Перемена мест - Лев Гурский


Частный детектив Яков Штерн – одинокий волк: он занимается опасными расследованиями, не полагаясь ни на чью помощь, и избавляется от своих противников собственными средствами, пусть не всегда законными. Но однажды, взявшись исполнить деликатное поручение очаровательной незнакомки, наш сыщик внезапно обнаруживает, что кто-то невидимый начинает оберегать его от многочисленных покушений. Но кто? С какой целью? И какова будет цена за эту помощь?

Содержание:

  • ОТ АВТОРА 1

  • Пролог 1

  • Часть первая - БЕСПОКОЙСТВО 2

  • Часть вторая - ОХОТА 26

  • Часть третья - ПЕРЕМЕНА МЕСТ 51

  • Эпилог 71

Перемена мест

Им овладело беспокойство,

Охота к перемене мест.

Пушкин. "Евгений Онегин"

– А ты полагаешь идти на Москву?

Самозванец несколько задумался и сказал вполголоса:

– Бог весть. Улица моя тесна, воли мне мало.

Пушкин. "Капитанская дочка"

Taken: , 1

ОТ АВТОРА

Taken: , 1

Пролог

– Вы с ума сошли! Идите и проспитесь. В следующий раз такая глупая выходка будет стоить вам звездочек на погонах. Поняли?

Черно-белая милицейская "Волга" перегородила путь огромному "линкольну", которые в народе зовут членовозами. Милиционеров всего было двое, один постарше, другой помладше. Первый лицом походил на американского актера Клинта Иствуда, еще не достигшего пенсионного возраста. Второй из милиционеров ни на кого особенно похож не был. Разве что на куклу Пиноккио; крепкие щечки, нос деревянной сабелькой и счастливая кукольная улыбка, которая, казалось, была намертво приклеена к лицу добротным столярным клеем мастера Джеппетто.

– Освободите проезд! Ну, быстро!

Пассажир "линкольна", полный мужчина в отлично сшитой темно-синей тройке, потряс кулаком перед лицом одного из милиционеров. Шофер машины, крепкий амбал под два метра ростом, приоткрыл дверцу, готовый в любую секунду вступиться за хозяина. Оба милиционера, впрочем, вели себя донельзя предупредительно, понимая, с кем имеют дело.

– Михаил Николаевич, – взяв под козырек, вежливо повторил старший. – Мы все-таки просим вас пересесть в нашу машину и проехать с нами. Это займет у вас минут сорок, не больше.

– Даже меньше, – поддакнул милиционер-Пиноккио. – В это время на дорогах никаких пробок уже не бывает.

Их собеседник разъяренно выпятил нижнюю губу

– С какой стати я куда-то поеду? Да еще на ночь глядя! Или у вас на руках есть ордер на арест, подписанный Генеральным прокурором?!

Старший милиционер уже в который раз виновато козырнул.

– Вы нас не поняли, Михаил Николаевич. Просто нужна ваша помощь. Произошло несчастье.

– Летальный исход, – опять влез Пиноккио. Сочетание этих двух слов с деревянной улыбкой выглядело жутковато.

Человек в темно-синем костюме мгновенно подобрался.

– Что случилось? – спросил он отрывисто. – Кто? Где?

Старший милиционер, похожий на Клинта Иствуда, произнес, тщательно выбирая слова:

– Как я понимаю, вашим телохранителем был Ахтырский? Григорий Борисович? Верно? Кадровый офицер девятого…

– Что значит был? – сердито перебил его собеседник. – Когда это Гришу успели отозвать? – Тут он вдруг замолчал.

– Быть не может, – выдохнул он наконец.

– Боюсь, что может, – пожал плечами старший. Человек в темно-синем костюме упрямо пожевал губами.

– Это ошибка, – сказал он. – Гришу невозможно свалить.

Вместо ответа старший из милиционеров полез в свой планшет и достал оттуда документы.

– Вот что мы обнаружили в карманах покойного, – произнес он.

Пассажир "линкольна" растерянно перелистал паспорт, повертел в руках красное удостоверение, зачем-то провел пальцем по шершавой поверхности, словно у него отказало зрение и он проверял документ уже на ощупь.

– Бред… – проговорил он. – Невероятно. Как это случилось?

Старший милиционер осторожно взял из его рук документы и увещевающим тоном сказал:

– Может быть, теперь все-таки поедем на опознание? А по дороге мы все расскажем. Хорошо?

– Ах да, – спохватился человек в темно-синем костюме. – Конечно, конечно, поедем. – Э-э… как там тебя?… – обратился он к шоферу своего членовоза.

