В моем сознании исподволь оформилась версия о причастности Ловчилы к серии убийств сотрудников правоохранительных органов. И мотивы преступлений, казалось, были налицо. С Макаровым он просто не поделил богатенькую любовницу. Чегин, возможно, был убит из-за того, что много знал о тайных связях своего коллеги и уголовника. Я тоже попал в список смертников по вполне понятным причинам: Ловчиле хотелось избавиться от меня как от хранителя тайны его связей с уголовным розыском. Правда, пока оставались неясными мотивы в отношении Алешина. Но, по сути, в этом направлении не сделано ни шага, а если дотошно и целенаправленно покопаться, то, возможно, что-то интересное и обнаружится.
Ну что ж, настал момент, когда возникла необходимость окунуть его в холодную купель имеющихся в моем распоряжении фактов. Я вынул из ящика стола протокол обыска в последней квартире Ловчилы и протянул листок ему.
- Ознакомьтесь, пожалуйста, - я оставался по-прежнему предупредительно-вежливым.
На сей раз он читал куда более внимательно, а скорее всего, уткнувшись в страницу, выстраивал защиту.
- О какой валюте и драгоценностях идет речь? - наконец-то подал он голос и попытался выразить недоумение. Получилось фальшиво.
- О тех, что вы спрятали в отстойнике под раковиной, по-видимому, в полной уверенности, что мы никогда не догадаемся о наличии у вас еще двух квартир.
- Вы мне все подбросили. Вы же обещали сделать пакость, - продолжал он наступать.
- Изъятие происходило в присутствии понятых и представителя жилищно-коммунального хозяйства, все снималось на видеокамеру, - защищался я сухим казенным языком.
- Вы мне подбросили заранее, - продолжал он испытывать мое терпение.
- Позвольте один маленький штришок к вашему заявлению, - отозвался я невозмутимо. - Где, по-вашему, мы взяли драгоценности, принадлежавшие убитой женщине?
С ответом он не замедлил:
- Нашли у Макарова. А теперь вешаете его грех на меня, чтобы обелить своего. И ко всему, вами нарушен уголовно-процессуальный кодекс: производили обыск в отсутствие хозяина квартиры.
- Приятно обнаружить такие глубокие познания, - откликнулся я с сарказмом и заметил: - Но упомянутый вами кодекс в отдельных случаях допускает проведение обыска и без хозяина. Этим мы и воспользовались.
Он промолчал, видимо, не найдя никаких аргументов для возражений. Его атакующий порыв явно иссяк. Теперь пора мне переходить от "окопной войны" в наступление.
- Что вы станете говорить, когда отпечатки ваших пальчиков, в чем не сомневаюсь, обнаружатся на банкнотах, кои вы спрятали в отстойнике, а также на части драгоценностей, имеющих плоские поверхности?
Он, потупив взгляд, окаменело застыл, то ли не желая отвечать, то ли размышляя, пытаясь отыскать лазейку.
- Тогда все ваши "подбросили", "нарушили", - продолжил я, - окажутся явной несуразностью на фоне вещественных доказательств. Вы, конечно, до конца будете пытаться вывернуться, но ложь, смею заверить, подобно трясине, засосет, и без руки помощи уже не выбраться. А я ее пока еще протягиваю.
Он глянул на меня исподлобья, недоверчиво.
- Сейчас усиленно осуществляются оперативно-розыскные меро-приятия по делу Колмыкова. Имеются сведения на двоих подозреваемых. Их видели выходившими из подъезда жильцы и случайные прохожие. Составлены фотороботы. Их поимка - вопрос нескольких дней. Едва ли, взятые в оборот, они будут покрывать заказчика, - давил я на психику. - Не лучше ли опередить события и покаяться? У вас просто посветлеет на душе. Предлагаю пока условия почетной сдачи, дальше будет намного хуже, - предупредил я.
Его взгляд вдруг стал заинтересованным, но согласиться с моим предложением он не решился, видимо, вел тяжелый торг с самим собой, рассматривая свое положение в различных ситуациях.
