– Ну вот, это ближе к теме. Да, запашок, даже краску перебивает. Мишель, запомни на будущее, если замочишь кого-нибудь в своем кабинете, прежде всего вымой кровь из-под плинтусов. Я так полагаю, это все, что осталось от Риты Малининой? А где, простите за цинизм, остальные запчасти? Мне продолжить поиски? Молчишь? Ладно. Тогда приступим ко второй части несанкционированных мероприятий к психологическому воздействию на подозреваемого. Кстати, если потом тебе адвокат насоветует писать жалобу, советую применить этот термин. Он очень красиво звучит в суде.
Волосы зашевелились на голове студентки. Ладно бы еще этот урод орал на нее, а он, гад, издевается. Марина опустилась на вторую тахту.
– Так мы не хотим вспоминать, где братик? Тогда я, пожалуй, сам. Что за работа – все сам да сам. Сказала б хоть что-нибудь. Молчит, зараза. Братец-то живет на улице Пушкина, в отдельной квартирке. Вот адресок. Я думаю, мы скоро навестим его. Миша, что-то мадам слишком уж косится на окно. Пристегни-ка ее к тахте браслетами. Вот так. А теперь я закончу свой монолог. Прямо Гамлет. Кто из вас придумал этот феноменальный способ, я не знаю, но, скорее всего, Аль-бертик. Чувствую, этот паренек с головой. Но и ему этот способ не пришел бы в голову, если б не наше замечательное правительство, провозгласившее всеобщую приватизацию, в том числе и квартир. Берите, ребята, пользуйтесь. Ну, а если квартира приватизируется, то туда можно прописать кого угодно, лишь бы позволяли санитарные нормы, то есть по двенадцать квадратных метров на человечка. Прекрасно. Подбираем квартирку с какой-нибудь одинокой старушкой или старичком, которые так и жаждут кого-нибудь прописать. Узнать такие сведения не проблема, достаточно заиметь связи в ЖЭКах или в паспортном столе милиции. Можно за деньги, лучше в СКВ. Теперь приватизируем квартиру. Лучше без ведома хозяина, ему об этом знать не рекомендуется. Еще один небольшой накладной расход, теперь в бюро по приватизации. Ничего, все с лихвой окупится, главное не спешить. Готово! Далее левой ногой пишем заявления якобы от бабульки-дедульки, что он-она просто горит желанием прописать к себе одного хорошего человека. А как уже упоминалось, имея лапу в паспортной службе, с этой проблемой вообще не будет хлопот. Ура, можно справлять новоселье! Черт, все хорошо, но вот хозяин, понимаешь ли, крутится под ногами, нафталином тут воняет. Надо бы куда-нибудь его убрать. Ну ни фига себе! Убрать живого человека! И это в то время, когда все газеты трубят, что с началом приватизации жилья число пропавших без вести пенсионеров возросло аж втрое и что все приватизационные бюро и разные конторы по операциям с жильем автоматически, по своему возникновению, попадают под бандитскую крышу. Так что, если наш любезны й хозяин пропадет, могут возникнуть ненужные вопросы. Зачем это надо? Ни к чему. Что же делать? И вот тут-то мы вспоминаем, что у нас есть сестричка, которая учится в медицинском институте. Отлично! Будем действовать официально. Наш строптивый хозяин просто умрет от болезни. Ведь к кому, в основном, ходят процедурные медсестры? К одиноким пожилым людям. Так, устраиваемся в поликлинику, расположенную наподалеку от уже знакомого паспортного стола и навещаем пенсионеров. И делаем прописанные врачом укольчики. Правда, другими лекарствами. Да, ерунда, в запарке чего только не бывает. В итоге через десять-пятнадцать сеансов наш назойливый хозяин отправляется к праотцам. Ну, а где же найти таких медсестричек? Господи, да в своем же кругу. Среди подружек, любящих, к примеру, продавать любовь за СКВ, ну, и желающих жить в праздном безделии, обеспечив себя хлебом насущным. Ведь риска-то практически никакого нет. А заодно можно продавать оставшиеся лекарства с наркотиками всяким знакомым наркоманам, получая дополнительный доход.
Кивинов на секунду остановился и перевел дыхание.
– Вот, собственно, и все. Осталось продать квартирку какому-нибудь иногороднему толстосуму. Тонн за двадцать – двадцать пять баксов. И считать деньги. У меня, в принципе, все. Схема, рассказанная мною, естественно, довольно приблизительна, а вот детали и исправления я хотел бы услышать от вас.