– Василий я, Михаил Николаевич, – с готовностью откликнулся амбал с переднего сиденья.

– Вот-вот… Василий… Из головы вылетело… – Михаил Николаевич потерянно махнул рукой. – В общем, на сегодня ты свободен. Езжай домой.

– А как же… – недоуменно начал было амбал Василий.

– Все будет о'кей, – проговорил улыбчивый Пиноккио. – Сами потом подбросим Михаила Николаевича домой. В лучшем виде, не сомневайся. Наша милиция его сбережет… Давай-давай, трогай.

Шофер Василий вопросительно взглянул на хозяина. Тот уже усаживался на заднее сиденье милицейской "Волги". Поймав взгляд шофера, он устало кивнул:

– Говорю тебе, свободен.

– Как скажете, – равнодушно пробормотал Виталий. Он хлопнул дверцей, дал задний ход, развернулся и вскоре свет фар "линкольна" растворился в осеннем сумраке. "Волга" тем временем мягко тронулась в противоположном направлении, набирая скорость.

– Дверцу неплотно закрыл, – бросил через плечо старший. Он сидел за рулем, внимательно глядя на дорогу.

– Виноват, – откликнулся младший с заднего сиденья, приоткрыл заднюю дверцу со своей стороны и хлопнул посильней. – Теперь нормально?

– Порядок, – кивнул милиционер, похожий на Иствуда. – Михаил Николаевич, если хотите, курите, не стесняйтесь. Пепельница у вас по правую руку…

– Благодарю вас, не хочется, – вяло ответил человек в темно-синем костюме.

Минут двадцать ехали молча. Фары "Волги" сначала выхватывали из темноты многоэтажные дома, потом пошли какие-то нежилые строения, а затем за окнами замелькали деревья.

Михаил Николаевич удивленно выглянул в заоконную темень.

– Что-то далеко мы с вами забрались, – поежился он. – Скоро еще?

– Уже почти приехали, – с готовностью откликнулся милиционер с заднего сиденья. – Его, понимаете, нашли здесь в лесопосадках и доставили в морг, что ближе. Жечь бензин не захотели. Морг – он и за окружной морг…

– Ага, – машинально согласился Михаил Николаевич. – Так вы мне еще не сказали, как он все-таки погиб. Никак не могу поверить.

– Сержант, расскажите Михаилу Николаевичу, – не оборачиваясь, приказал своему напарнику старший. – Только вкратце.

– Слушаюсь, – ответил Пиноккио. – Если совсем вкратце, то ваш Гриша погиб очень просто. Даже странно, что профессионал так легко купился на это.

– На что на это? – переспросил бывший пассажир членовоза.

– Да на это же, – повторил милиционер-Пиноккио и сделал странный жест рукой.

– Не пони… – начал было Михаил Николаевич, но тут же захрипел, задергался в сильных руках милиционера. Потом глаза его закатились и он обмяк. В горле его торчала острая спица.

– Готов? – спросил старший, не оборачиваясь.

– А то как же, – улыбаясь, ответил Пиноккио.

– Все чисто?

– Обижаете. Как в аптеке. Ни капли не пролилось.

– Знаю я тебя… Как в аптеке! – брюзгливо передразнил старший. – Этот Гриша от тебя сегодня чуть не ушел. Каратист оказался… твою мать.

– Так ведь не ушел же, – миролюбиво отозвался Пиноккио. Он осторожно придерживал тело Михаила Николаевича, чтобы покойник ненароком не свалился от тряски с сиденья. – Принципиальным был Гриша, от таких деньжищ отказался. Мы ведь всегда сначала по-хорошему…

В кабине повисла тишина.

– Вроде здесь, – сказал наконец старший. "Волга" тихо свернула с дороги и нырнула в прогалину между двух кустарников. Старший притормозил. – Точно, – удовлетворенно кивнул он. – Мы на месте. Выносим.

Вдвоем они вынесли из машины труп и аккуратно положили на дно ямы, вырытой, судя по всему, совсем недавно.

– Хорош, – сказал похожий на Иствуда и вытащил из кармана фонарик. – Закапывай, я посвечу.

Пиноккио, орудуя короткой саперной лопаткой, ловко забросал яму, разровнял, присыпал листьями.

– Вот и все, – произнес он, чуть отдышавшись. – Ни одна сука не найдет. Когда его хватятся, пусть попробуют поискать…

Старший скрипуче засмеялся и покрутил пальцем возле виска.

– Ну и дурак же ты у меня, напарничек, – проговорил он.

– А чего я такого сказал? – обиделся Пиноккио.