- Итак, про статью за хранение и сбыт наркотиков мы забываем, - начал я перечислять условия. - Да и убийство Колмыковой произошло не в корыстных целях, а в состоянии аффекта, на почве ревности. Ну, а сотрудника уголовного розыска Макарова…
- Не убивал я вашего Макарова! - сорвался Ловчила в крик.
- Возможно, - спокойно согласился я. - Вот и нужно прояснить ситуацию, смотришь, несколько лет по приговору сэкономишь, а так все ваши криминальные художества по совокупности на четвертак тянут, не менее. А будешь покладистым, переговорю с прокурором, и затребует он за вашу работу с нервными условиями труда по самым низким расценкам.
- Знаю я ваши уговоры, - он хмыкнул, - без мыла залезете в душу. Только ваш нынешний сиропчик, которым так усердно поливаете, потом для меня горчицей отдавать будет.
- Ну, знаете, торговаться и увещевать у меня нет ни времени, ни резона. Доказательств для правомерности задержания достаточно. Пусть вами займется следователь прокуратуры, - я сделал паузу перед тем, как предложить выбор. - Или вы сейчас возвращаетесь в камеру, и мы навсегда распрощаемся с вами, я свое дело сделал, пусть дальше занимаются другие безо всяких там предварительных условий, по полному списку совершенных вами уголовных деяний, как уже почти доказанных, так и предполагаемых, или сейчас выкладываете мне все без утайки, и мы вместе мозгуем, как облечь все совершенное вами в более мягкие формы уголовных статей. На размышление - пару минут. Извините, больше дать не могу, дела.
ХХ
Зазвонил телефон, я поднял трубку. Глухой монотонный голос Писарева справился о самочувствии. Ответил коротко:
- Поганое.
- Юрку из морга привезли, - сообщил он.
Я горестно и шумно вздохнул.
- Еду сейчас туда, - добавил Писарев.
- Давай, я тоже скоро подъеду, - и хотел уже положить трубку, но следом, спохватившись, произнес: - Постой. Что-нибудь хоть прояснилось?
Герка не уточнял, о чем я спрашивал: на двоих у нас сейчас одна боль.
- Пока обобщаем факты и данные экспертиз. Уже есть над чем поразмышлять. Отпечатки пальцев, обнаруженные на посуде в квартире Чегина, и отпечатки пальцев, оставленные на бокале в квартире Алешина, идентичны и принадлежат женщине. Но это еще не все: отпечатки пальцев на ноже тоже принадлежат предположительно женщине, но уже другой. Вот такой выходит ребус. Ну ладно, увидимся.
- Увидимся, - машинально проговорил я и положил трубку.
Гнетущая потеря вновь завладела моей душой. Сидел, тупо уставившись в стол, в голове, как на заезженной пластинке, проигрываются похороны: прикосновение губ к холодному лбу друга, троекратный прощальный салют, раздирающий сердце вопль. И все это рядом, завтра. Легкое покашливание заставило поднять голову. На меня смотрел Ловчила с той самой услужливостью, которая проявлялась на его лице в наши первые встречи.
- Ну, и что надумал? - вернулся я к исполнению своих обязан-ностей.
- Видите ли, - он вывернул перед собой руки ладонями вверх, словно собирался заниматься хиромантией, - бумажка, я имею в виду протокол обыска, она и есть бумажка.
- Хотите сказать, беру на понт и вам нужны результаты дактилоскопической экспертизы в надежде, что она ничего не обнаружила, - догадался я.
- Ну, не совсем так, но где-то рядом, - и он изобразил на лице наигранное смущение.
Я набрал номер телефона трассологической лаборатории. Результаты оказались готовыми, и я попросил доставить их в кабинет.
Минут через пять вошла сотрудница лаборатории, пристально взглянула на Ловчилу и положила передо мной лист протокола.
- В нашем банке данных подобные отпечатки имеются? - спросил я.
- Да, - подтвердила сотрудница. - В заключении указано. Отпечатки пальцев принадлежат Саврасову Георгию Константиновичу, привлекавшемуся ранее к уголовной ответственности за мошенничество.
Женщина вышла, и мой взгляд застыл на Ловчиле.
