...Расследуя дело об ограблении магазина, майор Орач нападает на след изменника Родины, виновного в гибели мирных людей в годы временной оккупации Украины фашистами...
Действие романа современного русского писателя, живущего на Украине, происходит в наши дни в крупном промышленном центре. Автор рассказывает о нелегкой службе работников милиции, ведущих борьбу с нарушителями социалистической законности, затрагивает проблемы воспитания молодежи.
Содержание:
Вадим Пеунов - Без права на помилование - Роман 1
ОГЛЯНИСЬ НА КАЖДЫЙ ПРОЖИТЫЙ ТОБОЮ ДЕНЬ 1
ХОДИТ ГОРЕ МЕЖДУ НАМИ 25
ГРАНИЦА МИЛОСЕРДИЯ 40
Примечания 56
Вадим Пеунов
Без права на помилование
Роман
Вадим Константинович Пеунов родился 29 апреля 1923 года в семье служащего. Он принадлежит к тому поколению советских писателей, для которых главной жизненной школой стала Великая Отечественная война. В действующей армии - с 1942 года. Награжден медалями. Член КПСС.
В 1955 году вышла первая приключенческая повесть В. Пеунова "Последнее дело Коршуна", которая сразу же завоевала признание читателей, была переведена на несколько языков. Перу писателя принадлежит более двух десятков книг, в том числе романы: "Друзья и враги", "Любовь и ненависть", "Об исполнении доложить", "Веские доводы" и др. Плодотворно работает В. Пеунов также в жанре публицистики.
ОГЛЯНИСЬ НА КАЖДЫЙ ПРОЖИТЫЙ ТОБОЮ ДЕНЬ
Скупы на ласку сыновья
Иван Иванович переступил порог кабинета заместителя Начальника УВД области Строкуна, своего давнего друга, с тяжелым чувством неоправданного доверия.
Около трех месяцев тому назад, 29 апреля, был лихо ограблен мебельный магазин "Все для новоселов". Четверо бандитов управились за считанные секунды: они заставили кассира опустить в подставленную спортивную сумку выручку, приготовленную для инкассации.
Никого из этой банды, кроме водителя, пока взять не удалось, хотя двое из них - Дорошенко, по кличке "Жора-Артист", и Кузьмаков, по кличке "Суслик", - были хорошо известны милиции. В старом деле имелись отпечатки их пальцев, нашлись и фотокарточки, правда, восемнадцатилетней давности. По описаниям очевидцев художник набросал эскизы портретов тех, кто принимал участие в ограблении мебельного магазина, так что теперешний облик двух матерых рецидивистов тоже был известен.
В результате поиска удалось выявить и арестовать нескольких прямых и косвенных участников преступления: Ярослав Гриб - проходчик шахты Ново-Городская, ранее судимый за участие в воровстве, находился за рулем машины, которая увезла грабителей; Всеволод Пряников, ранее судимый за несоблюдение техники безопасности, что привело к гибели человека, начальник участка, у которого под вымышленными фамилиями Юлиана Ивановича Семенова, Георгия Ивановича Победоносца и Козьмы Ивановича Пруткова работала эта троица, вернее, числилась, хотя никто из них ни разу даже не надевал шахтерскую робу, а зарплату получали наравне с лучшими проходчиками. Сначала удалось выйти на Алевтину Тюльпанову, массажистку из косметического салона, которая оказалась наводчицей. Через свою клиентку - директора мебельного магазина - она узнала все необходимое: сумму дневной выручки, время приезда инкассаторов и характеры работников магазина. Она же, Алевтина Тюльпанова, предоставила в распоряжение грабителей машину своего мужа. Нетрудно было обнаружить и Марию Круглову (уборщица шахты Ново-Городская, ранее не судимая), у которой накануне грабежа проживал главарь банды по кличке "Папа Юля".
Но все четверо арестованных, по существу, были мелкой сошкой, главные виновники пока оставались на свободе. А о Папе Юле почти ничего не удалось узнать, кроме клички, да еще Мария Круглова обмолвилась про бороду: "Будто бы рыженькая..."
Папа Юля предпочитал никаких следов не оставлять. С начальником участка Пряниковым он общался через Ярослава Гриба и Алевтину Тюльпанову. Пряников утверждал: "Я его видел только однажды, и то мельком, встречу - не узнаю". Алевтина Тюльпанова, которая была знакома с Папой Юлей лет двенадцать, заверяла, что все распоряжение от него получала по телефону, и не помнит примет этого человека. Ярослав Гриб тоже валял дурачка: мол, был с нами в магазине один, но я его плохо помню. Борода? Так она у него не настоящая. Разную ахинею на этот счет несла и Мария Круглова - хозяйка квартиры-притона; дескать, помню, что бородатенький, солидный из себя... И все.
Иван Иванович был убежден, что всех четверых заставляет молчать страх, который они испытывали перед Папой Юлей.
