- Жаль, что убили Читвуда.
- Конечно. К тому же около нашего дома.
- Меня очень занимает один аспект вашей деятельности. Ничего, что я задаю столько вопросов?
- Ну что вы, сэр. Я с удовольствием отвечу на них.
- Так вот, проводя подобную кампанию, вы преследуете личные цели? Вовлечены в нее, так сказать, эмоционально? Другими словами, поражение огорчит вас так же, как кандидата?
- Прекрасный вопрос, майор. Пожалуй, я отвечу, что нет. Кампанией руководит мой рассудок, но не сердце. Эмоции затуманивают перспективу, а кандидат, нанимая меня, рассчитывает и на то, чтобы я ясно видел, что у нас впереди. Но, должен признать, разочарование будет велико, если мой кандидат потерпит поражение… Пока я проиграл только одну кампанию, но я знаю, что когда-либо мне предстоит проиграть и вторую. Об этом я никогда не забываю.
- И вы занимаетесь этим ради денег? То есть это ваша профессия?
- Я зарабатываю этим на жизнь и мне нравится моя работа. Нравится подготовка кампании и реализация задуманного. Нравится борьба идей. Во всяком случае, это гораздо интереснее, чем руководить страховой кампанией.
- Ваша профессия, ее необходимость и полезность, основывается на существовании народной демократии?
- Не обязательно народной, - Шартелль пристально смотрел на майора. - Но демократии, при которой люди имеют право проголосовать за того, кому они хотят платить налоги.
- Вы, должно быть, убежденный сторонник демократической формы правления государством.
Шартелль улыбнулся.
- Нет, сэр, совсем нет. Я часто думаю, что Соединенным Штатам пошел бы на пользу великодушный диктатор. Беда в том, что достаточно великодушного человека, кроме меня, нет, а у меня нет голосов. Вам в голову не приходили такие мысли, майор?
- Возможно, и приходили, мистер Шартелль, но только под самое утро. Я все-таки думаю, что армия не должна вмешиваться в политику.
- Вот это правильно.
На этом политическая дискуссия закончилась. Майор повернулся к Анне, Шартелль - к мадам Дюкесн. А я отдал должное коньяку.
Мадам Дюкесн наклонилась к майору, коснулась его руки.
- У меня ужасно разболелась голова. Монсеньор Шартелль любезно согласился проводить меня домой. Наверное, тебе придется самому попрощаться с гостями.
Лгала она хорошо, подумал я. Майор словно ни о чем и не догадался. Казалось, его заботило лишь самочувствие мадам.
- Вы очень добры, мистер Шартелль. Не знаю, как и отблагодарить тебя, Клод, за те чудеса, что ты сотворила для меня. Прием прошел великолепно. В Убондо о нем будут говорить не одну неделю, - я решил, что он-таки сошел со страниц "Космополита".
Мадам Дюкесн приложила руку к голове.
- Голова просто разламывается. Я рада, что тебе понравилось. Стюардам я все объяснила. Они знают, что нужно делать.
Майор встал. Помог подняться мадам Дюкесн. У меня создалось впечатление, что она не нуждалась в помощи.
- Мистер Шартелль, я ваш должник за столь любезное предложение проводить мадам Дюкесн.
- Я сделаю это с большим удовольствием.
Майор сухо улыбнулся.
- Я в этом не сомневаюсь.
Анна подала мне знак, и мы тоже встали. Поблагодарили майора за прекрасный вечер, похвалили еду и пошли к машине. Шартелль и мадам Дюкесн следовали за нами. Она приехала на своей машине, старой ТР-3 с открытым верхом. Шартелль, естественно, предложил сесть за руль. Мадам Дюкесн надела на голову легкую сеточку, чтобы ветер не растрепал волосы. Шартелль завел мотор, улыбнулся нам, и они унеслись в ночь.
Я помог Анне сесть в "хамбер", и мы не спеша покатили домой. "ТР-3" стояла у крыльца, радиостанция Информационной службы США в Конровии передавала блюз, а Шартелль и мадам Дюкесн танцевали на веранде, прижавшись друг к другу. Ее головная боль, похоже, прошла.
- Пити, - посмотрел на меня Шартелль, - не смогли бы вы, после того как закончите те два заявления для прессы, оставить записку Самюэлю? Я подумал, его надо предупредить, что завтракать мы будем вчетвером.
