Джим Блэкберн подлетел к Крейгу и протянул ему записку. Тот прочитал ее и, встав, попросил у судьи разрешения подвергнуть свидетельницу перекрестному допросу. Тот неприязненно спросил защитника:
- Я думаю, что вы зашли в тупик со своим главным свидетелем. Могу ли я дать слово обвинению?
Кабаллеро кивнул и почти в обморочном состоянии побрел к своему креслу. Крейг подошел к свидетельнице.
Вопрос. Мисс Стэкли! Когда вы находились на излечении в медицинском центре университета Северной Каролины?
Ответ. Кажется, весной 1971 года.
Вопрос. Каков был диагноз вашего заболевания?
Ответ. Не помню точно, что-то психическое…
Вопрос. Согласно справке из этого центра, вы были больны шизофренией с манией преследования и галлюцинациями. Так?
Ответ. Да, кажется так.
Вопрос. В марте вы, как обычно в то время, принимали героин и опиум внутривенно до семи раз в день, а также два раза в неделю прибегали к ЛСД и мескалину. Так?
Ответ. Да, вроде того, но на Кэсл-драйв я никогда не бывала, доктора Мак-Дональда не видела, никого не убивала, а мистер Кабаллеро и его люди постоянно пристают ко мне, чтобы я призналась в убийствах, о которых не имею никакого понятия, угрожают и шантажируют…
Мак-Дональду изменили его стальные нервы. "Бомба", Кабаллеро оказалась безобидной хлопушкой. Он закрыл лицо руками.
- Как думаете, - спросил, вскакивая, своих коллег один из репортеров, - пойдет такой заголовок: "Зеленоберетчик сделал из жены и двух детей гамбургские котлеты Мак-Дональда"?
Но даже бывалым газетчикам такая шутка показалась слишком циничной.
Репортеры, обгоняя друг друга, поспешили к выходу.
Как раз в эту минуту, когда судья начал уже прочищать горло перед тем, как закрыть заседание, к защитнику подлетела, стуча каблучками, его секретарша, загоревшая до черноты на калифорнийских пляжах и бетонных теннисных кортах, и положила перед ним какой-то официальный конверт. Остроглазый Грант разглядел в левом верхнем углу знакомую эмблему - "розу ветров" - и обомлел: ЦРУ!
"ФАМИЛЬНЫЙ СКЕЛЕТ" В ШКАФУ ПРОКУРОРА
Вскрыв конверт, взглянув на машинописный текст, защитник быстро встал и попросил слово:
- Ваша честь! Леди и джентльмены! Экстренное заявление. Меня постоянно поражало на этом процессе необычайное, исступленное рвение прокурора мистера Крейга. Разумеется, я обязан был навести справки о нем, и вот что мне сообщили из источника, заслуживающего самого большого доверия: "Семнадцатилетняя дочь его Вирджиния Дэр Крейг в 1968-м, не окончив среднюю школу и, по-видимому, в знак протеста против развода мистера А. Б. В. Крейга с женой вследствие супружеской измены последней - и это у него пунктик! - бежала из его дома в Роли, штат Северная Каролина, присоединилась к хиппи в районе Хейт-Эшбери в Сан-Франциско, а в сентябре 1969 года труп ее был обнаружен в одной из ночлежек негритянского района Уаттс города Лос-Анджелеса. Судебно-медицинская экспертиза показала, что причиной смерти явилась смертельная доза ЛСД и героина. На теле было обнаружено множество старых и свежих следов уколов шприца. Она была беременной на пятом месяце. Было установлено, что до самоубийства Вирджиния сошлась с демобилизованным солдатом-инвалидом, ветераном вьетнамской войны, негром, искалеченным своим же артиллерийским огнем и ставшим наркоманом. Ожесточившись, он примкнул к йиппи и активно участвовал в антивоенных демонстрациях. Возможна, но не доказана ее связь с бандой Мэнсона… Мистер А. Б. В. Крейг, несколько раз ездивший в Сан-Франциско и без успеха пытавшийся уговорить дочь вернуться домой, говорил всякому и каждому, что хиппари, оклеветанные средствами массовой информации, на самом деле являются стойкими борцами против "грязной войны" во Вьетнаме и изолгавшегося, лицемерного, бездушного истеблишмента вместе с военщиной и военно-промышленным комплексом. Однако он осуждал пристрастие хиппи к наркотикам и "свободной любви". Во время дела Мэнсона неоднократно заявлял, что преступления его банды "не оправдывает гонений на хиппи и недоверие к американской прогрессивной молодежи вообще".
