Что возьмешь с женщины? Да ничего, она только потом начинает понимать, что в руках уголовника она обыкновенная добыча, которой он должен делиться со своими собратьями. Поняв это, женщина сама становится на путь отрицания закона и морали общества, и по своей жестокости частенько превосходит и мужчин.
К чему это я о женщинах? Да так, просто к слову пришлось. Трезвые мужики всегда разговаривают о женщинах, а как только выпьют, так сразу начинают говорить о политике. Получается, что я заговорил о женщинах, чтобы показать, что я в трезвом уме и нормальной памяти.
Та вот, о деньгах. Деньги в нашей жизни стали играть все. И раньше тоже играли. Если есть деньги, то начинает реализоваться пролетарский лозунг: "кто был никем, тот станет всем".
Есть даже четверостишие по этому поводу.
Над тобой я сегодня хозяин,
Пусть дурак, но тугая мошна,
Захочу, полетит в воду Разин
И бросать его будет княжна.
Деньги не помешали бы и мне, но я прекрасно знаю, что чужие деньги нужно отрабатывать. Даже, если берешь в долг, то их нужно отдавать. Берешь чужие деньги и ненадолго, а отдаешь свои и навсегда. Даже на честно заработанные деньги находится много ртов, желающих откусить огроменный кус. Поэтому, в нашей стране можно быть и честным, и интеллигентным, и добрым только на низкооплачиваемых должностях учителей и врачей, работающих в государственных учреждениях здравоохранения и образования, где я и имею честь трудиться, передавая свои знания молодому поколению, которое почему-то не горит желанием иметь фундаментальные знания. Да и нынешняя система образования не требует от него этого. Если человек знает, что слово "хорошо" пишется через "о", а в Отечественной войне 1812 года с нами воевал не Гитлер, а Наполеон, то этот человек считается готовым для получения самого высшего образования и достоин присвоения звания "строитель нового общества".
Это я, конечно, утрирую, но нынешний уровень образования и образованности людей меня удручает.
Повышенное внимание к моей персоне я почувствовал, когда заметил, что у меня увеличивается число "фрэндов" в "живом журнале". Затем появились вопросы о том, смотрел ли я исторический ролик на "ютубе", в почте сайта появились письма о том, почему я отключил вэб-камеры, а не хотел бы я встретиться в реале с одной из поклонниц моего таланта, благо она живет в том же городе, что и я…
Когда тишь да гладь, да Божья благодать, такая активизация не должна не вызывать желания разобраться в причинах такого внимания. Мои романы и повести мало кто читает, так как в Интернете все больше писатели, а не читатели, а писатели редко читают других, если они что-то пишут сами. Вот когда писатель перестает писать, имея багаж опубликованных трудов, то тогда он начинает читать других писателей, составляя о них критические или хвалебные мнения и публикуя их в литературных журналах, чтобы имя его не забывали.
Я уже десять лет живу в новом доме и не знаю никого из жильцов в моем подъезде. Выходим из квартир в разное время и не встречаемся, а специально изучать, кто и где живет, мне это совершенно не нужно. В интернете все по-другому.
Человек с чистой совестью ходит по улицам свободно, никого не опасаясь. Но это в нормальной стране. А в стране с высоким уровнем преступности и срастанием организованных правоохранительных органов с организованной преступностью ни один человек не может чувствовать себя в относительной безопасности, даже сотрудники правоохранительных органов и члены составных элементов организованной преступности. А что говорить о простом человеке? Его могут посадить в тюрьму по совершенно пустяковому поводу и заявить, что он подозревается в чем угодно. Как Эдмона Дантеса в "Графе Монте-Кристо".
Потом выдадут твой труп родственникам и скажут, что ворочался во сне и упал со шконки или вдруг внезапный приступ панкреатита вызвал остановку сердца, а при падении сломал себе все пальцы, ребра и разбил почки с селезенкой.
Если кто-то будет протестовать по этому поводу и говорить о демократии, правах человека и свободах, то такому человеку так врежут "демократизатором" по спине, что он невольно задумается о том, какой же строй сейчас в стране. Может быть, завтра введут униформу для единственной и руководящей партии "Единая Russia" со знаками различия в васильковых петлицах: член партии – чистая петличка, старший член партии – одна звездочка, руководитель ячейки – одна звездочка и одна серебряная полоска, руководитель трех ячеек – две звездочки и одна серебряная полоска, секретарь трехъячеечной организации – три звездочки и одна серебряная полоска, старший секретарь трехъячеечной организации – четыре звездочки и одна серебряная полоска, ответственный секретарь – большая звездочка, секретарь партийной организации района – две больших звездочки и т. д. до чина руководитель партии.
