- Наличными, когда вообще платят. А вам-то что? - зло добавила она, по-видимому раскаиваясь в своей болтливости.
- Молоденькие женщины, которые носят из банка деньги для зарплаты рабочим, - легкая добыча для преступников, - сказал Паско. - А что значит "когда вообще платят"?
- Ничего. Была проблема с наличными, а теперь ее не стало.
Паско решил, что пришло время для булавочных уколов в стиле Дэлзиела.
- В связи со смертью миссис Свайн? Но еще много времени пройдет, пока определят подлинность ее завещания.
- Может, и так. Но банк, должно быть, считает, что все в порядке.
- А вы как считаете, миссис Эпплярд?
- Мне-то какая разница? - ответила она безразлично. - Но, раз он гуляет на свободе, значит, вы не собираетесь его привлекать по-серьезному.
Разговаривая с Паско, она смотрела через его плечо, и вдруг былая оживленность покинула ее лицо. Паско обернулся и увидел, что Свайн и Стринджер вместе вышли со стоянки и остановились, поглощенные разговором. Свайн похлопал Стринджера по плечу, по всей видимости ободряя его, и ушел. Стринджер посмотрел ему вслед, затем повернулся, чтобы направиться к стоянке, и только тогда заметил свою дочь.
Он подошел к ним.
- Добрый вечер, мистер Стринджер, - поздоровался с ним Паско.
Тот кивнул в ответ, а потом обратился к дочери:
- Готова? Тогда пошли. Не хватало, чтобы твоя мать еще и весь вечер просидела с мальчонкой.
Значит, есть ребенок. А муж?
- Я же тебе говорила, мне надо кое-что купить, - сказала она.
- А ты еще не купила? Господи, как замечательно, наверное, иметь возможность тратить жизнь на то, чтобы трепать языком.
Пристальный, неодобрительный взгляд его голубых глаз не вставлял сомнений, что Паско был тоже причислен к этой категории людей.
Его дочь бросила на ходу:
- Я на минутку, - и пошла вдоль по тротуару.
- Кажется, мы скоро сможем снова пользоваться нашей стоянкой, - вежливо обратился к подрядчику Паско.
- Что? А, да. Мы почти закончили.
- А потом? Есть еще работа, пока погода позволяет?
От этих слов Стринджер почему-то взорвался.
- Я не какой-нибудь каменщик, - заявил он, - я полноправный партнер!
- Даже в таком случае вам все равно нужно работать, чтобы получать какую-то прибыль.
- Прорвемся. А вам-то что за дело, если уж на то пошло?
- Просто вежливое проявление сочувственного интереса, мистер Стринджер.
- Полицейская привычка совать нос в чужие дела. Да подавитесь вы своим сочувствием! Я всегда справлялся один без посторонней помощи.
- Я уверен в этом. Вы, должно быть, гордитесь, что у вас внук. Сколько ему?
- Скоро два, - сказал Стринджер. - Ничего себе пацан.
Это смахивало на хвастовство, если подобная человеческая слабость вообще была ведома этому человеку.
- Похож на дедушку, да? - спросил Паско, надеясь еще немножко растопить лед. Но, видно, перестарался, ибо на него так и повеяло жаром, когда Стринджер с горячностью воскликнул:
- Только бы не был похож на своего отца!
- Простите? Его отец… он что?..
- Что "он что"? - осведомился Стринджер.
- Не знаю. Умер, может быть.
- Умер? С чего вы взяли такую ерунду? - опять озлился Стринджер.
- Мистер Стринджер, - язвительно проговорил Паско, - ясно, что вам что-то не нравится в вашем зяте. Если вы будете так любезны, чтобы объяснить мне, что именно, я, возможно, смогу впредь не наносить вам оскорблений.
К удивлению Паско, его призыв нашел положительный отклик, хоть ответ не имел прямого отношения к делу.
- Мы живем в мире, который тяжко болен, - произнес Стринджер тоном человека, изрекающего истину в последней инстанции.
- Да, конечно, наряду с достоинствами наш мир имеет и свои недостатки, - согласился Паско. - Но в чем именно вы видите его болезни?