Глава 20
Следующим утром Анна одолжила мадам Дюкесн юбку из джинсовой ткани и одну из моих рубашек. Юбка, вместе с бермудскими шортами, тапочками и блузкой попали в комод двумя днями раньше.
- Если мне приходится возвращаться домой в восемь утра, я не хочу выглядеть так, словно вечеринка затянулась на всю ночь, - объяснила мне Анна, укладывая одежду в нижний ящик.
Шартелль ходил гоголем, а вдова Клод лучилась от удовольствия, только что не мурлыкала. Когда я появился в гостиной, они пили кофе, а Анна - вторую чашку чая. Шартелль также читал заявления, которые я отстучал перед тем, как лечь спать.
- Интересно вы пишете, Пит. Адвокат, оказывается, покидает вождя Акомоло, потому что тот представляет собой угрозу для… демократии. А второй парень выходит из партии, потому что вождь - "символ неофашизма, который стремится поглотить Африку".
- Разве это неправда, Клинт? - спросила вдова Клод.
- Что именно?
- Фашисты сейчас снова на подъеме.
- Возможно, дорогая, но едва ли они прячутся за Акомоло. Вам не кажется, юноша, что вы даете оппозиции слишком мощное оружие? Читая эти заявления, я сам рассердился на вождя.
- По ходу кампании его обвиняют в куда более тяжких грехах.
- Вы уже навесили на него все ярлыки, разве что не назвав белым.
- Даже я не мог зайти так далеко, Шартелль.
За завтраком, когда нас по очереди обслуживали Самюэль, Чарльз и Маленький Мальчик, последний немного нервничал. Зазвонил телефон. Приятель Шартелля, мистер Оджара, сообщил, что нам звонят из Лондона, и он, мистер Оджара, лично соединит нас с лондонским абонентом, как только тот возьмет трубку.
- Премного вам благодарен, мистер Оджара, - ответил Шартелль. - Как ваша семья? Младшенький уже поправился? Отлично. Да, у меня тоже все в порядке. Хорошо, жду вашего звонка.
Лондон дали через десять минут. Даффи кипел от гнева. Шартеллю пришлось отставить трубку на добрый фут, чтобы не оглохнуть от доносившихся из нее воплей.
- А теперь успокойся, Поросенок, и повтори все сначала, только медленнее. Совершенно верно… Мы просили у тебя самолеты, вычерчивающие слова в небе… Ты пытался… Подожди, Поросенок… Он пытался достать нам эти самолеты, Пит.
- Значит, он-таки расшифровал код.
- Ну, и когда они будут у нас, Поросенок? Не будут? Это ужасно… Да, сэр. Я хотел бы знать, кто их перехватил… Подожди, Поросенок, я скажу Питу. Он говорит, что в Англии нет ни одного свободного самолета для Альбертии. Их все зафрахтовали, и он собирается сообщить нам, кто это сделал.
- Передайте ему, что это позор для ДДТ.
- Пит считает, что это позор, Поросенок. Кто же их зафрахтовал? Не может быть! Подожди, я скажу Питу. Он утверждает, что их зафрахтовал "Ренесслейр".
- Это позор для нас, так и скажи ему.
- Пит говорит, что для нас это позор, - трубка возмущенно закудахтала. Шартелль вздохнул и отнес ее еще на шесть дюймов. - Ну, я не знаю, где задержались телеграммы. Ими занимался Джимми Дженаро. Жаль, конечно. Придется возложить все надежды на полную сигару. О, это кошмар. Подожди, я скажу Питу. Он говорит, что "Гудйир" водит его за нос, ссылается на нехватку гелия и заявляет, что все дирижабли заняты под местные карнавалы.
- Вы знаете, что ему сказать, - я притворно нахмурился.
- Пит повторяет, что это позор для нас. Что ж, придется обойтись и без дирижабля. А как дела со значками и пластиковыми бумажниками? - на этот раз кудахтанье Даффи вызвало улыбку на лице Шартелля. - Я знаю, что непросто, но это твой участок работы, - знаком он показал вдове Клод, что хочет кофе, и та мгновенно выполнила его просьбу. Он легонько шлепнул ее по попке. - Мы тоже пашем, не поднимая головы, Поросенок. Старина Пит барабанит на машинке, а я занимаюсь политикой. Беда в том, что нам очень одиноко.
