- Погодите, менеер Терборг, позвольте мне сначала объяснить, что же, по всей видимости, случилось. Совершенно очевидно, что в ваши руки по ошибке попала очень небольшая часть ценностей, похищенных прошлой весной при уникальном ограблении на Ривьере. Вероятно, произошло это вследствие вашего неожиданного переселения в четвертый номер. Должен вам сказать, что французская полиция бросила все свои силы на поиски следов грабителей и их добычи. И заметьте, у французов достаточно весьма толковых агентов, которым стоит только ухватиться за ниточку, и они доведут до конца любой розыск. Но до сих пор все безуспешно! Почему? Потому что, как выяснилось, ограбления были совершены не обычными бандитами-налетчиками; в данном случае французская полиция столкнулась с преступниками чрезвычайно ловкими и хитрыми, которые терпеливо ждут урочного часа, умело скрываясь вместе со своей добычей. Есть все основания предполагать, что воры не станут сбывать награбленное через мелких мошенников и… перекупщиков краденого - слишком уж хорошо эти вещи известны всем полицейским участкам и ювелирам Европы. Во время ограбления они показали себя ловкими и предприимчивыми ребятами, и, разумеется, им вполне по плечу организовать перевозку награбленного в Америку. Видимо, так они и сделают, а для проверки транспортной цепочки выслали пробную посылку. Ваш предшественник по четвертому номеру, вероятно, был одним из звеньев этой цепочки. По непонятным причинам он исчез как раз в тот момент, когда посылка пришла в Амстердам. И пакет к нему не попал. В скором времени шайка узнает, что произошла осечка. Драгоценности общей стоимостью в сто тысяч гульденов попали не в те руки. По сравнению со всей добычей это, верно, не так уж и много; гораздо хуже то, что разорвана созданная с таким трудом контрабандная цепочка. Вы, конечно, понимаете, что шайка не примирится с этим. И наверняка захочет выяснить, что же произошло вчера на Регюлирсграхт, почему в четвертом номере не оказалось посредника и кто именно получил посылку с краденым. Эти господа мигом установят, что слуга в целости и сохранности передал, видимо, только что купленную коробку сигар менееру Терборгу. Напрашивается - по крайней мере, для них - вывод, что менеер Терборг не потрудился отнести необычный сюрприз в полицию, так как вечером, по возвращении домой, он больше никуда не выходил, а о привалившем ему счастье не рассказал ни слуге, ни содержателю пансиона. Воры, которые не знают, что вы спозаранку отправились к Ван Хохфелдту, а потом рассказали обо всем мне, сочтут, что вы с благодарностью приняли неожиданный подарок и нарочно продолжаете делать вид, будто еле-еле сводите концы с концами. Они решат, что бриллианты все еще у вас и что вы держите их про запас, на черный день. Следовательно, можно ожидать, что в самое ближайшее время они попытаются связаться с вами и вернуть себе камешки. Вот на это я и рассчитываю! Как раз тут-то мы их и накроем. Понятно?
Терборг в замешательстве посмотрел на комиссара.
- Этого еще не хватало! - Он решительно покачал головой. - Не хочу я быть подсадной уткой! Кто знает, что эти парни со мной сделают! Вы говорите: они подумают, что я прикарманил бриллианты, но этого очень легко избежать. Стоит мне поехать сейчас по редакциям газет, подробно рассказать о происшествии и сообщить, что пакетик передан в полицию, и я разом избавлюсь от всех этих неприятностей.
- Поверьте, для вас очень важно, несмотря ни на что, согласиться на роль "подсадной утки". Недавно я звонил в Париж инспектору Фиделю из уголовной полиции и рассказал ему о находке; он поздравляет вас с большой удачей, так как тому, кто поможет полиции напасть на след грабителей или их добычи, назначено большое вознаграждение. Фидель говорил о пятнадцати процентах от стоимости похищенного. В данном случае на ваш банковский счет поступит кругленькая сумма в пятнадцать тысяч гульденов. Естественно… при условии, что вы нам поможете! И ни цента, если из ложного страха откажетесь работать с нами.