- Во всем! Если бы наш мир не был так серьезно болен, зачем Господу насылать на нас такие беды, как СПИД и наркотики. Только чтобы наказать грешников!
Паско внутренне содрогнулся. Он совсем забыл, что Стринджер помешался на религии, а именно на эту тему Паско предпочитал не беседовать.
- В качестве наказаний эти беды, похоже, насылаются совершенно без разбору, - заметил он, - но у нас всех есть свои дела, включая Господа. У меня они определенно есть. До свидания, мистер Стринджер.
Но сбежать оказалось не так просто. Стринджер схватил его за рукав.
- Вы спросили про моего зятя, мистер. Так вас разве не интересует ответ?
- Да нет, извините. Это не мое дело….
- Ага, в этом вы правы. Но я вам все равно расскажу, - заявил Стринджер. - Может, тогда вы не будете задавать лишние вопросы соседям. Этот Тони Эпплярд года три назад переспал с моей девкой. До тех пор я о нем ничего не слышал. Она была еще школьницей, очень способной, из нее вышел бы толк, но появился этот типчик… Ну, надо было что-то предпринять. Он хотел, чтобы она сделала аборт, но я посчитал это убийством. К счастью, моя дочь - тоже. Поэтому я спокойно поговорил с ним, дал ему время на раздумье. Вы тоже из сельской семьи, как и я, и знаете, что у нас многие сначала переспят, а потом уж венчаются. И большинство таких браков оказываются вполне счастливыми. Но, говорю вам, они жениться не желали. Убеждали меня, что сейчас это ничего не значит, хотя я сказал, что это многое значит для меня, многое значит для Господа нашего. И будет многое значить для ребенка, когда он подрастет. Потому они и поженились.
Он замолчал. Паско спросил:
- Ну и что? Их брак удачен?
- Да не смешите меня! - выкрикнул Стринджер, хотя Паско вовсе не собирался этого делать. - С таким-то бездельником? Он говорил, что он монтер. Какой там монтер! Он ни к чему не годен! Работал в компании "Атлас Тайлер", так вылетел оттуда, как только янки стали сворачивать дела. Я его мог устроить на фирму рабочим, но, "ах нет", он сказал, что хочет открыть свое дело. В конце концов, уехал на юг в поисках работы. Ну, говорят, нашел работу, по слухам, хорошо зарабатывает, достаточно, чтобы вести беспутную жизнь, не заботясь о том, чтобы послать денег жене и ребенку.
- Вы хотите сказать, что он даже не приезжает повидать их? - спросил Паско.
- Приезжает? Зачем такому ублюдку приезжать? - вскричал Стринджер. - От него одни неприятности. Я даже не так давно пытался его найти, но он, наверное, пронюхал про это, потому что, когда я приехал, оказалось, что он поменял жилье и адреса не оставил. Ничего, говорю вам, от меня ему не убежать!
- А что Ширли? - спросил Паско, удивленный столь бурным проявлением чувств своего собеседника. - Она-то как ко всему этому относится? Как это на ней отразилось?
- Если бы вы знали ее несколько лет назад, вы не спрашивали бы меня, - ответил Стринджер. - Да вот, взгляните.
Он вынул цветную фотокарточку из бумажника. На ней был изображен Стринджер с девочкой лет двенадцати-тринадцати. Они сидели за складным столиком под матерчатым навесом и широко улыбались в объектив. Девочка не была красивой, но у нее было свежее личико и живой беззаботный вид, и было довольно трудно найти в этом ребенке сходство с Ширли Эпплярд.
Ее отец был гораздо более узнаваем, но горести, неудачи и разочарования, пережитые за эти годы, оставили на его лице свой след.
- Какая миленькая девочка, - заметил Паско.
Он не подразумевал "была", но Стринджер понял это именно так.
- Да, была, - сказал он отчасти самому себе. - Миленькая девочка. Все так говорили. А она считала, что на свете нет никого лучше ее папы. Ходила со мной везде, все рассказывала. А потом все стало меняться. Вот как молоко, бывает, сворачивается. Сначала незаметно, вроде все по-старому… а в конце концов это становится явным! У вас есть дети, мистер?
- Есть. Девочка.
