- Все меры приняты, - доложил он. - Всем радиостанциям морского ведомства приказано отныне контролировать японские заграничные радиопередачи, включая объявления и тексты песенок. Я уже попросил записывать для меня японские танго и слоуфоксы. Такие же директивы даны армейским радиостанциям и станциям радиоперехвата федеральной комиссии связи. Теперь будем ждать сводку погоды. - Он взглянул с улыбкой на Донахью. - Я уже заключил пари на несколько дюжин бутылок олд парра. А вы?
Донахью пошел к дверям. У порога он обернулся и кивнул в сторону Уайта:
- Мы заключили пари. Вы все будете свидетелями Он проиграет и уступит мне свою желтую… лилию.
28 ноября
Оба посла сидели в угловом кабинете с большим электрическим камином. Они недавно вернулись от Хэлла. Номура успел облачиться в халат. Курусу был еще в визитке и серых брюках в черную полоску - строгий и чинный. Он держал в руках тетрадку.
Адмирал диктовал секретарю-драгоману:
- Таким образом, ответ американской стороны сводится к контртребованию, чтобы Япония признала четыре принципа. Признание этих принципов будет означать, что Япония принимает все американские требования: эвакуировать войска из Китая и Индокитая, упразднить все правительства на территории Китая, с тем чтобы чунцинское правительство стало единственным…
Перелистав тетрадку, Курусу швырнул ее на столик:
- Все равно не запомнить. Буду говорить и заглядывать в нее. Правда, придется искать слова.
Номура показал на драгомана.
- Исида знает наизусть всю тетрадку. Он будет сидеть около вас и подсказывать. - Сделав несколько глотков из чашки с чаем, адмирал продолжал диктовать: - Новым является предложение относительно заключения коллективного договора о ненападении, причем в числе участников договора фигурирует Чунцин. Таким образом, принятие этого предложения обяжет Японию заключить мир с Чунцином и вообще поставит ее в унизительное положение… К этому прибавь то, что я продиктовал раньше, и перепиши все начисто.
Драгоман вышел из кабинета. Но тут же вернулся и сообщил, что Токио вызывает посла Курусу - у аппарата начальник американского отдела министерства иностранных дел Ямамото. Курусу взял трубку. Слышимость была неважная, но помогло то, что у Ямамото была отличная дикция. Номура взял отводную трубку.
Ямамото. Как дела со свадьбой? Повторяю: со свадьбой.
Драгоман шепотом пояснил Курусу значение слова "свадьба".
Курусу. Говорили примерно о том же, о чем вчера говорила Умэко. Как и до сих пор, большое влияние оказывает южный вопрос.
Ямамото. Южный?
Курусу. Да, южный. Одно время казалось, что свадьба - дело решенное. Как вы считаете… ребенок родится?
Ямамото. Очевидно, родится, и очень скоро.
Курусу посмотрел на Номура. Тот покачал головой.
Курусу. Значит, вы считаете, что ребенок может родиться?
Ямамото. Я думаю, что родится крепкий ребенок. Вы сделали заявление по поводу сегодняшнего выступления Кимико-сан?
Курусу. Нет, не сделали.
Ямамото. Насчет свадьбы все-таки не прекращайте разговоров.
Курусу. Продолжать? Попытаемся.
После паузы Ямамото сказал:
- Так или иначе, но мы не можем продать гору.
Разговор кончился. Положив трубку, Курусу вздохнул, поднес руку ко лбу и стал медленно массировать надбровье.
- В Токио не хотят уступать, - пробормотал он. - Сугияма и Нагано взяли верх.
- Надежд на свадьбу нет, - сказал Номура. - И по-видимому, родится ребенок. Это неизбежно.
Оба посла погрузились в молчание. На улице заиграл оркестр. Адмирал подошел к окну и отодвинул гардину. На той стороне улицы, перед закусочной, вокруг музыкантов собрались люди. Но как только оркестр смолк и негритянка в форме офицера Армии спасения, отчаянно размахивая руками, начала проповедь, публика стала быстро расходиться.