Старший не ответил, взял у него из рук лопату, пристроил ее в багажнике. Оттуда же он достал маленькую метелку, сунул ее вместе с фонариком Пиноккио, а сам сел за руль. Младший дождался, пока "Волга" выедет обратно на пустынное темное шоссе, и быстро замел все следы протектора, подсвечивая самому себе фонариком. После чего выбрался на дорогу, положил метелку обратно, отряхнул плащ и уселся на переднее сиденье рядом с водителем.

– Так почему это, интересно, я дурак? – с досадой поинтересовался он у напарника.

– Потому, – отрезал старший. – Ты, выходит, самого главного в нашей работе не понял. Поисков никаких не будет, потому что друга этого никто не хватится. Никто и никогда. Усек, сержант?

Taken: , 1

Часть первая
БЕСПОКОЙСТВО

Taken: , 1

Глава 1
ЯВЛЕНИЕ ЖАННЫ

Мой дом – моя крепость. А также офис, командный пункт, спальня и столовая. Все вместе в двух комнатах, очень удобно. На Западе мои коллеги имеют офис отдельно, дом-крепость отдельно, а питаются в ресторанах. Мы же по своей бедности предпочитаем совмещать. И если на бронированной табличке, укрепленной на моей бронированной двери, написано "Яков Семенович Штерн. Частный детектив" – то можете быть уверены, что за дверью вас встретит именно Штерн, а не его помощник, секретарь и референт, которых вообще в природе не имеется. Я все делаю сам. Сам принимаю заказы, сам беседую с клиентами. Отвечает на телефонные звонки, правда, мой близкий и единственный друг. Автоответчик.

Каждое утро начинается для меня с двух одинаково неприятных дел. Я варю кашу и слушаю телефонные записи, которые с вечера сделал мой друг. Сам я вечерами и тем более ночами трубку предпочитаю не поднимать. Наслушаешься гадостей на сон грядущий, а потом всю ночь будут сниться мальчики кровавые и неоплаченные счета.

Сегодняшнее утро ничем не отличалось от предыдущих. Я мрачно перемотал пленку, включил звук и полез на антресоль за очередным брикетом каши. Как всегда, табурет угрожающе заскрипел, и я который раз твердо дал себе обещание выбросить эту антикварную рухлядь и купить себе для кухни обыкновенный стул. Изделие со спинкой и на четырех ножках. Верного четвероногого приятеля.

Голос из динамика вкрадчиво сказал:

– Яков Семенович, можете мне не отвечать Мы ведь знаем, что вы дома. У вас есть еще время подумать до завтрашнего утра…

"А потом мы примем меры…" – мысленно продолжил я, элегантно соскакивая с табурета на пол. Брикет с кашей я грациозно держал в правой руке. В каждом, даже рутинном деле должно быть свое изящество Иначе можно просто свихнуться.

– …А потом мы примем меры, – послушно сказал вкрадчивый голос. – Поверьте, мы не желаем вам зла. Но поставьте себя на наше место…

Обладатель вкрадчивого голоса представлял интересы фирмы "Папирус Лтд". Скромненькая организация. У филиала "Папируса", которым последнее время занимался я, был десятимиллиардный годовой оборот. Магазин на Сретенке. Магазин в Трубниковском. Склады, склады, склады. Маленькое валютное кафе на Ростовской набережной. И кое-что еще по мелочи в разных районах Москвы. Я поставил себя на место господина Лебедева, президента "Папируса". Потом я представил господина Лебедева на своем месте, в маленькой кухне, с брикетом пшеничной каши в руке, и невольно хмыкнул.

– …Нам ничего не остается, как сделать ответный шаг.

Гудки. "Папирус" сказал свое последнее слово и отключился.

Я сорвал с брикета обертку, стараясь не глядеть на надпись "Годен до…" и на цену – тринадцать копеек. Собственно, ежеутренне питаться дурацкой кашей меня никто не заставлял. Здоровье позволяло мне кушать на завтрак горячие тосты с повидлом, столовую ветчину, сыр бри и земляничный йогурт. Самое смешное, что в последнее время и мои финансы позволяли мне такое меню. И если бы не моя проклятая лень и обращение к супермаркетам, я вполне мог бы заколотить гвоздями проклятую антресоль с бабушкиными припасами и питаться, как все тот же господин Лебедев. Он-то наверняка начинает свое утро с порции йогурта…

Я положил каменный брикет в жестяную миску, специально предназначенную для таких экзекуций, и ударил своей железякой по серо-желтому кирпичику, сделанному из будущей каши.