Простой человек сейчас должен держать ухо востро, потому что он не едет в собственном лимузине с шофером или сам за рулем в "ломбарджини", а в простом автобусе или в "маршрутке" рядом может оказаться вор-карманник и стибрить твой бумажник. На улице или в тихом переулке могут напасть наркоманы или малолетки, которым не хватает на пиво или на энергетический напиток. Эти еще не дошли до состояния наркоманов, но скоро будут такими же.
Если ты предприниматель, то тебя уже поджидает рэкетир или собиратель пошлин в государственном мундире и с удостоверением десятка ведомств, которые прихлопнут твой бизнес как муху. Или придут судебные исполнители с поддержкой ОМОНа и решением суда о том, что с сего дня твой бизнес уже не твой бизнес и что ты можешь идти к ё… й матери. Или скажут, что раз ты шел вот туда, так вот туда и иди. И даже пальцем укажут, в какую сторону. Какое-то беззаконие, возведенное в закон, а по телевизору послушаешь, ну такое умиление берет от того, как мы хорошо живем, как о нас всех заботятся, как нам прибавляют пенсии, социальные выплаты, как нам строят дороги, больницы и новые дома, а на улице ничего этого нет. Где эта страна счастья, о которой нам говорят денно и нощно?
Глава 19
Первый раз этот человек встретился мне в фойе областной научной библиотеки. Человек как человек, стоял у киоска с письменными принадлежностями. Сейчас в больших библиотеках все свободные площади начинают приносить доход, потому что без этого библиотеки могут и не выжить. Перестройка, ее мать. Извините за ненорматив, но то, что творится у нас, литературным языком описывается с трудом. У нас Россия то становится приоратом Мальтийского рыцарского ордена, то первым государством рабочих и крестьян, то центром мирового православия и мракобесия.
Утопист Кампанелла все точно описал, как будет складываться жизнь в городе Солнца, но он никак не мог допустить, что диктатура пролетариата будет аналогична диктатуре буржуазии во Франции. Разница только в том, что в России не применялась гильотина, а все остальное было один к одному.
Вывод, если диктатуру вложить в руки любого человека, то получится одно и то же, кем бы этот любой человек ни был. Даже гуманисты и святые апостолы будут околдованы чарами Диктатуры. Эта коварная куртизанка сведет с ума любого, к кому она попадает в руки.
Человек, только что проповедовавший постулат любви к ближнему своему, из чисто гуманистических побуждений прикажет отправить на каторгу или, чтобы не возиться с их кормежкой, казнить тысячу-другую нехороших людей, вся вина которых заключается в том, что они посмели нелестно отозваться о диктаторе или в том, что они мешали жить своим соседям, которым нравились их дома и жены. Все самые чудовищные преступления свершаются из благих побуждений.
Тут не так давно в одном университете на Западе провели эксперимент. Взяли добровольцев из числа образованных и нормальных граждан и разделили их на две части. Одна часть стала заключенными, а другая стала тюремщиками. Заключенным строго указали на ответственность, а тюремщикам об ответственности не сказали ничего. И вот эти образованные и гуманные граждане в течение нескольких дней превратились в настоящих садистов, да еще таких, что эксперимент были вынуждены прекратить на начальной стадии. Вот так.
Все, что происходит у нас, то было и на Западе, но только лет на двести пораньше. После эпохи инквизиции у них наступила эпоха Возрождения, Ренессанс, а в России эпоха инквизиции наступила в октябре 1917 года, и закончилась вроде бы в 1991 году, но началась снова в начале двадцать первого века и вместо эпохи Возрождения наступила эпоха Упадка.
Как бы мы смотрели на Европу, если бы у них была эпоха Упадка, а мы пользовались плодами эпохи Возрождения? Да точно так же, как и они на нас – с чувством превосходства, легкого презрения и жалости. И мы бы старались отгородиться от них, чтобы бациллы Упадка не переметнулись к нам. Но пока нам Возрождение не светит, как бы мы этого не хотели. А все почему? Да очень просто, вместо Возрождения нам светит Диктатура. Обыкновенная Диктатура в Третьем тысячелетии, в век Интернета, космических исследований и прочего, что характеризует следующую часть развития современного человечества.
Что мешает ввести Диктатуру прямо сейчас? Международное общественное мнение и только лишь.
– А как наш народ? – спросите вы.
– Да никак, – ответит вам Эхо. – Нашему народу очень нравится, когда его берут за воротник и размаху бьют мордой об угол дома.
– Хозяин пришел! – кричит народ, бухаясь в ноги. – Прости нас, бляха муха, не признали сразу. Ой, как соскучились мы по твердой руке, по гимну коммунистическому и по желанию водрузить еще одно знамя Победы над какой-нибудь столицей.