29 ноября
Стенные часы в коридоре уже пробили четыре. Уайта клонило ко сну. Он налил из термоса черный кофе и выпил две чашки подряд. Потом пошел в туалетную и смочил лицо и волосы холодной водой. Пейдж тоже устал: он громко зевал, потягивался и яростно тер затылок.
Уже третью ночь подряд Уайт и Пейдж сидели до утра. Из дешифровального сектора "магия" поступала в течение всего вечера - надо было готовить материал для утренней сводки. Хозяин теперь требовал, чтобы первую сводку клали ему на стол не позже девяти утра.
Кофе и холодная вода отогнали сон. Уайт закончил редактирование всех телеграмм. Самыми важными были две - обе из Токио от министра иностранных дел.
Первая - от 22 ноября - гласила:
"Если можно будет разрешить все вопросы к 29 ноября, мы решили ждать. Но на этот раз, подчеркиваем, это - крайний срок, изменен не будет. После этого дня события начнут развиваться автоматически."
А во второй - от 28 ноября - говорилось:
"Через несколько дней вам будет послано сообщение о точке зрения правительства, и на этом фактически переговоры будут закончены. Но вы не создавайте у американцев впечатления, что переговоры закончены.
Сообщите им, что ждете директивы правительства."
Уайт ударил ладонью по столу:
- Утренняя сводка ошеломит нашего Хозяина и его вассалов. Японцы готовятся к прыжку. Как у тебя? Дай кодированный текст.
Пейдж возился с расшифровкой телефонного разговора между Курусу и Ямамото.
- Все в порядке. Спасибо Шриверу, это он достал в Токио код "РИ" для телефонных разговоров. - Он передал Уайту японский текст. - Из этого разговора видно, что со "свадьбой" ничего не получится. "Свадьба" - это соглашение. "Родится ребенок" - это разрыв. Токио не хочет "продавать гору", то есть идти на уступки.
- А кто такая Кимико-сан?
- Это президент Рузвельт, а Умэко-сан - Хэлл.
Уайт усмехнулся:
- Наша утренняя сводка разочарует начальство. Они с нетерпением ждут сигнала насчет "северного ветра", а дело идет к "восточному".
Пейдж потянулся и громко зевнул. Уайт предложил немножко прогуляться.
Они прошли мимо гаража Белого дома. Около статуи Боливара стояли полицейские в высоких резиновых сапогах. У здания Торговой палаты выстроились разноцветные туристские и школьные автобусы. Их окатывали водой из шлангов негры-мойщики.
Уайт и Пейдж медленно прошлись по Пенсильвания-авеню до здания Национальных архивов и вернулись в бюро. Сейчас же явился дежурный солдат-негр и начал убирать помещение. Окончив уборку, он принес большой брезентовый мешок и стал ссыпать в него бумажный мусор из корзин "магов".
Загудел телефон на столе Уайта. Звонил начальник японского направления Макколла:
- Опять просидели всю ночь, Уайт? Бедняжка. На рождество я вам устною недельный отпуск, походите на лыжах.
- Боюсь, что на рождество нам будет не до лыж. Утренняя сводка будет весьма зловещей. Свадьбы не будет, родится большущий ребенок.
Макколла свистнул - он знал код "РИ":
- Я приеду только к двенадцати. Передайте все Донахью, пусть скорей доложит Уилкинсону. Запись разговора Курусу с Токио включите в сводку.
Вскоре явился Донахью - прямо с теннисного корта, с ракеткой в чехле. Он бегло прочитал сводку и почесал подбородок.
- Как видишь, разрыв близок, - сказал Уайт.
- Судя по телефонному разговору Курусу - Ямамото, они не хотят прекращать переговоров, - сказал Донахью. - Тут же написано черным по белому: "Насчет свадьбы не прекращайте разговоров".
- Но в "магии" от двадцать восьмого говорится, что "фактически переговоры будут закончены".
