Слежка почти ничего не дала. Лишь через неделю нам удалось увидеть, что таинственная и брошенная красотка вошла в дом, направляясь к кому-то в гости. Чрез несколько дней она пошла туда еще раз, причем каждый визит она отключала связь и любые наши попытки установить ее телефонные контакты не помогли найти предварительного звонка. Она принимала так много предосторожностей, что на следующий же день мы решили снять комнату или квартиру в этом же доме, чтобы найти возможность попасть ближе к источнику ее тайного интереса. Объявление провисело два дня на стенах подъезда, после этого нам в первый раз позвонили. Сова из последних сил торопил даму, которая хотела предоставить нам квартиру на несколько дней или на месяц, он объяснял ей, что мы работает поблизости и хотим найти жилье не в другом конце города. Находка была удачной еще и потому, что наша хозяйка не увлекалась системами слежения. Мы благородно объяснили ей, где работаем и почему у нее самая лучшая квартира на свете для таких не избалованных встречами с порядочными людьми, как мы. Именно наша изысканная вежливость была причиной того, что сейчас мы уже наслаждались чаем в новой скромной по виду комнате в ожидании следующего прихода нашей красотки, экипированной самой лучшей антипрослушкой и силами охраны консьержа подъезда. С последним оружием приходилось считаться всерьез, ведь они были подкреплены современной техникой, которая как раз нас бы и нашла, не подвернись возможности снять жилье в том же месте. Если техника защиты подъезда и брала всех чужих, попытавшихся войти в дом, в совершенно другом положении находился тот, кто оказывался под ее защитой, как мы сейчас. Пока незнакомка снова не показалась в дверях этой крепости, у нас не было ни малейшего шанса найти квартиру, куда она наносила визиты. Мы освоились на новом месте вовремя, ее стройные ножки направились в эту сторону на следующий день после переезда. В тот самый момент, когда она входила, Сова успел спуститься вниз и встретить Черного из второй группы, которая сопровождала ее. Они увидели, на какой этаж поднимается красотка на лифте. Оказалось, что он ехал на этаж выше моего. В это время я помчался наверх и успел как раз вовремя, чтобы заметить, в какой конец коридора она удалилась. Стоило закрыться за ней тяжелой металлической двери, одна из соседок открыла свою, косо посмотрев на меня. Не знаю, что я говорил бы, если пришлось подняться еще на два этажа выше, допустим, про запах из воздуховода или отопление, вечная тема для визита по соседям зимой. Но тут я начал рассказывать о мелкой протечке труб в туалете, надеясь на его сочувствие и нежелании выслушивать дольше рассказы о ценах на ремонт, ежемесячных платах за его поддержание и прочую ерунду. Так мои неприятности только начались.
Оказалось, что она занимает как раз квартиру как раз над моей, а выходила к соседке, принести свежие газеты. Я оказался заложником ее вежливости. Она, демонстрируя самые приличные манеры, пригласила меня в свой дом посмотреть, течет ли вода у нее. Ее мягкость так подкупала, возраст заставлял быть легкомысленным и не бояться опасности. Она уже рассуждала о собственной осторожности, которая заставляет ее проверять все сразу, и мы вместе входили в ее квартиру.
– Простите, если не смогла вовремя посмотреть за трубами. За ними следит мой муж, а я все время забываю о том, что и его пора проверять, возраст, знаете ли… – щебетала она со всей любезностью.
Она уже давно включила музыку, извиняясь за то, что для собственного душевного спокойствия из-за возраста и болезней ей необходим благоприятный фон. Естественно, для поддерживания себя в форме она выбирала классику. Паяцы в исполнении одного из классиков звучали величественно. Одна знаменитая ария сменяла другую. Несмотря на возраст она выглядела миловидной, это ощущение только подчеркивали красивые руки с тонкими пальцами.
– Вам нравится Верди?
Хозяйка медленно повернула голову в мою сторону. Ее отсутствующий взгляд только свидетельствовал о том, что она поглощена музыкой.
– Не настолько, чтобы я предпочел часами находиться под его обаянием.
– Не считайте меня человеком, слишком увлеченным самосовершенствованием и так и не достигшим идеала.
– Нет, что вы, – откликнулся я вполне искренне.
Ее сдержанная доброта и мягкое гостеприимство уже начинало мне нравиться. Я покачался, еще раз разглядывая трубы на кухне, которые стали поводом моего визита. С видом знатока, умеющего твердо только разговаривать о собственном знании предмета, я заметил, что ее трубы в полном порядке. Теперь мне необходимо только вежливо объяснить ей, что протечка могла быть в стене или из-за аварии где-то ниже моего потолка. Я надеялся, что ее устроим моя версия, подкрепленная способностью мужчин вообще разбираться в состоянии любых бытовых устройств лучше женщин.