- Ну тогда, может, вы меня и поймете.
"Что пойму?" - недоумевал Паско по дороге домой. Стринджер был не похож на человека, которому достаточно поделиться с кем-то своей бедой, чтобы она показалась вдвое меньшей. Но когда Паско читал Рози на ночь сказку, он поймал себя на том, что размышляет, как бы он чувствовал себя, если бы кто-то сломал жизнь его дочери. И эти размышления настроили его далеко не на самый безмятежный лад.
Он спустился вниз. Элли сидела в столовой, заваленная папками и бумагами, от которых не знала спасенья с тех пор, как была избрана Чанг в качестве бесплатного пресс-секретаря. Они обменялись улыбками, Паско прошел в холл и налил себе выпить. Он знал, что сегодня идет его любимая телепередача, но не мог заставить себя включить телевизор. Вдруг Элли уселась на подлокотник его кресла, положила руку ему на плечо и спросила:
- Ты какой-то кислый. Тебя что-то беспокоит?
- Да нет. Просто жизнь.
- В таком случае тревожиться не о чем. Говорят, жизнь - болезнь, которая со временем вылечивается.
- Это если лечиться в учреждениях министерства здравоохранения. Но некоторые занимаются этим сами и вылечиваются вне очереди.
- Извини, это что? Загадка мне на вечер?
- Нет. Это я о женщине, Гейл Свайн, которая вышибла себе мозги. Во всяком случае, мне так кажется. И еще об одной, которая пишет письма Дэлзиелу и сообщает, что собирается покончить жизнь самоубийством.
- Боже, ты мне ничего об этом не говорил.
- Не говорил. Потому что она вроде перестала писать. А потом снова начала, - как-то бестолково объяснил он.
- Понимаю. А почему она пишет именно Дэлзиелу? И если Дэлзиелу, то причем здесь ты?
- Когда ничего иного не остается, и атеисты молятся. И это привилегия начальства - перекладывать свои обязанности на других.
Элли рассмеялась, а потом сказала:
- А нельзя ли мне на них взглянуть, на эти письма?
Паско, замявшись, ответил:
- У меня их нет с собой. Я их на работе оставил.
Так оно и было, но он понял, что Элли догадалась о причине его замешательства. До того случая, когда он повредил ногу, которая до сих пор болит, он рассказывал Элли все без утайки и без разбору. Если бы его тогда спросили почему, он бы ответил, потому что он ее безгранично любит и безгранично ей доверяет. Однако, размышляя долгими бессонными ночами в больнице, он задумался, а не испытывает ли он просто таким образом на прочность эти свои доверие и любовь. В конце концов пришло время, когда они дома и на людях оказались как бы в оппозиции друг к другу, и он обнаружил, что начал получать нездоровое удовольствие, подступая вплотную к разграничительной линии. Когда он выплыл наконец из серой больничной беспросветности, мысль об этом удовольствии показалась ему гораздо менее приятной. Однако она, подобно достаточного веса гнету, помогала держать полузакрытым то, что прежде было полностью открытым.
Элли поднялась и зевнула.
- Ну и ладно, - беззаботно сказала она. - У меня слишком много своих дел, чтобы еще с твоими разбираться.
Он пошел за ней следом в столовую, стремясь загладить свою невольную вину.
- Как твоя неоплачиваемая работа? - спросил он.
- Иногда занятно. Но времени занимает очень много. Я никогда больше не стану плохо отзываться о сотрудниках пресс-служб.
- Может, поспорим? - улыбнулся Паско. - Между прочим, как пресс-секретарь Чанг ты могла бы замолвить за меня слово перед ней. Каким-то образом просочилась информация, что она жаждет поручить роль Бога в спектакле Дэлзиелу. Не могла бы ты убедить ее, что я тут ни причем - у меня рот был на замке. Не хочу кончить свои дни в какой-нибудь восточной темнице.
- Ты мог меня и обмануть, - сказала Элли. - Но я не стала бы волноваться по этому поводу. Утечка информации из театра "Кембл" - как утечка из кабинета министров. Та-которой-все-повинуются сама сверлит дыры для утечек.
- Чанг? Но с какой стати?
