и пулеметных очередей. Град пуль обрушился на укрепления наблюдательного пункта № 302 российских миротворцев.
Сержант Петров заметил боевиков, когда те уже преодолели первый рубеж охранения и находились в полусотне метров от центрального поста. Сигнализация почему-то не сработала. Его команда: "Караул в ружье!" - потонула в грохоте разрывов. Стекла и штукатурка посыпались в помещение.
Стрельба и истошные вопли: "Аллах акбар!" - вырвали Марченко из сна. "Почему молчит Петров?! Где ребята?!" - первое, что пришло ему в голову, а дальше сработали выучка и рефлексы. Схватив со стула пистолет, брюки, он слетел с кровати и, чтобы укрыться от шальных пуль, откатился за шкаф. Натянув брюки, Марченко одним молниеносным броском добрался до двери, вихрем промчался по коридору и влетел в дежурку. В клубах сизого порохового дыма у амбразур метались его подчиненные. Сквозь грохот перестрелки прорывался голос Петрова:
- Серега, бей выше нижнего поста! Там засел пулеметчик! Коля, помоги Миронову! Отсекай от него гадов!
Дробная очередь крупнокалиберного пулемета пророкотала над головой Марченко. В ответ злобно тявкнули и затихли автоматы. Николай Мазуров - опытный боец, заняв пост в бронированной, подвижной башне, хладнокровно вел бой и не давал диверсантам прорваться во внутренний двор поста. Его дружно поддерживала огнем дежурная смена охранения.
"Молодцы ребята! Не дрогнули!" - теплая волна обдала Марченко, и он ринулся к Петрову. Тот выдернул автомат из амбразуры, чтобы перезарядить. На его посеревшем лице жили одни глаза, в них не было ни растерянности, ни страха, а плескались ярость и гнев.
- Олег, как обстановка?! - окликнул Марченко.
- Суки! Сволочи! - только и мог произнести Петров.
- Где они? Сколько?
- Прорвались через первый рубеж, командир!
- Сколько?
- Десятка полтора, не меньше! Не шушера! Матерое зверье!
- Наши потери?
- Здесь нет. А с верхнего и нижнего постов докладов не поступало. Наверно, захватили!
- Хрен им! - отрезал Марченко и склонился над пультом контроля. Его экран полыхал от разрывов. На южном, самом уязвимом рубеже, судя по вспышкам, сосредоточилось не меньше восьми боевиков. Им удалось пробиться на бросок гранаты. Оценив ситуацию, Марченко распорядился:
- Ребята, слушай меня! Олег! Муравьев! Костин! - затем наклонился к переговорному устройству и позвал: - Мазуров?! Коля? Ты слышишь меня?
- Так точно, товарищ капитан! - просипело в динамике.
- Всем сосредоточить огонь на втором секторе! - приказал Марченко и, заняв позицию у амбразуры, открыл стрельбу.
Плотный огонь миротворцев вызвал в рядах боевиков замешательство. Стрельба и вопли: "Аллах акбар!" "Сдавайтесь!" - прекратились. В наступившей тишине зазвучали гортанные команды и раздался грохот камней - боевики затеяли перегруппировку сил.
Воспользовавшись паузой, Марченко связался с оперативным дежурным штаба миротворческих сил в Сухуме. В трубке звучало слабое потрескивание - канал проводной связи не был поврежден. "Не все потеряно", - подумал он и нажал кнопку вызова. Дежурный не отвечал. Марченко не сдержался - выругался и яростно вдавил кнопку в панель. В трубке что-то хрястнуло, и затем раздался недовольный голос:
- Ну, что там у тебя, Марченко?
- Товарищ майор, нападение на пост! Вы слышите, нападение! Держим круговую оборону! - выпалил он.
- Что-о? - дежурный осекся, но быстро оправился и потребовал: - Повтори!
- Нападение на пост! Держим круговую оборону!
