- Прошу вас, если возникнет какая необходимость в дополнительных сведениях, я в вашем распоряжении, готов помочь чем могу, - добавил на прощание пан Малиновский.
Анджей Чесельский в своем кабинете кратко пересказал Шиманеку события прошедшего дня, о порошке на Таргувеке и о разговоре с Малиновским. Подпоручик искренне пожалел, что его не было в тот момент, когда его начальник, словно "белая дама", появился из облака зеосила. Относительно разговора с Малиновским он кратко подытожил:
- А этот бухгалтер не так-то прост.
- Почему?
- Сумел бросить тень подозрения на Генрика Ковальского и на родственников Ирены. И очень ловко подсунул свое алиби. По-моему каждое слово, которое он сказал, было тщательно взвешено и продумано.
- Я его ни в чем не подозреваю, - рассмеялся Чесельский, - и об алиби не спрашивал.
- А он решил заранее тебя подготовить.
- И какой вывод?
- Не знаю. Но не сомневаюсь, что он преследовал какую-то цель, рассказывая тебе все это. Быть может, не хотел открывать карты. Разве у него не могли быть какие-нибудь свои счеты со Стояновским? Боялся, что рано или поздно ты докопаешься. Вот и решил заранее подстраховаться. Хотя, по сути говоря, это не имеет никакого значения.
- Почему же?
- Потому что убийцей или инициатором убийства является Ирена Стояновская.
- Уж очень ты категоричен в своих суждениях. На основании чего ты это утверждаешь?
- Смотри, - и Шиманек протянул узкую бумажную ленту, телекс с пограничной станции Зебжидовицы. - Сразу не стал тебе показывать, чтобы не мешать твоему рассказу.
В телексе сообщалось, что Ирена Стояновская 15 сентября в первой половине дня пересекла польско-чехословацкую границу в скором поезде Варшава - Вена, пограничникам предъявила загранпаспорт, запрещенных к вывозу вещей при ней не обнаружено. Выехала легально, задерживать ее никаких оснований не было.
- Сбежала! - не сдержался Чесельский.
- Четырнадцатого сентября около семи вечера был убит Стояновский. В тот момент никому не могло прийти в голову предупредить пограничные пропускные пункты о возможности пересечения границы женой убитого.
- Когда мы приступили к следствию, было известно, что Стояновская выехала отдыхать в Бещады… Н-да, преступление было заранее подготовлено, задолго до его совершения. Заранее был оформлен паспорт, получена валюта, заказан билет точно на тот день, когда произошло убийство.
Чесельский торопливо собрал все свои записки, сунул их в папку и поднялся из-за стола.
- Ты куда?
- Пойду к Немироху. Пусть полковник решает, надо ли обращаться к австрийским властям о выдаче Ирены Стояновской.
- Скажи "старику", чтобы он командировал меня в Вену в помощь австрийской полиции, - попросил Шиманек.
- Можешь не сомневаться, я буду настаивать на этом. - И Чесельский вышел из кабинета.
БЫЛ ЛИ УБИЙЦА НА ПОХОРОНАХ?
- Допустим, что я убедил бы наши власти потребовать выдачи Ирены Стояновской, - рассуждал полковник. - Допустим также, что австрийские власти пошли бы нам навстречу и выдали бы ее нам. Так. И, передавая прокурору материал для обвинительного заключения, что бы мы могли ему представить?
- У нас довольно много улик, - твердо заверил Чесельский.
- Давай суммируем их. - И полковник положил перед собой чистый лист бумаги.
"1. Показания дворника, который слышал, что Ирена Стояновская грозилась убить своего мужа.
2. Показания соседки, утверждавшей, что супруги часто ссорились, что она слышала фразы: "Убью тебя", "Если бы у меня был топор, то я разнесла бы твою башку". Кроме того, соседка сообщила, что однажды Ирена Стояновская на лестнице выкрикивала непристойные выражения в адрес своей свекрови.
3. Показания дворника, что за четыре дня до убийства Стояновского его жена Ирена Стояновская выехала отдыхать в Бещады.
