Глава третья
- Ну, какие новости? - весело поинтересовался Брито. Сегодня он облачился в темно-синие бархатные брюки и голубой пиджак, а шею повязал цветным шелковым платком.
- Будь у меня малолетний сын, я бы его и близко не подпустил к тебе, когда ты так одет, как сейчас, - заметил Альбер.
Было утро. Из зарешеченного окна Главного управления полиции он видел туман, предвестник нового холода и проникающей под одежду влаги. Их кофейный автомат сломался, а спуститься в угловую забегаловку и выпить кофе он не мог, потому что этот идиот Бришо разыгрывал из себя начальника. Они стояли у кабинета Корентэна. Комиссар уехал, но Бришо решил проводить обычные утренние совещания. От сломанного автомата, ругаясь, один за другим отходили сыщики и приближались к ним. Еще не было восьми часов, но все уже выглядели усталыми, раздраженными, были в плохом настроении. Они так же мечтали об утреннем совещании, как о ребенке от любовницы, а когда комиссар уехал, перед ними замаячила возможность целую неделю спать по утрам на полчаса дольше.
Но Бришо воспринимал свое заместительство с предельной серьезностью.
Явился Буасси.
Он плелся неторопливо с потрепанным портфелем под мышкой. Некоторые покосились на него с подозрением. Буасси не той породы, что являются на утренние совещания с досье и документами. Уж не Бришо ли что-нибудь замыслил? Все расселись, каждый на свое привычное место. Кресло Корентэна во главе стола осталось свободным.
Их было десять человек, остальные кто болел, кто был в отпуске, а кто просто решил начать рабочий день вне Главного управления. Корентэна не интересовало, когда и где бродят его люди, лишь бы были результаты. Все знали, что, если когда-нибудь Бришо займет его место, такой роскошной жизни у них уже не будет.
- Начнем, пожалуй, - сказал Бришо и огляделся.
- У этого парня, Пошара, есть алиби, - произнес кто-то после небольшой паузы.
- Да ничего у него нет, - ответил Шарль. Он черкнул что-то в блокноте. - Поговори с женщиной еще раз.
- Ладно, - сказал сыщик, - Но прошлый раз она клялась, что видела его. И сразу вытянула его фотографию.
- Сведи их для опознания, - проговорил еще один, до сих пор, казалось, дремавший. - Какое у него алиби? Надеюсь, она не его подруга? Дело стронулось с места.
Так происходит каждое утро. Кто-то неохотно начинает, произносит короткие, лаконичные фразы, надо же кому-то подать пример. Потом раздаются голоса остальных, они не выдерживают, потому что любопытны, потому что умнее своих коллег и потому что это их жизнь. А когда спохватятся, глядь, уже рассказывают о своих делах.
- Из него вынули восемь пуль, понимаете, восемь пуль…
- Есть один подозреваемый, сожитель жертвы. Он, конечно, отрицает…
- Они взломали дверь и вошли. И не нашлось ни одного соседа, который выглянул бы и посмотрел, что происходит. Вызови хоть один из них полицейского, этот несчастный и сегодня бы жил! А те привязали его к стулу и кололи, резали ножами, чтобы выведать, где он прячет деньги. По меньшей мере полчаса развлекались с ним таким образом.
- И он сказал?
- Нет.
На мгновение все замолчали. Буасси раскрыл портфель, вытащил из него красиво упакованный сандвич.
- С ума сойти, какие только ужасы творятся, - сказал он. И с аппетитом вонзил зубы в сандвич, усыпая крошками свою куртку.
- Я разговаривал с моим другом, - начал Шарль. Он взглянул на Альбера, давая понять, что теперь речь пойдет о Дюамеле, - Знаешь, с журналистом.
- Знаю. - Альбер заговорил первый раз. - Знаю, - повторил он. - Который пишет на внутриполитические темы.
