Я осторожно запечатывала это "что-то" в пластиковый пакет, когда задняя дверь особняка отворилась, и я поняла, что пристально смотрю прямо в полные ужаса глаза женщины, стоявшей в прихожей рядом с офицером полиции, который держал в руках металлический планшет.
За моей спиной послышались шаги. Марино и Поутит нырнули под ленту, офицер с планшетом пошел к ним навстречу. Дверь тихо закрылась.
- С ней кто-нибудь останется? - спросила я.
- Да, - ответил офицер с планшетом, изо рта у него шел пар. - Мисс Харпер ожидает подругу, говорит, что с нею будет все в порядке. Мы поставим поблизости пару групп вести наблюдение. Они проследят, чтобы парень не вернулся исполнить все то же самое "на бис".
- Чего мы ищем? - обратился ко мне Поутит.
Ссутулившись от холода, он засунул руки в карманы куртки. В воздухе закружились снежинки, размером с четвертак каждая.
- Больше, чем одно орудие, - ответила я. - Повреждения на лице и голове нанесены тупым предметом, - показывала я пальцем в окровавленной перчатке, - а рана на шее нанесена чем-то острым. Что же касается дроби, то дробинки не деформированы и, похоже, ни одна из них не проникла в тело.
Рассматривая дробинки, разбросанные повсюду, Марино определенно выглядел озадаченным.
- Мне тоже так показалось, - кивая, сказал Поутит. - Не похоже, что дробью стреляли, но я не был в этом уверен. Тогда огнестрельное оружие мы, по-видимому, не ищем. Нам нужен нож и что-то вроде монтировки?
- Возможно, но необязательно, - ответила я. - Все, что я сейчас могу вам сказать с определенностью, - его горло было перерезано чем-то острым, и его ударили чем-то тупым и прямым.
- Это может быть все что угодно, док, - заметил Поутит, нахмурившись.
- Да, это может быть все что угодно, - согласилась я.
Хотя у меня и были подозрения насчет дроби, я воздержалась высказывать их вслух, наученная горьким опытом. Утверждения общего характера обычно интерпретируются буквально, и однажды на месте преступления полицейские проходили прямо мимо окровавленного шила для обивки мебели в комнате жертвы, потому что я сказала, что оружие похоже на нож для колки льда.
- Его уже можно увозить, - объявила я, стаскивая перчатки.
Тело Харпера завернули в чистую белую простыню и упаковали в мешок для перевозки трупов. Я стояла рядом с Марино и наблюдала, как санитарная машина медленно отъезжает по темной пустынной аллеи без огней и сирен - при транспортировке мертвецов нет никакой необходимости спешить. Снег пошел сильнее, покрывая все вокруг липкой массой.
- Ты уезжаешь? - спросил меня Марино.
- Что ты собираешься делать, снова преследовать меня? - Я не улыбнулась.
Он пристально смотрел на старый "роллс-ройс", стоявший в круге молочного света на обочине подъездной аллеи. Снежинки, попадая на гравий, испачканный кровью Харпера, таяли.
- Я не преследовал тебя, - серьезно сказал Марино. - Я получил сообщение по радио, когда подъезжал к Ричмонду...
- Подъезжал к Ричмонду? - прервала я его. - Откудаже ты ехал?
- Отсюда, - сказал он, вылавливая из кармана свои ключи. - Я выяснил, что Харпер регулярно бывает в баре "Калпепер", и решил взять его за грудки. Я проваландался с ним около получаса, пока он, фактически, не послал меня. Затем он ушел. Тогда я отвалил и был милях в пятнадцати от Ричмонда, когда Поутит попросил диспетчера связать меня с ним и рассказал, что произошло. Я развернул задницу в другую сторону, а когда узнал твою машину, решил проводить тебя, чтобы ты не заблудилась.
- Ты разговаривал с Харпером сегодня в баре? - изумилась я.
