Несколько человек встали, поддернули штаны, затолкнули рубахи глубже за пояс и придвинулись ближе. Взгляды всех остальных также были устремлены на чужака. Пристальные, враждебные, взгляды.
- Больно уж ты любопытный! - Буасси отвернулся, давая понять, что считает разговор оконченным. И в тот же миг он почувствовал, что это было ошибкой с его стороны.
Он хотел повернуться лицом к противнику, но не успел. Удар пришелся по затылку. На мгновение у него потемнело в глазах, и он рухнул на колени. И лишь тут, как бы с запозданием, голову пронзила резкая боль. Буасси попытался встать, но его с силой ударили ногой, и он повалился на пол. Он чувствовал, что ему не подняться, не защитить себя. Разом забыв все заученное из уроков ближнего боя, Буасси инстинктивно сжался, подтянув колени к подбородку и закрыв руками голову. Удары ногами обрушивались на него со всех сторон, затем вдруг все стихло. Буасси чуть выждал, опасаясь очередного подвоха, в осторожно глянул сквозь пальцы.
Сначала он увидел несколько пар ног в разбитых старомодных, остроносых ботинках. Черт бы ее побрал, эту дурацкую моду! Затем он разглядел стоявшую в дверях женщину в длинном, белом халате. В руках она держала какую-то большую тетрадь.
- Вы четверо можете отправляться восвояси.
- Помилуйте, за что же?! Случайно повздорили, с кем не бывает…
- А вот вам лично вообще сюда путь заказан. - Раскрыв тетрадь, она сделала там какую-то пометку. - Если я еще хоть раз увижу вас здесь, то выставлю всю компанию. - Она перевела взгляд на Буасси. - Несите его в амбулаторию!
Буасси почувствовал, как чьи-то руки подхватили его и подняли с пола. Он понимал, что теперь ему не причинят зла, а напротив, облегчат страдания, однако мускулы отказывались подчиняться. Против его воли они были по-прежнему напряжены и судорожно сопротивлялись любому прикосновению.
Двое мужчин, тащивших его к двери, цедили сквозь зубы ругательства. Вероятно, оба обладали недюжинной силой, иначе не сдвинуть бы им с места девяносто пять килограммов упирающихся мускулов. Они рывком перебросили его через порог и подхватили прежде, чем Буасси упал на пол. Постепенно он начал приходить в себя, и теперь хватило бы легкой поддержки, чтобы он пошел самостоятельно, но его по-прежнему волокли, ухватив мертвой хваткой. Наконец новоявленные санитары свалили его на стул и удалились.
Сперва исчезли из поля зрения их квадратные фигуры в темных свитерах и поношенных пальто, затем стихли связанные с ними звуки, шарканье ног, кряхтенье и сдавленные ругательства, и наконец улетучился и их запах. Смешанная вонь пота, чеснока и дешевого, кислого вина сменилась запахом чистоты. Слышалась возня, словно кто-то быстро, но без суеты хлопочет. Иногда мимо проходила женщина в белом халате, не давая себе труда даже взглянуть на него. Она положила рядом марлю, сверкающие зажимы и пинцеты - похоже было, что готовится операция. Женщине, должно быть уже перевалило за пятьдесят: лицо строгое, рот тонкий, на затылке волосы собраны в тугой пучок, сбрызнутый лаком, чтобы сохранялась форма.
- Подстели ему что-нибудь, иначе он весь стул кровью перепачкает.
- Грызутся, как звери… - У шеи его заработали проворные, твердые пальцы.
- Полный аналог эксперимента с крысами. - В руках пожилой женщины мелькнул шприц, и Буасси впервые почувствовал панический страх. - Ставишь кормушку, и крысы привыкают, что время от времени им дают еду. Но стоит бросить в клетку новую крысу, и ее мгновенно разорвут на части.
- Вот и возись тут с ним! Будто бы он хоть чем-то отличается от остальных!