Тысячу раз он давал себе зарок не трогать Бришо, когда тот снова надумает играть в начальство. И ни единого разу не мог сдержаться. Он любил Бришо, тот и друг хороший, и сыщик толковый. Щеголь и карьерист, бабий угодник, и все знают, что в один прекрасный день он станет префектом полиции. Если, конечно, не министром внутренних дел. Но когда он - начальник, его невозможно вынести. А ведь он не зазнайка, очень доброжелателен. Больше того, его прямо-таки распирает от готовности помочь. Он оперативен. Очень организован. Владеет методикой. И обладает несгибаемым оптимизмом.
Лелак улыбнулся. "Вот именно, - подумал он. - Из-за этого его и невозможно выносить".
- Что тут смешного? - Теперь Бришо стал самим собой. - Мой друг беседовал со своими коллегами. Они сказали, что сейчас есть только одна серьезная причина, из-за которой Дюамеля могли убить. Какой-то велосипедист во время тренировки сковырнулся, ударился головой и умер.
- Ну и что? - спросил Лелак. - Что в этом криминального? Ты знаешь, как крутят, велосипедисты? Как скорый поезд.
- Парень якобы принимал допинг. Это ничего не значит. Сколько бы раз ни умирали велосипедисты, всегда подбрасывают идейку о чрезмерной дозе. Но если на сей раз это правда и Дюамель хотел влезть в это дело, то, возможно, его и убрали.
- Почему же я об этом не читал, черт побери? - спросил Буасси. Он вынул из портфеля термос и налил себе в пластмассовый стаканчик дымящийся кофе. - Я каждый день прочитываю спортивную газету.
- Об этом не писали. Парень не был знаменитостью, просто состоял в каком-то клубе. Поэтому многие и не верят, что он принял допинг. Зачем это делать какому-то безвестному начинающему, да еще на тренировке?
- Может, хотел попробовать, чего можно добиться с допингом? - заметил кто-то.
Все внимательно слушали. В конце концов, речь шла о велосипедном спорте. Национальный вид. Пресса на него просто набросится. Как это получается, что у Лелака - всегда такие громкие дела?
Бришо пожал плечами.
- Откуда мне знать? Говорят, вроде бы нет смысла тут копать глубже. Но, возможно, у Дюамеля были лучшие источники информации. Случай расследовала жандармерия. Я уже звонил им по телефону, чтобы они переслали нам материалы.
- Спасибо, - вынужден был выдавить из себя Альбер. Вот этого он не выносил в Бришо. - Мы закончили?
- Закончили, - с удивлением ответил Бришо. - Ты куда-нибудь торопишься?
- Да. Пить кофе. Мне жена с собой кофе не дала.
Он вышел, Буасси поспешил вслед за ним. Он не любил ни кофе, ни красиво завернутые сандвичи своей подруги. Он любил те завтраки, которые со знанием дела заказывал Лелак и широким жестом их оплачивал. Шарль догнал их у лифта.
- Подождите меня, я тоже пойду.
Он положил кейс и быстрым движением машинально ощупал карманы, проверяя, все ли - без чего он просто не может выйти на улицу - у него при себе: удостоверение, деньги, ключи, пистолет.
- Я думал о том, кто был в этом году первым номером у Дюамеля.
Он умолк, давая время Альберу задать вопрос. Но спросил Буасси:
- Что? О чем речь?
- Тот тип, которого убили, коллекционировал женщин.
- В год у него бывало по десять-пятнадцать, - вступил Альбер.
- Вернее о стольких нам известно, - добавил Бришо. - Возможно, у него было и в три раза больше…
- Вот как? - сердито спросил Буасси. - За это его и убили.
- Зелен виноград? - Альбер остановился, чтобы в полной мере насладиться реакцией Буасси.
- Ты обо мне? - Буасси издал презрительный смешок. - У меня будет столько женщин, сколько я пожелаю.
- Конечно. Только тебе они уже надоели.
- А если и надоели, то что? Вот погодите! Мари весной на две недели уезжает в Бордо к своей сестре. Тут я и разгуляюсь.