- Понял! Когда напали? Кто? Какими силами?
Марченко бросил взгляд на Петрова - тот показал пятерню - и ответил:
- Около пяти! Шайтаны! Орут: "Аллах акбар!" Человек 15–20.
- Твои потери?
- На центральном посту нет! На верхнем и нижнем, неясно. Уточняю.
- Сколько можете продержаться?
- Трудно сказать. Они отступили и перегруппировывают силы.
- Держись, Марченко! Помощь придет! - заверил оперативный дежурный.
- Вертушки! Вертушки пришли…
Истошные вопли боевиков и новый залп прервали доклад Марченко. Перегруппировавшись, боевики возобновили атаку. Их попытка прорваться с северного направления также захлебнулась. Потеряв несколько человек убитыми, боевики откатились на прежние позиции. Бой приобрел позиционный характер.
Окруашвили и Мирабешвили внимательно наблюдали за его ходом и остались довольны. Окруашвили опустил бинокль и бросил через плечо:
- Вано, я снимаю шляпу! Твои отморозки знают свое дело! Русские завязли по самые уши.
- Как бы они не перестарались, навалят гору трупов, воевать будет не с кем, - посетовал Мирабешвили.
- Не переживай, Вано, у Квициани этого сброда навалом. Теперь Москве не отвертеться, придется отвечать за рассадник международного терроризма, - с циничной ухмылкой заметил Окруашвили и заявил: - Пришла очередь моих бойцов поиграть в кошки-мышки с Квициани.
Его короткая команда - "Вперед!" - прокатилась по колонне.
За шумом боя она змеей проскользнула в Кодорскую долину и начала продвижение к оплоту мятежника Квициани - селу Чхалта. Первое боестолкновение грузинских коммандос с его арьергардом произошло у моста через реку Кодор. Мятежники, не подозревавшие о том, что являются пушечным мясом в грандиозной мистификации, задуманной в Тбилиси и Вашингтоне, оказали серьезное сопротивление. Заняв господствующие высоты, они не давали колонне продвинуться ни на метр. Окруашвили вынужден был пустить в ход спецназовцев. После нескольких неудачных попыток им наконец удалось выбить мятежников с позиций и расчистить путь для движения основных сил. Вслед за ними в Кодорскую долину, как в огромную воронку, стали втягиваться все новые армейские части Министерства обороны Грузии. В Тбилиси их лицемерно называли полицейскими силами, "призванными очистить территорию Западной Сванетии от международных террористов".
Спустя два дня после начала так называемой полицейской операции в Кодорской долине стало тесно от грузинских военных и боевой техники, а наблюдатели миссии ООН в Грузии по-прежнему не хотели видеть их в упор. На гневные обращения министра иностранных дел Абхазии Сергея Шамбы к руководителю миссии и генсеку ООН призвать агрессора к ответу звучали лишь невнятные заверения о приверженности миру.
К исходу 27 июля острие "грузинского кинжала" находилось всего в сорока километрах от абхазской столицы. Казалось, еще один бросок грузинской армии - и рукопашные бои начнутся на улицах Сухума. В городах и селах республики начались стихийные митинги. Волна праведного гнева катилась по Абхазии и набирала силу. Одни ветераны прошлой грузино-абхазской войны достали оружие из домашних арсеналов и сосредоточились для атаки в нижней зоне долины, другие, собравшись в Сухуме на площади перед президентским дворцом, требовали от Сергея Багапша немедленно вывести армию из казарм и двинуть на агрессора.
В Москве такой прилюдной пощечины и унижения перед своим союзником - Абхазией - не могли снести и, кажется, готовы были помочь ей и президенту Багапшу не только словом, но и делом. Но в какой форме, чтобы разбить вооруженную до зубов группировку грузинских войск, пользующуюся мощной международной поддержкой, в Кремле так и не определились.