4. Показания матери Зигмунта Стояновского, что Ирена за день до убийства была в Варшаве, заезжала в Вёнзовную, где заявила, что готова покончить с собой, если не получит развода.
5. Через несколько часов после убийства Ирена Стояновская села в скорый поезд и выехала в Вену, предъявив на пограничном пропускном пункте заграничный паспорт.
6. Показания Станислава Малиновского, что Ирена Стояновская до выхода замуж была любовницей инженера Генрика Ковальского, выйдя замуж, возможно, с ним встречалась. Кроме того, Малиновский сообщил, что до него дошли слухи, будто родственники Ирены грозили расправиться со Стояновским".
Немирох прочитал вслух все пункты и спросил Чесельского, не пропустил ли он чего. И добавил, что сознательно не включил в этот перечень сведения о том, что Ирена Стояновская молодая красивая женщина, любящая повеселиться и выпить. Что за ней ухаживает молодой человек, личность которого не установлена и у которого есть дорогая автомашина иностранной марки. Ибо эти факты не являются отягчающими вину обстоятельствами.
- Значит, все? - еще раз переспросил полковник.
- Абсолютно все, - подтвердил Чесельский.
- Вы, поручик, юрист. Окончили Варшавский университет и хорошо знаете уголовное право. Ну а теперь скажите, как будет выглядеть обвинительное заключение, составленное на основе этих данных? Мне думается, что нет никакого смысла привлекать таких прославленных адвокатов, как Рушинский или Байер, чтобы разнести в пух и прах наше обвинительное заключение. Тут любой растяпа стажер разделает его под орех.
Чесельский молча выслушал критические замечания полковника. Немирох был безжалостен, но, увы, прав.
- Я не собираюсь выставлять на посмешище управление милиции, - продолжал Немирох, - поэтому не подпишу документ о выдаче австрийскими властями Ирены Стояновской.
- Что будем делать, полковник?
- Вести следствие дальше, - объяснил Немирох.
- Слушаюсь! - Поручик щелкнул каблуками, повернулся кругом и направился к двери.
Уже в дверях он услышал голос полковника:
- Ну-ка вернись. Садись, к чему эта оскорбленная мина. В целом я вами обоими доволен, действуете оперативно, обдуманно. Только мне хочется вас предостеречь от очень серьезной ошибки, которую часто совершают следователи: сначала выстраивают красивую легенду, а потом ведут следствие, ориентируясь только на нее.
- Ведь я, полковник, начиная следствие, меньше всего допускал, что преступление совершила Ирена Стояновская. Только теперь, после ее бегства…
- Не думай и сейчас. Хотя следствие веди в этом направлении. Но не только в этом… Ищи и другие поводы, других возможных убийц. Не одно убийство не совершается без повода.
- По-моему, только у Ирены был повод.
- Послушай: ищи другой. Более весомый. Ищите, ищите причину убийства.
Анджей Чесельский понуро поплелся в свой кабинет. Шиманеку даже не потребовалось расспрашивать о результатах разговора с шефом.
- Завернул?
- Да еще носом ткнул в наши "неопровержимые улики", сказал, что любой растяпа практикант из коллегии адвокатов разобьет в пух и прах обвинительное заключение, сделанное на основе этих улик. Категорически возражает против выдачи австрийскими властями Ирены Стояновской. Велел искать иные мотивы. И кажется, он прав.
- Ты согласен со "стариком"?!
- Ведь мы действительно ничего не знаем. Ирена просто могла сбежать с любовником и поставить мужа перед свершившимся фактом, униженный супруг тогда легче согласится на развод. А то, что выехала в день убийства, могло быть обычным стечением обстоятельств.
- А угрозы? - Шиманек твердо стоял на своем.
- Между прочим, я сам слышал два дня тому назад, как подпоручик Антоний Шиманек, открыв бутылку кока-колы в нашей столовой, сказал в адрес официантки: "Я эту бабу когда-нибудь пришлепну, если она еще хоть раз принесет теплую бутылку". И что? Если эту бабу кто-нибудь убил бы, подозрение в первую очередь пало на тебя?
