* * *
Все выглядело ужаснее, чем он ожидал. То, что цветы погибли, он знал.
Как и то, что пролитый клей для обоев оставляет на полу отвратительные, с трудом удаляемые пятна. Но вот что такие же пятна окажутся еще и столе и на шкафу, он даже не представлял. Стол покупал он сам несколько лет тому назад в припадке желания обставить квартиру. Шкаф привезла с собой из Англии Марта. Стильный массивный дубовый шкаф с разноцветными инкрустациями был не лишен некой тяжеловесной прелести, и, глядя на него, казалось, будто он может выдержать все на свете. Сотворивший его художник работал с натуральным, хорошим материалом, применял отличные штифты, штыри, честно и аккуратно подгонял все детали, памятуя о сырых английских зимах, о том, что шкаф будут перевозить на телегах, поездах, пароходах в Индию или другие дальние колонии ее величества. Только о клее для обоев он не подумал. Шкаф, переживший две мировые войны, унаследованный Мартой от отца, теперь истекал кровью от тяжких ран.
Альбер остановился посреди свалки, которая: еще вчера была жилищем, и буквально не знал с чего начать, за что хвататься. Бришо тоже онемел. Картина напоминала ему место преступления, и он бы не удивился, если квартиру Лелака неожиданно заполнили фотографы, дактилоскописты, техники.
Несколько снимков шкафа, по таинственным причинам перемазанного клеем, несколько фотографий загубленных, умерщвленных цветов, а вот и прекрасный, ясно отпечатавшийся след от ладони на стене…
- Закрой окно, балда! - Буасси был единственным, кого не тронул драматизм сцены. Плотная кожаная куртка на подкладке не могла скрыть, как трясутся от сдерживаемого хохота его плечи. - Марта уже видела?
- Нет еще. Она в Бордо на конференции, сегодня вернется.
Альбер захлопнул окно, тщательно повернул шпингалет.
Этим движением он словно хотел стереть даже воспоминание о том, что в конце ноября оставил окно открытым на полдня. С надеждой глянул на Буасси, вдруг того осенит какая-нибудь дельная мысль. Буасси человек практичный, прочно стоит ногами на земле, да и руки у него золотые. И отец его был плотником. Такой человек наверняка знает, что надо делать в подобных случаях.
- Лучше всего было бы скрыться, - задумчиво произнес Буасси. - Надеюсь, шеф поможет тебе раздобыть новые документы. Придется сделать и пластическую операцию, чтобы слегка изменить лицо, и тогда, если тебе повезет, Марта не найдет тебя в Новой Гвинее.
- Что ты наделал, несчастный? - спросил Бришо прежде, чем Альбер успел решить, улыбнуться ли ему горькой улыбкой или пнуть Буасси ногой.
- Я переклеивал в комнате обои, - гордо заявил Лелак. - Хотел сделать Марте сюрприз. - Он сделал вид, будто не слышал, как прыснул со смеху Буасси. Этот паршивец теперь наверняка сквитается с ним за то, что Альбер так много дразнил его в последнее время. - Стану я приглашать мастеров и платить им бешеные деньги, чтобы они все испортили! Оклеить стены обоями проще простого, работа быстрая и приятная, если знаешь, как за нее взяться, - ораторствовал он.
- Ага, - кивнул Бришо. - Понял.
Он поднял с пола книжку "Домашний умелец", которая немного потрепалась за последние два дня.
- Вижу, аннотацию с обложки ты усвоил. Прекрасно! "Не приглашайте маляров, они сдерут с вас уйму денег и проведут, как миленьких! Наберитесь смелости и возьмите дело в свои руки!"
- А там не сказано, что клеить обои рекомендуется летом? - поинтересовался Буасси.
- Нет, - проворчал Альбер. Он терпеть не мог, когда критиковали его книги. Будь у него время, он всему бы научился по книгам! Пособие по ремонту домашними средствами написали знаменитый меблировщик и маляр - мастера своего дела. И с ними-то пытается спорить Буасси!
- Здесь уже просохло? - спросил Шарль.
- Отчасти, - ответил Буасси, ощупав руками свежеокленные стены. Альбер понял, что лучше всего положиться на них.
- Тогда растолкаем мебель по местам. Вдруг Марта не заметит… или подумает, что теперь модно клеить обои вкривь и вкось. Кто знает, может, она еще и обрадуется?
Они расставили по местам мебель, отскребли присохший клей, теплой соленой водой полили цветы, вспомнив, что в школе им говорили, будто цветам это приносит пользу, а потом обдули их феном чтобы обогреть. Мусор вынесли, переднюю вымыли, мебель протерли пастой, а ковром укрыли клеевое пятно размером в две ладони, которое окончательно удалить так и не удалось. Затем, удовлетворенные, расположились в удобных креслах Альбера.