- Ну, и что теперь? Думали, разыгрываю перед вами спектакль с протоколами и прочими атрибутами? - и тут же перешел, для вразумления, на дружеский тон: - Ты же не ровня крутым мальчикам с бычьей головой и таким же умом. У тебя же соображалка работает, как у профессора математики, и ты уже давно просчитал все варианты возможного для тебя исхода и убедился, что предлагаемый мною - лучший, но почему-то "валяешь ваньку" и надеешься на дурацкое "авось".
- Ну, а если эти драгоценности и валюту меня сама хозяйка попросила надежно спрятать? Опасалась за их сохранность, боялась Леши вашего? - проговорил он ехидным голоском, и я, уже было готовившийся принимать капитуляцию, был буквально обескуражен: в моем распоряжении не имелось веского факта в противовес его заявлению.
Длительная пауза сыграла бы ему на руку, он почувствовал бы мою неуверенность и попытался бы развить успех. Пришлось проявить весь свой артистизм. Я с раздражением задвинул ящик стола, поднялся, насупил брови.
- Все, Саврасов, у меня больше нет времени с вами возиться. Повторяюсь, я свое дело сделал: задержал подозреваемого в убийстве и, возможно, не в одном, ну, а по наркотикам - особая статья. В общем, фактов предостаточно, чтобы избрать мерой пресечения содержание под стражей, - я подвинул к себе поближе телефон и начал накручивать диск. - И пусть теперь тобой занимается прокуратура: уличают, сличают, проводят очные ставки, делают следственные эксперименты. У меня с тобой полный развод!
Я набрал последнюю цифру домашнего телефона Жанны, уверенный, что ее нет в это время дома.
- Вадим Андреевич! Уговорили, я согласен, - произнес он покладистым тоном и поинтересовался: - Под копирочку будете записывать или как?
- Или как, на диктофон. Для контроля, на всякий случай, чтобы не вздумали перед следователем вновь "ваньку валять", невинного из себя корчить.
- Ладно, начальник, - Ловчила махнул рукой. - Условия принимаю, будь моим первым исповедником, не перед кем в жизни еще не каялся.
Я вынул из ящика стола диктофон и, поставив его перед Ловчилой, утопил кнопку.
- Начинай, - и кивнул ему.
- Познакомились мы с ней на центральном рынке, - начал он со вздохом человека, теряющего что-то дорогое. - У нее там торговые точки были. Назвался Кешей. Имелся у меня поддельный паспорт на имя Иннокентия Егорова. И род занятий перед ней обозначил: представитель игорного бизнеса. Сошло. Поверила, видимо, мне на слово. Да я и сам не предполагал, что у нас все так лихо закрутится, думал, очередное кратковременное увлечение: мало ли их, торгашек на рынке, со смазливыми рожицами. Однако увлекся, а тут еще узнал от нее, что она валютой спекулирует во время скачков курса доллара, и у меня появилась мысль о долгосрочной дружбе с этой оборотистой бабой и даже о создании семьи. Ведь если объединить наши капиталы и приплюсовать нашу деловитость, то можно было бы открыть прибыльное дело и отойти от криминальных способов добычи денег. Об этом мечтал я, но тут появился ваш Леша. Марина ко мне охладела, оно и понятно: она жила настоящим, и ей было сподручнее иметь защиту в лице нагловатого сотрудника уголовного розыска. Короче, я понял: моим мечтам никогда не осуществиться и вскоре окажусь третьим лишним. Конечно, все это меня бесило. Вашего опера я готов был сжевать без соли. Виделись мы с ним довольно-таки часто, общались. Марина еще окончательный выбор не сделала, и так получалось, либо я у нее находился и тут он появлялся, либо наоборот. Накрывали стол, сидели, веселились, неприязнь друг другу не показывали. Он даже предлагал мне помощь в случае каких-то неувязочек с законом, со своим другом Чегиным познакомил однажды. Но я-то предчувствовал: наш тройственный союз должен когда-нибудь закончиться чем-то нехорошим. И закончился. В один из вечеров я соизволил расслабиться в компании единомышленников. Потом позвонил из ресторана Марине и напросился в гости. Странно, но она не отказала. Пришел. Посидели, выпили. Я