- Хорошо, что будем делать? Какой план?
- Мне надо будет зайти в дирекцию строительного объединения, а ты пойдешь на Тамку, к инженеру Генрику Ковальскому. Но это послезавтра. Завтра же мы должны быть на похоронах Стояновского.
- Считаешь, что преступник всегда приходит на место преступления или на похороны своей жертвы?
- Что-то в этом есть. Возможно, не всегда, но, как свидетельствует милицейский опыт, преступник довольно часто приходит на похороны своей жертвы. Считает, что его присутствие на траурной панихиде отводит от него подозрения. Быть может, хочет убедиться, что его не подозревают, или же хочет узнать, какова обстановка, какое к нему отношение, как поглядывают на него. Некоторые говорят, что убийца проверяет себя на похоронах, может ли он владеть собой, может ли сохранить спокойствие, видя скорбь родных и близких. Если бы я был начальником Главного управления милиции, то я бы распорядился снимать на пленку все похороны жертв насильственного убийства.
- Как хорошо, что ты не начальник. Ох, и досталось бы нам!
- Ладно, снимать не можем, но на похоронах будем. Пойдем пораньше и понаблюдаем, кто как себя ведет.
Перед костелом было людно. Отпевали одного покойника за другим.
Наконец приехали родители Стояновского в сопровождении красивой молодой женщины. За ними группками шли незнакомые Чесельскому и Шиманеку люди, подошла вскоре соседка пани Межеевская, за нею дворник Ксаверий Ротоцкий. Увидев стоящих чуть в стороне милиционеров, пан Ротоцкий тут же подошел к ним, поздоровался как со старыми знакомыми.
- По долгу службы?
- Пожалуй, нет. Решили проводить в последний путь человека, следствие об убийстве которого мы ведем. Вон та красивая женщина, что стоит рядом с матерью Зигмунта, это Ирена Стояновская?
- Нет. Ирена все еще не вернулась. Вы, наверное, перестали давать объявления по телевидению?
- Да, не объявляем, так как это ничего не дало.
- У нас, в нашем доме, говорят, что это ока его убила и сбежала. Правда ли это? - допытывался пан Ксаверий.
- Не знаю, - ответил Шиманек.
- У нас нет никаких оснований утверждать, что она убила, - Анджей Чесельский по-прежнему не верил в вину Ирены. - Так кто эта молодая женщина?
- Барбара, жена старшего брата. Она приехала из Силезии. Одна. А бот брат не приехал и сестра тоже. Не сочли нужным проводить Зигмунта в последний путь, - в голосе пана Ксаверия слышалось возмущение.
К костелу подъехал автобус с надписью "Строительное объединение", из него вышло человек сорок. Они вынесли два венка. Один от дирекции, второй - от друзей. Вскоре подошел главбух Станислав Малиновский. Он не вошел в костел, ждал кого-то у входа. Через несколько минут подъехала "ниса". Среди приехавших от кооператива "Строитель" Чесельский узнал вахтера и завскладом. Вахтер нес венок, Вишневский передал главбуху цветы, счета и деньги. Малиновский пересчитал сдачу, проверил счета, убедившись, что все в порядке, спрятал бумаги в карман и с цветами вошел в костел. За ним двинулись завскладом и вахтер с огромным венком. Последними входили два подвыпивших субъекта. С трудом преодолевая лестницу, тот, что был постарше, поучал:
- Франек, если хоть один раззявит пасть и скажет плохое слово об Ирене, скажет, что она прихлопнула Зигмунта, сразу бей по башке, чтобы зенки повылазили.
- Папаша, ты что?.. За такое сразу загремишь, - промямлил Франек.
- За родню - это не позор, - наставительно поучал старший Урбаняк.
У самого входа в костел поручик преградил им дорогу.
- Минуточку, пан Урбаняк.
- Чего?
- Разрешите на одно слово. - Чесельский показал служебное удостоверение.