Донахью поморщился:
- Почему ты истолковываешь текст так предвзято? Здесь сказано, что через несколько дней из Токио будет прислана телеграмма с изложением позиции Японии, и на этом данная стадия переговоров будет закончена. Мы дадим ответ, и снова начнутся переговоры, но уже на другой основе. Токио лихорадочно ищет почву для компромисса. Вчера ночью Номура беседовал с патером Драутом, потом с министром почт Уокером. И тому и другому он заявил, что будет продолжать встречи с Хэллом.
- И кончится это тем, что они бабахнут нас по башке, - сказал Уайт.
- По базе тихоокеанского флота, - уточнил Пейдж.
Донахью взмахнул ракеткой:
- У вас какие-то чугунные головы. Мне надоело твердить вам одно и то же. Японцы не смогут напасть на Пёрл-Харбор, потому что там только тридцать футов глубины. Следовательно, торпедная атака исключается, а без торпед нет смысла нападать на линкоры.
Пейдж возразил:
- Англичане сбрасывали торпеды на полигоне глубиной в сорок футов, а это почти столько же, сколько в Пёрл-Харборе.
- Сообщение об этих испытаниях мы получили только от агентов, - сказал Донахью, - подтверждений не было. На наш официальный запрос английское командование не дало вразумительного ответа.
Донахью взял папку с телеграммами для сводки. Уайт показал на "магию", лежащую на столе:
- А эту возьмешь? Адресована генконсулу в Гонолулу.
- Она не войдет в сводку.
- Почему? Очень интересная.
Донахью махнул рукой и ушел. Уайт взял телеграмму со стола и пошел за ним. Он открыл дверь кабинета Уилкинсона. Тот сидел в кресле и читал газеты.
- Что у вас? - спросил Уилкинсон, подняв очки на лоб.
- Донахью не пожелал взять для сводки эту "магию". Она представляет первостепенный интерес.
Уайт положил перед начальником телеграмму.
"Из Токио.
Генконсулу в Гонолулу
№ 113
Сообщите о кораблях, стоящих в следующих зонах: зона Пёрл-Харбора, залив Мамала в бухте Гонолулу и прилегающая акватория. Просим собрать данные в совершенно секретном порядке."
Уилкинсон прочитал телеграмму и положил ее на стол:
- Ничего экстраординарного. Такие задания посылаются многим японским консулам, находящимся около военных гаваней.
Уайт подошел вплотную к столу Уилкинсона и наклонился вперед:
- Эта "магия" говорит о том, что японцы готовятся к нападению на Гавайи. Надо немедленно известить адмирала Киммела и генерала Шорта, чтобы были наготове.
- Мы послали позавчера им телеграмму о том, что японцы могут начать военные действия против Филиппин, Таиланда, Борнео и на перешейке Кра. Можете не волноваться. - На благообразном лице Уилкинсона появилась улыбка. - Мы не спим. А вам надо пойти поспать. У вас очень утомленный вид, Уайт.
Уайт повысил голос:
- При чем тут Борнео и Кра? Речь идет о Пёрл-Харборе!
Уилкинсон слегка поднял брови и откинулся в кресле. Потом спустил со лба очки и с любопытством уставился на подчиненного.
- Мне кажется, я сам знаю, что надо делать, - произнес он подчеркнуто спокойно. - И знаю, кому нужно посылать телеграммы.
Уайт крикнул:
- Нет, не знаете! Вы ничего не видите! Или видите, но ничего не делаете…
В кабинет вошел Донахью. Он схватил Уайта под руку и зашептал в ухо:
- Успокойся, Никки, считай до двадцати. Успокойся, ради бога.
Уилкинсон снова поднял очки на лоб и сложил руки на животе.
- Уайт, вы переутомились, я понимаю вас, - он сочувственно кивнул головой, - сдали нервы. Держите себя в руках и не устраивайте припадков в служебное время. Сходите к невропатологу. Мы следим за японским флотом. Наша радиоразведка уже заметила, что возрастает концентрация сил японского флота, они вовсю ведут ложный радиообмен, чтобы сбить нас с толку. Мы также обнаружили скопление самолетов на Формозе и перемещение авиации к югу от Японии. Мы вполне допускаем возможность нападения Японии на Филиппины и на английские или голландские владения. Но… японцы могут наброситься и на других. И вы знаете на кого. И эту альтернативу, весьма вероятную, мы, разведчики, не вправе сбрасывать со счетов.