Мариша уже качалась, удерживаемая на диване только цепочкой наручников.
– Я мог бы сейчас напомнить вам про помощь следствию, смягчающие-отягчающие обстоятельства, но не буду. Каждый нормальный человек должен чувствовать это инстинктивно.
– Я все скажу, – пробормотала Шилова.
– А я и не сомневался. К сожалению, при попадании в наши славные органы родственные и дружеские чувства резко уступают дорогу инстинкту самосохранения. Здесь каждый за себя. Итак, начнем. За что убили Ковалевскую и Ма-линину?
– Они много хотели, сучки. Пригрозили в милицию написать анонимно, если не заплатим, сколько просят.
– Не, Миша, мы определенно похожи на двух баранов. Я ничего обидного не имею в виду, просто нам опять пудрят мозги. Может, у меня уже рога появились? Мариша, детка, ну что ты в самом деле? Зачем же бедняжкам анонимно писать в милицию? Они ж первые и подсядут. Ну, деньги – это куда ни шло, хотя, конечно, не главное. Так, заодно. Попутно. Значит что? Давай, потихоньку…
– Ритка языком много плела, совсем очумела, ну и потом… Короче, они хотели сдать бизнес.
– Кому?
– Какой-то группировке,
– Ах, точно, я и забыл, что ваш веселый кооперативчик трудился без крыши. Ну, и в связи с чем она этим грозила?
– Я же говорю, из-за денег.
– Так может девчата вас на понт брали?
– Нет, у Ритки действительно выходы на бандитов были, и она могла нас вломить.
– Да, это, пожалуй, покруче милиции будет, хотя… Ну подумаешь, платили бы половину доходов, неужели не договориться? Да, жадность, жадность. Ты глянь, Мишель, что творится. Прямо налоговая полиция, а не мафия. Одни идиоты грабят, убивают, вторые их данью обкладывают, а третьи, наверно, кидают этих, ну, и так далее. Как воронье на мертвечину слетаются. А еще говорят, что ворон у ворона… Да и черт с ними, когда-нибудь подавятся, людей только невинных жалко. Ладно, вернемся к теме. Первой, судя по срокам, убрали Риточку. Вероятно в этой самой комнате и вероятно путем обыкновенного удушения. А потом? Ох, даже не хочется предполагать. Это же общага, не отдельная квартира, попробуй вынеси труп через вахту. Но мы же проходили анатомию?
Марина разрыдалась.
– Помогите, помогите мне.
– Немного погодя, минут через двадцать. Ее расчленили и вынесли по частям. Верно?
Марина молча кивнула.
– Ну, и где эти части?
– В Неве.
– Вопросов нет. Как было дело с Леночкой, я тоже примерно представляю. Кстати, а зачем вы в общаге-то душили? Что, на улице места мало?
– Она после того, как начала с нас деньги требовать, осторожной стала, никуда не ходила – только институт и общага.
– Девчата знали, что Альберт – твой брат?
– Нет.
– Здорово! Ритка, похоже, действительно на него глаз положила. И наверняка многим про это трепала. Поэтому ты мне при первой нашей встрече сама про него и рассказала. Все равно я бы дознался, не от тебя, так от других, а так ты с чистым сердцем помогаешь в поисках подруги, иначе говоря, снимаешь с себя всякие глупые подозрения. Молодец. Если ты будешь такой же находчивой в оказании помощи следствию, я лично буду носить тебе в тюрьму всякие передачки. У Альберта большая команда?
– Человек десять.
– В Сан-Гиге есть еще студентки, коловшие старух?
– Нет.
– Они работали только в одном районе?
– Нет, в нескольких.
– Сколько платили в паспортных столах и приватизационных бюро?
– По пятьсот баксов.
– Не густо. Ты знаешь конкретные адреса, где уже умерли хозяева?
– Не все.
– Сколько?
– Пять.
– Ого– А возможны еще адреса?
– Да, Альберт мне не все рассказывает.
– Он живет один?
– Да.
– Кто носит куртку с белым крестом на спине?
Марина вздрогнула.
– Его приятель. Я имя не знаю, он его Жигой звал.
– Ладно, узнаем потом. Еще вопросик. Где вы брали мышьяк? У нас же учет и контроль.
– А, – махнула рукой Мариша, – за бабки все достать можно. У Альберта где-то в стоматологии связи.
– Да, это верно, бабки решают все. Давай, собирайся.
– Куда?