- Да, - подтвердил он. - А потом он оставил меня, и через пять минут его убили. - Возбужденный и усталый, он направился к своей машине. - Я собираюсь встретиться с Поутитом, посмотрю, что мне удастся обнаружить, а завтра утром, если ты не возражаешь, загляну к тебе на службу.
Я наблюдала, как он идет к своей машине, стряхивая с волос снег. К тому моменту, когда я повернула ключ зажигания своего "плимута", он уже уехал. Стеклоочистители смахнули тонкий слой снега и застыли посреди ветрового стекла. Мотор моей казенной машины сделал еще одну слабую попытку завестись, прежде чем стать вторым покойником за эту ночь.
* * *
Библиотека Харпера представляла собой теплую жилую комнату с красными персидскими коврами и антикварной мебелью, искусно сработанной из ценных пород древесины. Диван, несомненно, был образчиком стиля "чиппендейл". Прежде мне не доводилось прикасаться, а уж тем более сидеть, на подлинном "чиппендейле". Высокие потолки украшала лепнина в стиле рококо, стены были плотно уставлены рядами книг, по большей части в кожаных переплетах. Прямо напротив меня располагался мраморный камин, только недавно заполненный свежими дровами.
Перегнувшись вперед, я протянула руку к огню, и вновь принялась изучать писанный маслом портрет над каминной полкой. На нем была изображена очаровательная девочка в белом, сидевшая на маленькой скамеечке. Длинные, очень светлые волосы спадали по ее плечам, а руки свободно лежали на коленях, обхватывая серебряную щетку для волос, мрачно мерцавшую в потоке теплого воздуха, поднимавшегося из камина. Ее глаза были прикрыты тяжелыми веками, влажные губы - приоткрыты, глубокий вырез платья обнажал фарфорово-белую неразвитую грудь. Я как раз раздумывала над тем, почему этот странный портрет был выставлен напоказ, когда вошла сестра Кери Харпера и прикрыла за собой дверь так же тихо, как перед этим открыла.
- Надеюсь, это вас согреет. - Она поставила на кофейный столик поднос, на котором стояли бокалы с вином.
Она уселась на красное бархатное сиденье кресла в стиле барокко, жеманно сложив ноги набок, как учат сидеть приличных дам их пожилые родственницы.
- Спасибо, - сказала я и снова принесла свои извинения.
Аккумулятор моего служебного автомобиля приказал долго жить, и даже зарядное устройство не вернуло бы его к жизни. Полицейские позвонили в аварийную службу и пообещали подбросить меня в Ричмонд, как только закончат работу на месте преступления. У меня не было выбора. Я не собиралась стоять на улице под снегом или сидеть целый час в полицейской машине. Поэтому я постучалась в заднюю дверь особняка.
Мисс Харпер медленно пила вино и рассеянно смотрела на огонь. Как и дорогие предметы, окружавшие ее, она была созданием искусного мастера, одной из самых элегантных женщин, которых я когда-либо видела. Серебристо-белые волосы мягко обрамляли ее аристократическое лицо с высокими скулами и изысканными чертами. Гибкая и стройная фигура была обтянута бежевым свитером с капюшоном и вельветовой юбкой. Когда я смотрела на Стерлинг Харпер, слова "старая дева" определенно не приходили мне в голову.
Она молчала. Снег холодно целовал оконное стекло, и ветер завывал вдоль карнизов. Я не могла себе представить жизнь в одиночестве в этом доме.
- У вас есть еще родственники? - спросила я.
- Живых - нет, - ответила она.
- Я сожалею, мисс Харпер...
- Надеюсь. Вы должны прекратить говорить об этом, доктор Скарпетта.
Большой перстень с граненым изумрудом сверкнул в отблеске камина, когда она снова подняла свой бокал. Ее глаза остановились на моем лице. Я вспомнила застывший в них ужас в тот момент, когда она открыла дверь, а я как раз занималась телом ее брата. Сейчас она была поразительно спокойна.