Донахью погладил Уайта по плечу.
- Ты совсем издергался, Никки, и выбился из сил. Ходи со мной по утрам в манеж. - Он повернулся к Уилкинсону. - Получены сведения о том, что японцы уже утвердили план военной администрации в Сибири и сейчас в Токио идет тайная мобилизация всех переводчиков-россиеведов.
Уайт с трудом произнес:
- Простите… Я позволил себе…
Уилкинсон молча пожал плечами и обратился к Донахью:
- Вчера Дайана потащила меня в Национальную галерею. Я собирался туда уже несколько лет, но никак не удавалось. Я не знал, что там есть Утрилло, две замечательные вещи… парижские переулки. Видел?
- Мне недавно сказали об этом, - ответил Донахью. - Непременно схожу. Любопытная судьба у этого замечательного мастера. Пока был пьяницей и бродягой…
- Это был Верлен от живописи, - заметил Уилкинсон.
- Вот именно, он был форменным пропойцей, в пьяном виде делал потрясающие шедевры и прославился на весь мир. А с тех пор как его прибрала к рукам богатая вдова и поселила в шикарном доме, он перестал писать. Говорят, теперь он только молится и пьет лимонад. Утрилло, увы, кончился.
Уилкинсон покачал головой:
- Жаль. Я очень люблю одну его картину. Написана, кажется, в тринадцатом году. Это - деревенская церковка с часами на башне. Изумительная серо-зеленая гамма.
Уайт вышел из кабинета и столкнулся у входа в бюро с Шривером.
- Энди! - воскликнул Уайт. - Как дела?
Шривер заметно осунулся, виски у него стали совсем белыми.
- Уилкинсон не хочет пускать меня обратно в бюро. Спасибо Донахью, устроил в контрразведку в Пёрл-Харборе. Буду помогать Уолшу. Контр-адмирал Тернер сказал мне: "Вы едете в самое безопасное место в мире".
За его спиной показалась голова Пейджа:
- А вы, Энди, тоже считаете Пёрл-Харбор безопасным местом?
Шривер засмеялся:
- Нет, не считаю. Я знаю, что японские адмиралы умеют выбирать места для ударов.
- А у нас наверху не понимают этого, - сказал Пейдж.
Уайт протяжно вздохнул.
- Такое впечатление, - произнес он глухим голосом, - как будто японцы изобрели страшное оружие. Направляют из Токио через весь океан невидимые лучи на наших начальников и усыпляют их мозги.
29 ноября
Кита получил условную телеграмму, означавшую, что 29 ноября прибудет тайный дипкурьер, с которым надо встретиться на пароходе.
По расписанию пароход "Акаси-мару" должен был прибыть в Гонолулу в девять часов утра - он шел из Кобе в Мексику, с заходом на Гавайи. Но пароход опоздал из-за шторма на три с лишним часа.
Кита поднялся по трапу. Его встретил помощник капитана с черной повязкой на глазу. Он провел генконсула к себе в каюту и ушел. Спустя минуту явился дипкурьер.
Кита видел его впервые. Дипкурьер назвался Огасавара. Сразу было видно - он не чиновник ведомства иностранных дел, а офицер. И не ниже капитана второго ранга. Судя по раскрасневшемуся лицу, он выпил с утра.
- Какие у вас новости? - спросил Огасавара.
Кита ответил:
- Авианосец "Энтерпрайз" вышел из Пёрл-Харбора и направился на Уэйк.
- Когда вышел?
- Три дня тому назад.
- Это прекрасная новость. За нее надо выпить. - Дипкурьер достал из шкафа бутылку саке и наполнил чайные чашечки. - Я, очевидно, останусь в Мексике. Обратно все равно не успею.
Кита отпил полчашки:
- Значит, наши вышли с Курил?
- Да. Вы получите директиву о сожжении документов, и сейчас же после этого последует сигнал.
- Знаю. Мои люди уже дежурят круглосуточно у радиоприемника.