Квартира выглядела почти так же, как раньше. По крайней мере, на мужской взгляд. Только вместо скромных обоев в полоску теперь стены покрывали сделанные под ткань кремовые в бледный, едва заметный золотой узор. Узоры то удалялись, то сближались, а кое-где наезжали друг на дружку. Тот, кто не видел в магазине маленький макет стены с образцами, мог бы подумать, будто клеить так и полагается, как это сделал Альбер. Узкую полоску старых обоев, видневшихся из-под новых, удалось прикрыть, для этого только пришлось отодвинуть подальше телевизор. Они начали догадываться, как чувствует себя преступник-дилетант, когда, впав в панику, пытается замаскировать убийство под несчастный случай. Стирает следы пальцев, переставляет мебель, делает все возможное, хотя и сам понимает: опытные сыщики его разоблачат с первого взгляда.
Альбер сварил кофе. А Шарль и Буасси ели найденное в кухне печенье, повсюду соря крошками и утверждая будто обживают квартиру. Они устали, ни у кого из них не было желания идти на работу.
- Будут неприятности, - проворчал Бришо. - Шеф просил доложить о деле сегодня к вечеру.
- Получит донесение завтра. - Альбер с необыкновенной легкостью относился к таким вещам.
- Не выйдет, - вздохнул Бришо. - Шеф завтра уезжает в отпуск и хочет еще сегодня вечером сделать заявление для "Пари суар" и телевидения.
- Куда он едет? - поинтересовался Альбер.
- А мы до сих пор ничего не сделали. Следовало хотя бы сходить в редакцию.
- Зачем? - перебил Лелак. - Не станет ведь шеф сообщать "Пари суар" все то, что мы узнаем от них самих.
Если Альбер рассчитывал охладить этим пыл своего коллеги, то он очень ошибался. Бришо неумолимо продолжал перечислять их задолженности и огрехи, словно они сами о том не ведали. Несомненно, рано или поздно он получит повышение!
- Мы должны были узнать, отправился ли Дюамель домой один. Не говорил ли он о том, какие у него планы на вечер, не ждет ли он визитеров. Нам следовало расспросить жильцов - не заметили ли они кого-нибудь, кто входил бы к нему, официантов ближайших кафе, бистро и подвальчиков - не интересовался ли кто Дюамелем, не видели ли его с кем- нибудь. Но мы ничего не сделали. - Он с укором посмотрел на Лелака. - Что теперь сказать шефу?
Лелак подумал.
- Скажите, что этот тип писал разоблачительные репортажи. Возможно, его убили из мести. Какой-нибудь спортсмен, которого он взял на заметку. Дюамель увидел знакомого и впустил его, не думая, что на него, нападут в его собственной квартире.
- Кто-то, кого он разоблачил? Определенно тот пришел бы к нему не с цветами.
- Я как-то видел Дюамеля по телевизору. Он показался мне таким самоуверенным.
- Ну… - протянул Бришо.
- Лихо он писал, - сказал Буасси. - Скажи шефу, что мы проверим, над чем он работал. Вдруг кто-то хотел воспрепятствовать его новым разоблачениям?
Глава вторая
Снова шел дождь. На черепицах дома напротив свет играл в причудливую игру. Коричневая черепица поблескивала от влаги, и позолота в каждом четвертом ряду казалась матовой, размыто желтой. Квартира Дюамеля выглядела более нежилой, чем вчера, когда - пусть мертвый - в ней находился ее владелец. Тогда сыщики ощущали себя незваными гостями, которые воспользовались тем, что хозяин не может встать и выпроводить их. Теперь складывалось впечатление, будто они прогуливаются по музею, и они невольно понижали голоса.
Когда полицейские появились на углу, Жюль Лафронд, главный редактор "Пари суар", уже ожидал их возле дома, нервно поглядывая на часы. Он был низеньким, тощим мужчиной лет шестидесяти, обладавшим носом картошкой и самоуверенностью человека, которому нет нужды повышать голос, когда он чего- нибудь захочет.
- Поспешим, господа! - сказал он, когда они вошли в дом, - У меня нет времени.
Они не ответили. Альбер пялился на крышу дома напротив, а Шарль пытался подобрать нужный ключ из связки Дюамеля устоявшему в кабинете сейфу с бумагами.
- Скажите, неужели ваш шеф всерьез говорил вчера такую чепуху? - спросил Лафронд.
- Здорово же я наследил на полу! - изумился Альбер. Он ступил дальше и принялся разглядывать афишу, на которой были, изображены девушки-гимнастки. Они делали мостик, головы их были откинуты назад, мышцы бедер напряжены, длинные волосы касались пола.