– Я не могу сказать, что в молодости классическая музыка могла довести меня до слез. Но чем старше я становлюсь, тем чаще я ловлю себя на том, как некоторые арии способны довести меня до слез одной музыкой и силой голоса, даже если я не понимаю каждого слова.
– Итальянскую оперу называют классикой те, кто смог уйти от власти Древнего Рима как государства и Рима со столицей Ватиканом, церкви, завладевшей умами и душами по всему миру.
– Вы хотите сказать, что новый Моцарт, Бах или Римский-Корсаков никогда не смогут затмить их своим пониманием возвышенной гармонии?
– Я часто вспоминаю один старый ресторан. Чтобы привлечь гостей, туда пригласили музыкантов. Рассказывали, что администратор вначале собирал их на улице, потом сделал собственный сайт, где любой желающий мог найти ангажемент. Они всегда играли классику.
– Я не помню, чтобы был бум на рестораны с живыми музыкантами.
Я представил себе время, когда любая торговля едой была еще вне ведения контроля по биологической защиты. Тогда ресторанов с частными владельцами было еще много. Они почти все исчезли после разгула эпидемии с ГМО. Но можно понять тех, кто боролся за контроль за пищей, ведь тогда все началось со случаев заражения от компьютерных изобретений, которые в еде мало кто искал приборами на месте еще до заражения.
– Его действительно не было. Если измерять человеческое желание добра в баллах, я поставила бы владельцам этого уютного уголка самый высший. Они собрали тех, кто готов был выступать ради куска хлеба и нашли таких хороших исполнителей, которые большинству посетителей напоминали виртуозов.
– Конечно, игра без фонограммы заканчивалась, когда на этой же сцене открывались ночные концерты со стриптизом?
– Нет, забота о музыкантах стала частью собственной жизни владельцев заведения. Они не только кормили их, конечно, тем, что годилось почти только на выброс, но и завели собственную аппаратуру для звукозаписи. Своим лучшим музыкантам они давали небольшой зал, там им разрешалось работать над своими дисками. Правда, их сбыт владелец ресторана тоже брал на себя, хотя честно оставлял исполнителям процентов пятнадцать от сбора.
– Красивые времена. Они напоминают об исторических и легендарных балладах, где все дамы ходили в длинных платьях, а мужчины-герои имели замки или лошади и умение сразиться с самим братом короля. Сейчас все больше финансовых магнатов стали самими королями мира, а в случае их перехода на сторону зла, вся техника мира запрограммирована на их защиту. Вы часто бывали в этом музыкальном салоне?
– Не так часто, как хотелось бы. Несмотря на низкие цены мне он был не по карману. Но там я встретила человека, которого люблю до сих пор.
– Он стал вашим мужем?
Музыка уже играла тише. Он не заметил, как хозяйка изменила громкость настолько, чтобы не приходилось кричать при разговоре. Посмотрев на нее он подумал, что вопрос вызовет в ней желание поделиться чувствами и не ошибся.
– К сожалению, нет. Роман был врачом, которого я случайно встретила среди посетителей. Его нельзя было назвать красивым или богатым, хотя он был очень талантлив. Наверное, только поэтому он обратил на меня внимание и не оставил попыток ухаживать за много, когда узнал, что я старше его на восемь лет. Это был божественные годы. Я его обожала по-настоящему, а он впервые после развода встретил женщину, которую все в нем устраивало.
– Но вы все-таки расстались?
– Нас разлучила только его смерть. Он был всего лишь специалистом по болезни паркинсона, лечил стариков. Я не ревновала его к пациенткам, ведь большинство обращавшихся к нему были мужчинами. Однажды он сказал мне, что переходит работать в частную клинику и уедет на месяц по вызову. Я тогда знала, что существуют эпидемии, но не думала, что Роман решит попробовать сделать карьеру, взяв новых больных из госпитала для отравившихся военным вирусом. Через месяц он сказал, что придется задержаться еще на два, а потом его сделают заведующим отделением.
– Вы подумали, что он собирается уйти?
– Да. Но решила ждать. Когда срок вышел, он объяснил мне, что заразился.
– Вас поразило то, что он не сказал вам, про свою работу с инфекционистами?