Анна хихикнула.
- Я согласен, Поросенок. Лозунги в небе и дирижабль - хорошие идеи. Жаль, что мы не успели ими воспользоваться. Но придумал их Пит. Его просто распирает от идей.
- Лжец, - бросил я.
- Да, придумаем что-нибудь еще, Поросенок. Пока все идет неплохо. Обязательно… До свидания, - Шартелль положил трубку и широко улыбнулся.
- Они клюнули на телеграммы, Пит. И, должно быть, перепугались до смерти. "Ренесслейр" зафрахтовал все специальные самолеты в Англии и на континенте. Поросенок пытался найти их в Штатах, но тамошние пилоты не хотят повторять подвиг Линдберга. Что же касается "Гудйира", я думаю, на корпорацию надавили по государственным каналам. Интересно, как они собираются доставить сюда дирижабль?
- ЦРУ постарается, - ответил я.
- А эти два молодца, что порвут с партией, лишь подкрепляет их убежденность в том, что они на правильном пути. Да, день сегодня начался весьма удачно.
- Клинт, - вдова Клод погладила его по руке, - Анна и я посовещались между собой, пока ты беседовал по телефону, и решили приехать к вам вечером, чтобы приготовить обед.
- Я уже переговорила с Самюэлем, - добавила Анна. - Он согласен. Он хочет научиться готовить американскую еду, чтобы ублажить добрых господ.
- Ну и ну, - покачал головой Шартелль. - Все складывается как нельзя лучше, Пит. Мы сидим на границе Сахары, по уши в политике и интригах, потеем, как свиньи, наливаемся джином с тоником, и тут прямо из душа приходят они, две самые красивые женщины в мире и предлагают приготовить обед и все такое, да еще у одной из них винный магазин.
- Это не Африка, - попытался возразить я. - Совсем не Африка. Мы не видим Африку.
- Наоборот, юноша. Вы считаете, что этот сладкоголосый майор, у которого мы славно поужинали вчера вечером, не Африка? А эти люди на ленче у Акомоло, старый колдун и Иль в соломенной шляпе? Тоже не Африка? А его превосходительство и двухмильная прогулка от дверей до его стола с выкрикиванием наших имен… О, это было прекрасно! Вы говорите мне, что доктор Диокаду и Джимми Дженаро - не Африка? Ну, это лучше, чем Манго Парк и полное собрание сочинений Роберта Руарка. Конечно, животных тут нет, но я чувствую Африку, чувствую ее, когда, придя на рынок, разговариваю с бакалейщиками. Я чувствую ее, и то, что я чувствую, мне по душе, так что можно считать, что нам просто повезло.
- Хорошо, Шартелль. Это ваша Африка. Такая, какой вы ее себе представляете.
Шартелль кивком головы принял мою капитуляцию.
- Так что мы с радостью принимаем предложение наших очаровательных дам приготовить нам обед, но я думаю, Пит, что мы должны дать им денег, чтобы они купили продукты. У вас есть деньги?
- Есть, - я достал бумажник и дал Анне четыре пятифунтовые купюры.
- Это же сорок два доллара.
Шартелль великодушно махнул рукой. Это были мои деньги.
- Не беспокойтесь, мисс Анна. Просто покупайте все, что вам нужно. А если вы научите старину Самюэля готовить новые блюда, я, возможно, поделюсь с вами рецептом орлеанского плова.
- Каким рецептом? - переспросила Анна.
- Вы хотите сказать, что никогда не слышали об орлеанском плове?
- Нет, Клинт, не слышала.
- Значит, в воскресенье устраиваем пир. Пит говорил, что он специалист по жареным курам. Так почему бы вам не купить три или четыре откормленных цыпленка. Пит нам их зажарит, а я приготовлю котел плова, только дайте мне три фунта куриных потрошков, а вы, юные дамы, будете отдыхать в тени, попивая чай со льдом.
Анна посмотрела на меня.
- Ты был прав. Его нужно видеть. Клод, вы подвезете меня? Мне пора на урок.
- Конечно. Но за покупками мы поедем вместе?