- Кери знал, что это произойдет - сказала она неожиданно. - Меня больше всего поразило то, какэто случилось. Я не предполагала, что у кого-то достанет дерзости подстеречь его рядом с домом.
- И вы ничего не слышали? - спросила я.
- Я слышала только, как он подъехал, и больше ничего. После того как он не зашел в дом, я открыла дверь и проверила. И сразу же позвонила 911.
- Он часто бывал где-нибудь еще, кроме "Калпепера"?
- Нет. Нигде. Он ездил в "Калпепер" каждый вечер. - Она отвела взгляд. - Я предостерегала его от посещения подобного места, говорила ему о том, как опасно в его возрасте ездить в такое время. У него всегда с собой были наличные, понимаете? И Кери был мастер оскорблять людей. Он никогда не оставался подолгу. Час, максимум два. Обычно он говорил мне, что ему нужно это для вдохновения - смешаться с простыми людьми. Кери нечего было сказать после "Зазубренного угла".
Я читала этот роман в Корнелльском университете и помнила лишь впечатление: насилие, кровосмешение и расизм варварского Юга, увиденные глазами молодого писателя, выросшего на ферме в Вирджинии. Помню, на меня это произвело угнетающее впечатление.
- Мой брат был одним из тех несчастных талантов, рассчитанных только на одну книгу, - добавила мисс Харпер.
- Со многими другими очень хорошими писателями происходило подобное, - сказала я.
- Все, что ему было уготовано, он прожил в молодости, - продолжила она тем же раздражающим монотонным голосом, - а после этого стал никчемным человеком, и его жизнь была полна отчаяния. Его писания представляли собой ряд неудачных начал, которые он, в конце концов, комкал и выкидывал в огонь, мрачно наблюдая, как горят эти страницы, а потом он ходил по дому, как разъяренный бык, до тех пор, пока не был в состоянии предпринять новую попытку. Так продолжалось я даже не помню сколько лет.
- По-моему, вы чересчур строги к своему брату, - заметила я спокойно.
- Я чересчур строга к себе, доктор Скарпетта, - сказала она, когда наши глаза встретились. - Мы с Кери слеплены из одного теста. Разница между нами в том, что мне не кажется, будто я должна анализировать то, чего нельзя изменить. Он постоянно копался в себе, в своем прошлом, в условиях, которые его сформировали. Благодаря этому он получил Пулитцеровскую премию. Что касается меня, то я предпочитаю не бороться с тем, что всегда было очевидным.
- Что вы имеете в виду?
- Линия семьи Харперов подошла к концу, она почти выродилась и бесплодна. После нас никого не останется.
Вино было дорогим бургундским местного производства, сухое, со слабым металлическим привкусом. Сколько же еще ждать, пока полиция закончит? Мне показалось, что некоторое время назад я слышала громыхание грузовика - прибыла аварийная служба, чтобы отбуксировать мою машину.
- Заботу о Кери я принимала как нечто неизбежное. Так сложилась судьба, - сказала мисс Харпер. - Я буду скучать по нему только потому, что это мой брат, и не собираюсь сидеть здесь и врать, каким он был замечательным. - Она снова пригубила вино. - Должно быть, я кажусь вам бесчувственной.
Это нельзя было назвать бесчувствием.
- Я ценю вашу честность, - сказала я.
- Кери отличался воображением и переменчивостью. У меня мало и того, и другого, и если бы не обстоятельства, я бы не выдержала. Конечно, я бы не жила здесь.
- Жизнь в этом доме означала изолированность. - Я предполагала, что именно это имела в виду мисс Харпер.
- Я не возражаю против такой изоляции, - сказала она.
- А против чего тогда вы возражаете, мисс Харпер? - спросила я, протягивая руку за сигаретами.
- Хотите еще вина? - ответила она вопросом на вопрос. Половина ее лица скрылась в тени.
- Нет, спасибо.
- Я бы хотела, чтобы мы никогда не переезжали сюда. В этом доме не произошло ничего хорошего, - сказала она.