– Он действовал правильно. Тогда в одном из госпиталей обнаружили больного, который по всем признакам, отмеченным консилиумом, страдал только паркинсонизмом, но в непривычной форме. Его вызвали для консультации из-за того, что пациент был богатым нефтяником и хотел как можно скорее встать на ноги, даже если для этого потребовалось бы создать собственное отделение, укомплектованное лучшим оборудованием. Тогда вызвали Романа, в госпиталь обещали привезти новое оборудование, купленное после заседания ученого совета, наблюдавшего за больным. Естественно, тот лежал в отдельном домике, предназначенном для особо важных пациентов. Только после того, как у медсестер, которые за ним ухаживали, проявились симптомы заражения, врачи поняли, что имеют дело не с заразной формой склероза.
– Он долго страдал?
– Нет, судьба была к нему милосердной. Нефтяник был очень влиятельным и деятельным. Он разозлился, когда понял, что его могли отравить конкуренты, желающие, чтобы прекратились поставки, пусть даже из-за того, что его скважины поставят на карантин из-за болезни. Ему удалось разнести военных в пух и прах, только после этого они пообещали украсть у иностранцев (заинтересованных конкурентов они определили правильно) антидот.
– Роман не успел его получить?
– Да, как и нефтяник и те бедные медсестры. Дело поручили контролировать одному из признанных чинов военной медицины. В его лояльности нельзя было сомневаться. Все родные этого офицера работали в военной медицине, он пошел по их стопам и унаследовал институт, который занимался защитой. Все его документы об образовании и поддержке квалификации были на самом высоком уровне. Он был автором учебника, немного преподавал с лучшем университете. Его приглашали открывать симпозиумы и председательствовать на международных встречах, несмотря на молодость.
Я подумал о собственных годах ученичества, когда сам мечтал подружиться с богатыми одноклассниками, чтобы кто-нибудь из них помог бы мне сделать карьеру, взяв на работу к своим родным. Лично у меня все хотели дружелюбно общаться (я поддерживал общение на должном уровне приличий), приходили в гости или приглашали меня к себе. Но когда я робко начинал разговор о месте, показывали, что моя девушка им интереснее меня, а любые разговоры о нужде в деньгах и работе считали для себя оскорблением. Не знаю, как делают карьеру другие. Возможно, я перестарался с соблюдением кодекса джентльмена, не позволяющим пресмыкаться перед людьми только из желание поддерживать внешний вид на должном уровне.
– Он работал под началом своих прославленных родственников?
– Лучше бы они смотрели в книги и изучали новые методы изменения химического состава веществ. Оказалось, что именно этот институт был единственным из тех, кто в силу своих служебных разрешений мог препятствовать диверсии с отравлением нефтяников. Конкуренты это предусмотрели. Военные старались, на их экспертизу поступило несколько вариантов возможного антидота. Один из них был настоящим, еще один был подкинут конкурентами.
– Тогда большинство авторитетов было под обаянием тех, кто платил за исследования и врачи не подумали, что обращаются к экспертам, купленным уже за само существование их института?
– Почему сами врачи не подумали об этом так же быстро, как вы? Нет, все считали, что приглашают светило из столицы, человека, которому хочется лишь совершенства во всем. Тогда сын директора института под его контролем выбрал правильный вариант антидота. Его и стали использовать для лечения. Он почти сразу же убил Романа, которого почти насильно заставили попробовать новое лекарство.
– Что случилось потом?
– Он стал первым и единственным, кого удалось уничтожить. Говорят, что Роман пошел на эксперимент на себе из-за того, что воспротивился назначению. Я безумно любила его за такой мужественный характер, но смелость его и погубила. После того, как стало понятно, что антидот убивает, нефтяник разозлился. Но приглашенные эксперты сумели его успокоить, объясняя ошибку слишком сложной формулой. После этого никто из них не потерял положения, они даже получили еще ассигнования на покупку великолепного оборудования. Я узнавала об этом уже от друзей Романа после его смерти. Сам институт, погубивший его, оставался таким же закрытым.
Я желал эту красивую и возвышенную женщину. Классическая музыка дополняла впечатление от его рассказа. Я подумал о том, что такая любовь наверняка заставила бы многих попытаться покончить жизнь самоубийством. Но моя знакомая не была похожа на человека, которого не раз врачи откачивали после приема целой упаковки снотворных.
– После этого вы вышли замуж за другого?
– Нет, я даже не пыталась. До встречи с ним я была прагматичной в отношении выбора мужчин. Мне казалось, что спутника нужно выбирать, глядя на порядочных мужчин, которые достаточно ответственны для того, чтобы проявлять мягкость по отношению к слабой женщине, знать, что такое хорошие манеры и содержать семью безропотно. После того, как Роман оказался рядом со мной, я поняла, что мужчина может стать человеком, который существует, чтобы придавать силы и самоуважения. За мои амбиции я расплатилась сполна. Я выбрала самого лучшего и не смогла найти ему равных после его смерти.