- Вот как… что же вы сразу не сказали! Это меняет дело. Хотя… зачем мне деньги, если меня будут истязать и, может быть, сделают калекой на всю жизнь?
- Не забудьте, мы будем рядом! Если вы согласитесь работать с нами, мы, разумеется, будем незаметно вас охранять. Полиция не оставит вас расхлебывать эту кашу в одиночку. Ну как, вы все еще не отказались от намерения сообщить сенсационную новость в газеты?
- Если я правильно понял, я должен встретиться с членами банды?…
- Слушайте внимательно, менеер Терборг. На людях вы должны вести себя так, словно бриллианты все еще у вас. Думаю, никому пока не известно, что вы советовались с нами, и, когда вы будете уходить отсюда, мы примем меры, чтобы вы ушли незаметно. Что произойдет дальше? С вами установят контакт, вероятно по телефону, и спросят, что вы сделали с пакетом. Ответ напрашивается сам собой. Вам доставили коробку сигар, которых вы не заказывали, и вы будете рады исправить ошибку. А теперь слушайте внимательно! Я спрячу бриллианты в сейф и наполню коробку камешками такого же веса. Упаковку мы полностью восстановим - никто с первого взгляда не заметит, что пакетик уже вскрывали. Вы возьмете его в пансион и положите у себя в комнате на видное место, чтобы он сразу бросался в глаза, - например, на каминную полку, где каждый, кто к вам войдет, тотчас же его увидит. Может быть, по телефону вас попросят передать ошибочно присланный вам пакетик тому, кто отрекомендуется так-то и так-то. Не опасайтесь, щекотливых вопросов не будет, по крайней мере если вы станете разговаривать непринужденным тоном. Зачем им поднимать шум, раз вы готовы вернуть чужую вещь? Ведите разговор как можно естественней и непринужденней, и в назначенное время к вам наверняка явится некто, извинится за доставленные хлопоты и заберет коробку. А уж как мы его задержим, пусть вас не беспокоит. Если вы будете точно следовать нашим указаниям - риска для вас никакого. Можем мы рассчитывать на ваше сотрудничество?
- Ну конечно. Тут и думать особенно нечего. Но представьте себе, что они не позвонят, а внезапно ко мне явится верзила и поднесет к носу заряженный пистолет. Что тогда?
- Конечно, мы будем охранять вас. Но какой им интерес грозить вам оружием? Вначале обычно пытаются договориться по-хорошему. Если вы сыграете свою роль как следует, то заманите птичку в сети, а там уж наше дело.
- И вы гарантируете, что я получу пятнадцать тысяч гульденов?
- Юридически я ничего не могу гарантировать. Но не буду же я вас обманывать. Могу только повторить: тому, кто поможет разыскать преступника, назначено вознаграждение. Что же вам еще?
- Ну ладно… Давайте пакетик.
- Перед самым вашим уходом. И вот еще что. Вы живете у Фидлера уже несколько лет, знаете расположение комнат и знакомы с остальными обитателями пансиона. Вот вам блокнот. Попробуйте нарисовать, как расположены комнаты в доме.
Ван Хохфелдт иногда навещал Терборга и немного знал дом. Он сел рядом с адвокатом, который, видимо, толком не представлял себе, как взяться за поручение комиссара. После долгих раздумий и обсуждений на нескольких листках бумаги появились запутанные планы старинного дома, какие строились по берегам каналов в те времена, когда еще не существовало проблемы домашней прислуги и когда не экономили на кубатуре жилых помещений.
В передней части дома, выходящей на улицу, - цокольный этаж, бельэтаж, еще два этажа и чердак. Примерно то же и в задней части дома, которая выходит в сад, но только там не чердак, а плоская крыша. Между уличной и садовой частями дома встроена одноэтажная часть; здесь, в цокольном этаже, находится кухня, освещаемая сверху через большую световую шахту. За домом расположен сад.
- Я вижу, менеер Терборг, вы занумеровали все комнаты. И кто же там живет? Где живут хозяева пансиона и прислуга?