Крейг достал из кармана флакон с нитроглицерином, положил в рот сразу пять или шесть шариков. Лицо его лоснилось от пота. Грант, поначалу относившийся к прокурору с определенным предубеждением, сейчас чувствовал к нему симпатию. Как видно, прокурор был на высоком гипертоническом градусе. Грант кое-что смыслил в гипертонии - мать у него умерла от криза…
- Итак, леди и джентльмены, - со злорадным торжеством драматически провозгласил защитник, - нам теперь ясно пристрастие прокурора к наркоманам-хиппи в деле доктора Мак-Дональда и его стремление оградить истинных убийц его семьи. Нам неизвестно, имели ли эти хиппи прямую связь с бандой Мэнсона, но это были птицы одного с ним полета и прекрасно знали из прессы и передач телевидения о том, как совершала свои убийства эта банда, стремившаяся спровоцировать этими убийствами начало негритянской революции в Америке. Мы не можем исключить возможность связи убийц семьи доктора Мак-Дональда с дочерью прокурора Вирджинией Дэр Крейг. Мы узнали также, что сам прокурор, проявляя нелояльность к нашей администрации, понятную нам теперь ненависть к нашей армии, к сыновьям Америки, истекавшим кровью в джунглях и болотах Вьетнама во имя идеалов демократии, становился на сторону каких-то хиппарей, на сторону банды Мэнсона. Леди и джентльмены! Мистер Крейг - жертва "вьетнамского синдрома"! Он психически больной!
Однажды, леди и джентльмены, шел я к мэру Лос-Анджелеса мистеру Йорти в нашем Гражданском центре и вдруг путь мне преградили девицы-хиппи с плакатом против войны во Вьетнаме. Одна из этих девиц, от которых несло марихуаной, преподнесла мне цветок и сказала: "Не сомневаюсь, мистер, что вы честный человек и против всего этого дерьма. Распишитесь в своем протесте!" На груди у нее висел рулон туалетной бумаги с подписями. Леди и джентльмены, эта девица могла быть Вирджинией Дэр Крейг! В барах и дискотеках я видел, как девицы-хиппи танцевали топлесс, да, да, в одних только штанишках-бикини, собирая деньги для антивоенного похода в Вашингтон! Среди них могла быть Вирджиния Дэр Крейг…
- Разрешите напомнить вам, - прервал судья защитника, - что мы не судим здесь дочь мистера Крейга.
- Прошу прощения, ваша честь! Справедливое негодование американского патриота, знаете ли… Ваша честь! Леди и джентльмены! Думается, нет нужды доказывать, что мистер Крейг не может выступать на этом суде в роли прокурора из-за "фамильного скелета" в его шкафу, из-за его антиамериканизма и любви к хиппи и йиппи, убийцам семьи доктора Мак-Дональда, из-за ненависти к нашим славным воинам. Ему следовало с самого начала сделать самоотвод, но он не осознал необходимость этого из-за глубоко субъективного отношения ко всему этому делу. Его гложет чувство вины за гибель дочери, которую он толкнул в объятия хиппарей. Пытаясь оправдаться перед собственной совестью, он стремится доказать, что хиппи - это дети-цветы, а банда Мэнсона - чудовищная мутация, аберрация. Отсюда - бурный поток его диких обвинений. Он скорее умрет, чем даст в обиду память дочери, из-за которой он пришел в несомненное психическое расстройство, и ее друзей-хиппи, этих "мирников" - предателей Америки! Прошу суд отвести мистера Крейга, освободить его от обязанностей обвинителя и прокурора.
Явно растерявшийся судья посмотрел на неподвижно сидевшего с опущенной головой прокурора и сказал:
- Гм!.. Я также получил новую информацию об этом деле, которую мне нужно переварить. Решение вынесу завтра утром.
Гран гиньоль. Черный юмор. Театр абсурда. Куда уйдешь от них в этом сумасшедшем, сумасшедшем, сумасшедшем мире!