Мари была его последней пассией, которая вцепилась в него более крепко, чем это делали ее предшественницы. Альбер с Бришо переглянулись.
Сегодняшнее утро было на редкость удачным! Они сделали приветственный жест полицейскому, стоявшему на посту в дверях, и вышли на улицу. Холодный ветер ударил в лица и взъерошил волосы. Какое-то мгновение они гордо и мужественно противостояли ему, потом победил трезвый рассудок, и приятели припустились бегом. Кафе находилось шагах в ста, от управления, не было смысла надевать пальто, К тому же между маленькими столиками не оставалось места для вешалок. Они захватили лучший столик у окна, заказали завтрак и наблюдали, как двое детективов из их группы тоже остановились в дверях, и теперь ветер ерошит их волосы.
- Ну, что там с женщинами Дюамеля? - спросил Лелак.
- У меня из головы не шло, почему не хватает первого номера за этот год. Все четыре года он педантично регистрировал каждую женщину, а вот первой этого года нет. Я не мог поверить.
- И что? - Альбер знал, что возражениями нельзя заставить Шарля рассказывать.
- Дома я просмотрел всю пачку. Почти все письма прощальные. Одна девушка пишет, что благодарит за ценный опыт, но, получив его, попытается вести порядочную жизнь. Другая извещает о том, что пока не хочет с ним встречаться, быть может, когда-нибудь потом… Но большинство желает ему сдохнуть, околеть, ибо того, что он сделал, простить нельзя. Есть, и несколько фотографий. - Одним движением он охладил Буасси. - Успокойся, там не обнаженная натура. Подписанные фотопортреты. "Жоржу с любовью, Сильви" и тому подобное. Нашел две визитки и одну салфетку из ресторана, на которой кто-то написал: "Я люблю тебя".
- Ладно. У Дюамеля от каждой женщины было что-то на память, за исключением первой этого года. И что тогда?
- Кто-то унес.
- Угу. - Альбер иногда был наглее, нем сам думал. - И как ты собираешься ее отыскать?
Шарль угрожающе привстал, словно готовясь к драке, и расстегнул пиджак. Буасси отодвинулся подальше. Альбер вынул зубочистку изо рта. Бришо сунул руку в карман и медленно вынул несколько монет.
- Сейчас узнаешь, - ответил он.
Телефон находился в другом конце зала. Они видели, как Шарль долго ищет номер в телефонной книге, потом набирает его. Они сидели так, будто их вообще ничего не интересует, заказали себе еще кофе. Знакомые детективы ушли, их место заняла стайка адвокатов. Они собирались в суд, чтобы там враньем подзаработать деньжат, а до судебного заседания еще оставалось время.
Лелак, Буасси и все их коллеги ненавидели адвокатов. А те вежливо и учтиво высмеивали сыщиков. Каждый из них именовал себя "господином доктором", все они были элегантны, приезжали в дорогих машинах и пытались оправдать убийц, которых с таким громадным трудом ловили Лелак и его коллеги. В зале суда они цеплялись к показаниям сыщиков, пытались их дискредитировать, а у тех не оказывалось против адвокатов даже стольких шансов, сколько имели бы эти чертовы стряпчие, сойдись они с полицией в уличной драке… Альбер одним глазом следил, как они достают из своих кейсов| обтянутых тонкой кожей, бумаги и склоняются над столиком.
- Ишь, сговариваются за спиной у своих клиентов, - сказал Буасси.
- Да-а, - горько протянул Альбер. - Смотри-ка, у Шарля сияет физиономия.
Он отодвинул свой стул, чтобы дать Бришо возможность пройти на место и усесться. Тот сел скромно, но все же ожидая аплодисментов, словно артист, который только что сделал тройное сальто без лонжи.
- Я звонил в "Пари суар", - сообщил он и смолк. Вынул, сигарету. Альбер пододвинул ему пепельницу. - Спросил, не знают ли они случайно, где Дюамель провел новогодний вечер…
- И они знали, - сказал Лелак.
- И они знали, - ухмыльнулся Бришо. - Ну, как ты думаешь, где?.