- Я вам позвоню.
Мы с Шартеллем получили на прощание по нежному поцелую, вдова Клод надела сеточку на голову. Волосы Анны развевались по ветру. Шартелль смотрел, как они уезжают.
- Красавицы, не так ли, Пит?
- Я вынужден согласиться.
Красноватого цвета фургон едва не снес бампер "ТР-3", когда наши женщины поворачивали на шоссе. Мадам Дюкесн обругала водителя по-французски, и они умчались. Фургон дал задний ход, в окне показалась чья-то физиономия. Шартелль и я все еще стояли на крыльце.
- Где живет Пит Апшоу? - в голосе слышался американский акцент.
- Здесь, - крикнул я в ответ.
Фургон еще подал назад и свернул на нашу подъездную дорожку. Тут я понял, кого к нам принесло.
- О боже, это Дидди, Дампс и Тот.
- Кто?
- АП, ЮПИ и Рейтер.
- О!
- Считайте, полдня как не бывало.
- Может, они что-то знают.
- Они знают, что хотят пить. И отнюдь не воду.
С представителем АП я познакомился еще в Европе, когда был там единственным корреспондентом моей газеты. Теперь ему было за шестьдесят лет, сорок из которых он посвятил добыванию новостей. Репортер ЮПИ, высокий худющий австралиец, какое-то время работал в лондонском отделении агентства, и мне приходилось иметь с ним дело уже после того как я перешел к Даффи. Рейтер представлял здоровяк-альбертиец. Он освещал все события, происходящие на западном побережье Африки до границы Анголы. Дальше его не пускали.
- Как вы их назвали? - переспросил Шартелль.
- Дидди, Дампс и Тот. Три персонажа из книжки, которую я когда-то прочел. Они никогда не разлучались.
- Я читал эту книжку. Мне тогда было восемь лет.
- А мне - шесть.
Корреспондента АП звали Фостер Мамашед. Никто, естественно, не обращался к нему иначе, как Мамуля. Родился он в Омахе, но давным-давно не бывал в тех краях. Чарльз Кроуэлл, корреспондент ЮПИ, родился в Аделаиде, но говорил всем, что он из Сиднея. Я не помню, как я узнал об Аделаиде. Наверное, мне сказала его лондонская подружка. Альбертиец из Рейтера, уроженец Баркунду, окончил экономическую школу в Лондоне и стажировался в "Обсервере". Там мы и познакомились. Звали его Джером Окпори. Он трижды женился и столько же раз разводился.
Предвыборную кампанию они вещали вместе. Прежде всего из экономических соображений. Мамашед старел и уже не мог бегать, как молодой, а Рейтер и ЮПИ все еще платили своим корреспондентам, если те не были американцами, нищенское жалованье. К тому же лондонские отделения этих агентств весьма скрупулезно просматривали их расходы. Ассошейтед Пресс, наоборот, выплачивало Мамашеду от 17 до 19 тысяч долларов в год, а его расчетный счет проверялся разве что раз в пять лет. Поэтому оплачивал машину Мамашед, но эту сумму каждый из них вносил в графу расходов, получая в салоне проката автомобилей соответствующую квитанцию.
- Кто это сидит на переднем сиденье? Неужели Мамуля? - спросил Шартелль, когда фургон остановился у нашего крыльца.
- Он самый.
- Я думал, он умер. Не видел его лет пятнадцать.
Мамашед вылез из машины первым. Рубашка цвета хаки обтягивала его толстый живот. Соломенная шляпа с красно-бело-синей лентой едва держалась на затылке.
- Пит, мне сказали, что ты готовишь лучший мартини к югу от Сахары.
- Вам сообщили наидостовернейшую информацию, Мамуля. Как поживаете?
Он поднялся по ступенькам и пожал руки мне и Шартеллю.
- Шартелль, мне говорили, что вы здесь, но я решил, что это ложь. Чертовски рад. Когда мы виделись в последний раз?
- Лет пятнадцать назад, Мамуля.
- В Чикаго, да? Помнится, шлюшка с Кларк-стрит нагрела меня на шестьдесят семь долларов.
- Но она того стоила, Мамуля. Я ее помню.
- Конечно, стоила. У вас есть кондиционер?