28 июля ситуация в верхней части Кодорской долины обострилась до предела. Ожесточенные бои развернулись за село Чхалта. Грузинская авиация и артиллерия ровняли с землей не только оборонительные укрепления "мятежников" Квициани, но и дома мирных жителей. Ужас и страх царили над дымящимися развалинами.
Ужас и страх перед безжалостной силой охватил и тех, кто находился на командном пункте Квициани. За время боев "мятежники" понесли серьезные потери и отступили со всех позиций. Кольцо окружения неумолимо сжималось. Поддержка со стороны абхазов, о которой не уставал повторять Квициани, так и не пришла. В сложившейся ситуации среди "мятежников" охотников сражаться за эфемерную свободу не осталось, и они обрушились с обвинениями на того, кто обещал им легкую прогулку до Тбилиси:
- Где твои абхазы?! Где?!
- Где русские?
- Суки, почему они не идут?
- Твари, бросили нас под танки!
- Будь все проклято!
Квициани, вжавшись в бетонную стену подвала, затравленным взглядом рыскал по беснующейся толпе. Еще мгновение - и она, осатанев от ярости, набросилась бы на него. Он вскинул автомат и взвизгнул:
- Назад! Молчать, шакалы! Еще шаг, и я стреляю! Кто не трус, за мной! - призвал Квициани и ринулся к выходу. К нему присоединились двое. Вырвавшись из подвала, они, прячась за развалинами и стенами домов, устремились к лесу.
Глава 2
Прокаленный знойным июльским солнцем Тбилиси задыхался не столько от жары, сколько от горячих новостей, приходивших из Кодорской долины. Они напоминали сводки с линии фронта. Телевидение неустанно тиражировало кадры с мятежным Квициани и крикливыми бородачами, вооруженными автоматами. Фоном для их воинственных заявлений служила отдаленная перестрелка, изредка заглушаемая разрывами мин и снарядов.
К исходу шестых суток бои в Кодоре грозили перерасти в крупномасштабную войну. В нижней части долины сосредоточились свыше 400 абхазских добровольцев. Они ждали подхода армии, чтобы нанести ответный удар по агрессору, вторгшемуся в республику. Пружина войны на Южном Кавказе сжалась до предела. И тут сценарий "полицейской операции по восстановлению законности в Западной Сванетии" вышел из-под контроля "Главного режиссера".
Вслед за дядей - Квициани - взбунтовалась его племянница. Она возмутилась цинизмом тбилисской власти, для которой жизни жителей села Чхалта ничего не значили, когда на кону стояли миллионы баррелей нефти, и рассказала журналистам правду, что жертвами "полицейской операции" стали не "международные террористы и абхазские боевики", а мужчины-сваны, их женщины и дети, "уставшие жить в резервации".
Ее поддержала оппозиция. Один из лидеров - Нателашвили - обратился к генсеку ООН с требованием "…предать президента Грузии Саакашвили международному трибуналу за преступления против человечности, а армию призвал: "сложить оружие и выйти из Кодори". Другой ее деятель - Пирцхелани - объявил голодовку. К ней присоединились его единомышленники. Они просили грузинских женщин "…не давать детям одних грузинских матерей убивать других, а власть - прекратить братоубийственную войну".
Окончательно план "восстановления конституционного порядка в сепаратистской Абхазии и вытеснения с ее территории оккупационных российских войск" сорвал президент Багапш. Чего это стоило Сергею Васильевичу, знает только он сам. Волна народного гнева катилась по Абхазии и грозила смести не только интервентов, но и его самого. Недоброжелатели вспомнили о грузинских корнях жены президента, его партийном прошлом и заподозрили Сергея Васильевича ни много ни мало в "предательстве интересов Абхазии".