- У главного редактора Лафронда, - флегматично ответил Альбер. По лицу Шарля он понял, что угадал. - Ну и что?.
- Лафронда не было в редакции, но я разговаривал с его секретаршей. Она тоже присутствовала на том вечере. Сказала, что собралось человек сорок - руководители отделов, ведущие сотрудники и их близкие. Дюамель пришел один. - Бришо вздохнул, - Секретарша сказала, что понятия не имеет, с кем встретился там Дюамель, но, по-моему, она врет.
- Почему?
- Говорит, что народу было много, и она не следила за Дюамелем, с которым у нее были не особенно хорошие отношения. - Он удовлетворенно откинулся, словно выбросил неопровержимый довод. - Не понимаешь? Не разбираешься ты в женщинах! Возможно, у нее и не было хороших отношений с Дюамелем. Возможно, они даже не разговаривали. Но просто быть не может, чтобы она не заметила, кого подцепил Дюамель. - По самодовольному тону Бришо чувствовалось, что он думает: уж кто-кто, а он-то в женщинах разбирается. - Дюамель в новогодний вечер подцепил либо саму секретаршу, либо ее подругу, либо того, кого малютка боится.
- Либо никого. И просто пил с приятелями.
Бришо отмахнулся. Вытащил из-под стула такой же кейс, какие были у адвокатов, и открыл его.
- Мадемуазель Житон… Посмотрим, всегда ли она была в плохих отношениях с Дюамелем… Он начал медленно перелистывать пачку писем, разглядывая подписи. Буасси с завистью смотрел на письма, словно женщины - все до одной красивые, пышнотелые - дефилировали перед ним, вылезая из кейса… Альбер задумался над тем, какую реплику бросить Шарлю, который таскает с собой письма Дюамеля явно для того, чтобы поучиться у покойника. - Мадемуазель Житон… Сюзанна Житон… 1984 год, номер шестой.
"Милый Жорж! Я не жалею о том, что случилось, я потеряла голову, но, видимо, мне было необходимо немного побезумствовать. Я не сержусь и на то, что ты сказал потом.
Тогда мне было очень неприятно, но теперь я не сержусь на тебя. Я попыталась тебя понять. Ты эгоистичен, жесток и нахрапист. Может, именно это в тебе и нравится, Ты такой, какой ты есть, и упреки я могу делать только себе. Прошу тебя, забудем все, и хорошее, и плохое. Не пытайся вновь сблизиться со мной и не оправдывайся".
Бришо сложил письмо.
- Понятно вам?
- Это ты у нас разбираешься в женщинах.
- Да. - Шарль принял это с полнейшей серьезностью. - Но я не знаю Дюамеля. Что он мог сказать женщине?
- "Ты эгоистичен, жесток и нахрапист. Может, именно это в тебе и нравится", - повторил Альбер и покачал головой.
- Ну, внешне-то он не мог ей нравиться, - сказал Бришо. - Урод хуже некуда.
- А эгоизм и жестокость нравились, - повысил голос Альбер.
- Да-а, - протянул специалист по женским душам. - Это им нравится. И после всего она не постеснялась сказать мне, что не заметила, с кем был Дюамель!
- Может, с ней, - предположил Буасси. - Может, снова сошлись.
Шарль даже не услышал.
- Он был либо с ее подругой, либо с кем-то, кого она боится… с ее начальницей…
- Ее шеф мужчина. Главный редактор Лафронд, - бросил Альбер.
- С женой шефа… - продолжал Бришо. - Если Дюамель подцепил в новогоднюю ночь жену Лафронда, тогда понятно, почему мадемуазель Житон ничего не видела. Понятно и то, почему исчезло письмо от первого номера за этот год. Главный редактор похитил его у нас из-под носа.
- То есть господин Лафронд может быть убийцей.
Буасси временами забывался и своими выводами хотел поразить друзей. Шарль по привычке был тактичен. Он сделал вид, будто раздумывает над тем, что сказал Буасси.