- Как же это так? Выходит, милиция не дает помолиться за упокой души родного зятя? - ерепенился Урбаняк. - На каком основании?
- Помолиться вы еще успеете. Но, пожалуй, лучше нам с вами поговорить сейчас, а не тогда, когда, как только что сказал ваш сын, вы "загремите".
- Да это мы так, пошутили, - сбавив тон, проговорил Урбаняк.
- Вот и хорошо, что вы только пошутили, поскольку я, как раз наоборот, шутить не люблю. Никаких скандалов.
- Начальник, можете не беспокоиться.
- Если же вы кого-то подозреваете, охотно выслушаю вас в управлении милиции. Приходите во дворец Мостовских.
- Мы ничего не знаем, - хором ответили отец и сын.
- И не знаете даже, где Ирена? Почему ее нет на похоронах?
- А я ей не нянька, она уже взрослая.
- Уехала отдыхать, - сказал Франек, решив, видимо, что с милицией не стоит задираться.
- Куда?
- Говорила, что поедет в горы.
- С кем?
- Наверное, с этим своим фрайером, который за ней ухлестывал.
- У которого машина? "Вольво"?
- Да не "вольво", а "опель-рекорд".
- А фрайер откуда? Фамилию знаете?
- Не знаю. Видел его несколько раз с Иреной, но не разговаривал.
- Иностранец?
- Не знаю. Хотя у него на автомашине номерной знак с буквой "8". На шведа вроде не похож, сам слышал, как с Иреной по-польски говорил.
- Понятно. А может, он говорит как иностранец, выучивший польский?
- Нет, поляк он, - убежденно подтвердил Франек.
- Как он выглядит?
- Невысокий, чуть выше Ирены. Мне будет по плечо, а у меня метр восемьдесят, не меньше. Шатен, чуть лысоватый. На левой руке якорь.
- Где? На запястье?
- Да. Я хорошо рассмотрел, он сидел без пиджака, в рубашке с короткими рукавами. Денежный тип. Велел Ирене принести французский коньяк.
- Сколько, по-вашему, ему лет?
- Пан капитан, - Франек на всякий случай повысил в звании поручика, - с похмелья разве разберешь.
Чесельский усмехнулся. Якорь на левом запястье обычно выкалывают в тюрьме уголовники со сроками не менее пяти лет, а то и больше. Но, с другой стороны, любой малец пижонства ради мог тоже себе наколоть якорь. Из слов Франека следовала одна очень важная вещь: этот человек не был убийцей Стояновского, так как свидетельница пани Болецкая утверждала, что убийца был выше среднего роста.
- Что ж, не буду вас больше задерживать, поскольку вы изъявили желание помолиться за душу убитого, - сказал Чесельский. - Не забудьте, пожалуйста, о чем я вас, просил, никаких скандалов.
- Все будет в полном порядке. - И оба Урбаняка исчезли в дверях костела.
Вслед за ними последовали Шиманек и Чесельский. Отпевание подходило к концу. Родители Стояновского сидели в первом ряду, погруженные в печаль, во втором ряду чинно расселись Урбаняки, как-никак родственнички. За ними сидели пожилые люди - наверное, друзья родителей, возможно, дальние родственники. Полно было и святош, которые не пропускали ни одного богослужения.
- В сентябре хорошо умирать. Цветов полно, - пропищала какая-то богомолка, стоявшая около Чесельского. - А в январе или феврале их днем с огнем не сыщешь.
Процессия направилась к кладбищу, растянувшись в узком проходе между памятниками.
Так получилось, что Чесельский и Шиманяк оказались возле Малиновского, рядом с ним шел Вишневский, завскладом.
- Вот иду и думаю, неужели в этой толпе идет тот, кто его убил? - не удержался Малиновский.
- Уверен, - подтвердил завскладом. - Убийца всегда приходит на похороны.
- Скажите, а Генрик Ковальский здесь?
Малиновский осмотрелся по сторонам.
- Я видел его в костеле. А сейчас что-то не вижу.
- Он идет сзади за нами. Вон в той группе, - и Вишневский показал пальцем назад.
