- У меня никаких подозрений, - сказал он, - но мне бы хотелось обратить ваше внимание на то обстоятельство, что оба преступника, как мне сказали, были молодыми людьми. В возрасте двадцати - двадцати трех лет. Пани Палюх и охранник Балицкий люди далеко не молодые, да и шофер Ковальский постарше бандитов. По-моему, логично искать сообщника или сообщников в среде молодых. У нас на заводе их много, но именно среди этой возрастной категории наблюдается самая большая текучесть. Так же, впрочем, как и всякого рода дисциплинарные проступки.
Качановский покачал головой:
- Уважаемый пан директор, я мог бы привести десятки и даже сотни примеров, когда за молодыми преступниками стоял "мозг", зачастую раза в три старше их. Он все продумывал, а молодые были лишь исполнителями его планов. Ему же, кстати, доставалась львиная доля добычи.
- Так с чего же вы думаете начать? - спросил директор.
- Мне бы хотелось собрать как можно больше сведений по делу, пусть даже имеющих к нему самое отдаленное касательство. Вас бы я попросил рассказать обо всех обстоятельствах, связанных с выдачей зарплаты. Вы не возражаете? Тогда приступим. Кто мог знать, что именно во вторник, шестого сентября, машина поедет в банк за деньгами?
- Поездки за деньгами ни для кого на заводе не секрет. Зарплата у нас выдается два раза в месяц, шестого и двадцатого. По этим дням мы посылаем кассиршу в Варшаву, в банк. Обычно машина отправляется около десяти утра, возвращается к двенадцати. Пани Палюх - наш главный кассир. В выдаче зарплаты ей помогают другие работники бухгалтерии. Зарплата выдается по цехам, причем дело у нас организовано так, что первая смена получает деньги в конце рабочего дня, а вторая - в начале. Работники в бухгалтерии опытные, и выдача зарплаты всегда проходит быстро, без сучка без задоринки. Ах, да… за исключением последней. Пришлось ее перенести на другой день, снова взять в банке деньги.
- За зарплатой всегда ездила пани Палюх?
- Да. Кроме тех случаев, когда она была в отпуске или болела. Тогда ее кто-нибудь заменял. Но это случалось нечасто.
- А теперь, пожалуйста, расскажите о шофере Ковальском.
- У завода есть две легковые машины, - начал директор. - К одной прикреплен шофер, этот самый Ян Ковальский, вторая без шофера: на ней ездят сотрудники, имеющие права. По служебным делам, разумеется. Кроме того, как руководящий состав, так и инженерный персонал пользуются своими личными автомашинами, если им приходится выезжать по делу, а служебные машины заняты. Для этого им выделяется специальный "лимит километража", который оплачивается заводом. За получкой мы всегда посылаем Ковальского. Один только раз, когда Ковальский был в отпуске, его машину вел другой шофер. У нас на заводе несколько грузовиков и один автобус, который ежедневно привозит и отвозит рабочих и служащих, живущих в Варшаве. Часто какая-нибудь машина стоит на ремонте, так что замену Ковальскому легко найти.
- Ваша автомастерская работает в две смены?
- Вообще-то в одну, но в случае необходимости люди остаются и на две смены, и даже на ночь. Сверхурочно.
- Говорят, в этой мастерской Ковальский делает и "левую" работу?
Надольный слегка смешался:
- Какая там "левая"! Просто у многих наших сотрудников есть собственные машины. А автомастерских в Надажине нет. Ну я и разрешил Ковальскому в нерабочее время помогать сотрудникам в ремонте. Знаю, это не по правилам, но, если хочешь удержать людей, имея под боком такого конкурента, как столица, приходится идти на некоторые компромиссы. Взять того же Ковальского. Не будь у него дополнительных заработков, не дай ему завод квартиру, он бы здесь не остался. Да вы и сами знаете, как трудно заполучить хорошего специалиста предприятию в тридцати километрах от столицы.
- Теперь, пожалуйста, об охраннике Балицком.