Из динамика послышался шепот:

– Яшка, мразь! Мы до тебя доберемся, падла! Мы тебя…

Я невольно поморщился, слушая рассказ о том, что со мной собираются сделать. Самым мягким было обещание намотать мои кишки на ограду моей же могилы. Чисто технически задача представлялась мне довольно сложной – если, конечно, не предположить, будто я уже заготовил впрок себе местечко на кладбище и обнес его соответствующей оградой. Размышляя о преимуществах покупки впрок места для собственного погребения, я отвлекся и чуть было не нанес себе удар по пальцу. К счастью, в последний момент я успел отдернуть руку и отделаться легким испугом.

Ударным инструментом для разбивания брикета служил мне тяжелый стальной кастет с имперским орлом и свастикой. Когда-то эта вещь принадлежала какому-то эстету-нибелунгу из СС. Позднее – гвардии рядовому Петухову, который подстрелил нибелунга на окраинах Вены. Еще позднее вещица попала в руки Петухову-правнуку, который стал шляться вечерами с дедулиным трофеем в кармане. Эта милая штучка должна была раскроить мне череп лет шесть назад, когда Петухов-правнук, семнадцатилетний обалдуй, решил поправить свои финансовые дела за счет случайных прохожих. На его счастье, первым таким прохожим случайно оказался следователь МУРа старший лейтенант Яков Семенович Штерн собственной персоной. Я хорошенько объяснил правнуку гвардии рядового Петухова смысл заповедей не убий и не укради – после чего юноша прекрасно все осознал. Раскаяние было столь глубоким, что я в тот вечер отказался от намерения свести начинающего бандита в отделение и просто дал ему испытательный срок, пообещав приглядывать за ним. Правнук слово свое сдержал. Сейчас он то ли брокер, то ли дилер, а может быть, официальный дистрибьютор. Ездит на новеньком "мерседесе", вечерами интеллигентно выгуливает черного ротвейлера. Жена у него тоже где-то в структурах. При встрече с правнуком мы раскланиваемся, и он всякий раз зовет меня работать в свою контору. Я вежливо отказываюсь, хотя деньги неплохие. Не терплю над собой никакого начальства, даже доброжелательного. Поэтому, кстати, и ушел из МУРа, как только представилась возможность.

– …И не рад будешь, что на свет родился!

Финальный мат. Отбой.

К тому моменту, когда голос из динамика закончил перечисление всех мыслимых и немыслимых казней, включающих разрывную пулю в живот, удушение с помощью капроновой лески N 3 и пропускание гениталий через мясорубку, я успел благополучно справиться со своей задачей: превратил каменный брусок пшеничной крупы в маленькую серо-желтую горку. Я зажег газ, поставил на огонь кастрюльку с водой и осторожно высыпал в воду результат своей работы кастетом. Крупа после недолгих раздумий затонула. Осталось только помешивать мое варево.

Угрозы, которых я только что наслушался в избытке, исходили от Лехи Быкова, владельца компании "Сюзанна". Не от самого, конечно, Быкова – говорил какой-то нанятый им шестерка. Сам Леха не таков, чтобы оставлять следы на магнитофонной ленте. Фирма "Сюзанна" победнее, чем "Папирус" господина Лебедева. Иной уровень крутизны. Оборот поменьше, подходы попроще. И "Сюзанна", и "Папирус" одинаково нарушают закон, просто на разных стадиях. Интеллигентный Лебедев ворует чужие копирайты, ребятишки Лехи Быкова специализируются на умыкании из типографий готовых пленок. Лебедев работает тонко, и его трудно поймать за руку. Быков действует нагло, и с ним не все рискуют связываться. Я умудрился доставить крупные неприятности и тому, и другому. По моей бескорыстной наводке в "Сюзанне" уже было два обыска. Очень результативных, потому что неожиданных. "Сюзанна", "Сюзанна", мон амур!…

Тем временем друг-автоответчик, пошелестев магнитофонной лентой, вдруг выдал мне сюрприз. Женский голос произнес:

– Яков Семенович, здравствуйте! Моя фамилия Володина. Мне очень нужно с вами встретиться…

Я поднял голову от своей каши, но тут, на самом интересном месте, пошли гудки. Должно быть, неизвестная мне Володина положила трубку. Сообщение получилось коротким и неясным. Я огорчился, поскольку голос на пленке мне определенно понравился в нем не было и следа ненавистных мне визгливых бабьих интонаций, когда любое слово вдруг может соскочить в истерику. Не было в этом голосе и фальшивого придыхания, которое должно было означать глубокую взволнованность. Голос таинственной Володиной был тихим, теплым, с легчайшей хрипотцой.

Дальше