- Что вы будете делать, мисс Харпер? - Меня замораживала пустота ее взора. - Вы останетесь здесь?
- Мне некуда больше идти, доктор Скарпетта.
- Мне кажется, что будет совсем нетрудно продать "Катлер Гроув", - сказала я. Мое внимание снова переключилось на портрет над каминной полкой. Девочка в белом жутко усмехалась в отсветах пламени камина над секретами, которые она никогда не расскажет.
- Трудно уйти от своих черных легких, доктор Скарпетта.
- Простите, я не поняла.
- Я слишком стара для перемен, - объяснила она, - я слишком стара, чтобы гнаться за хорошим здоровьем и новыми взаимоотношениями. Прошлое дышит мне в спину. Это моя жизнь. Вы молоды, доктор Скарпетта. Когда-нибудь вы узнаете, что значит оглядываться назад. Вы обнаружите, что от своего прошлого никуда не скрыться, что оно тянет вас назад, в знакомые комнаты, где по иронии судьбы произошли события, ставшие причиной вашей окончательной отчужденности от жизни. Вы обнаружите, что громоздкая мебель, вызывавшая горькое разочарование, со временем сделалась уютной, а люди, которые не оправдали ваших надежд, стали ближе. Вы обнаружите, что бежите назад, в объятия боли, от которой когда-то убегали. Так проще. Вот и все, что я могу сказать. Так проще.
- У вас есть какие-нибудь идеи насчет того, кто мог сделать это с вашим братом? - спросила я напрямик, потеряв надежду сменить тему разговора.
Она ничего не ответила, широко раскрытыми глазами пристально вглядываясь в огонь.
- А как насчет Берил? - настаивала я.
- Я знаю, что ее изводили много месяцев, прежде чем все это случилось.
- Много месяцев перед ее смертью? - уточнила я.
- Мы с Берил были очень близки.
- Вы знали, что ее преследовали?
- Да. Я знала, что ей угрожали, - сказала она.
- Она сама рассказала вам об этом, мисс Харпер?
- Разумеется.
Марино просматривал телефонные счета Берил и не нашел ни одного междугородного звонка в Вильямсбург. Не обнаружилось также ни одного письма от мисс Харпер или ее брата.
- Значит, вы много лет поддерживали с ней близкие отношения? - спросила я.
- Очень близкие. По крайней мере, настолько, насколько это было возможно из-за той книги, которую она писала, и очевидного нарушения договора с моим братом. Все это вылилось в такую грязь... Кери был в ярости.
- Как он узнал об этом? Она рассказывала ему о том, что писала?
- Ее адвокат рассказал.
- Спарацино?
- Я не в курсе подробностей того, что он рассказывал Кери, - на лице мисс Харпер появилось суровое выражение, - но мой брат был проинформирован о книге Берил. Он знал достаточно, чтобы выйти из себя. Адвокат за кулисами подогревал страсти. Он ходил от Берил к Кери, туда и обратно, представлялся союзником то одного, то другого, в зависимости от того, с кем разговаривал.
- Вы знаете, в каком состоянии ее книга находится сейчас? - осторожно поинтересовалась я. - Она у Спарацино? Готовится к публикации?
- Несколько дней назад он звонил Кери. Я случайно слышала обрывки их разговора, из которых поняла, что рукопись исчезла. Упоминается ваш отдел. Я слышала, как Кери говорил что-то о медицинском эксперте. Полагаю, имелись в виду вы. И в этот момент он разозлился. Я заключила, что мистер Спарацино пытался определить, насколько возможно, что рукопись - у моего брата.
- А это возможно? - Я тоже хотела это знать.
- Берил никогда бы не отдала ее Кери, - ответила она голосом, лишенным эмоций. - Какой был смысл жертвовать ему свою работу? Он был непреклонен в оценке того, чем она занималась последнее время.
Мы немного помолчали. Затем я спросила:
- Мисс Харпер, чего так боялся ваш брат?
- Жизни.