- Перед тем как закрыть это заседание, - сказал судья, - поскольку время наше кончается, объявляю следующее решение, кроме уже объявленных: за двадцать две обструкции со стороны защитника я приговариваю его провести уик-энд в городской тюрьме.
- Но моя жена?! - возопил защитник.
Раздался жидкий смех, хлопки, кто-то свистнул.
Грант сидел так близко от соперников, что слышал, как прокурор, защелкивая портфель, сказал вполголоса защитнику:
- Ваша жена? Спросите у своего клиента, как заставить ее замолчать.
ПРИВИДЕНИЕ ИЗ САЙГОНА
К судье быстро подошел утиной походкой полицейский сержант Розен.
- Ваша честь! Час от часу не легче. Только что звонил какой-то "черный берет" из Форт-Брагга, отказавшийся назвать свое имя, и сказал, что у них на оружейном складе пропало несколько автоматов и несколько десятков газовых гранат. Говорит, "черные береты" волнуются, грозятся не допустить расправы над "зеленым беретом" Мак-Дональдом. Что делать?
Судья заморгал, почесал висок, словно посыпанный солью с перцем.
- Полагаю, что эти "черные береты" сеют панику, желают нажать на нас. Полиция все же должна максимально усилить охрану здания суда внутри и вне его.
- Но все наши силы уже мобилизованы!
- О’кэй! Я пойду позвоню губернатору. Пусть попросит военное командование не выпускать "черных беретов" из Форт-Брагга. Боже! Скорее бы все это кончилось!
В молодости судья дрался в морской пехоте с японцами на Иводзиме и Сайпане, но никогда не думал, что будет отбиваться от армии Соединенных Штатов в своей родной Северной Каролине. С начала суда носил он свой кольт 45-го калибра в кармане брюк под судейской мантией. Будь он проклят, этот доктор Мак-Дональд!
К судье подбежал бейлиф, негромко сообщил:
- Ваша честь! Вас просит к телефону мистер Бенджамин Сивилетти!
Бенджамин Сивилетти - генеральный атторни, министр юстиции Соединенных Штатов! Посуровев, судья ускорил шаги. Министра нельзя заставлять ждать. Можно смело сказать, что министр юстиции в первый и, наверное, в последний раз звонил в этот захолустный суд в Северной Каролине. Сивилетти прогонят, как двух его предшественников, и все забудут его, но Америка всегда будет помнить суд над Скоупсом в Теннесси и суд над Мак-Дональдом в Северной Каролине. В первом - мракобесы XX века отказали обезьяне в правах предка. Во втором - из "высших соображений" обелили "кровавую гориллу".
И тот и другой суд покрыли несмываемым позором американскую Фемиду.
Кто-то положил руку на широкое плечо Гранта. Он обернулся и узнал в поседевшем и располневшем человеке с водянисто-голубыми глазами и солидным брюшком бывшего начальника штаба специальных войск во Вьетнаме полковника Фолькстаада, того самого, что из Сайгона послал его в тыл Вьетконга, а потом откомандировал в баварский город Бад-Тёльц, в штаб 10-й ударной группы спецвойск, которая во главе с Джерри Сейджем готовилась взорвать мосты, наведенные между Западом и Востоком, обучала рейнджеров бундесвера действиям за "железным занавесом", изучала опыт подрывных действий "зеленых беретов", засланных в Венгрию и Чехословакию, совершенствовала подготовку диверсионно-разведывательных групп к возможной заброске в Советский Союз.
- Джонни! Сынок! - загудело это привидение из Сайгона, улыбаясь и хлопая Гранта по плечу. - А ты все такой же, каким был в Сайгоне! Мистер Америка! Шесть футов и двести фунтов стопроцентного американизма! И, само собой, исполнен, как встарь, рыцарской отваги и благородства. Чем ты сейчас занимаешься? Где живешь?