- Это называется давлением, дорогой. Каким способом можно заставить Дэлзиела делать что-либо?
- Не знаю. Дать взятку? Как-то по другому подкупить? Сказать ему, чтобы он этого не делал…
- Умница! Я ни минуты не сомневаюсь, что Чанг перепробует все эти хитрости, а в придачу и те, о которых мы с тобой не додумались. Но чтобы люди могли советовать ему не делать этого, они должны знать, что его попросили это сделать, правильно?
- Для меня это все слишком заумно… И как только Чанг удалось так быстро догадаться, какие кнопки надо нажимать… Ой, нет, Элли! Неужели ты работаешь у Чанг еще и советником по психологии?
Она залилась румянцем. Обычно Паско приходил в восхищение, когда жена краснела от смущения - в такие минуты она была очаровательна. Но сейчас ему было не до того, чтобы восхищаться красотой смущенной жены. Что, если Дэлзиел хоть на секунду заподозрит, будто они с Элли сговорились против него. Прежде чем Паско успел пуститься в увещевания, раздался телефонный звонок. Он нервно схватил трубку, уверенный, что это Дэлзиел, однако услышал голос Уилда.
- Прости, что беспокою, но в Братгайте, в "Розе и короне", случилась небольшая заварушка. Тебе известно, что сегодня вечером состоялся футбольный матч? Ну, и несколько посетителей этой забегаловки подрались с болельщиками. Хозяин заведения пытался вмешаться и очутился в больнице. Я думал, тебе надо знать.
Это было очень мило со стороны Уилда. В любом ином случае сержант постарался бы не беспокоить Паско по поводу какой-то потасовки в пивной, но в последнее время Дэлзиел стал пилить их за отсутствие прогресса на фронте борьбы с футбольными хулиганами, и лучше было быть в курсе всех подробностей происшествия, чтобы отговориться при необходимости.
- Я прогуляюсь туда, - сказал Паско. - Шеф на месте?
- Нет. Насколько мне известно, чуть раньше мистер Тримбл пригласил его к себе потолковать о чем-то, он пошел, а потом вылетел от него совершенно взбешенный. Говорят, ручку сорвал, когда дверь захлопывал за собой. Не знаешь, что могло его так расстроить?
- Надеюсь, что нет, Уилди, - с жаром воскликнул Паско. - Я искренне надеюсь, что не знаю!
К тому времени, когда Дэлзиел добрался до театра "Кембл", он уже поостыл. Не испытав ярости, не познаешь сладости возмездия. Можно вовсю махать кулаками, сотрясая лишь воздух, но стоит нанести точный удар носком ботинка в нужное место, и из глаз противника польются слезы.
Речь шла не о том, чтобы самоутвердиться или удовлетворить свое самолюбие. Дэн Тримбл был неплохой парень, доброжелательный, неглупый и довольно щедрый на угощение. Уроженец Среднего Йоркшира, окажись он на этом месте, был бы куда хуже. Но шефу полиции следовало бы понять, что, хоть он и главный среди констеблей, что касается детективов, он в лучшем случае второй среди равных.
Первой ошибкой главного было то, что он напрямик сказал: "Пришло время закрывать дело Свайна". На него давил Иден Теккерей, судья, пресса и даже корпорация Делгадо в лице своих адвокатов, которые были заинтересованы в том, чтобы: а) им выдали тело для захоронения в фамильной усыпальнице и б) внести наконец ясность в обстоятельства дела, чтобы приступить к введению в действие завещания Гейл Свайн, тем более что она недавно унаследовала значительную часть акций Делгадо от умершего отца.
- Я тебе прямо скажу, Энди, - начал Тримбл. - Я тебе дал длинную веревку, но повесить на ней Свайна тебе не удалось, так? У нас есть его показания и показания Уотерсона, и они в главных моментах совпадают…
- Дайте добраться до Уотерсона, и все окажется совсем не так, - перебил его Дэлзиел.
Посмотрев на него с сомнением, Тримбл спросил:
- Как думаешь, вы его скоро отыщете?
- Очень скоро, - соврал Дэлзиел.