– Как куда? Туда! Мишель, отстегни мадам. Да, кстати, машины у нас нет, поедем на метро, так что просьба не бежать по эскалатору. Если что, то, как говорят наши закавказские друзья, клянусь мамой, застрелю.
ГЛАВА 12
– Вот такая, Георгич, история. Та девчонка, которую мы с поличным тормознули, похоже, не при делах. Хотя формально покушение на убийство, так что не знаю, чем эта история для нее закончится. Эти козлы на нее же все валить будут.
– Не будут. Не позволим. Ха-ха. Я уж постараюсь, чтобы они говорили только то, что надо, без всяких отклонений от заданного курса. Когда поедете?
– Как Серега отзвонится.
– Возьми Дукалиса, Петрова и пару участковых. Черт его знает, что это за Альберт. Надо будет потом студентку эту в больнице допросить. Ты не звонил, как там она?
– Звонил. Операцию сделали, но состояние тяжелое. Оп-рашивать, сам понимаешь, нельзя,
– Ладно, будем надеяться, выкарабкается.
Кивинов поднялся с дивана Соловца и пошел к себе. Марина томилась в камере. Хотя что с ней делать, пока не пойман Альберт, Кивинов и близко себе не представлял. Ведь ни одного убийства старух формально зарегистрировано не было, а чтобы установить эти факты – требовалось время.
Поэтому официально предъявить Марине было пока нечего. Придется по старинке держать под домашним арестом в своем кабинете, иногда подкармливая. Ничего страшного. Рекорд был поставлен в 84-м отделении, когда там одного товарища держали в камере безо всяких оснований, на свой страх и риск, две недели. А что делать, если у нас такие законы?
Час назад Кивинов отправил постового, одетого по гражданке, на улицу Пушкина караулить БМВ Альберта. Чуть что, постовой должен был отзвониться.
Потом Кивинов позвонил в прокуратуру следователю Оболонскому, ведущему дело Воробьева, и в двух словах рассказал про Альберта. Тот долго ломал голову, потому что доказательств, что Жига убил Ковалевскую и ограбил Ингу, не было, а показания Мариши и Инги пока тоже ни к чему не привязывались – никаких ведь заяв по старухам к ним не поступало. Единственным ценным советом, полученным Кивиновым от Оболонского, было срочно вызвать родителей Риты Малининой из Челябинска, взять заявление о без вести пропавшей дочери, возбудить 103-ю "убийство" – и на основании этого арестовать всю компанию, а потом уж крутить на старух. Дело осложнялось тем, что случай был в другом районе, и местная прокуратура не очень захочет вешать себе на баланс еще одно дело, но Оболенский пообещал урегулировать этот вопрос.
Телефонный звонок оторвал Кивинова от написания очередной липовой справки.
– Андрюха, тачка на месте. Только приехал. С ним еще один. Здоровый такой.
– Выезжаем. Где ты будешь?
– Возле памятника. В сквере.
– Что на радио?
– Пока тишина.
– Понял, отбой.
Кивинов передернул затвор "Макарова", поставил ствол на предохранитель и сунул за ремень. Затем заглянул к Мише.
– По коням. Приехали.
Дукалис с участковым ждали на улице. "Жигули" уголовного розыска находились в очередном ремонте, ехать пришлось на УАЗике. Машина вырулила на проспект Стачек и направилась к центру. Особого возбуждения на было. Задержание преступников считалось такой же обыденной работой, как и написание бумаг. Как правило, мало кто дергается под дулами автоматов и ПМ. Дукалис по обыкновению сунул АКМ в спортивную сумку, чтобы не пугать прохожих.
– Где будет Серега? – спросил Миша.
– У памятника.
– А что, там памятник есть?
– Да, Мишель, Пушкину. Кстати, этот памятник имеет интересную историю. Я слышал на экскурсии в детстве. Он был поставлен еще до войны в честь какого-то Пушкинского юбилея. Во время блокады все памятники в городе снимались с постаментов и прятались, а про этот впопыхах забыли. Так вот, за всю блокаду на эту улицу не упала ни одна бомба, и не попал ни один снаряд. Жители говорили, что Пушкин оберегает их. Души великих людей не умирают, а продолжают творить добро. Круто завернул, а?
– Да, интересно, хотя я не верю в теорию душ.
– Я вообще-то тоже, но любопытное совпадение.
– Вы мне на всякий случай скажите, кого задерживать? – задал вполне уместный в данной ситуации вопрос Дукалис.
– Всех подряд, потом разберемся.
– А за что?