Альбер и Шарль пришли пешком, у Буасси не было времени, а у них желания самим вести машину по центру города в эти утренние, напряженные для транспорта часы. Более того, они даже наслаждались прогулкой под моросящим осенним дождем, шли молча, широким шагом, позволяя дождю скатываться по их лицам, так они ходили в юности, когда были подростками и у них не было ни автомобилей, ни зонтов, ни шляп, и они вовсе не замечали их отсутствия. Промокшая одежда липла к телу предвещая простуду. Ботинки оставляли большие мокрые следы на полу и ковре Дюамеля, а Лафронд смотрел на них так, словно раздумывал о том, как использовать увиденное для передовой статьи о грубости и жестокости полиции. Он-то, Лафронд, разумеется, был в полном порядке, и его сухие, коричневые полуботинки на кожаной подошве выглядели так, будто их только сейчас сняли с витрины магазина.
Было холодно. Когда полиция опечатала квартиру, здесь отключили электричество и отопление…
"Интересно, унес кто-нибудь себе домой из холодильника те залежи сыра, что там хранились?" - раздумывал Альбер.
- Нельзя ли немного побыстрее? - снова заговорил главный редактор.
- Почему же нельзя, - с облегчением произнес Шарль. С грохотом сорвав с сейфа металлический затвор, он указал на ящики: - Прошу!
Дюамель был профессионалом. В кухне, ванной комнате у него царил кавардак, постель свою он не убирал, но в сейфе с бумагами был порядок что надо! В верхней его части, куда можно было добраться лишь с помощью маленькой стремянки, он хранил вырезки собственных опубликованных статей. Под ними находился настоящий небольшой архив: статьи из английских, американских, французских, итальянских, немецких газет, сложенные в тематическом порядке, к некоторым из них были подколоты, замечания Дюамеля на бланках "Пари суар".
Но самое существенное находилось в нижнем отделении: библиотечные каталожные карточки в серых, изготовленных на заказ ящичках. Рассортированные в алфавитном порядке, они заполняли около пятнадцати ящичков. Шарль вытянул один из них. Мартинэ. Убийца - конструктор шахматного компьютера… Любопытно, что знал о нем Дюамель? Бришо быстро нашел карточку. В строгом алфавитном порядке.
"Мартинэ Ришар, 1946 год - шахматы, 1959-й - разрешение на участие в соревнованиях, 1964-й - первый разряд, 1973-й - мастер. С 1980-го служащий фирмы "Компъютой". Составление шахматных программ, в том числе "Ультимат". Убийство Ростана - 1985-й, пятнадцать лет, приговор вошел в законную силу. См. "Ля ей д'эшек", 1985, окт. - нояб.".
Бришо затолкнул ящик обратно и уважительно кивнул головой. Если у Дюамеля на каждого заведена такая карточка, этот шкаф для спортивного журналиста просто клад. Цены ему нет!
- Погодите-ка, мне тоже любопытно, - сказал Лафронд. Он оттеснил Шарля и начал изучать наклейки на 197 ящичках. - Шахматы… шахматные программы, вот! Прошу! - И с торжеством показал им, словно это было его произведение. - "Ультимат", 1985 год, составлен Ришаром Мартинэ и Даниэлем Ростаном. И знак, означающий, что на эти имена заведены еще отдельные карточки.
- Недурно, - заметил Альбер.
- Да уж точно, - ответил главный редактор. Сейчас, когда он воодушевился, он выглядел весьма дружелюбным. - Но если Жорж провел по-настоящему безукоризненную работу, мы найдем субъекта и в ящике, озаглавленном "Преступления". - Он вытащил ящик, и оба полицейских с любопытством наблюдали, как своими сухонькими пальцами Лафронд быстро перебирает маленькие синевато-серые карточки. - Прошу, - сказал он, - извольте! - Вынув карточку, густо исписанную машинописным текстом, он принялся ее читать. - Хотите узнать, как звали полицейского, который его арестовал? Это тоже здесь есть.
- Да, - хором ответили оба.
- Комиссар Корентэн, - прочел Лафронд. - Какого дьявола… Это же ваш шеф!
- Да, - проворчал Альбер. - Наш шеф дело Мартинэ Альбер считал самым крупным из одержанных им до сих пор успехов. Но до главного редактора смысл его реплики не дошел.
- Замечательно! Я бы не поверил. Жорж всегда говорил, что справится в своем маленьком домашнем архиве, и мы знали, что у него на квартире хранится куча всяких материалов. Но такого никто и не предполагал.
- Вы никогда не бывали у него дома?
- Я - нет, - ответил Лафронд и тут же снова замкнулся. - Коллеги наверняка у него бывали, но этот сейф он даже не показывал. Они бы сразу мне рассказали.