- Начну с того, - начал Терборг тоном школьного учителя, - что все постояльцы пансиона - кроме фройляйн Мигль, которая прибыла позавчера, - живут у Фидлера дольше меня. Люди привыкли к соседству и привычкам друг друга, обслуживают здесь отлично, еда обильная и готовят прекрасно, а хозяева заботятся о нас с примерной добросовестностью. В стенах пансиона царит такой идеальный порядок, что ни один из жильцов никогда не рискнет переехать на другую квартиру: лучше места не найти. Я нахожусь несколько в стороне от общей жизни пансиона, потому что с утра до вечера занят в конторе или в суде, а на уикенд всегда уезжаю к родителям в Амерсфорт. Вечерами я большей частью работаю у себя в комнате или ухожу куда-нибудь. Остальные постояльцы - преимущественно иностранцы - общаются друг с другом много больше. Насколько мне известно, отношения между ними хорошие. Никаких ссор и тому подобного нет. Да, еще… Я живу здесь три года, а все другие, включая Фрюкберга, занимавшего четвертый номер, - гораздо дольше. Кроме новенькой, фройляйн Мигль.
Ван Хаутем сдержанно кивнул. Он не рассчитывал на столь обстоятельные показания, но слушал терпеливо, так как подробные сведения о жильцах пансиона и размещении их в доме могли оказаться очень важными для расследования.
- В цокольном этаже уличной части дома живут Фидлеры. Муж и жена. Детей у них нет. Я полагаю, - задумчиво продолжал Терборг, - что мой хозяин и его супруга люди с прошлым. Сразу после первой мировой войны они эмигрировали из Австрии. Ведут себя в высшей степени корректно, одеваются с большим вкусом и говорят как коренные амстердамцы. Фидлер рассказывал мне, что купил пансион у своего предшественника в тридцать втором году, а через несколько лет принял нидерландское подданство. Меня нисколько не удивит, если окажется, что они из аристократов. Весьма порядочные люди, но страстные спириты. Раз в месяц они устраивают спиритические сеансы, на которых бывает много народу. Но постояльцам это нисколько не мешает, так как духи как будто бы довольствуются помещениями цокольного этажа.
- А персонал?
- Трое. Они живут в одиннадцатом, двенадцатом и четырнадцатом номерах на чердаке в передней части дома. Это мне точно известно, потому что там, на чердаке, стоит ящик с моими учебниками, которыми я время от времени пользуюсь. Юфрау Бергер, наш шеф-повар, занимает двенадцатый номер. Первая ее молодость давным-давно миновала, и теперь все ее интересы сосредоточены на кулинарном искусстве. Как она готовит! Затем Бас - слуга, шестидесяти лет; последнее время он частенько намекает, что надеется вскоре отметить сорокалетие своей работы в пансионе. Это и есть человек, который принял пакетик. Живет он в одиннадцатом номере. В номере четырнадцатом живет Лена, фамилии я не знаю. Она следит за постелями, за бельем и прочим. Работает в пансионе тоже давно. Все трое люди спокойные, поведения безукоризненного.
- Возьмем теперь первый номер, - сказал Ван Хаутем, взглянув на планы.
- Номера первый и второй - двухкомнатный номер в бельэтаже садовой части дома. Испокон веков его занимают супруги Тонелли, итальянцы, у них винный магазин где-то на Амстеле. Он невысокий, очень подвижный человек, к определенным датам поставляет обитателям пансиона по оптовым ценам бутылку-другую кьянти или вермута. Она обходительная, более чем дородная дама, на голову выше его. Порядочные люди, вся их жизнь в торговле, целыми днями хлопочут ради своего дела. Надеюсь, - добавил Терборг, - что не наскучил вам своими пространными рассуждениями. Просто я стараюсь дать наглядную и достоверную картину.