- Репортер газеты, живу в Нью-Йорке…
- Репортер! - с уважением повторил Фолькстаад. - На этом суде! Не сомневаюсь, что ты помнишь наш девиз: один за всех и все за одного! Все за одного, Джонни! Мы выручим этого парня. Видишь теперь: я был прав, когда считал нужным шарахнуть атомной бомбой по Ханою! Мы струсили и проиграли войну! Теперь нас по судам таскают. Но почему тебя не было вчера с нами, со всеми "зелеными беретами" в ресторане? Были у нас в гостях офицеры "черных беретов", наши ученики, наша слава и гордость. Здорово гульнули. Пили за старые времена и времена грядущие. Наступают великие времена, Джонни! Тебе следует подумать о возвращении в строй. Опыт у тебя редкий, громадный. Сейчас спецвойскам позарез нужны люди вроде тебя. Я уже стар, но связи в Пентагоне сохранил. Дай-ка мне свою карточку! Платят чуть не вдвое больше.
- Нет, сэр, - твердо сказал ему Грант. - Я решил заняться литературой… - И тут же, не оборачиваясь, пошел к дверям.
- Грант! - раздался сзади повелительный, командирский голос Фолькстаада. - У нас есть и другой девиз: один против всех, все против одного!
Не обернувшись, Грант вышел за дверь.
Интересно было бы узнать: нормальный ли с точки зрения закона человек, этот Фолькстаад, больше всего боящийся, что он не доживет до аутодафе мирового коммунизма. Фолькстаад, жаждавший применить атомное оружие против вьетнамцев и теперь жалеющий, что не ему придется нажать на заветную кнопку, был искренне убежден, что физическое уничтожение всего антиамериканского не только не преступление против христианской морали, но величайший подвиг во славу господню. Зная, что большая часть американского народа, человечества, полагает подобное всесожжение преступлением, он свято верил, что это большинство опасно заблуждается и что крещение и очищение людского рода должно быть произведено вопреки воле большинства, по-военному, ать-два, поскольку армия подчиняется меньшинству, генералитету. Выходило, что американский закон не мог признать Фолькстаада, по правилу Мак-Натена, психически нормальным, вменяемым, ответственным за свои действия перед судом!
Господи, спаси нас и помилуй!
Вспомнились последние дни в тылу Вьетконга. Погибло к тому времени больше половины группы. Радист Дон Мэтьюз едва смог передать радиограмму с мольбой о спасении уцелевших членов команды А-345 - так сели у него батареи. А Фолькстаад, эта скотина, эта штабная крыса, ответил: "А-345! Мужайтесь!.. Вы станете живой легендой! Боритесь и не драматизируйте положение!.." И Клиф обозвал его сволочью и ублюдком и сказал в бешенстве радисту: "Дон! Радируй этому сукину сыну и скажи ему, что мы сдадимся все в плен вьетконговцам и расскажем всему миру, какой безмозглый идиот этот полковник Фолькстаад!.." А он, Грант, послал новую радиограмму: "Мы находимся на краю гибели, сделать мы уже ничего не можем, но не дайте погибнуть кровью оплаченному опыту. Нам есть что рассказать". Фолькстаад и Хелмс засекретили его отчет о провале операции по вине начальства, лгавшего, будто народ Вьетнама жаждет поддержать американских "зеленых беретов" против Ханоя, похоронили правду об операции "Падающий дождь". Но всю правду теперь расскажет его книга…
Фолькстаад нагнал его у лестницы.
- Грант! - окликнул он его сзади.
Грант нехотя обернулся, не скрывая раздражения.
- Может, все-таки встретимся вечерком, посидим в баре, поговорим, как тогда в Сайгоне?
- Сайгона больше нет, - отрезал он. - Есть город Хошимин!
- Грант! Я слышал, что и твой экс-начштаба здесь - Клиф Шерман. - Привидение из Сайгона улыбалось одними губами. В глазах - лед.
Грант бегом спустился по лестнице. Ему не о чем говорить с этим "суперястребом". Он рассчитается с ним на страницах своей книги, и не только с ним.
СНОВА "СУМАСШЕДШАЯ ЛОШАДЬ" ИЗ ФЕЙЕТВИЛЛА
Вечером после судебного заседания Грант зашел в "Сумасшедшую лошадь". Как он и ожидал, за стойкой у бара и за столиками сидели с великовозрастными девицами, явно помнившими еще первых "зеленых беретов", офицеры-черноберетчики. Грант взял у незнакомого бармена хайбол и присел к одному из столиков с "черными беретами", без девиц, поздоровался.