30 и 31 июля в Сухуме перед президентским дворцом бушевала вооруженная, пылающая жаждой мести толпа ветеранов грузино-абхазской войны 1992–1993 годов. Обстановка в столице Абхазии напоминала перегретый паровой котел, готовый вот-вот взорваться. На это рассчитывали в Тбилиси и лезли из кожи вон, чтобы спровоцировать заводных абхазов на ответный удар, а потом обвинить "сепаратистский режим Сухума в поддержке международных террористов".
В тот критический для себя и Абхазии момент президент Багапш совершил невозможное - он не допустил, чтобы республика стала игрушкой в руках могущественных сил. Он нашел слова, остудившие горячие головы, рвавшиеся "порвать в клочья саакашистов", и сохранил тысячи жизней своего малочисленного народа. Спустя два года, в августе 2008-го, когда армия Грузии позорно бежала из Верхнего Кодора, даже самые ярые критики Сергея Васильевича Багапша убедились в его дальновидности и благоразумии. Мощные оборонительные укрепления, не уступающие знаменитой линии Маннергейма, стали бы непреодолимым препятствием на пути ополченцев и армии Абхазии.
Москва, чьи миротворцы понесли жертвы - погиб капитан Марченко, а с ним еще пять молодых полных сил и надежд русских парней, тоже проявила благоразумие - не стала очертя голову бросаться в хитроумно поставленный капкан и не позволила втянуть себя в международные дрязги с самыми непредсказуемыми последствиями. В Кремле нашлись здравомыслящие головы, посчитавшие, что поражение в одном бою - это еще не проигрыш всей битвы, и борьба за сферы влияния на Южном Кавказе из военной области переместилась в политико-дипломатическую.
К 1 августа 2006 года о "мятеже" в верхней части Кодорской долины напоминали лишь дымящиеся развалины крестьянских домов и два десятка свежих могил на окраине села Чхалта. Но о них в грузинских государственных СМИ не было сказано ни слова. Словесные баталии в стенах парламента и за ними на время утихли. Чего нельзя было сказать о резидентуре ЦРУ в Тбилиси.
Обстановка на ее конспиративной квартире, расположенной неподалеку от отеля "Махараджа", напоминала затишье перед бурей. Об этом не подозревали большинство сотрудников грузинских спецслужб - на совещание были допущены только избранные. Высокая кирпичная стена надежно ограждала старинный особняк от городской суеты и непрошеных гостей. Холодные глазки видеокамер бдительно стерегли подходы, а плотно закрытые жалюзи на окнах скрывали обитателей от любопытных глаз.
Со стороны особняк казался вымершим. Это только казалось, он жил своей, особенной жизнью. На первом этаже, в холле, топтался мрачный охранник и, маясь от скуки, прислушивался к тому, что происходило за дверью "особой комнаты". В ней находилась дежурная смена "слухачей". Склонившись над пультами управления электронной системы защиты, они сканировали пространство вокруг особняка и пытались обнаружить электронные щупальца вездесущей русской разведки. Пока она себя никак не проявила, и на дисплее сохранялась ровная картинка. Переведя систему наблюдения из ручного в режим автоматического контроля, старший дежурной смены Роберт Шульц доложил резиденту Джону Ахерну:
- Сэр, все о'кей, можно приступать к работе.
- Боб, ты гарантируешь, что ни одно наше слово русские не услышат? - уточнил Ахерн.
- Джон, ты же знаешь - гарантию дает только Господь, а я законченный грешник, - хмыкнул в ответ Шульц.
- Боб, хватит болтать! Ты гарантируешь конфиденциальность или нет? - ледяным тоном отрезал Ахерн.
Шульц поежился. Слова Ахерна стали для него холодным душем. Корректный в общении и словах он не позволял себе подобного тона. Сегодня, похоже, у него сдали нервы. Причиной, как полагал Шульц, могли стать последние события в горах Абхазии. В существо операции "Троянский конь" его не посвящали, но, судя по реакции Ахерна, с какого-то момента все пошло не так, как задумывалось. Появление накануне в Тбилиси "пожарной группы" из Лэнгли уже ничего не решало. Операция провалилась, и все громы-молнии обрушились на беднягу Ахерна. Шульц представил, что творилось в его душе, и сменил тон.