- К сожалению, нет, - ответил я.
- Ладно, тогда пусть принесут что-нибудь выпить. И похолоднее.
- Питер Апшоу, дар "ДДТ" Черному континенту, - с заднего сиденья вылез двухметровый Кроуэлл из ЮПИ.
- Привет, Чарли.
- Еще девять часов, а я вспотел, как паршивый негр. Только не обижайся, Джерри.
- И пахнет от тебя, как от негра, - ответил Окпори и улыбнулся всеми тридцатью двумя зубами.
После рукопожатий я представил им Шартелля. Затем мы прошли в гостиную и они повалились на стулья и кушетку.
Я кликнул Самюэля и тот возник из глубины кухни, явно недовольный тем, что гости заявились в столь ранний час.
- Принеси нам кофе, джин, тоник, чай, виски, сок и пиво, - попросил я.
- Мне джин с тоником, - добавил Кроуэлл.
- Мне тоже, - кивнул Мамашед.
- А мне - сок со льдом, - Окпори не поддержал компанию.
Самюэль ждал нашего слова. Я взглянул на Шартелля. Тот пожал плечами.
- Нам джин с тоником, Самюэль.
- Са, - сухо ответил он, не одобрив наш выбор.
После того как Самюэль раздал полные бокалы, я велел ему оставить поднос с бутылками на кофейном столике, чтобы каждый, кто хотел добавки, мог обслуживать себя сам.
Мамашед потянулся.
- Мы только что с севера, Клинт. На Фулаву работает целая толпа. Из "Ренесслейра".
- Они задумали что-то очень интересное, - добавил Кроуэлл. - Что именно, не говорят, но ходят с таинственными ухмылками.
- А чем еще они занимаются?
- Все машины облеплены наклейками с именем кандидата.
- Это хорошая идея, - заметил я.
- И вот что забавно, - вмешался Мамашед. - Два дня назад мы побывали на востоке. У доктора Колого. Такие же ухмылки были у тех парней, что ведут его кампанию.
Шартелль зевнул и вытянул ноги, положив одну на другую.
- Я знаю, что "Ренесслейр" направил группу поддержки на север, но впервые слышу, что своя команда есть и у доктора Колого.
- У него пять или шесть человек. Их прислала "Коммуникейшн Инк". Из Филадельфии.
- Что-то я не слышал о таком агентстве, - заметил Шартелль. - А вы, Пит?
Я покачал головой.
- Похоже, американцы прибрали к рукам всю добычу, - хмыкнул Окпори. - Пожалуй, эту мысль я использую. Сколько они платят вам, мистер Шартелль?
Тот усмехнулся.
- Меньше, чем мне хотелось бы, мистер Окпори. Но пусть это останется маленькой тайной, моей и финансового управления.
- Десять тысяч долларов? - предположил Кроуэлл.
- Чарли, за десять тысяч Шартелль не стал бы устраивать и праздничный банкет.
- Вы стоите дорого, мистер Шартелль?
- Кандидаты, которые побеждают, так не думают, - ответил Шартелль. - К счастью, с проигравшим мне приходилось говорить лишь однажды.
- Когда это было? - спросил Окпори.
- В тысяча девятьсот пятьдесят втором.
- Плохой год для партии, - вставил Мамашед.
- Чрезвычайно плохой, - согласился Шартелль.
- А что у тебя тут творится, Клинт? - продолжил Мамашед. - Мы были на севере и востоке, и эти молодые обезьяны молотят на пишущих машинках, рассылают сообщения для прессы, обсуждают многоцветные плакаты, пользы от которых, я им это сказал, нуль. А вы с Питом потягиваете джин в девять утра. Не звонят телефоны. Никакой суеты. Вы уже купили выборы?
- Мы с Шартеллем всего лишь консультанты, Мамуля, - ответил я. - Мы много думаем.
- Мамуля, мы приехали сюда, чтобы помочь вождю Акомоло отковать новую демократию в горниле политической борьбы. Как тебе, Пит?
- Эта фраза войдет в историю, - корреспонденты ничего не записали.
- Как, по-твоему, закончатся выборы, Клинт? - спросил Мамашед. - Только серьезно.
- Думаю, мы прорвемся, Фостер. Сейчас я бы поставил шесть к пяти на нас.