сыпал комплиментами и, будучи пьяным, поделился своими грандиозными планами о совместной жизни, об объединении капиталов и об открытии прибыльного дела. Мне показалось, она заинтересовалась, у нее появилась расположенность ко мне. В общем, мы оказались в постели, но тут ее сотовый запищал. Она аппарат к уху и голосок сразу с раздраженного на елейный съехал. Из разговора понял, что звонит Леша и набивается на свидание. Она в деликатной форме отказала, мол, уже поздно, устала, давай завтра встретимся. Короче, уговорила. Ну, а я, хоть и испытывал ревность, вновь обнял ее и тут почувствовал всю ее холодность, нет, даже омерзение ко мне. Она дернулась, будто гад по ней какой-то полз, оттолкнула от себя и приказала домой собираться. Ну, меня заело. Ну, думаю, шлюшка, еще порядочную из себя корчит. Начал обзывать ее. Она тоже не молчала, пригрозила милицию вызвать и вообще объявила меня нежелательным человеком в своем доме. Ну, тут и ревность круто взыграла, и обида взяла, что менту какому-то - с большим удовольствием, а мне - на дверь. Короче, потерял я над собой контроль, бросился на нее тигром, что-то кричал, бил. Она все брыкалась, ногтями царапалась, а потом задергалась и затихла. Тут-то я и протрезвел. Сижу на ней верхом, а мои руки на ее горле сошлись. Пот меня холодный прошиб. Вскочил, включил свет, над ней склонился, а она не дышит. Ну все, думаю, в мокрушники попал. Оделся по-быстрому, но квартиру не покинул, стал следы свои уничтожать. Всю посуду, которой касался, в пакет сложил, потом выбросил подальше от дома. Дверные ручки протер, стол, стул, на котором сидел. И пока это все проделывал, искуситель мысль преподнес: взять еще один грех на душу, рангом, конечно, пониже. Пришедшей мысли я сопротивляться не стал, начал по шкатулкам, ящичкам и по тайным местам лазить. Усердно трудился, около часа. Наткнулся вначале на ювелирные изделия, а потом в кухонном шкафу доллары обнаружил. Пачки купюр были приклеены скотчем к самому низу. На ощупь обнаружил. Затем потушил везде свет и ушел.
Ловчила приостановил свою плавную речь и вдруг на эмоциональном подъеме, на грани крика, стукнул себя в грудь:
- Не хотел я ее убивать! И в мыслях не держал! Все подлая ревность сделала, в неуправляемое состояние меня бросила!
Я не столько понимающе, сколько успокаивающе кивал. Помогло. Его голос вошел опять в спокойное русло.
- Макаров меня шантажировать начал. Не знаю, имел ли он против меня какие-то улики или просто на понт брал, но сначала намеками, а потом и открытым текстом обвинил меня в убийстве Марины и потребовал поделиться взятыми у нее драгоценностями и валютой. Поделиться я мог бы, но понимал, что это может оказаться ловушкой, чтобы взять меня с поличным, а в лучшем случае, отдав долю и тем самым признавшись в причастности к убийству, я попаду в полную зависимость от него. Потому-то я твердо отвергал все его намеки и предложения. Казалось, он отстал, и вдруг, встретившись со мной, предъявил ультиматум: или дележ, или я сушу сухари. По его словам, у него имелись факты, чтобы обеспечить мне статью за умышленное убийство. На раздумье он отвел мне великодушно три дня. Я не ведал, имелось ли у него что-то против меня, но уяснил одно: он от меня так просто не отстанет. Выбор выпадал небогатый: либо сделаться его рабом, либо освободиться от него. Вот тут-то и пришла идейка использовать двоюродного брата Марины. Он после смерти сестры каждый день на рынке появлялся. В тоске ходил, свою вину первому встречному высказывал. Провел я с ним пробный разговор. Стал внушать потихонечку, что, мол, для того, чтобы вину с себя снять, надобно замочить убийцу сестры. Смотрю - прислушался. На следующий день я ему еще внушение провел, затем сказал, что знаю адрес, где убийца проживает, и свою помощь предложил. Не таким уж он и чокнутым оказался, сразу уразумел и даже нетерпение стал проявлять. И решил я рискнуть. Позвонил Леше, сказал, что принимаю