- Вы очень наблюдательны, - с легкой иронией заметил Ван Хаутем. - Идем дальше. Номер третий…
- Находится на втором этаже в садовой части дома, над апартаментами четы Тонелли. Моя piedàterre. Большая комната с тремя окнами в сад. Зимой немного прохладно, зато летом прекрасно. Фройляйн Мигль, наверное, до смерти довольна, что попала туда. По ее словам, она швейцарка. Я вижу, вы улыбаетесь, но, право, не похоже, что она из наших восточных соседей. Резкий немецкий и раскатистое "р" выдают ее национальность. В общем, не сказать чтобы неприятное явление с белокурой головкой и надменно вздернутым носиком. Ей около тридцати… Ну, вот и вся задняя часть дома, если не считать, что в цокольном этаже под двухкомнатным номером находятся обеденный зал и небольшой неуютный закуток, который мы называем громким словом lounge - гостиная. Обе комнаты выходят на террасу, в сад. Зимой это темные ледники, но летом, когда открыты двери и цветут розы, там совсем неплохо.
- Перейдем теперь к уличной части дома…
- Пройдя из гостиной по длинному коридору, - невозмутимо продолжал Терборг, - оставляем слева большую кухню, а справа конторку Фидлера. За кухней следует спальня Фидлеров, а за ней, ближе к улице, находится их жилая комната. В ее два окна видны только ноги прохожих. Комната полна акустических сюрпризов. Я так и не понимаю, вызваны ли эти странные отголоски и вздохи уличным шумом или же рассказы о домашнем привидении более обоснованны, чем мы легкомысленно считаем. Над жилой комнатой Фидлеров расположена моя обитель, четвертый номер. До вчерашнего утра там жил Фрюкберг, насколько мне известно, шведский инженер, представитель гётеборгского моторостроительного завода. У него контора где-то в городе. Я разговаривал с ним всего один раз, потому что он не очень общителен. Однако же производит впечатление человека неглупого. Вчера ни свет ни заря он ошеломил Фидлера сообщением, что немедленно, сейчас же, уезжает. Чемоданы он упаковал ночью, и они уже стояли внизу, в передней. Его новый адрес: отель "Сёдермальм" в Стокгольме. Я знаю это потому, что вчера вечером спрашивал у Фидлера, когда хотел писать Фрюкбергу письмо.
- Кто живет в пятом номере?
- Дан Рулофс, скульптор. Теперь он мой сосед со стороны сада. Весьма пустой и дурно воспитанный человек, натура артистическая и всем известный бонвиван. Его соседство, пожалуй, единственный недостаток четвертого номера. Между нами говоря, он неисправимый весельчак и кутила, домой приходит поздно и время от времени устраивает в своей комнате пирушки с приятелями и приятельницами, фрюкберг жаловался, что Рулофс ему мешает, ведь между номерами имеется большая раздвижная дверь и швед волей-неволей слышал не очень-то высоконравственные разговорчики дам и господ по ту сторону двери. Отныне и меня ждет та же участь. К счастью, вечеринки бывают не каждый день. Мастерская Рулофса находится где-то в северной части города, и, обтесывая свои камни, он не будет мне мешать. Дома он работает только с глиной. Совсем недавно вылепил голову мисс Мейсон. Великолепно!
- Кто такая эта мисс Мейсон?