- Прости, Джон, ляпнул не в тему, - извинился он.
- Ладно, так что скажешь? - буркнул Ахерн.
- Гарантировать не могу, но сделаю все, что в моих силах! - заверил Шульц.
- Этого недостаточно, Боб! За стены не должно выйти ни одно наше слово! Повторяю - ни одно!
- Джон, я все понимаю. Ты же знаешь мое отношение к тебе.
- О'кей, - смягчился Ахерн.
На его лице разгладились складки у рта, а в голубых глазах растаял лед. Он пробежался взглядом по участникам совещания. В гостиной собрался самый что ни на есть ядовитый цвет шпионских ведомств США и Грузии. У большинства присутствующих на лицах было такое выражение, будто они пришли на похороны.
Правая рука резидента - Майкл Чемберс - опустил голову и нервно теребил костистыми пальцами ручки кресла.
Не в своей тарелке чувствовал себя и неисправимый жизнелюбец Гарри Смит. Он непосредственно курировал работу с группой Квициани. Сегодня от его оптимизма не осталось и следа. Уголки рта скорбно обвисли, а в серых глазах разлилась смертная тоска. И без того его худенькая, почти мальчишеская фигурка съежилась и будто уменьшилась в размерах. Смиту оставалось чуть больше года до пенсии, но теперь после провала операции "Троянский конь" он мог остаться без цента в кармане.
Не лучше Смита выглядел Артур Тэйлор. Он отвечал за работу с агентурой среди российских миротворцев и абхазских силовиков. Последние события в Верхнем Кодоре наглядно показали: она по большому счету ничего не стоила. После столь оглушительного фиаско Тэйлор боялся оторвать взгляд от пола.
На фоне их похоронного вида поведение Пита Брауна выглядело вызывающе. Он, забросив нога за ногу, отсутствующим взглядом смотрел в потолок. Ахерна так и подмывало рявкнуть на надменного выскочку, но опыт и интуиция подсказывали - это только осложнит и без того его незавидное положение. У Брауна имелась мощная поддержка в центральном аппарате ЦРУ. Только этим можно было объяснить перевод середняка оперативника из заштатной резидентуры в Португалии на такой горячий и перспективный участок, как кавказский.
Особняком от них сидели грузинские партнеры. Разные внешне - худощавый, по-спортивному подтянутый шеф Главного управления контрразведки Леон Табидзе и вальяжный, холеный глава Специальной службы внешней разведки Георгий Джапаридзе. Несмотря на эту разницу, они походили друг на друга масляными взглядами, обволакивающими собеседника, и вкрадчивыми манерами. Оба тоже чувствовали себя не в своей тарелке. Их оптимистичные заявления, звучавшие накануне операции "Троянский конь", на поверку оказались пустым сотрясением воздуха. Агентура грузинских спецслужб в Абхазии годилась разве что на то, чтобы таскать ничего незначащие штабные бумаги из корзин для мусора и передавать сплетни, гулявшие на "брехаловке" Сухума.
"Ну и рожи, как на похороны собрались. Похороны? Твои похороны, Джон", - с горечью вынужден был признать Ахерн и перевел взгляд на Джо Фрезера. На лице спецпредставителя директора ЦРУ трудно было прочесть какие-либо эмоции - оно оставалось непроницаемо, как маска. Ахерн тяжело вздохнул и открыл совещание:
- Сэр, все в сборе! Позвольте начать?
Фрезер надменно кивнул. Ахерн, прокашлявшись, начал выступление с дежурной фразы:
- Господа, сегодня нам совместно с грузинскими коллегами предстоит подвести предварительные итоги операции "Троянский конь". Не буду напоминать присутствующим, в каких неблагоприятных условиях проходила ее подготовка. Это всем хорошо известно.