- Лафронд не знал о письмах. Он так же удивился, когда их нашли, как и мы. Лафронд мог прийти в субботу в полночь к Дюамелю, тот, естественно, впустил его. Лафронд напал на Дюамеля, забил его до смерти и убежал. Ему и в голову не пришло порыться в ящиках.
Альбер качал головой.
- Уж не думаешь ли ты, что этот тощий, хилый… - он смолк.
Трудно сказать, что в ком таится. Вот его друг, Жак, дай бог, если в нем кило шестьдесят, но весь он словно из стальных пружин. Преступник не мог быть очень сильным человеком. Гигант с руками-кувалдами в два-три удара покончил бы с Дюамелем. Или одним, если бы сразу попал в наиболее уязвимое место. Бришо торжествующе улыбался.
- Скажешь что-нибудь поинтереснее? Не нравится, поищи другую версию.
- Да-а, - сказал Альбер.. - Думаю, придется поискать.
И он позволил Шарлю расплатиться.
* * *
На первый взгляд протокол был хорош, при первом чтении расследование казалось основательным.
Гастон Параж умер на лионском шоссе. Мужчина, ехавший следом за ним в маленьком "Рено-пятерке", крестьянин, косивший поблизости, и девушка, которая путешествовала автостопом, видели, как это случилось. Велосипед начал вилять, въехал на противоположную полосу, затем Параж вырулил обратно. Автомобилист, собравшийся было в этот момент его обогнать, сразу затормозил. Параж замедлил ход, почти остановился, но сойти с седла уже не мог. Опрокинулся навзничь и больше не шевельнулся.
Жандармы, производившие осмотр места происшествия, установили, что несчастного случая не было, Паража не столкнуло машиной, камней в него никто не бросал, в велосипеде никаких дефектов не обнаружили.
Вскрытие установило, что велосипедист был трезв, но вот в крови у него нашли амфетамин.
Параж не был известным спортсменом. Родители Гастона даже не знали, что он занимается велосипедным спортом, а подругу его это вообще не интересовало. Он работал на химико-фармацевтическом заводе "Фармацит" подсобным рабочим, якобы собирался продолжать учебу.
Да, при первом чтении работа производила впечатление добросовестной. И все-таки Альберу что-то не нравилось. Он снова пробежал бумаги. Лелак понятия не имел, что означает "наличие амфетамина в крови" велосипедиста. Поборов неприятное чувство, просмотрел фотографии. У обочины шоссе лежал худой усатый мужчина. В черных до колен велосипедных трусах, в куртке от спортивного костюма, на руках перчатки без пальцев. Изящная гоночная машина.
Гастон Параж, родился в 1953 году…
- Эй!
Буасси поднял голову от газеты и недоуменно уставился на сунутые ему под нос фотографии.
- Взгляни на этот велосипед!
- Гм… Скоростной "пежо". Я видел рекламу. Он стоит больше, чем твоя четырехлетняя развалюха.
- Гм…
- Что тебе не нравится?
- Этому типу тридцать два. И он вдруг захотел стать знаменитостью?
Буасси отмахнулся.
- В таком возрасте уже уходят из спорта. А с чего ты взял, будто он захотел стать знаменитостью? Ты ведь бегаешь и даже заставляешь своего чокнутого друга Жака избивать себя по вечерам. А Гастон Параж ездил на велосипеде…
- Да-а. Возможно. - Альбер задумался. - С какой-то пакостью в крови поразмялся немного на безумно дорогой машине для профессионалов и в результате этого околел.
Буасси пожал плечами, продолжая читать газету. Альбер, балансируя карандашом, пытался удержать его на кончике пальца.
- Я хотел бы сходить на квартиру Дюамеля. Посмотреть его картотеку
- Сходи.
- Квартира опечатана.
- Попроси разрешения.
- Шефа нет.
- Зато есть Шарль. Он достанет.
На мгновение в Альбере шевельнулось желание выбить из-под Буасси стул. Станет он просить разрешение у Бришо!