Буасси вскрикнул, когда ему начали смазывать йодом рану на голове и тихо, с достоинством, застонал, когда в тело воткнули иглу шприца. Затем он разделся, и женщина с пучком на затылке ощупала места ушибов. Она не слишком церемонилась с пострадавшим, и процедура эта оказалась болезненней, чем само избиение.
- Вы пришли за работой?
- Да. Ай, ой-ой!
- Спокойно! Незачем орать мне в самое ухо. Кто вас рекомендовал?
- Один мой приятель. Риве, велогонщик, может, вы его знаете.
- Антуан Риве, - услышал он позади голос другой женщины. Наверное, это Сильвия, о которой упоминал Альбер. Уж лучше бы она занялась его ушибами. - Он должен был, прийти сегодня. Не знаете, что с ним?
- Нет. - Буасси попробовал повернуть голову, чтобы разглядеть женщину, но ему не позволили.
- Сколько вам лет?
- Пятьдесят, с вашего позволения.
- Многовато. Разве Риве не предупредил вас?
- Да я еще ничего, вы только взгляните, какой я сильный!
- Сильный, сильный… на черта она мне, ваша сила? Как вас зовут?
- Шарль Бришо.
- Адрес?
Буасси назвал адрес, где на прошлой неделе они арестовали чокнутого араба. Вооружившись двумя здоровенными ножами, тот носился по двору и только чудом никого не поранил.
- Не пугайтесь, сейчас мы возьмем у вас кровь на анализ. Ну, соберитесь с духом, такой здоровенный мужик и боится пустякового укола.
Из него вытянули целую пробирку крови - по мнению Буасси, гораздо больше, чем требовалось для анализа, - сделали ему электрокардиограмму, затем велели делать приседания и угостили какой-то таблеткой, после чего предложили помочиться в бутыль с делениями. Потом он долго крутил педали велосипедного тренажера, и у него еще раз взяли кровь на анализ. Вот тогда-то он и поклялся, что свернет шею этому мерзавцу Альберу.
* * *
Куда же он запропастился, этот сумасшедший? Альбер в очередной раз взглянул на часы и недоуменно покачал головой. Вот уже более двух часов прошло с тех пор, как Буасси скрылся в воротах завода.
Если бы они хоть припарковались здесь, тогда можно было бы на худой конец посидеть в машине. Так нет, они решили проявить конспирацию, вот и изволь теперь торчать на холодном ветру, который продувает насквозь. Что могло задержать Буасси так надолго?
Они условились, что он попробует устроиться на работу. Если его выставят с самого начала, значит, номер не прошел, но и они ничего не теряют. Если же его возьмут подопытным кроликом, он дождется, когда ему дадут препарат, но принимать его не станет, а схватит лекарство и убежит. Только и всего. Никто его удержать не сможет, даже если захотят. А допинговое средство сразу передадут в лабораторию на анализ.
Почему же Буасси застрял так надолго?
У ворот околачивались четверо мужчин. Альбер следил за ними, вроде бы и не глядя в их сторону. У этих типов был именно такой вид, какой Буасси пытался придать себе маскировкой. С завода они вышли больше часа назад. Они бранились вслух, задиристо поглядывали на прохожих. Толкая друг друга с тротуара, сбились на проезжую часть, грозили кулаками в ответ на звуки клаксонов и, сделав несколько шагов, снова остановились, - похоже, готовые затеять драку между собой, - но что-то, видимо, удерживало их, и они по-прежнему тащились вместе всей бражкой. Альбер догадывался, куда они направились: через два перекрестка отсюда есть пивная, они с Буасси миновали ее по дороге к заводу.
Вот сейчас вся четверка вновь вернулась к проходной! Мужчины ждали молча и терпеливо, и Лелак, за плечами которого были долгие годы практики, знал, что теперь они по-настоящему опасны. Прежде, запугивая прохожих своей показной агрессивностью, они лишь похвалялись силой. С тех пор кое что изменилось: во время попойки они приняли решение схватить своего недруга и разделаться с ним раз и навсегда. Поэтому сейчас, подкарауливая жертву, они вели себя более сдержанно.