- Какой он из себя?
- Высокий, светловолосый.
Чесельский украдкой разглядывал Ковальского. Высокий, стройный, в синих джинсах. Точь-в-точь как описала пани Болецкая.
Над гробом ксендз торопливо пропел положенную молитву и тотчас ринулся обратно в костел отпевать следующего.
От имени строительного объединения выступил с прощальным словом один из сослуживцев Стояновского. Сказал, что обычно говорят в таких случаях, сказал даже, что Зигмунт погиб на посту. Родственники бросили в могилу первые комья земли, вслед за ними близкие и друзья Зигмунта. Вырос холмик на могиле человека, который еще неделю назад и думать не мог, что его жизнь так трагически оборвется.
Друзья и знакомые, перед тем как разойтись, еще раз выразили соболезнование родителям Зигмунта. Первыми подошли к ним отец и сын Урбаняки, на правах ближайших родственников. Вели они себя, надо сказать, совершенно пристойно, как и обещали. Подошел и Генрик Ковальский, сказал несколько теплых слов и, распрощавшись, направился через боковые ворота к выходу.
Чесельский и Шиманек последовали за ним. Выйдя на Повонзковскую улицу, Ковальский направился к своему "вартбургу", стоящему на стоянке. В этот момент Чесельский обратился к нему, попросил подвезти до центра.
Ковальский несколько удивился, но, видимо припомнив, что видел этих двух молодых людей в похоронной процессии, любезно согласился.
- Сейчас я открою дверцу. Вам куда? Мне на Тамку.
- А нас в управление милиции, дворец Мостовских.
Ковальский нахмурился, но быстро овладел собой.
- Понимаю. Я арестован?
- Нет-нет. Нам просто хотелось бы с вами поговорить, и, пожалуй, лучше сделать это сейчас, не привлекая ничьего внимания, без официального вызова в управление. Вы хорошо понимаете, что, ведя следствие об убийстве Стояновского, мы не могли не выйти на вас.
Ковальский, не сказав ни слова, открыл дверцы и сел за руль. Офицеры милиции сели сзади. Довольно быстро они доехали до управления.
Без алиби
На сей раз Чесельский решил допросить Ковальского в соответствии с установленной процедурой: предупредил, что следует говорить только правду, что за дачу ложных показаний он будет нести ответственность, что все сказанное им будет запротоколировано. Шиманек сел за пишущую машинку. Проверив документы и записав все анкетные данные Ковальского, они приступили к допросу.
- Как давно вы знали Зигмунта Стояновского?
- Я познакомился с ним еще в студенческие годы, вместе учились в Варшавском политехническом. Я был немного старше, кончил институт на три года раньше. Во время учебы мы вместе занимались греблей. Выступали в одной восьмерке на соревнованиях Политехника - Университет. До сих пор у меня хранится грамота за победу на этих соревнованиях.
- Вы дружили?
- Не совсем так. - Ковальский держался спокойно, никаких следов волнения. - Просто мы были добрыми приятелями. После окончания института мне удалось устроиться в строительный кооператив. Там я довольно быстро продвинулся. Когда Зигмунт окончил институт, я уговорил его пойти к нам, постарался дать ему интересную работу, посоветовал заняться улучшением качества смазки.
- Виксил - это результат работы Стояновского?
- Ну что вы. Эта смазка давно известна, добрых пятьдесят лет применяется при бетонировании. В Польше, правда, ее начали более широко использовать только после войны. Стояновский улучшил качество смазки, предложив добавлять в виксил порошкообразный кварц, вернее, не сам кварц, а определенную смесь.
- А, знаю, зеосил. Такой белый порошок.
- Да, зеосил, - подтвердил Ковальский, не скрывая своего удивления, откуда милиция так хорошо разбирается в тонкостях строительного дела.
- Позже ваши добрые отношения испортились. И вы явно враждебно были настроены по отношению к нему. Эго правда?
- Правда, - неохотно подтвердил Ковальский.
- Расскажите поподробнее, какова причина этого.