- Картинка… или, верней сказать, статуэтка! Но вышедшая явно не из-под резца мастера старой школы. Самоуверенная американка, секретарша одного своего соотечественника, живущего в Амстердаме. Одевается как манекенщица из модного ателье, прическа у нее неправдоподобно золотистого цвета, и, между прочим, как и Рулофс, она душа всех домашних праздников, которые по особым поводам устраиваются в доме Фидлеров. Живет в шестом номере, надо мной, на втором этаже. Следующий номер - седьмой - занимает мсье Ивер, представитель парижской парфюмерной фирмы. Он обеспечивает веселую атмосферу в столовой, потому что всегда оживлен и, кажется, знает наизусть все анекдоты из французских газет. Говорит он на смеси французского с нидерландским, но ухитряется растолковать каждому все подробности якобы случившихся с ним многочисленных амурных приключений. А теперь перейдем к третьему этажу в передней части дома. В номере восьмом, выходящем на канал, живет мистер Эвинг, сухой, педантичный британец, который дает уроки деловой корреспонденции и устной речи в институте иностранных языков. Он говорит по нидерландски, как мы с вами. А может, и лучше, так как имеет филологическое образование и много лет живет в Амстердаме. Молчаливый, замкнутый человек с устоявшимися привычками. Правда, Рулофс, бывало, поддразнивал его: дескать, зачем ему искать развлечений на стороне, когда он у себя на дому дает частные уроки нескольким личным секретаршам. Но это, по-моему, просто болтовня. Эвинг - сама благопристойность, он лишь иногда чуть-чуть усмехается, когда Ивер уж очень разоткровенничается о своих грешках. Наконец, в девятом номере, тоже на третьем этаже передней части дома, живет мефрау Дерксен, пожилая дама, эвакуированная из бывшей Батавии. Жертва войны, которую Фидлер приютил в пансионе за минимальную плату. Во время японской оккупации она потеряла мужа и сына и перебивается на то немногое, что сумела спасти из хаоса войны. Сейчас мефрау Дерксен гостит у своих друзей в Швейцарии. Она уехала неделю назад, и, стало быть, вчера ее здесь уже не было.
Лицо Терборга, оживившееся во время рассказа о соседях по пансиону, снова потускнело.
- Вот и все, - сказал он довольно уныло. - А между тем уже час, и меня ждут в конторе на совещание. Надеюсь, я больше вам не нужен…
Ван Хаутем еще раз подробно повторил свои инструкции и распорядился, чтобы к Терборгу немедленно приставили охрану.
- Думаю, если вы до вечера ничего не услышите о преступниках, то позднее они попытаются проникнуть в дом, а именно к вам в четвертый номер. Я, со своей стороны, приму меры, и независимо от того, позвонят вам по телефону или нет, мы будем на страже. Внутреннюю охрану дома я, вероятно, возьму нынче на себя. Увидимся, когда все в доме лягут спать.
За завтраком Ван Хаутем в одиночестве, как генерал накануне предстоящего сражения, наметил расстановку своих сил. Ван Хохфелдт свяжется по телефону со стокгольмской полицией и договорится, чтобы, как только Фрюкберг появится в отеле "Сёдермальм", его тут же взяли под наблюдение. Об участии Фрюкберга в перевозке похищенных драгоценностей еще не известно ничего определенного, поэтому задерживать и допрашивать его пока не надо, но при первом же подозрении он должен быть арестован. Старинг с наступлением темноты сменит капрала Трёрнита на Регюлирсграхт и будет следить за уличной стороной дома. Полицейский пост на площади Рембрандта предупрежден, что уголовная полиция проводит операцию на участке вдоль канала, и ночные патрули должны особо следить за сигналами тревоги, которые могут быть поданы в том районе. Тем временем Дейкема, старший коллега Старинга, начнет собирать предварительные сведения обо всех обитателях дома, за исключением Фидлеров. Их Ван Хаутем взял на себя, так как все равно намеревался навестить австрийцев и разведать обстановку в целом. Затем Дейкема должен подготовиться к ночному наблюдению за садовой частью дома. Задания будут уточнены после того, как комиссар осмотрит дом изнутри.
Ван Хаутем хорошо знал, куда обратиться, если надо как можно быстрее получить сведения о жителях столицы, поэтому уже через час информация о Фидлерах лежала у него на столе. Подробные данные, собранные властями в 1936 году при рассмотрении ходатайства о натурализации, полностью подтвердили предположение Терборга, что супружеская чета знавала лучшие дни. Настоящее имя владельца пансиона было Эрнст фон Лауфенштайн. Совсем молоденьким офицером этот отпрыск старинного аристократического рода в 1917 году был зачислен в армию тогдашней австро-венгерской монархии. Поражение центральных держав и политическая неразбериха, последовавшая за перемирием, лишили его каких бы то ни было надежд. Обнищание семьи вынудило отставного офицера самому зарабатывать свой хлеб в Вене под вымышленным именем. Став Эрнстом Фидлером, он участвовал в учреждении какого-то банка.