- Я вас видел, когда вы подкатили сегодня к Форт-Браггу, - сказал он двум офицерам, сидевшим под рекламой "Кока-кола - настоящая вещь!" - Надолго в эти края?
- А кто это хочет знать? - настороженно и недоброжелательно осведомился первый лейтенант, рыжий верзила - ирландец с широченными плечами.
Грант усмехнулся, вспомнив, что зеленоберетчики, как правило, начинали доказывать, что они настоящие мужчины, с драк в барах. Не спеша достал он свою новенькую репортерскую карточку, положил ее на стол перед верзилой, да так, чтобы ее смог прочитать и второй лейтенант, парень, смахивающий на молодого героя-мафиози, сына главаря нью-йоркской мафии, из кинобоевика "Крестный отец".
- Бывший капитан "зеленых беретов", - веско добавил он с той же усмешкой, - командир А-345 во Вьетнаме.
Лейтенанты-черноберетчики подняли на него совсем уже другие глаза - глаза, полные того нескрываемого пиетета, что всегда испытывают не нюхавшие пороха новички перед бывшим в настоящем деле ветераном.
- Вы, сэр, видно, приехали на суд над "зеленым беретом", - сказал второй лейтенант. - Какая наглость! До чего обнаглели эти "мирники": устроили судилище над нашим братом, героем войны, и где? Рядом с Форт-Браггом! Вы знали этого Мак-Дональда, о котором мы слышали по здешнему радио?
- Лично я не был с ним знаком, - ответил Грант, пряча в карман карточку, - но, как выяснилось на суде, находился с ним в одно и то же время в Ня-Чанге, в госпитале "зеленых беретов". Я там отлеживался после задания в тылу Виктор-Чарли - Вьетконга, а он был лечащим врачом.
Черноберетчики взглянули на него с новым уважением: побывать в тылу Виктор-Чарли и вернуться, чтобы рассказать об этом, - дело нешуточное!
Грант обратил внимание на татуированные руки черноберетчиков, физиономии рецидивистов.
Поманив бармена, Грант заказал себе и своим соседям по порции бурбонского. Парням льстил интерес газетчика к их профессии, а военной профессией своей они гордились не меньше, чем когда-то Грант. Оба начали службу в "черных беретах" еще прошлым летом. Ребята на подбор: не маменькины сынки из колледжей, а стреляные воробьи, повидавшие жизнь. Во времена Гранта вербовщикам спецвойск еще хватало патриотов в колледжах, теперь не гнушались тертыми ребятами с приводами и судимостями. Каждый "черный берет" считался четырежды добровольцем: по своей охоте он шел в армию, в пехоту, в воздушно-десантную школу и, наконец, в рейнджеры. Старшие офицеры, подполковник Эд Яуго например, бывший "зеленый берет", протрубивший два полных срока во Вьетнаме и дважды раненный, уверявший, что только происки вшивых "голубей" помешали ему повесить на грудь Почетную медаль конгресса, при каждом удобном случае и без него, подчеркивал, что "черные береты" - наследники, младшие братья "зеленых беретов". Программа их обучения мало отличалась от прежней. То же оружие, самозарядки М-16 калибра 5,56 миллиметра, пулеметы М-60, шестидесятимиллиметровые минометы. Правда, имеется кое-какая новая боевая техника, особенно подрывная, но слухи в армии о том, что "черных беретов" вооружили инфракрасными очками ночного видения стоимостью в тринадцать тысяч долларов, брехня, пустые враки. Режим в лагерях спартанский: побудка на заре, часовая зарядка, бег на пять миль. Не меньше половины времени обучение проходит в глухих лесах и болотах со змеями. Еще одна база - в Форт-Стюарте, штат Джорджия. Побывали уже на учениях, максимально приближенных к боевым условиям, в безводной жаркой пустыне, в джунглях и на Аляске, в Арктике, отрабатывали десантировки с воздуха и морем. Можно смело сказать, что "черные береты" уже ничем не уступают "зеленым". Нет пока боевого опыта, но он имеется у инструкторов-зеленоберетчиков, хранителей боевых традиций вьетнамской войны. А задачи у "черных беретов", кроме прежних, есть и новые, особой сложности и важности.