– Именно, – поддержал я Макдональда. – Вы в самую точку. Сейчас многие по тем временам заскучали, и у нас, да и у вас. Чтобы опять железный занавес, и много-много красного острого соуса Анкл Джо… Но мы, кажется, чуть отвлеклись от темы. Итак, Контора принимает иное решение – слегка понервировать Авдеича и заставить его пойти на уступки. Причем сделать все так, чтобы официально Контора была тут как бы ни при чем, но чтобы Иринархов сам понял, откуда ветер дует. Короче, немного пощекотать нервишки: пусть Авдеич станет сговорчивее. И вот тут на подмостки выходит жизнерадостный кретин по фамилии Штерн. Контора знает квалификацию этого типа и также знает, что кретин Штерн может немножко пренебречь буквой закона. Кадр что надо. Думаю, что в досье на Штерна были еще какие-нибудь пикантные мелочи вроде обстоятельств его развода… Все это, подозреваю, было внимательно изучено – и только тогда в дверь квартиры детектива Штерна позвонило нежное существо по имени Жанна… Кстати, вас что, на самом деле зовут Жанна?
– Меня зовут Жанна Сергеевна Володина! – несколько строже, чем требовал момент, заявила птичка. – Я возглавляю издательство "Вита"…
– Да будет вам! – усмехнулся я. – Возможно, вы и Жанна, но никак не Сергеевна и уж точно не Володина. Я вчера повстречался с настоящей Володиной. Милая интеллигентная старушка. Действительно, два года назад зарегистрировала издательство "Вита". Собиралась издавать книжки по цветоводству, но так ничего и не издала. Она мне как раз вчера жаловалась, что цена типографских услуг оказалась для нее непосильной… Однако издательство попало во все справочники, и когда я для порядка взглянул – все совпадало. Название. Фамилия, как и положено. Фотографий-то справочник не печатает, да и возраст не указывает. А глубоко проверять "Виту" я, естественно, не стал: я ведь уже работал на вас, а не против вас, верно?
Птичка потупилась. Американец таращил глаза то на нее, то на меня.
Я взглянул на часы – без десяти двенадцать. Пора было закруглять свой монолог.
– Дальше – просто, – сказал я. – Меня вы использовали втемную, и весьма умело. Очень скоро "ИВА" и подведомственный ей "Меркурий" сообразили, что дискету выкрал не сумасшедший, а некто по наводке Конторы. Само название романа "Второе лицо" должно было послужить намеком, что Конторе все известно про двойников, есть дискета с нужными координатами и, в случае чего, можно загрести всех доппелей. Не знаю уж, как происходили переговоры и участвовал ли в них Иринархов лично. Тем более не знаю, до чего все договорились и что выторговала Контора. Но только ко вчерашнему утру нужда в моих услугах отпала. Это ведь вы, Жанна, сообщили куда следует, что я направляюсь к Прянику, а тот что-то раскопал? Так? Ваши хозяева связались с "ИВОЙ", и в литагентстве меня уже ждали… А на тот случай, если бы у "ИВЫ" дрогнула рука, она бы в этот день не дрогнула у двух парнишек в желтом "фиате". Надо признать, ваши довольно плотно меня контролировали. Хотя и быстро отказались от элементарной уличной слежки. Зачем им нервировать меня обычным хвостом? Если я не брал машину, они узнавали о моих передвижениях от вас. А если я садился за руль, срабатывала коробочка радиомаяка… – Я перевел дыхание. – И веселые автобусики якобы с засадой возле моего дома – тоже были от вас. Я их ДОЛЖЕН был заметить и идти просить убежища у вас. А вы легко смогли удержать меня вблизи себя и хорошо мне подыгрывать… Между прочим, знаете, где я провел эту ночь? Вы не поверите – у себя дома! Поскольку я вчера сгорел в "мерседесе", никто меня не пас, все наблюдение сняли… Сплошные удовольствия. Насладился бабушкиной кашей, проверил шторы. Все работает.
На моих часах стрелка неотвратимо приближалась к двенадцати, но я еще не все сказал.