- Сигнал может быть передан и в виде телеграммы о назначении секретарей Касиваги и Минами - это будет означать, что мы начинаем. - Дипкурьер осушил чашку и громко икнул. - А может быть, не получите никакого сигнала, не до этого будет.
- Пожалуй, можно будет приступить к ликвидации документов, не дожидаясь телеграммы.
Дипкурьер кивнул и согнал с лица улыбку. Вытащив из кармана листок, он сказал:
- Давайте проверим пункты, откуда будут даваться сигналы подлодкам. У вас все готово?
- Когда начать подачу сигналов?
- С завтрашнего вечера. Значит так… - дипкурьер поднес листок близко к лицу и зажмурил один глаз: - С чердаков домов в бухте Раникай и в деревне Калама.
- Это на Оаху, а на Мауи - с пункта между Ровакула и Балеакала.
Дипкурьер спрятал листок в карман и спросил:
- Как дела у Идэ?
- Он мне не говорит, но, по-видимому, все хорошо.
- Передайте ему, что накануне событий ему сообщат через связного, что надо делать. Назовите мое имя, он знает.
- А он не будет сердиться, что я не устроил ему встречу с вами? У него тяжелый характер.
Огасавара рассмеялся.
- Не советую с ним ссориться. Очень решительный человек. Не постесняется даже вас… Будьте осторожны. Время такое, нервы у всех на пределе. - Он улыбнулся и поклонился. - Извините меня, я немножко выпил.
- Ну что вы, - Кита тоже поклонился. - Я тоже выпил. Только не надо путать: у трапа меня встретил человек с черной повязкой вместо белой. Значит, ударим?
- Да. - Огасавара сделал жест фехтовальщика, опускающего меч на голову противника. - Наверное, через неделю.
- Тренировку закончили?
- Да. Несколько месяцев упражнялись в Кагосиме, сделали из бухты макет Пёрл-Харбора. Летали бреющим полетом над бухтой и тренировались в сбрасывании торпед и бомб. А Сакурадзима исполняла роль острова Форд.
- Технику сбрасывания на мелководье отработали?
- Научились сбрасывать на глубинах менее тридцати футов. К торпедам приделываем специальные стабилизаторы "Кай-два".
- Молодцы. Меньше тридцати! - с восхищением произнес Кита. Он рассмеялся: - Вот будет сюрприз для американцев - этого они никак не ожидают.
На прощание Огасавара сказал:
- Итак, ждите со дня на день. Все будет зависеть от погоды.
Сойдя с парохода, Кита поехал на Ривер-стрит; вышел из машины, покружил по переулкам и, убедившись, что за ним никто не следит, направился в китайский ресторанчик.
В маленьком зале на первом этаже сидели торговые моряки - европейцы и негры. Пройдя зал, Кита поднялся по крутой лесенке наверх. В крохотной, прокопченной каморке, устланной красными одеялами, сидел Баллигант. Столик перед ним был уставлен блюдами и пустыми жестянками из-под пива.
Кита бросил взгляд на Баллиганта и усмехнулся:
- Сегодня все пьют. И вы тоже, вижу, накачались.
Баллигант махнул рукой, задев бутылку. Она упала со столика.
- Пришлось утром выпить с одним человеком… по делу. - Он тяжело дышал и с трудом ворочал языком. - Но я… Я сколько бы ни выпил, не теряю сознания. Наследственная черта.
Кита похлопал себя по карману и строго насупился:
- Я принес деньги, но сегодня не дам. Не люблю пьяных.
- Я звонил вам потому, что у меня интересная новость, - прохрипел Баллигант. - Очень важная, но это исключительно секретно…
- Ну?
Вместо ответа Баллигант отвел глаза от Кита и стал барабанить пальцами по столу. Кита привстал и взмахнул рукой, чтобы ударить Баллиганта по голове, но тот успел нагнуться. Тогда Кита двинул ногой по стулу, на котором сидел американец, и тот упал на бок вместе со стулом.
- Я вас слушаю, - сказал Кита. - Не забывайте, что я вспыльчивый. Наследственная черта.