Альбера не слишком беспокоили их намерения. Он терпеть не мог эту породу людей - вздорных, озлобленных, в любую минуту готовых пустить в ход кулаки. Лелак не понимал их, испытывал к ним презрение и, пожалуй, побаивался бы, не будь он вынужден по службе изо дня в день сталкиваться с подобными типами. Он раскусил их. Видел, как легко они ломались, знал, что храбрость их - не что иное, как жестокость, а хладнокровие - всего лишь цинизм. В таких делах терпения им не занимать. Уж они-то не станут поминутно смотреть на часы. Спокойно, не привлекая к себе излишнего внимания, они будут стоять здесь, пока не появится намеченная жертва, а затем, как оголодавшие хищники, набросятся на несчастного, оглушат его сзади ударом кирпича по голове и будут бить ногами, пока человек не перестанет шевелиться, а затем трусливо разбегутся в разные стороны.
Свидетелей нет, разве что кто-либо из случайных прохожих, но из их показаний не много выжмешь: нападавших было четверо, лица у всех обросшие щетиной, злые… Во что одеты? Извините, не запомнил… Сколько раз приходилось Альберу иметь дело с такими "очевидцами"! Ну а если к тому же свидетель живет поблизости, значит, он и еще того меньше "запомнит".
Хоть бы уж скорей возвратился Буасси! Тогда они немедля убрались бы отсюда, чтобы не ввязываться в чужие дела. Но если он, Лелак, проторчит здесь до начала драки, придется вмешаться, хотя он не испытывает ни малейшего желания. Ведь человек, который, не подозревая о засаде, выйдет из проходной, наверняка из той же компании: приятели повздорили, и виновный получит поделом. Господи, хоть бы подвернулся кто другой из полицейских и разогнал бы эту банду по углам!
Альбер внутренне содрогнулся. "Я становлюсь не менее жесток, чем эти типы", - подумал он и направился к кучке ожидающих. Прежде чем заговорить, он показал им свое полицейское удостоверение, наблюдая произведенный эффект. В четырех парах глаз отразились ненависть и страх. Видно, каждому из них уже порядком доставалось в полиции. Альбер отпустил рукоятку пистолета, высвободив правую руку.
- Вы здесь работаете?
- Нет.
- Как это - нет? - Короткий, едва уловимый удар в поддых, и мужчина со стоном сложился пополам. Остальные трое не шелохнулись, и Альбер понял, что выиграл. Теперь главное не сбавлять темпа.
- Вам делают инъекции и платят за это деньги, разве не так?
Альбер сделал шаг вперед, и стоявший против него субъект холодно процедил:
- Если знаете, зачем спрашивать?
- Ты меня еще попомнишь, гад паршивый, - буркнул тип, схлопотавший в поддых. - Думаете вам, фараонам, все дозволено?
- Да, именно так мы и думаем, - ответил Альбер и посмотрел ему прямо в глаза. Он знал, что говорит неправду.
Полицейским отнюдь не все дозволено, да он и не хотел, чтобы было иначе. В государстве, где полицейским все дозволено, он подыскал бы себе другую работу. Десять лет назад его чуть не выгнали из полиции, когда он засадил в "обезьянник" сынка какого-то министра. Слушать смешно про эту мифическую вседозволенность! Но таких вот любителей поножовщины не грех лишний раз поприжать. Разве не ради этого идет наш брат в полицейские?
Когда осточертеет смотреть на хулиганствующих горлопанов, что толпятся посреди дороги, заплевывают тротуар и пристают к прохожим, достаточно помахать у них перед носом полицейским удостоверением. Кто устоит, чтобы не помечтать иной раз о такой возможности?
- Почему вы не на заводе?
- Нас отправили по домам, сегодня нет работы.