– По правде говоря, – проговорил я, – для меня долгое время очень загадочно выглядели все эти убийства вокруг меня – Петрищева, Лехи Быкова, Лебедева. Словно кто-то меня оберегал. Теперь уже ясно, что этот кто-то действовал по приказу Конторы. Пока я был нужен Конторе, меня старались охранять, чтобы я не погиб раньше времени от руки мстительного подонка. Как только я рассказал Жанне, что эти трое на меня охотятся, их участь была предрешена. Ребята из желтого "фиата" легко расщелкали хозяев "Папируса", "Клязьмы" и "Сюзанны". Гошку Черника они застрелили случайно, а может, просто под горячую руку попал. А вот покушение на Генпрокурора Контора спланировала очень тщательно. Его-то нельзя было просто шарахнуть из винтовки в лоб. Требовалось изобразить хоть что-то наподобие несчастного случая…
– Ты ненормальный! – вскинула головку Жанна. – У тебя бред! Ты ведь мне недавно сам говорил, что прокурора убила "ИВА"! Зачем же нам… – тут она прикусила язычок. Словечко нам выдало ее с головой. Хотя маскироваться СЕЙЧАС было уже просто глупо. Слова сказаны, точки над i практически расставлены.
– Да, – согласился я. – Я ДУМАЛ, что Саблина убила "ИВА". И возможно, в конце концов, она бы так и сделала. Но Контора еще раньше узнала, что Генпрокурор начал вдруг докапываться до тайны доппелей. Он ведь даже мне пытался что-то намекнуть, но не успел. Человек, который до подмены знал английский, а потом забыл – это ведь депутат Яворский! А повесть Достоевского называлась как раз "Двойник". То есть Доппельгангер. История про двух Голядкиных, плохого и хорошего. И о том, как самозванец занимает чужое место, а настоящего отправляют в психушку. Только у Достоевского история была не такой кровавой: настоящего Голядкина никто, по крайней мере, не убивал, чтобы дать дорогу двойнику… Одним словом, упрямый Генпрокурор мог ненароком сорвать операцию и нарушить торг между Конторой и "ИВОЙ". Да и его требования не допустить выборов по Щелковскому округу кое-кому действовали на нервы. Вот так все и случилось…
– Сорри, мистер Штерн, – неожиданно проговорил американец. – Ваши слова мне есть ньюс… новость. Я не знал…
– А-а, мистер Макдональд! – Я всплеснул руками. – Про вас совсем забыл. Как ваша нога?
– Сорри?… – уставился на меня американец.
– Совсем зарапортовался, – объявила птичка.
– Вовсе нет, – обиженно возразил я. – Я просто хочу сказать, что, пока вы, Стив, сломав ногу, отважно рискнули здоровьем и примчались в Москву, тот жалкий тип в Нью-Йорке, который приковылял на костылях на вечеринку в издательство "Дабл-Ю", имел наглость утверждать…
– Факин маза! – злобно выругался американец. – Объясняли ведь этому алкоголику, чтобы сидел и… – Тут он осекся.
– Говорите-говорите, – улыбнулся я. – Оказывается, по-русски вы тоже спикаете очень прилично. Впрочем, в вашем Агентстве недоучек не держат. Вы все рассчитали правильно. И вы не виноваты, что настоящий Макдональд, обалдев от скуки, плюнет на запрет и выйдет на люди… И тем более вы не виноваты, что на эту вечеринку был приглашен некто Франкфурт… Это уж скорее ваше упущение… – обратился я к птичке. – Могли бы знать о моем знакомстве с Эндрю. Хотя что я говорю! Ведь Контора с Агентством договорились только-только. Времени не хватило на все детали, понимаю… Не понимаю одного: с чего бы Америке-то так приглянулся Авдеич? Я всегда почему-то был уверен, что вашему Президенту симпатичен наш Президент…
– Вы правильно были уверены, мистер Штерн, – сказал Макдональд. Гнев его улетучился, и он поглядел на меня тоже с милой улыбкой во все тридцать два зуба. – Но у Белого дома и нашего, как вы назвали, Агентства точки зрения иногда не совпадают. В Капитолии полагают, что Россия – друг и этот тошнотворный слюнявый детант Америке во благо. У нас же – иное мнение. Гарант стабильности в мире – это соревнование двух систем. Только тогда страна может наращивать мускулы; без хорошего противостояния сила уходит в песок. Саддам слишком мелок в качестве мальчика для битья. Мы теряем форму. С распадом Союза мы приобрели весь мир? Черта с два! Мы растеклись киселем по всему миру. Мы разучились воевать. Мы даже в Африке не смогли, в этой чертовой Руанде… Нам нужен людоед в России, мистер Штерн. Мы тоже ставим на Иринархова. Такой человек на посту вашего Президента стал бы хорошим пугалом для наших идиотов. Андестенд?