- Надеюсь, что ты не врешь, Энди, - тихо проговорил Тримбл. - Я стараюсь поддерживать своих людей, но твои действия вызывают отрицательный резонанс. Все говорит о том, что это самоубийство. Насколько я понимаю, самая серьезная неприятность, которая ждет нас в связи с этим делом, - это рост раздражения против тебя; так что сворачивай это дело как можно быстрее и не говори, что я тебя не предупреждал!
Одно это было достаточно неприятно слышать, но дальнейшее оказалось еще хуже. Покончив с трудным разговором на служебную тему, Тримбл явно почувствовал облегчение и, возможно, в душе уже поздравил себя с тем, как легко ему удалось заставить этого знаменитого йоркширского медведя танцевать его, Тримбла, родной корнуолльский танец цветов. Тримб налил Дэлзиелу и себе виски и с улыбкой сказал:
- Давай о другом. Меня сегодня за обедом так рассмешили! Кое-кто мне сказал, что слышал, будто один из моих офицеров собирается играть Бога в мистериях. Я ответил ему, что в йоркширской полиции есть место только для одного Бога. Собеседник уверял, что слышал это из вполне достоверного источника. А я сказал, что, согласно еще более достоверному источнику, если бы кто-нибудь из моих офицеров позволил себе позорить полицию, согласившись, чтобы его возили на карнавальном помосте в ночной сорочке по всему городу, я бы первый знал об этом!
Дэлзиел непонимающе уставился на шефа полиции, но в его словно высеченной из гранита голове шла напряженная работа. Дэлзиел вспомнил, как в ответ на предложение Чанг быть Богом он только расхохотался, ибо ничего иного, кроме насмешки, оно не заслуживало. Но она на этом не успокоилась, только улыбалась, сводила все к шутке и так щедро подливала ему виски, что под конец он обещал все же подумать над этим.
Ну, он подумал, опять расхохотался, встретился с ней вечером, чтобы выпить еще виски из ее запасов, и твердо отказался, намекнув, однако, что его притязания имеют вполне земной характер и весьма далеки от мыслей о божественном.
Но сейчас вдруг Дэлзиел почувствовал, что происходит нечто непонятное и не очень ему подвластное.
- Вы хотите сказать, сэр, - произнес Дэлзиел, - что, если кто-то из офицеров вздумал бы сделать что-то в этом роде, вы могли бы ему запретить?
- Я надеюсь, до этого никогда не дойдет, но, если бы подобное случилось, Эндрю, да, мог бы. И непременно запретил бы, не сомневайся!
Вот так. Ему указали его место. Его место как человека и как офицера. Дэлзиел так сдавил в руках стакан, что едва не превратил его в хрустальный шарик, готовый сделать то же самое с Тримблом. Но умный человек не станет действовать напролом, и Дэлзиел покинул поле брани, оставив этого корнуолльского лешего праздновать воображаемую победу.
Полный стакан "Хайленд-Парк", преподнесенный Чанг, окончательно остудил его голову. А когда коварная евразийка вкрадчиво сказала:
- Ты, похоже, чем-то расстроен сегодня, Энди. Тебя что-то тревожит? - Он уже смог рассмеяться и ответить:
- Ничего такого, с чем я не сумел бы справиться.
Через несколько минут, однако, к своему вящему удивлению, он уже рассказывал ей о том, как Тримбл стал вмешиваться в дело Свайна. Конечно, он старательно избегал конкретных имен. Но это была тщетная предосторожность, потому что не успел он произнести и несколько фраз, как Чанг перебила его:
- Ой, послушай, ты это о Филе Свайне, да? А я уж подумала, что с ним все выяснено. Он же был на моем приеме! Должна сказать, я удивилась, когда увидела его после всей этой трагедии с его женой. Она входила в наш театральный комитет.
- Ты хорошо ее знала? - оживился Дэлзиел, надеясь получить новую информацию.
- Нет, почти не знала. Этот ее интерес к искусству ни в чем на деле не проявлялся. Она просто сидела на каждом втором заседании. Думаю, ее увлечение было чисто внешним, но, надо отдать ей должное, она всегда первая показывала пример щедрости, когда нам не хватало наличных средств.