- На заводе двенадцать охранников. Работают они по такому принципу двенадцать часов дежурят, потом двадцать четыре часа отдыхают. Все, как один, из так называемых рабоче-крестьян. Их это расписание очень устраивает: после тяжелой работы в поле они отдыхают на службе. Вообще у нас на заводе много рабоче-крестьян, и, признаюсь вам, они доставляют массу хлопот.
- Чем же? Ведь они-то, надеюсь, в Варшаву не рвутся?
- К счастью, нет. Дело в другом. Ведь этот самый рабоче-крестьянин на самом деле и не рабочий, и не крестьянин. Заводы такого типа, как наш, все меньше нуждаются в неквалифицированной рабочей силе, все больше им требуются специалисты. А у рабоче-крестьянина нет ни времени, ни желания получить специальность. Работу на заводе он рассматривает лишь как источник некоторого дополнительного дохода. Что же касается их крестьянского труда, то они, как правило, ведут экстенсивное хозяйство. Эту проблему следует как-то решать в общегосударственном масштабе.
- И решать не нам с вами, - улыбнулся Качановский. - А пока меня интересует конкретно Анджей Балицкий.
- За деньгами обычно едет один из четырех охранников, дежурящих в этот день.
- Кто их назначает?
- Теоретически я или мой заместитель по административной части, а практически моя секретарша.
На этом майор решил пока закончить разговор с директором.
- Мне бы хотелось поговорить с теми тремя голубчиками.
- Мой кабинет в вашем распоряжении.
- Зачем же мы будем вам мешать? Может, найдется другое помещение?
- Нет, нет, вы не помешаете. У меня намечено совещание с заведующим отделом снабжения, мы поговорим в его кабинете. Вам прислать всех троих сразу?
- Нет, лучше по одному. Я начал бы с шофера.
- Хорошо. Сейчас распоряжусь, чтобы секретарша вызвала его. А потом вы сами, пан майор, скажете ей, кого вызвать следующим. - Директор попрощался.
Вскоре открылась дверь и вошел Ян Ковальский. Измазанный комбинезон и наскоро вымытые бензином руки красноречиво говорили, от какого занятия его оторвали. Да и он сам начал именно с этого:
- Теперь у меня машины нет, так я в мастерской работаю. Извините, что в таком виде…
- Ничего, ничего. Я майор милиции. - Качановский счел нужным представиться, так как он был в штатском. - Мне бы хотелось услышать поподробнее, как случилось, что у вас на глазах увели машину с деньгами?
- А, понимаю. Вы небось думаете, что я сообщник? Вы приехали арестовать меня? Но клянусь, я ни в чем…
- Садитесь вот сюда, - майор указал на стул. - Пока это неофициальный допрос, у нас еще будет время его провести, а сейчас мне хотелось бы получить от вас кое-какие сведения. Никто не утверждает, что вы являетесь соучастником преступления, хотя я, как ведущий следствие по данному делу, не могу этого полностью исключить.
Ковальский сел на указанный стул.
- Ну рассказывайте же, как было дело. И поподробнее.
- Поехали мы, значит, в Варшаву, чтобы взять деньги из банка. Пани Палюх, охранник Балицкий и я. В банке немного задержались, потому что была очередь. А еще пани Палюх нужно было какие-то перечисления сделать, что ли.
- Во сколько вы отправились обратно?
- Когда мы выходили из банка, на часах было без пятнадцати одиннадцать.
- А во сколько вас остановил милиционер на шоссе?
- Я не смотрел на часы. Думаю, около половины двенадцатого. Пока я торчал перед светофорами, пока выбрался из города, полчаса прошло, не меньше. Ну и по шоссе минут пятнадцать ехали. Когда я везу деньги, не гоню, больше восьмидесяти не выжимаю.
- Так как же все произошло?
- Значит, въехали мы на горку. Ту, первую, у Надажина. Вижу, внизу стоит инспектор. С мотоциклом. Рядом с ним парень в штатском - должно быть, общественный инспектор или дружинник. Перед нами ехало много машин, но они никого не останавливали. И только когда я подъехал ближе, он махнул жезлом.