– Почти понял, – сказал я печально. – Так вы прибыли сюда, чтобы договориться с Конторой?
– И для этого тоже, – согласился Макдональд. – Но сперва я хотел выяснить обстановку в "ИВЕ". Ведь "Меркурий" ДЕЙСТВИТЕЛЬНО приобрел права на Макдональда и "Второе лицо" имел право издать на вполне законных основаниях. Собственно говоря, это МЫ помогли этой сделке. Мы искали повод для контакта… Если уж вам совсем интересно, именно Агентство позавчера помогло "ИВЕ" договориться с Конторой. Мы поняли, что делаем одно общее дело. Теперь вам все ясно?
– Теперь – все, – произнес я совсем грустно. Американец и птичка невозмутимо смотрели на меня. Она и он, такие симпатичные, такие уверенные в своей правоте. – "Второе лицо"… – сказал я после небольшой паузы. – Какое, однако, точное название. В этой истории у всех оказались вторые лица. Депутаты – фальшивые, Жанна – сотрудник Конторы, писатель Макдональд – тоже двойник. Вероятно, только я один и есть настоящий…
– Дорогой Яшенька, – проникновенно ответила Жанна. – Мне очень досадно, что так вышло. Честное слово, ты мне даже понравился. Это была моя идея – убрать ту троицу, чтобы облегчить тебе работу…
– Благодарю, – не без сарказма заметил я. – Тронут.
– Жаль все-таки, что ты воскрес, – проговорила задумчиво птичка. – У меня бы остались о тебе самые лучшие воспоминания… Но раз уж ты погиб один раз, – томно сообщила мне она, – что помешает тебе это сделать вторично?
Последнюю фразу она уже не проговорила, а буквально промурлыкала. В ее руке вдруг возник и уставился прямо мне в лоб маленький пистолетик.
– Стивен! – попросила Жанна у американца. – Сделай мне еще одну любезность. На кухне веревка, принеси ее и свяжи мистеру Штерну руки.
– Сорри! – пожал плечами американец. – Раз дама просит…
Я внимательно пригляделся к Жанне. И понял неожиданно, что она в эту минуту перестали быть похожей на птичку. Если уж кого-то она мне сейчас напоминала, так скорее уж кошку, которая только что птичкой позавтракала. Вечная тебе память, воробышек…
Через минуту я со связанными сзади руками сидел на том же диване, и в спину мне по-прежнему упиралась острая кромка пружины.
– Жанна, – спросил я, искоса поглядывая на пистолет. – Вы случайно не любите кошек?
– Не люблю, Яшенька, – ответила Жанна. – Предпочитаю собак. Лучше всего – бультерьеров. У них отличные зубы, руку прокусывают до кости.
– Никогда раньше не замечал в вас этой жестокости, – с огорчением признался я.
– Ты многого раньше не замечал. – Жанна взвесила на руке пистолетик. Это была миниатюрная, но очень серьезная машинка. – Иначе бы ты бежал отсюда со всех ног, а не устраивал здесь игру в детектив.
– Признаюсь, свалял дурака, – не стал я спорить. – Но поскольку я все равно приговорен, нельзя ли исполнить мое последнее желание?
Бывшая птичка с сомнением прищурилась:
– Тебе действительно этого хочется?
– О да! – сказал я искренне. – Больше всего на свете.
– Ладно, – подумав, сделала мне одолжение Жанна. – Только без глупостей, рук я тебе все равно не развяжу…
– А при чем здесь руки? – удивился я. – Для этого дела необходимы совсем другие органы… чувств.
– Наглец, – с одобрением сказала Жанна. – Нет, все-таки у меня от тебя останутся хорошие воспоминания… Стивен, – бросила она американцу. – Посиди на кухне, пока я не позову. Разрешаю прислушиваться…
– Да, мэм, – дисциплинированно ответил американец. Как я заметил, между Конторой и Агентством уже установилось трогательное взаимопонимание. Не об этом ли мечталось в самом начале перестройки, когда никто не верил, будто эти два ведомства могут подружиться. И вот – пожалуйста. Дружат. Невзирая на бывшую холодную войну. И на будущую, которую сами же готовят сегодня. Идиллия.