И есть желание водрузить это знамя Победы, да вот только не дадут нам это сделать. Морду набьют, знамя отнимут и на голодный паек посадят. А народ тот, который по твердой руке соскучился, по кустам заляжет, чтобы оттуда смотреть, что же из этого всего получится. Воевать-то сейчас дураков нет. Покричать из-за спины, это да, а вот винтовку в руки да в бой идти, это уж извините, барин, нам это ни на хрен не нужно.
И придется на поклон к дяде идти, потому что нет ни своего продовольствия, ни промышленности, а цену на нефть и газ супостаты снизят так, что хоть задаром отдавай, потому что девать-то ее некуда. Из трубы льется или со свистом вылетает, а вот консервных заводов для нефти и газа нет. У супостатов есть, а у нас нет. Мы еще не научились нефть на сто процентов использовать.
С деревом еще хуже. Японцы дерево на сто три процента используют, а мы вот только научились кругляк за границу гнать. Ума много не надо. Дерево спилил, сучки срубил и в вагон. Обезьяну научи, и она это дело будет делать так, что не в пример некоторым. Правда покрой ватников и валенок придется менять. Под обезьян.
Давно бы всех несогласных в лагеря на стройки инноваций. Построили бы заводы новые, в шарашках нам бы спроектировали новые самолеты, автомобили и все такое прочее. Вот тут-то мы бы и сделали рывок. Обогнали бы этих капиталистов, показав преимущества плановой экономики и управляемой активности трудящихся масс. Но ведь тогда придется остаться одинокой страной, типа Северной Кореи. Распределять продовольствие по граммам и по карточкам, бряцать атомными бомбами, а народ по всем щелям и дыркам будет разбегаться в разные стороны. Останутся только те, кому в палатах места не найдется.
Потом двоецарствие российское. Это уже как народная забава. Сначала Иван Грозный короновал на царство хана касимовского Симеона Бекбулатовича. Потом Борис Годунов царствовал одновременно с Лжедмитрием. Потом царь Петр Первый сидел на одном троне со сводным братом Иваном Четвертым. Потом два наших преемника. Эти уже навсегда воссели. И каждый в свою трубу дудит. Один зимнюю Олимпиаду будет проводить на Черном море. Второй в Подмосковье (как Петр в селе Преображенском) делает новый наукоград, чтобы там каждый день рождалось по одному Google. А на остальную Россию вообще махнули рукой. Главное, чтобы не мешала. Для этих целей и губернаторов стали назначать и с Перми пошла эпидемия принятия решений о назначении мэров больших и малых городов.
Чего это я про дуумвират стал говорить, если начинал говорить о каком-то человеке, которого встретил в фойе областной библиотеки у киоска? Точно, все началось с коммерческого киоска.
Почему же я обратил внимание именно на этого человека? Там было человек пятьдесят, а вот внимание обратил именно на него. Как мне показалось, человек этот бросил быстрый взгляд на меня и сразу же отвел глаза.
– Ну и что, – спрашиваю я себя, – ты бы не посмотрел на того, кто открывает стеклянную дверь библиотеки?
– Если бы я никого не ждал, то с какой стати я буду рассматривать всех входящих людей, – отвечаю я себе. – Вот если бы в дверь входил человек со слоном, то тогда бы я обязательно обратил на него внимание. Этот взгляд все равно как огонек папироски в полной темноте. Обычно, снайперы сразу стреляют на этот огонек. Может, не попадут, а, может, и попадут в цель. Вот и этот человек взглянул на меня как снайпер на огонек папироски.
Глава 20
Второй раз мы встретились в Торговом центре в компьютерном отделе, где я покупал роутер. Роутер, это такая маленькая небольшая радиостанция, действующая в радиусе трех-пяти метров. Подключаешь к ней выделенную линию Интернета, и вся квартира становится зоной беспроводного интернета, вай-фая. Если у вас ноутбук, то вы можете преспокойно идти с ним на кухню или в другую комнату работать в сети и за вами не будут тянуться провода.
Пока я разговаривал с продавцом-консультантом, этот человек попросил показать ему флэш-карту, флэшку.
После покупки я вышел из универмага и направился в сторону стоматологической клиники, чтобы по пути заглянуть на расценки зубоврачебных услуг. Клиника находится с тыльной стороны магазина за автомобильной стоянкой.
Вдруг из-за угла, со стороны товарного въезда в Торговый центр вышли два молодых человека, один из них с ножиком:
– Выворачивай карманы, мужик, и свертки положи на землю, они нам тоже лишними не будут.
Многие ли русские безропотно подчинятся такой команде? Немногие, но есть. Я изо всех сил пнул в область колена того, который был с ножом, и тут же получил удар по голове.
Я очнулся от того, что тот мужчина, который покупал флэшку, тряс меня и спрашивал, как я чувствую.
– Здорово вас стукнули, – сказал он, – я тут рядом оказался и бросился к вам на помощь, мне тоже немного досталось, – и он показал на свежую царапину. – Давайте я вам помогу добраться дома.