- Кто?
- Известно кто. Милиционер.
- Как он выглядел?
- Обыкновенно. В белой фуражке, в руке жезл.
- Старый, молодой?
- Молодой. Помню, я еще удивился, что капрал такой молодой. Видно, сразу после армии пошел в милицию.
- Опишите его внешний вид.
- Да ведь я, пан майор, специально его не разглядывал. Знаете, любой водитель, пусть он даже чист как стеклышко и машина в полном порядке, все равно нервничает, если его останавливают. Теперь то и дело норовят влепить штраф в пятьсот злотых, это вам не шуточки.
- Так, ни за что ни про что, влепить?
- Да ведь они всегда правы. Всегда найдут к чему придраться. Вот, например, запачкалось по дороге ветровое стекло - плати. Как липку обдерут.
- Вас обдирали?
- Меня-то нет. А вот дружкам моим приходилось выкладывать денежки ни за что, лишь бы отделаться. Рассказывали мне.
- И вы им верите? - улыбнулся майор.
- Что платили штраф, это точно. А вот за что…
- Ну ладно, продолжайте.
- Значит, так, когда я свернул на обочину и заглушил мотор, этот милиционер стал проверять мои документы. Ясное дело, они у меня в полном порядке. Потом он прицепился к освещению. Думаю, явно ищет, к чему бы придраться, чтобы содрать с меня пять сотен. Но ничего у него не вышло: со светом у меня тоже все было в ажуре. Но он не отступился, такой въедливый попался. Велел мне выйти из машины, тормоза ему, видите ли, надо проверить, не западает ли педаль и нет ли люфта на руле. Вижу, решил он меня доконать, и я совсем разнервничался. Но тормоза тоже оказались в порядке. И руль. Ну, думаю, теперь уж все. Так нет, он взял и повернул ключ зажигания. И - тихо. Я прямо ушам не поверил. Голову даю на отсечение, что аккумулятор был в порядке. И в Надажине, и в Варшаве мотор заводился сразу же, с первого оборота.
- Но ведь что-то могло случиться во время езды? Например, окислилась клемма.
- Тогда бы зажглась красная лампочка.
- Ну ладно, и что же дальше?
- Этот чертов милиционер обрадовался. Аккумулятор сел, говорит. Я тогда сам просунул руку через открытое окно и повернул ключ. В самом деле не сработало.
- Вы лично повернули ключ зажигания?
- Лично повернул. И не поверил своим ушам - стартер не работал. Я хотел поднять капот и посмотреть, что такое с аккумулятором, но милиционер не позволил. Нельзя мешать движению на автостраде, сказал, здесь мы создадим помехи для движения другим транспортным средствам. Дурака валял! Ведь машина стояла на обочине и не мешала никакому движению. А он свое твердит: надо подтолкнуть машину, чтобы завести мотор, доехать до завода, а уж там устранять неисправность. Я обрадовался, что он хоть о штрафе не заговаривает. Его помощник все время молчал, не вмешивался и стоял в сторонке, а тут взял и подошел к машине и уперся в багажник, как будто думал, что мы вдвоем справимся. Мы толкали изо всех сил, но машина даже не сдвинулась с места. Хотя теперь-то я сомневаюсь, что он тоже толкал. Только вид делал, должно быть, а толкал я один изо всех сил. Ну вот милиционер и сказал, чтобы нам помог еще и охранник, а пани Палюх попросил выйти из машины - все легче будет. Втроем мы быстро разогнали "фиат", и мотор заработал. Милиционер проехал в горку каких-нибудь семьдесят метров и остановился. Мы поспешили к машине. Я и не заметил, что с нами нет того второго парня. Наверное, он укатил в направлении Варшавы, потому что нас не обгонял, это точно. Мы уже были рядом, когда машина вдруг резко рванула с места и скрылась за пригорком.
- Вы побежали за ней?
- Нет. Все равно бы не догнали. Да и, честно говоря, я думал, что "фараон" хочет нас проучить за этот несчастный аккумулятор. Мне и в голову не пришло, что он смывается на полном серьезе.