- Сколько вы получаете в день?
- Сто франков.
- Брали с вас там какую-нибудь подписку?
- Да.
- И под чем же вы подписывались?
Мужчины молча переглядывались между собой, и Альбер вздохнул.
- Сколько вас всего?
- Человек десять-двенадцать… Когда как. Работа ведь не всегда бывает. Иногда неделями не дождешься, а потом ходи хоть каждый день… Ну, и есть несколько человек постоянных.
- Что значит постоянных?
- Они на жалованье. Им положена в месяц определенная плата, и они ходят сюда ежедневно, как на работу… Ну, а врачи эти… наблюдают за ними.
Лелак на всякий случай записал их имена и адреса, а потом отпустил. Надо думать, все они дали подписку, что предупреждены о возможных опасных последствиях, а потому, что бы с ними ни случилось - завод никакой ответственности не несет. Но почему их распустили по домам, если есть работа? А если работы нет, то чем там столько времени занят Буасси?
Глава седьмая
Альбер отвез Буасси домой. К счастью, тот отделался легким сотрясением мозга и ссадинами.
Разумеется, со стороны Альбера было бы бестактностью спорить с врачом, но за свою полицейскую практику он насмотрелся такого количества ранений, что по праву считал себя специалистом. По его глубочайшему убеждению, зашивать рану на голове Буасси было совершенно излишне. Следовало выждать, пока остановится кровотечение и, зачесав волосы, прикрыть рану.
Бедный парень, сразу видно, что операция ему далась куда тяжелее, чем побои: те нанесли удар лишь его самолюбию.
Ничего себе веселенькое дельце получается! Сперва он, Лелак, подвергся нападению, теперь - Буасси. И уж был бы, по крайней мере, хоть какой результат. Так нет же: этот псих ушел ни с чем, радуясь, что ему обмотали башку бинтом. Без звука позволил выкачать из вены кровь, дал подвергнуть себя унизительным экспериментам и покорно удалился домой с заверением, что в случае надобности его известят. Но ведь известят-то Шарля Бришо по адресу, где обитал тот чокнутый араб - любитель размахивать ножами.
Все ясно: Буасси, как бы он ни противился, придется завтра снова топать в лабораторию. Раз уж они начали это дело, надо его довести до конца. Если Буасси завтра снова к ним заявится, будет ясно, что он всерьез относится к этой "работе". Сегодня он подвергся предварительному обследованию, значит, завтра его можно будет использовать в качестве подопытного кролика.
На станции "Мабийон" Лелак вышел из метро. На том месте, где вчера две девушки играли на гитарах, сегодня стоял худенький, бородатый паренек с флейтой. Перед ним на складном пюпитре были раскрыты ноты, и парень сосредоточенно вглядывался в них. За его спиной, с огромного плаката, рекламирующего зубную пасту, белозубый красавец щерил рот, словно намереваясь проглотить музыканта, но тот, пренебрегая опасностью, самозабвенно тянул какую-то заунывную мелодию.
Альбер, задержавшись было на миг, сунул руку в карман, но затем прошел мимо. Он ненавидел подавать милостыню. Мелодия преследовала его в холодных, гулких подземных переходах и, похоже, выбралась вслед за ним на поверхность. Даже на улице ему казалось, будто он все еще слышит жалобные, взывающие к его совести звуки.
Сегодняшним днем Альбер был сыт по горло. С самого утра можно было предвидеть, что ничего хорошего этот день ему не сулит. Если после десятка попыток приподняться в постели по-прежнему не можешь разлепить глаза, лучше уж вообще не подниматься. Пролив чай мимо чашки, можно бы сообразить, что лучше отменить намеченную акцию или по крайней мере отсрочить ее. Собственно говоря, такая мысль приходила Альберу, но он боялся отбить у Буасси охоту.