– Сволочи, – коротко ответил Кивинов, – по жизни.
Машина выехала на Литовский проспект. Еще через двадцать минут она остановилась возле 5-го отделения милиции. Дальше решили идти пешком, благо было недалеко.
Серега сидел в сквере, с надетыми на уши ярко-рыжими наушниками плейера. БМВ припарковалась у самого подъезда, втиснувшись в ряд других машин.
При виде своих постовой снял наушники и встал со скамейки.
– Дома?
– Там.
– Звонили?
– Да. "Пиццу-Риф" вызвали, кушать захотелось.
– Когда?
– Минут пятнадцать назад.
– Нормалек. – Кивинов взглянул на часы. – Сейчас мы их попотчуем. Главное
– не пересолить, верно, Толян?
Дукалис усмехнулся и поправил свою сумочку.
– Пошли, – скомандовал Кивинов. – Серега, давай на черный ход. Дом старый, наверняка есть еще один выход.
Зайдя в подъезд, Кивинов откинул щиток распределителя, аккуратно снял с телефонного кабеля предмет размером со спичечный коробок и снова замкнул провода.
– Что это? – заинтересовался участковый.
– Достижение бандитской техники на службе у доблестной милиции. Вторую часть устройства ты видел у Сереги на ушах. У рэкетиров отобрали. Удобная вещица – провода разомкнул, штучку эту прицепил и сиди, телефонный треп слушай. Правда, кое-кто из наших шибко ревнивых сослуживцев приноровился у меня эту штучку напрокат брать – жен слушать. Это, я считаю, безобразие. Это низко и недостойно облика честного мента.
Бригада честных ментов поднялась на третий этаж пешком, решив, что такую ораву старенький лифт не вытянет. Наконец все четверо остановились у массивных дверей.
– Ха, – усмехнулся Кивинов, показывая на маленькую табличку с гравировкой, – пижон. Даже не снял. Миша, потом перепиши на всякий случай данные. Ну что? Ни пуха.
Дукалис нажал звонок. Глазка в дверях не было, поэтому по углам площадки можно было не прятаться. Но от дверей все отошли, скорей по привычке – техника безопасности, как на заводе.
– Кто? – раздался мужской голос.
– "Пицца-Риф", – щелкнув пальцами, весело прокричал Кивинов самым идиотским рекламным тоном, на который только был способен.
Замок лязгнул, и дверь отворилась.
На фоне темного проема коридора старого дома проявилась фигура молодого парня в ярко-белой рубашке с узким галстуком на изящной заколке. Более внимательно Кивинов разглядывать товарища не собирался. Он поднял пистолет, наставил ствол в голову парня и приложил палец к губам:
– Тихо, парниша, не исключено, что это налет, а пицца, извини, подгорела.
Дукалис был менее вежлив. Он растопырил пальцы, обхватил ими, словно гандбольный мячик, голову парня и шар-нул красавчика о стену. Переступив через беднягу Альберта, медленно сползавшего по стене, он прошел в коридор и нырнул в одну из комнат. Участковый остался обрабатывать бездыханное тело торговца недвижимостью, шепотом цитируя ему гражданские права.
Кивинов с Петровым осторожно двинулись во вторую комнату, откуда лилась блатная музыка. Кивинов зашел первым. Парень сидел спиной к двери и балдел. Громкий, зычный голос Шуфутинского заслонил ему весь мир. Не опуская пистолета, Кивинов поинтересовался:
– Товарищ! "Скорую" вызывали?
Тот резко обернулся и обалдело уставился на оперов. В комнату, создавая лишний ажиотаж, ввалился Дукалис. Кивинов не сразу разглядел лицо парня: в комнате царила полутьма – но зато когда увидел, кто перед ним, то сразу узнал и даже икнул от неожиданности. Паренек, вероятно, тоже узнал Кивинова, причем на несколько мгновений раньше.
Их ему вполне хватило, чтобы сориентироваться в неожиданной для него ситуации.
Рука рванула из-за пояса пистолет, и ствол взлетел в направлении стоявшего ближе всех Петрова.
"Опять я", – только и успел подумать Миша, от растерянности закрыв глаза и сжав зубы – правила техники безопасности начисто вылетели из его головы.
Однако выстрела не последовало. Пистолет выдал лишь слабый щелчок. Осечка. Парень передернул затвор, но повторить прицельную стрельбу просто не успел, снесенный с места ударом Дукалиса.
– Пришить бы тебя, сука, – прошипел Толян, доставая браслеты.