его условия и что завтра в одиннадцать вечера буду у него с его долей. Самоуверенным человеком, видимо, был ваш опер, не засомневался, не перенес ни время, ни место встречи. Сложность для меня в чем заключалась? Чтобы Леша пустил меня в собственную квартиру. Решил, как только дверь откроет, в живот ножом его ударить, а затем этого придурка, брата Марины, в квартиру затащить и заставить добивать моего бывшего соперничка. Ну, пока он обидчика сестры разделывал бы, я бы быстренько ушел, дверь захлопнул и с ближайшего телефона в милицию сообщил. Если они застали бы его там, на месте преступления - все прекрасно. Узнают, что он состоит на учете в психдиспансере, и все его россказни будут восприниматься как бред, а останется один голый факт: его причастность к убийству опера. Но если бы он даже и покинул квартиру Макарова, его все равно быстренько нашли бы по моей осторожной наводке. Вот такой у меня был план. Как я уже говорил, ваш Леша не усмотрел подвоха и согласился на встречу. Но зато мне его покладистость стала казаться подозрительной. В целях безопасности он мог запросто пригласить своих дружков. И решил я за-явиться к нему не вечером, а ранним утром, без всякого предупреждения, сославшись на то, что срочно отбываю в другой город. Правда, опасался, что придурка к назначенному времени из дома вытащить не смогу. Но все обошлось.
Дверь в квартиру, как ни странно, была приоткрыта. Такого везения и предположить невозможно было. Казалось, мне помогал если не Всевышний, что в подобных случаях маловероятно, то сатана - точно. Приготовил нож и ступил за порог. В спальне горел свет. Я увидел ужасную картину. Леша лежал в окровавленной постели с выпученными глазами и ножом в животе. То, что он мертв, не вызывало сомнений. Естественно, я задался вопросом: кто опередил меня, избавив от излишних хлопот? Выискивать же следы неведомого помощника я, конечно, не стал, нужно было по-быстрому и незаметно уходить. Не получилось. Этот псих, которому приказал стоять за дверью, объявился в квартире. Увидел мертвого Лешу и к нему. Оцепенел над телом. Я его за руку потянул, и мы по-быстрому исчезли.
Ловчила как-то строго посмотрел на меня и, по-видимому, заметив на моем лице признаки недоверия, оскалился, как хищник при виде добычи.
- Сомневаешься, начальник, - произнес он, - а между тем все - чистая правда. У меня ведь дальше нервные дни наступили, боялся, что псих придет в милицию, расскажет все. Как было, и попаду я в подозреваемые. Вот, думал, с одной стороны сильно подфартило, а с другой - невезуха. Знал бы, что дело такой оборот примет, не связывался бы с ним. Пришлось затаиться, из дома не высовываться. И тут через несколько дней читаю в газете, что этот ненормальный пришел с повинной в милицию и признался в убийстве сотрудника уголовного розыска.
- И ты не внушал ему по телефону мысль о якобы совершенном им убийстве? - прервал я связный рассказ Ловчилы.
- Какие звонки? Я затих, как карась в тине.
- Ну-ну, продолжай.
- А чего продолжать-то? Все.
- А убийство Колмыкова? Ты же позвонил ему по телефону и от моего имени вызвал из квартиры, чтобы расправиться. А причиной, повторяю, послужило то, что ты заметил нас с ним на центральном рынке и догадался, чем это тебе может грозить.
Ловчила вдруг вытянул руку и, оттопырив палец, стал показывать им вниз, давая понять, что нужно выключить диктофон. Я подчинился его жесту.
- А насчет психа у вас против меня ничего нет, - заявил он. - Я же не святоша чужие грехи на себя брать. И так на мне заработаете прибавочку к зарплате, очередное звание. Хватит и признания в убийстве Маринки, подчеркиваю, в состоянии аффекта.
- Значит, будешь ждать очередной порции доказательств?
- Мне теперь спешить некуда, время терпит. Да, - он коснулся рукой лба, - не забудьте, пожалуйста, согласно нашему джентльменскому соглашению, уведомить господина следователя о моем добровольном признании, ну, и можно даже о добровольной явке.