- Хорошим журналистом был Дюамель?
- Дюамель?.. - Лафронд показал на шкаф с бумагами. - Можете сами убедиться. Ему было известно о скандалах, закулисных махинациях, он знал назубок старые и новые мировые рекорды, знал всех и каждого, был на "ты" с тренерами, всеми членами сборных. Бог знает, как ему это удавалось. Если какой-нибудь футболист собирался уйти из своей команды, Жоржу становилось об этом известно раньше, чем менеджеру.
- Его любили?
Главный редактор пожал плечами.
- Что вы знаете о его семейной жизни? - сделал попытку Альбер.
- Думаю, он был холост, - сказал Лафронд. - Видите ли, господа, у нас сотрудничает несколько сот журналистов, вероятно, вам лучше расспросить его друзей.
Шарль уселся за письменный стол Дюамеля и вытащил средний ящик. Лафронд подошел к нему, из-за его плеча заглянул в ящик. Бумаги, просьбы, расписки, квитанции, заграничный паспорт, свидетельство о рождении, гарантийные письма - все бумаги, накопившиеся за жизнь, валялись вразброс.
- Вы не думаете, что Дюамеля убили из-за какой- нибудь статьи? - спросил Бришо. И начал вынимать и складывать содержимое ящиков возле себя на пол.
- Нет, - сказал Лафронд. - Уж простите меня, но это чепуха. Я сорок лет занимаюсь этой профессией, немало повидал скандалов, знаю, что говорю. Журналистов убивают редко. Доносят на них - это да. В год проходит немало процессов по нарушению закона о печати. Но убить? Обычно нас даже не бьют, разве что пригрозят побить. В семьдесят восьмом Жерар Депардье поколотил одного журналиста, гигантский был скандал. Да еще мода была награждать оплеухами фотографов. Но это мне даже понятно. Они иногда ведут себя очень нагло. За это их и держим. Конечно, журналистов тоже убивают, и немало, но лишь тех, кто копается в политической грязи. А вот спортивных журналистов…
- Сейчас и спорт стал политикой, - пробурчал Альбер. - А грязи и в нем хватает.
Возле Шарля уже лежала аккуратная стопка самых личных бумаг Дюамеля. Того Дюамеля, которого за что-то все же убили. Нашлись и письма. Большинство от женщин. Официальную переписку журналист держал не здесь.
Бришо отложил письма и принялся за ящики с левой стороны стола. Лафронд взял связку писем и, хмыкая, перелистал.
- Он вел активную половую жизнь, не так ли? - с легкой завистью спросил Альбер.
- Он умел производить впечатление на женщин, - неуверенно произнес главный редактор. - Бог знает, каким образом.
- Рукописи, копирка, из-за этого не убивают, - пробормотал Шарль и занялся ящиками с правой стороны стола. - Не писал ли ваш сотрудник в последнее время о чем-то таком, за что на него могли рассердиться?
- Почему же не писал, - сказал Лафронд. Он бросил письма на пол и шагнул к окну.
Дождь все еще шел, и улица Русле выглядела так, словно была запечатлена на старой, стертой пленке, которая по всей длине была процарапана полосками от проекторов. Разве что жужжания проектора, на котором пленку прокручивали, не было слышно.
- Дюамель всегда писал что-то такое, из-за чего на него могли сердиться. За хорошую статью всегда кто-нибудь сердится.
- А в последнее время за что и кто мог на него иметь зуб?
- Ну… им могли быть недовольны руководители футбольных клубов и их болельщики. Жорж начал кампанию против хулиганства в футболе. Предложил, чтобы на матчи пускали только лиц с фотографиями на удостоверениях. Химера, но Жорж принимал ее всерьез. Если вас интересует, прочитайте его статьи. Была у него еще парочка предложений. Если бы ему удалось провести их в жизнь, клубы разорились бы.
Оба сыщика переглянулись за спиной главного редактора. Альбер развел руками.
- Недавно он написал статью о финале чемпионата боксеров среднего веса, - продолжал Лафронд. - По его мнению, там все встречи были договорные.
- А сейчас он над чем работал? - спросил Альбер.
Главный редактор повернулся. Терпение его лопнуло. Он позволил, чтобы его допрашивали, чтобы у него крали дорогое время, но теперь с него довольно! Он даже рта не открыл. Вчера комиссар Корентэн уже задавал ему этот вопрос, и обоим детективам это прекрасно известно. Ведь они и пришли сюда, чтобы перерыть письменный стол Дюамеля именно потому что Лафронд не смог ответить на вопрос.
- А как по-твоему? - спросил Альбер, на сей раз обращаясь к Шарлю. Тот задвинул последний ящик на место и скривил рот.
- Понятия не имею.