– Нет-нет, – произнес я. – Стивен… или как вас там… прошу вас, оставайтесь с нами. Вас это тоже развлечет.
– Группенсекс? – заинтересовался американец.
– А что? – проговорила бывшая птичка. – Идея, в принципе…
Я деликатно хмыкнул:
– Жанна, Стив! Вы меня превратно поняли. Мое последнее желание – всего-навсего посмотреть по ТВ выпуск дневных новостей. Напоследок… Сейчас как раз ровно полдень.
Бывшая птичка покраснела, потом побледнела. Видимо, мое последнее желание ее отчего-то чрезвычайно обидело.
– Извращенец! – произнесла она наконец ледяным тоном.
Тем не менее телевизор она включила и вновь швырнула пульт на диван.
Пошла заставка "Новостей" первого канала, потом мелькнула дежурная ива, потом возник диктор. Если ребята опоздают, я погиб, подумалось мне вдруг. Умирать почему-то не хотелось, даже от руки таких милых людей, как Жанна и Стив.
– Передаем дневной выпуск новостей, – торжественно изрек диктор. – Сегодня в Государственной думе…
Taken: , 1
Глава 5
СТЮАРДЕССА ПО ИМЕНИ ГАВ
Руки мои были связаны на совесть – Стив постарался. Чувствуется, у них в Агентстве учили все делать основательно, с двойной гарантией. Жаль только, что в Агентстве не приняли во внимание качество наших веревок и состояние наших диванов: острая загогулина, упершаяся мне в спину, медленно, по волоконцу перетирала мои путы. Со стороны мои телодвижения могли выглядеть обычным ерзаньем человека, озабоченного неудобной позой. Или, может быть, крайне взволнованного событиями на телеэкране.
Правда, пока никаких поводов для волнения как будто не было.
Изображение думского здания в Охотном ряду, мелькнув в кадре, утвердилось в качестве фона за спиной торжественного комментатора.
– Итак, сегодня депутаты Государственной думы, – проговорил тот значительным голосом, – завершают прения по кандидатуре нового спикера нижней палаты. Напомню, что после вчерашнего изменения Конституции пост этот становится вторым по значению в государстве. Сами понимаете, какова мера ответственности. Включаем прямую трансляцию из Думы. Костя, ты в эфире, – добавил комментатор уже кому-то за кадром. Техника, как это всегда бывает в ответственный момент, сделала ведущим новостей маленькую подлянку, Костя не появился, зато куда-то в сторону поползло изображение. – Простите за накладку, это… – успел пробормотать расстроенный ведущий, после чего пропал и звук. На секунду весь экран занял огромный молчаливый циферблат, потом в динамик прорвалась сбивчивая ругань, после чего наконец появилась картинка думского зала заседаний.
Тут же послышался голос парламентского комментатора Кости. По всей видимости, он-то был уверен, что уже давно в эфире, и поэтому мы услышали его речь откуда-то с полуслова.
– …Практически все выступающие, каждому из которых по регламенту положено три минуты, – бодро понес невидимый Костя, – призывают голосовать коллег за одного и того же кандидата…
– Вот видишь, дорогой, – с улыбкой сказала мне Жанна, – как полезны эти доппельгангеры! Они в Думе самые активные, потому что работают не за страх… Вернее, не только за страх, но и…
– За деньги, – подсказал я машинально Просто чтобы поддержать интересный разговор. На самом деле думал я о том, что сейчас тихонько подвинусь и сгребу под себя пульт. Благо при помощи острой загогулины в диване пальцы мои стали чуть свободнее. Достаточно для того, чтобы поиграть с кнопочками дистанционного пульта. Люблю это занятие. Чувствуешь себя магом, вызывающим различных духов. Преимущественно из бездны. Ну-с, подождем еще секунд тридцать для разогрева аудитории…
Камера между тем демонстрировала нам панораму зала. Общий план, затем лица депутатов крупно. Возникали, неторопливо сменяя друг друга, изображения самых активных парламентариев, безусловных любимчиков всех телеоператоров. На трибуне царил сам Михаил Николаевич Полуэктов. Глядя исподлобья, он медленно ронял тяжелые кирпичи слов. Слова грудой падали возле трибуны, и скоро их можно было бы уже вывозить на самосвале.