Нет, люди ему сегодня решительно осточертели. Они нахально натыкались на него, наступали ему на ноги, дышали в лицо, чихали в затылок, сопели над самым ухом, пускали в нос сигаретный дым. Но ведь это еще не повод козырять своим полицейским удостоверением.
Найдя телефонную будку, Альбер позвонил Бришо, но не стал посвящать коллегу в подробности, зная, что Шарль не упустит случая вмешаться, разовьет бурную деятельность, проявит чудеса своих организаторских способностей, и в мгновение ока половина всего полицейского состава оцепит фармацевтический завод, а на окрестных крышах будут томиться в бездействии снайперы. Поэтому Лелак отделался уклончивой отговоркой, что Буасси занят и в конторе сегодня пусть на него не рассчитывают. Да и завтра он, по всей вероятности, не появится на работе. Под конец беседы Альбер попытался дать понять, что вроде бы напал на след преступников, Бришо в ответ заявил, что недурно бы поторопиться с делом Дюамеля, поскольку из округа на них свалилось нераскрытое убийство, а кроме Альбера, нет ни одного незанятого человека. Остальные трудятся над двумя-тремя делами каждый, и только Лелак позволяет себе роскошь валандаться с одним-единственным убийством.
Альбер лишь хмыкнул в ответ. Это была правда, и он уже начал свыкаться с тем, что каждые три-четыре месяца его упрекают в безделье. Правда, Бришо и шеф знали, что в отличие от своих занятых коллег, это одно-единственное дело он почти наверняка размотает.
Тут вновь последовала подача Бришо. Он рассказал, что ужинал с Сюзанной Житон, секретаршей Лафронда, шестой пассией Дюамеля за 1983 год. С той самой дамочкой, что написала Дюамелю такое трогательное прощальное послание.
- Да-да, - сказал Альбер таким тоном, словно помнил это письмо.
- Помнишь, там были такие фразы: тогда, мол, меня это очень неприятно задело, однако теперь я не держу на тебя зла. Я пытаюсь понять мотивы твоего поступка: ты жесток, эгоистичен, привык добиваться своего…
- Да-да… Ну, и что дальше?
- После ужина я поинтересовался у этой особы, на что она намекала. Ну, и как ты думаешь?
- Она узнала, что у Дюамеля венерическая болезнь.
Шарль не отреагировал на плоскую шутку, словно и не слышал ее.
- Дюамель вознамерился пустить ее по рукам. Пытался уговорить дамочку переспать кое с кем из своих приятелей. Один из них - какой-то видный спортивный деятель и снабжал Дюамеля информацией из первых рук. Ну, а Дюамель решил таким способом отблагодарить дружка.
- М-да… - огорошенно промычал Альбер.
- По словам Сюзанны, Дюамель каждую свою бабенку стремился использовать. Посуди сам: кто удержится от благодарности, если ему подсунут прелестную цыпочку?
- Н-ну, не знаю… - отозвался Альбер.
- Какие у тебя мысли в этой связи?
- Неплохо бы сосватать Корентэну подходящую дамочку. Может, и для тебя подыскать?
На другом конце провода наступила долгая пауза: видимо, Шарль обдумывал предложение всерьез.
- Как ты полагаешь, для чего Дюамель мог бы использовать супругу своего главного редактора? - заговорил наконец Бришо.
В голосе его отчетливо слышалось самодовольство. Еще бы: пока Альбер околачивался в больнице, затем дома мучился бессонницей, он, Шарль, под предлогом расследования одержал очередную амурную победу. И к тому же, кажется, напал на верный след.
- Куда ты сейчас собираешься? - Вопрос весьма характерный для Шарля. Ему все нужно знать.
- Сейчас? - переспросил Лелак и чуть помедлил, словно колеблясь с ответом. - Надо кое с кем встретиться. С девушкой из бразильского ансамбля. Помнишь, такая миниатюрная, тоненькая? Вдруг она располагает какой-либо полезной информацией. А чтоб тебе пусто было! - добавил он, повесив трубку.