- А сумка с деньгами?
- Я как-то совсем о ней забыл. Мое дело вести машину, а не стеречь деньги. Это забота охранника и кассирши. Когда мы поднялись на пригорок и я увидел, как "фиат" мелькнул и исчез за горизонтом, я и тогда ничего не заподозрил, подумал, что милиционер решил нас разыграть, чтобы мы, значит, поволновались и топали пешком, а сам пригонит машину к заводской проходной. И только на заводе я понял, что произошло на самом деле.
- Вы запомнили этого милиционера? Опишите, как он выглядел. Брюнет, блондин?
На этот вопрос шофер не мог дать мало-мальски вразумительного ответа, хотя честно, изо всех сил старался вспомнить.
- Ну а какого он был роста? Высокий?
- Пожалуй, среднего роста. Может, чуть выше среднего.
- А номер на его жетоне вы запомнили?
- Нет, на это я не обратил внимания. Помню только, что на нем была белая милицейская фуражка, а вот белых нарукавников не было. Знаете, таких, какие обычно носят сотрудники автоинспекции.
- Вы это точно помните?
- Мне запомнились его руки на баранке. Белых нарукавников не было.
- Ну а что вы можете сказать о внешности этого человека? Ведь, когда он сидел за баранкой, а вы заглядывали в окошко, можно было его хорошо рассмотреть.
- Да ведь этот зануда так заморочил мне голову, что я смотрел только на ключ. Припоминаю, правда, его куцые усики и довольно внушительные бакенбарды.
- Ну а цвет волос?
- Да вроде шатен.
Затем в кабинет директора был вызван заводской охранник Анджей Балицкий. Он заметил и запомнил еще меньше. Что на милиционере была белая фуражка, а в руке жезл - это он вспомнил. И еще вспомнил, что второй бандит был в голубом джинсовом костюме. И тоже молодой, не старше двадцати пяти.
- В ваши обязанности входило охранять сумку с деньгами, которая в тот момент лежала на заднем сиденье, - строго сказал майор, - почему же вы вышли из автомашины?
- Как это - почему? - удивился охранник. - Ведь пан милиционер велел выйти и пихать машину.
- Надо было взять с собой сумку.
- Эта сумка весила килограммов двадцать, не меньше, ведь пани Палюх взяла в банке много мелочи, чтобы зарплату раздавать. Если бы я держал сумку в руках, как бы я мог толкать машину?
- У вас было оружие. Когда "фиат" рванул с места, вы обязаны были выхватить пистолет, крикнуть: "Стой, стреляю!" А если бы это не помогло, сделать предупредительный выстрел в воздух и в случае необходимости стрелять в похитителя, пока он еще не успел скрыться. Ведь так положено действовать по инструкции?
- Да как бы я стал стрелять в милицию? Чтобы потом до конца жизни в тюрьме просидеть?
Итак, магия мундира действовала безотказно. Даже и теперь, во время допроса, охранник никак не мог взять в толк, что за рулем угнанной машины сидел преступник.
- Я, пан майор, так вам скажу. Велел мне капрал пихать машину, я и пихал. Если бы пани Палюх сказала мне "стреляй", я бы стрелял. Можете меня посадить, но я ни в чем не виноват.
Качановский только рукой махнул. Он отправил охранника и попросил вызвать Кристину Палюх.
Кассирша оказалась очень светлой блондинкой, с волосами такого ровного цвета, что он никак не мог быть естественным, довольно полная, с явно наметившимся вторым подбородком.
Сначала пани Палюх обстоятельно рассказывала, как она получала деньги в банке. При этом не преминула заметить, что шестого сентября выдалась прекрасная погода, светило солнце и было тепло, не то что в августе. Наконец она добралась до самого момента нападения.
- Этот молодой милиционер был такой симпатичный… Кто бы мог подумать, что он сбежит с нашими деньгами?
- Расскажите, как он выглядел.