Он встал и махнул рукой проезжавшей машине такси. Остановил ее, помог дойти до машины, сел рядом со мной на заднее сиденье и выжидательно посмотрел на меня. Я назвал адрес. Приехали. Он дал мне визитку и попросил меня позвонить по его телефону, чтобы сообщить о состоянии моего здоровья. Я взял визитку, кивнул головой и ушел в свой подъезд.
На визитке было написано – Лысенко Николай Иванович, политолог и номер мобильного телефона.
Политолог? Когда человек не может или не хочет заниматься делом по своей профессии или образованию, то он идет в политологи. Или в писатели. Чего проще? Берешь какой-нибудь факт из жизни и описываешь его в огромной книге или же во всеуслышание говоришь, как этот факт будет влиять на внешнюю и внутреннюю политику. Так что, политолог и писатель это две как бы связанные между собой ипостаси. Но не все политологи могут стать писателями.
Политолог может часами говорить о проблеме, но стоит ему взять ручку и бумагу, как все мысли улетучиваются, и то, что он только что сладко пел своим слушателям, улетучивается стайкой шустрых воробьев, оставляя на бумаге только одни какашки и следы когтей.
У писателя с этим несколько получше. Он может эту стаю воробьев сколько угодно держать на одной странице, даже на двух или трех, не давая им улететь и рассматривая каждого воробья как бы под рентгеном, находя в каждом из них какие-то свойства, присущие знакомым ему людям и от этого воробьи начинают распушать свои перья и становятся похожими на депутатов, сенаторов, губернаторов…
Так вот, знал я одного политолога. Обыкновенный слесарь-сантехник. Вполне нормальный мужик. На слух определял неисправность в кране, имел в своем чемоданчике различные приспособления, которые позволяли ему в два счета отремонтировать подготовленный к выкинштейну кран и этот кран служил еще лет пятьдесят (теоретически, потому что проверить невозможно, а люди, столкнувшиеся с ним раз, постоянно кланялись с улыбкой при встрече).
Как и все слесари, а также гуманитарно и технически образованные люди, он до перестройки по вечерам под одеялом слушал "Голос Америки". Сравнивал то, о чем говорили, с тем, что он видел на улице, и удивлялся тому, как в Америке тонко чувствуют русскую душу и ее страсть к разным революциям и перестройкам.
Во время перестройки он вступил в одну демократическую партию, которая успешно сгинула, потому что люди из нее вышли, кроме нашего сантехника, который в единственном числе представлял одиноко взятое демократическое движение в одиночестве. И ничего не поделаешь, в списках партии значился он один.
По всем вопросам он имел свое критическое мнение и не боялся критиковать всех, кто подвернется под руку, благо таких, кого можно безбоязненно критиковать, было много. Конечно, я не имею в виду власть имущих, они у нас в России всегда были кастой неприкасаемых как в царское время, так и в советские и демократические времена. Это уж из области генетики. Какая бы революция не происходила, а князья и графья в ней устраиваются удобно до очередного переворота.
Так вот и этот сантехник незаметно стал влиятельной политической фигурой. Всем средствам массовой информации он давал простые, рабочие комментарии и некоторые даже ссылались на то, что вот представитель такой-то демократической партии думает вот так-то. Он стал завсегдатаем всех круглых столов, "срезал" разных маститых докладчиков и неизвестно, на какие средства он жил. Кто-то, все-таки, его подкармливал, потому что сумку с сантехническими инструментами он куда-то закинул и с умным видом, и в рубашке с галстуком сидел на всех политических и общественных мероприятиях.
Может, и этот товарищ из таких же политологов. А так, приятной наружности человек. Спокойный, уверенный, не то, что один политолог, который светится на всех центральных телевизионных каналах и который в полемике никому не дает рта открыть, стремясь поразить всех своей эрудицией, нетрадиционным подходом к проблеме и некоторой презрительной улыбочкой по отношению к собравшимся – чего это я распинаюсь перед вами?
Примерно через неделю я из вежливости позвонил ему, чтобы поблагодарить за оказанную помощь, сообщить, что у меня все в порядке, и на этом закончить наши так и не начавшиеся приятельские отношения, но вышло не так, как я хотел.
– Юлиан Васильевич, – спросил меня политолог Лысенко, – а можно мне приехать к вам, чтобы переговорить по поводу вашего сайта, потому что и я хочу завести свой сайт, а денег на программиста и прочее у меня нет.
Если уметь говорить "нет", то с человеком, как правило, не случаются те случаи, которые с ним случаются. Тавтология, но по-другому как-то трудно это описать. У меня не было повода резко сказать "нет" (а, вообще-то, не нужно искать поводов и лучше говорить то, что вы чувствуете) и я назначил ему время встречи у себя.