– Лично я, как председатель парламентского комитета по телевидению, – увесисто говорил Полуэктов, – убежден: при всем богатстве выбора альтернативы Виталию Авдеевичу Иринархову нет и быть не может. Все попытки властей дискредитировать этого мужественного человека оказались безрезультатными. Лопнули, как мыльный пузырь. И наш новый коллега…
Оператор вновь показал нам лица видных активистов. Вот кудрявый Яворский с выражением искренней радости глядит в камеру. Вот отец Борис Карасев энергично обмахивается какой-то газеткой-таблоидом, типа "Скандалов". Вот мрачноватый шишколобый Крымов удовлетворенно откинулся на спинку своего кресла. Тут же и грузный Коломиец весело ковыряет в зубах, вольготно развалясь на своем седалище. А кто там еще? Кругликов, потерявший память? Муравин с Зенкиным, шерочка с машерочкой? Все промелькнули перед нами, все побывали тут…
Камера обозрела все ряды, но Полуэктов еще продолжал, и оператор поехал по второму кругу. Снова возник Михаил Николаевич на трибуне в окружении кирпичей своего красноречия, потом… Пора, решил я и, изловчившись, ткнул кнопку тринадцатого канала.
На экране появилось расстеленное полотно армейского брезента, вокруг которого прохаживались озабоченные люди в милицейской форме, что-то измеряя и записывая. Щелкали блицы фотоаппаратов, люди разговаривали вполголоса. Оператор тринадцатого канала приблизил объектив к тому, кто лежал на брезенте… Вернее, ЧТО лежало.
– Сорри! – булькнул американец и выскочил за дверь. Даже для профессионала из Агентства увиденное оказалось тяжеловатым испытанием. Одно дело – просто знать и совсем другое – наблюдать самому. Я услышал, как за стеной, в ванной фальшивого мистера Макдональда буквально выворачивает наизнанку. Я тоже испытывал тошноту, но держался: злость помогала мне сохранять форму. У Жанны, как я и ожидал, нервы оказались покрепче, чем у ее американского бой-френда и коллеги. Мельком я заметил, как побелели костяшки ее пальцев, вцепившихся в спинку соседнего стула.
– Смотрите, – сказал я Жанне сквозь зубы. – Вы ведь ЭТОГО хотели?
Зрелище в самом деле было ужасным. Нечто подобное мне доводилось видеть только в кинохронике, посвященной Освенциму или Треблинке. Но то были черно-белые размытые и нечеткие кадры-документы, а здесь отличная японская оптика плюс видеопленка "Кодак" создавали невыносимый эффект присутствия. Казалось, что именно здесь, в нашей комнате на длинной полосе брезента, были разложены люди, перепачканные землей. Мертвые люди, мертвее не бывает. Некоторые из них, видимо, были закопаны недавно, и тление еще не скрыло черт их лиц. Ближе всего к камере лежало тело грузного человека в синем костюме. Возле него сидела овчарка со свалявшейся шерстью и уже не выла – наверное, выбилась из своих собачьих сил, – а только тихо поскуливала. Тоненько-тоненько, как ребенок.
– Узнаете? – спросил я в пространство. Голос у меня был хриплым, будто тоже чужим. – Это депутат Полуэктов. Настоящий. А это, – я щелкнул клавишей, и на экране возникла снова трибуна, – тоже Полуэктов. Доппельгангер… – Надо отдать должное мастерам из "ИВЫ". Двойник Полуэктова был буквально братом-близнецом оригинала, и это-то выглядело страшнее всего! Один и тот же человек, как в кошмарном сне без названия, одновременно лежал на брезенте, обратив к небу мертвое лицо, и важно разглагольствовал с трибуны. Думаю, что сейчас многие москвичи, как и я, не могли оторваться от экранов и в панике щелкали переключателями своих телевизоров. Щелк – и муха садится на зеленоватый лоб мертвеца. Щелк – и живой оратор отпивает из стакана глоток витаминизированного молочка. Одно и то же лицо: первое – и второе. Кто поймет, какое – где?…