- У него была такая приятная улыбка, красивые усики и голубые глаза. Очень шел ему его новенький мундир, он так ладно сидел на нем. Вот только ростом он, на мой вкус, не вышел. У моего мужа - метр восемьдесят пять, - с гордостью сообщила кассирша. - Не такой уж он "пальчик"!
- Так какого же роста был человек в милицейской форме?
- Не больше метра семидесяти пяти. Тот, второй, в голубых джинсах, немного повыше. Впрочем, на второго я не обратила особого внимания, потому что он с самого начала держался в сторонке. Помню лишь, что он был с непокрытой головой, волосы темные, тоже стройный.
- Ну а милиционер? Опишите его лицо, волосы.
- Волосы? Я бы сказала - темный блондин или даже шатен. Фуражка была надвинута низко на лоб, так что нелегко было разглядеть, какое у него лицо и волосы. Лицо, пожалуй, круглое, да, скорее круглое, не продолговатое. А мундир совершенно новый, с иголочки. Сидел на нем как влитой!
- А жетон с номером на мундире был?
- Нет. Кажется, нет… Я не обратила внимания.
- Как же это вы оставили в машине семь миллионов злотых?
- Так ведь милиционер попросил выйти, надо было толкать машину, иначе мотор не заводился. Вот и мой муж, когда у него не заводится мотор, особенно зимой, всегда говорит мне: "Кристинка, выйди и подтолкни". Только наша улица идет немного под уклон, так там легче. У нас, пан майор, тоже есть машина, "шкода"…
- Забота о деньгах, - перебил ее Качановский, - ваша прямая обязанность. Вы видели, что охранник вышел из машины и не взял с собой сумки с деньгами. Значит, ее должны были взять вы.
- Она лежала на заднем сиденье. А потом, знаете, какая она была тяжелая? В банке взяла мелочью десять тысяч злотых. Монеты по пятьдесят грошей, по одному злотому, по два, пять, десять и двадцать злотых. Это была такая тяжесть, что я с трудом дотащила сумку до машины. Согласно инструкции, Балицкий шел тогда рядом, охраняя меня.
- В банке-то ничего не произошло, а вот на шоссе…
- А на шоссе был милиционер. Мы уважаем нашу милицию, никому и в голову не пришло, что это бандит и вор.
- Вас не удивило, что парень был слишком молод для капрала?
- Главное, что он был милиционером, потому мы его и слушались. Мундир, нашивки капрала. Ну а что молод… Теперь ведь везде ставка на молодежь. И вообще, он был очень симпатичный и не вызывал никаких подозрений.
То, что говорила женщина, было логично и убедительно. Сам майор невольно подумал, не повел бы он себя точно так же, окажись на их месте. Не станешь же упрекать их за то, что ни шофер, ни пассажиры не потребовали от представителя милиции предъявить свое удостоверение.
Для следователя было уже ясно, что от этих людей он больше ничего не добьется. Конечно, они совершили оплошность, оставив в машине сумку с деньгами, но даже самый суровый судья вряд ли квалифицировал бы это как преступление, скорее всего, им вменили бы в вину халатность.
В Варшаву Януш Качановский вернулся далеко не в радужном настроении.
Глава четвертая
Гипотез много, толку мало
- Полковник уже три раза спрашивал о вас, - такими словами встретила Качановского секретарша,- - приказал, чтобы по возвращении вы немедленно зашли к нему.
- У меня сегодня счастливый день, - пошутил майор, - полковнику второй раз требуется мой совет.
- Ну что у вас нового? - нетерпеливо спросил полковник, как только Качановский вошел в его кабинет.
Нетерпение его можно было понять. Совершено крупное хищение, в котором замешан работник милиции. Все это не могло не беспокоить Главное управление, и оно наверняка оказывало давление на полковника, требуя скорейшего расследования.
Майор подробно рассказал обо всем, что ему удалось установить в течение дня.
- И знаешь, одно обстоятельство меня радует, - сказал он, закончив доклад. - Факты говорят о том, что это был не сотрудник милиции, а переодетый в милицейскую форму преступник.