Я ждала, пристально наблюдая за выражением ее лица. Она снова всматривалась в огонь.
- Чем больше он ее боялся, тем больше отступал перед нею, - произнесла она странным тоном. - Затворничество странным образом влияет на разум человека, выворачивая его наизнанку, запутывает в клубок мысли и идеи до тех пор, пока они не начинают разлетаться в стороны под сумасшедшими углами. Я думаю, что Берил была единственным человеком, которого мой брат когда-либо любил. Он прикипел к ней, чувствовал непреодолимую потребность обладать ею, накрепко привязать -ее к себе. Когда он решил, что она его предает, что он больше не имеет над ней власти, его сумасшествие стало чрезмерным. Я уверена, что он стал воображать всякую чепуху, которую она могла о нем разгласить. О нашей жизни здесь.
Когда она снова потянулась за своим бокалом, ее рука дрожала. Она говорила о своем брате так, как будто тот был мертв уже много лет, и в ее голосе слышались резкие интонации. Похоже, колодец ее любви к брату был выложен твердыми кирпичами ярости и боли.
- У нас с Кери никого не осталось, когда Берил покинула нас. Мои родители умерли. У нас не было никого, кроме нас самих. Кери был тяжелым человеком. Дьявол, который писал как ангел. О нем нужно было заботиться. Я старалась помогать ему в его стремлении оставить свой след в мире.
- Такие жертвы часто сопровождаются обидой.
Молчание. Отсветы огня плясали на ее изысканном лице.
- Как вы разыскали Берил? - спросила я.
- Она сама нашла нас. В то время она жила во Фресно со своим отцом и мачехой. Она писала и была поглощена этим занятием. - Рассказывая, мисс Харпер не отрывала глаз от огня. - Однажды Кери через своего издателя получил от нее письмо, к которому был приложен короткий рассказ, написанный от руки. Я до сих пор хорошо помню его. Она подавала надежды - зарождающееся воображение, которое просто нуждалось в шлифовке, в наставнике. Таким образом, началась переписка. А несколько месяцев спустя Кери пригласил ее навестить нас, послал ей билет. Вскоре он купил этот дом и начал его восстанавливать. Он сделал это для нее. Красивая девочка принесла в его мир волшебство.
- А вы? - спросила я.
Она ответила не сразу.
Полено в камине шевельнулось, и вверх взметнулся сноп искр.
- После ее переезда к нам не все было гладко в нашей жизни, доктор Скарпетта, - сказала она наконец, - я видела, что происходило между ними.
- Между вашим братом и Берил?
- Я бы не стала держать ее взаперти, как он это делал. В своих неустанных попытках удержать Берил, всецело завладеть ею, он потерял ее.
- Вы очень сильно любили Берил.
- Это невозможно объяснить. - Ее голос дрогнул. - С этим трудно было справиться.
Я продолжала зондировать:
- Ваш брат не хотел, чтобы вы поддерживали с нею связь?
- Особенно в течение последних нескольких месяцев, из-за ее книги. Кери осудил и отрекся от нее. Ее имя в этом доме не упоминалось. Он не позволял мне поддерживать с нею какие бы то ни было контакты.
- Но вы все-таки поддерживали, - сказала я.
- Весьма ограниченные, - с трудом произнесла она.
- Должно быть, это очень болезненно - быть отрезанной от кого-то, кто так дорог.
Она снова смотрела на огонь.
- Мисс Харпер, когда вы узнали о смерти Берил?
Она не ответила.
- Кто-нибудь позвонил вам?
- Я услышала об этом по радио на следующее утро, - пробормотала она.
"Боже мой, - подумала я, - как ужасно".
Она больше ничего не сказала. Ее раны были за пределами моего восприятия, и как бы я ни хотела ее утешить, сказать мне было нечего. Так, в молчании, мы просидели довольно долго. Когда я, в конце концов, посмотрела украдкой на часы, то обнаружила, что уже почти полночь.
До меня вдруг дошло, что в доме очень тихо - слишком тихо.