Я сочувствовал ей, но не хотел оказаться на месте Романа только из-за его нелепой выходки с пробой лекарства, ведь он мог потребовать опыта на мышах. С другой стороны я знал о существовании таких мягких людей, которым не верили, даже если их прогнозы сбывались в восьмидесяти случаях из ста. Попытки подняться наверх погубили талантливого врача, но мне не хотелось стать подобным ему, умирая в бою слишком рано.
– Сейчас прошло уже много лет после этой истории, вы смогли смириться с судьбой?
– Я была счастлива одними воспоминаниями.
– Я читал в прессе о женщинах, которые после такой трагедии даже через двадцать лет собирали свои вещи, расплачивались по всем счетам, и прыгали вниз с двадцатого этажа дома.
– Я не хотела умереть до того, как эксперт из института, подписавший Роману смертный приговор, наконец, попадет в руки закона за злоупотребления. Если он постоянно практиковал манипуляции с экспертизой и занимал такое важное место, Фемида должна была его показать хотя бы за другое дело.
Мне показалось, что каждый, глядя на ее красивые руки, должен был понимать, что лишь они не способны принести справедливое возмездие. Грустная и возвышенная мелодия из-за ее воспоминаний казалась воплощением искренности переживаний оперы. Я жалел человека, который доживал свои годы в волнах утешения, приходящего в ее отстраненной от грязи мира силе.
– Вскоре вы узнали о падении этого авторитета или его владельцы скончались, передав управление другим?
– Нет. Долгое время я думала, что с моими врагами расправятся военные, ведь именно они должны следить за всеми видами диверсий. Кроме того, чтобы ко у них были возможности наказать одного из экспертов собственной системы проверки биологического оружия.
– Но ведь в случае постоянных ошибок контроля они должны были замалчивать много смертей?
– Мне кажется, что после случая с нефтяником продажные эксперты стали осторожнее. Но их ошибки могли кого-то разозлить позже. Отец палача моего Романа, поручивший сыну сделать всю грязную работу, умер, оставив ему место главы научной школы почти с теми же полномочиями.
– Отец мог заставить сына подписать нужные бумаги, чтобы уйти за его счет от ответственности?
– А сколько известных богачей не платят, когда крадут их детей? Будьте уверены, во многих случаях проявления любви и жертвенности родителей даже ради жизни их отпрысков, остаются только сюжетами романа. В мире, где действуют обычные для него люди, желание бросить в пекло даже собственных детей, слишком велико. Может быть, этим мы обязаны старости? Люди чувствуют ее приближение и им хочется всю собственную власть и умение подчинять себе других употребить для того, чтобы накормить смерить, ищущую их самих, умело жертвуя ей невинных?
– Ну, не всегда только самые добрые живут недолго. Вы ведь говорите, что глава института, отравивший Романа, уже умер?
– Да, но он так и остался в мире медицины незыблемым авторитетом. Само лекарство дал Роману его сын, я считаю его не менее ответственным за смерть самого дорогого мне человека. Сейчас он постарел, хотя все еще работает. У его института все еще остались связи и положение, хотя после начала исследований астероидов у них появились конкуренты.
– Это мирная область, поэтому там сотрудничество с зарубежными странами разрешено. Конечно, если оно не предназначено для тех дел, за которые никогда не дают медалей.
Тут я понял, что не должен показывать своей слишком большой осведомленности в проблемах кухни космических работ. Моя знакомая все же была соседкой человека, за которым мы следили. Удивительно, что за весь разговор она ни разу не попыталась, как это свойственно старикам, рассказать о своих соседях. Но само мое знакомство с ней уже было в той стадии, когда с моей стороны будет вполне прилично подняться к ней в другое время еще раз и попробовать разговорить ее на важные для меня темы. Я решил пока не показывать свой интерес ее соседу, чтобы успеть вернуться домой еще до того, как красотка, нелюбимая Ланой, соберется домой. Я иногда следил за ней издалека и не хотел столкнуться лицом к лицу в коридоре, чтобы потом она меня узнала издалека.
Моя новая знакомая, как я и ожидал, отпустила меня не сразу. Она взяла обещание предупредить ее, если окажется, что вниз текут стояки, находящиеся на ее территории.
– Знаете ли, я живу не так богато, чтобы потом оказаться виновницей крупного потопа. Меня пугает сама мысль об оплате ремонта в двух квартирах этажами ниже, – уверяла меня она уже почти в дверях.
– Я обязательно зайду к вам еще, если у меня будут сомнения, – клялся. я. Миловидная любительница оперы приятно улыбнулась мне.
– Заходите ко мне и просто так, поговорить. Вы производите на меня впечатление человека, которые предпочитает оставаться правильным, даже если судьба поставит его в сложную ситуацию.