Кивинов поднял выпавший пистолет, разрядил и положил на стол.
– Мишель, не стой, как памятник, сходи за понятыми. Только, ради Бога, не ныряй больше никуда.
Петров, покачиваясь, как пьяный, вышел из комнаты.
Дукалис подтолкнул парня ногой:
– Вставай, хорош прикидываться.
Задержанный поднялся и сел в кресло. Кивинов пододвинул стул и тоже сел.
– Привет, Вадик. Так отчего умерла твоя дальняя родственница? Мне кажется, от стыда за своего племянничка.
– Пошел ты…
– Во, а это чья курточка на диване? Что тут у нас? Ба, да это же команда Уэйна Грецки, "Лос-Анджелес Кингс". Да, разговор, похоже, будет длинным. И, конечно, не здесь.
Участковый ввел бедного Альберта.
– А вот и еще один наш племян-н-ничек, – схохмил Кивинов. – Почти вся компания в сборе. Не хватает только человек семи-восьми. Но куда они денутся, найдем. Верно, Альбертик?
Петров привел понятых. На этот раз он обернулся довольно быстро. Составили акт изъятия пистолета. Когда официальные процедуры закончились, Кивинов убрал бумаги и пистолет в карман и обратился к Дукалису:
– Слушай, Толян, наши знакомые крайне несовершенны, и я не удивлюсь, если через полгодика встречу этих му-даков на Невском. Знаешь ведь, кто украдет пирожок – получит пять лет, а кто украдет железную дорогу – не получит ничего. А поэтому я предлагаю поиграть в футбол. Двое на двое. Вы с Мишей и мы с Колей, А вы, ребята, извините, вместо мячиков.
Спустя пятнадцать минут обоих "мячиков" затолкали в подъехавший УАЗик. В футбол играть не стали, обошлись па-рочкой ударов по почкам и опять-таки несанкционированным обыском. Среди прочего хлама нашлась и пачка стодол-ларовых купюр, естественно, сделанных на "ксероксе". Одной из них рассчитались за весьма кстати привезенную пиццу. Аферу провернул Дукалис, аполитично рассудив, что "Пицца-Риф" не обеднеет. Успеху жульничества способствовали произнесенные им три волшебных слова – "Сдачи не надо".
Когда машина тронулась, Кивинов достал изъятый пистолет и внимательно рассмотрел его.
– А пушка-то в порядке. Видно, патрон подвел.
– Да, повезло мне.
– Не совсем так, Мишель. Ты забыл одну вещь.
– Какую?
Кивинов сощурил в улыбке глаза и молча указал пальцем на памятник Пушкину.
– О, черт! А ведь точно! Ну как тут не поверить в бессмертие души?!
– Так что ты был не так уж и не прав, выбрав эпиграф Высоцкого к своему сочинению о Евгении Онегине. Плохо только, что тебя завалили.
Некоторое время они ехали в тишине.
– Слушай-ка, – через несколько минут снова произнес Кивинов, – надо девчонку ту срочно допросить, ну, Ингу. Тут до больницы недалеко, заскочишь, а? Может она уже оклемалась?
– Ладно. Ради того, что мне сегодня повезло, сделаю.
– Если что, звони.
Петров в белом халате беседовал с врачом в ординаторской института скорой помощи.
– В принципе, кризис миновал, она уже в сознании. Можете поговорить, только недолго. Бахилы наденьте.
– Что с ней было?
– Надрыв кишки. Общее заражение крови. Делали полное переливание. Думаю, теперь все обойдется, организм молодой, даже детей иметь сможет.
– Дети – это хорошо, – улыбнулся Петров. – Где тут у вас реанимация?
ЭПИЛОГ
Инга открыла глаза. Боли не было. Пропал и мужик с крючковатыми пальцами. Ей приснились ангелы. Потом приснилась мама. Она протягивала руки к Инге и улыбалась. Инга бежала к ней навстречу, но мама вдруг исчезла, а Инга очнулась от сна. Первым, что она увидела, был белый пото-лок. А рядом с ней стоял ангел. Она снова закрыла глаза, постом открыла. Ангел не улетал. Правда, он был немного не таким, как в ее снах. У ангела были большие лобные залысины, широченный галстук, а из-под белых крыльев виднелся кирпичного цвета потертый пиджачок. Но он улыбался. И эта улыбка говорила ей, что она жива и будет жить еще очень долго. И что не будет больше страшных кошмаров, а все будет очень хорошо. И что по ночам к ней будут приходить одни лишь чарующие детские сны.