Папа Юля... Кто он? Где его искать? Кто укажет тропу к его логову?
На Дорошенко (Жору-Артиста) и Кузьмакова (Суслика) был объявлен всесоюзный розыск. А Папа Юля, увы, пока оставался вне досягаемости... Мистер Икс!
Иван Иванович вернулся из Краснодара, куда ездил проверять давние связи Тюльпановой. Командировка оказалась неудачной.
- Разрешите доложить, товарищ полковник! - устало отрапортовал он, переступив порог кабинета.
Строкун вышел из-за стола, прихватив пачку сигарет, лежавших на краешке, кивнул на стул:
- Присядь-ка. В ногах правды нет. - Взял припасенную заранее осьмушечку листа и начал крутить из нее тюричек - этакую вороночку, куда стряхивать пепел.
Иван Иванович понял, что разговор предстоит долгий и не из легких.
- На небесах правды и того меньше, - ответил он, опускаясь на стул. - Иначе хотя бы один из троих где-то вынырнул.
- Эта публика на выдумку хитра. К примеру, колония - удобное и безопасное место. За несущественное, - пояснил свою мысль Строкун.
- Или "дурдом", - согласился с ним удрученный Иван Иванович. - Помнишь, лет восемь тому?.. Один такой в Горловке "боднул" трамвай, уходивший с остановки. Ахи-охи - голова в крови, изо рта - желтая пена. А он - мыло разжевал. Я о таком обороте дела уже думал: интересовался в своих больницах, не поступил ли к ним за последнее время "потерявший память". Соседей запросил: ростовчан, днепропетровцев, запорожцев. В Краснодаре наводил справки. Ничегошеньки.
- Печально, но факт: Папа Юля со своими подельниками - не лыком шиты. - Строкун всласть затянулся. Напустил дыму полон кабинет. Подошел к окну, распахнул его пошире. - Нет сведений - это тоже информация, хотя и неутешительная.
Строкун мог бы, вернее, должен был сказать заместителю начальника уголовного розыска майору Орачу, что генерал (который раз!) вновь интересовался, когда же, наконец, сдвинется с точки замерзания это дело с ограблением мебельного. Но, видя, как устал Иван Иванович, и, понимая, что очередная проработка не ускорит расследования, решил дать другу время.
- Санька вторые сутки тебя ищет.
Иван Иванович удивился: сын никогда не звонил ему на работу и уж, конечно, не стал бы разыскивать его через "дядю Женю", то есть полковника Строкуна.
Иван Иванович поинтересовался:
- Что он хотел?
Строкун пожал плечами.
- Говорит, что ты ему нужен по личному делу. Спрашиваю: "Не жениться ли надумал?" Отвечает: "Министр Военно-Морского Флота Кузнецов считал, что офицер, который женится до сорока лет, теряет перспективу по службе. Я его последователь. Но что такое примус хотел бы знать". Вот они, нынешние... Что такое синхрофазотрон знает ученик пятого класса, а что такое примус, спрашивает без пяти минут кандидат геологических паук. Он его ни разу в жизни не видел. Поясняю: "Примус - незаменимый агрегат для подогрева чая и варки обедов в тесных коммунальных квартирах, где "кухней" служили шикарные коридоры. В Донецке, мол, примус не привился сызначала, так как здесь господствовал уголь, а теперь - газовая плита". Он сказал: "Спасибо за исчерпывающую информацию" - и повесил трубку.
Иван Иванович глянул на телефонный коммутатор, украшавший угол кабинета по ту сторону массивного стола, и поймал себя на мысли, что ему хочется позвонить домой. Саньки, конечно, еще нет, в институте или в библиотеке - парень закончил первый вариант диссертации. Грозный академик Генералов сказал: "На докторскую годится, а для кандидатской - еще сыровато: слишком много своих мыслей и маловато чужих, которые демонстрировали бы кругозор диссертанта". И вот Саня пропадает в библиотеке, подбирает литературу, штудирует английские и немецкие журналы по геологии. Словом, дома его нет. Но Марина - Санькина тетка, выпестовавшая его, могла бы отозваться...
Иван Иванович подавил в себе неоправданное беспокойство и сказал Строкуну:
- Летел и думал: если эти литературно-библейские герои - "Козьма Прутков", "Юлиан Семенов" и "Георгий Победоносец" уволились, готовясь к грабежу, то не применили ли они схожий прием и раньше? Посмотреть, какие у нас есть нераскрытые дела за последние год-два, проверить: не совпадают ли они по срокам с очередным увольнением троицы или кого-либо из них с участка Пряникова...
- Посмотреть можно и нужно, - согласился Строкун, попыхивая сигаретой. - Новые факты, новые свидетели... Но, понимаешь, майор Орач, в чем наша с тобой ошибка: мы идем по следам, а они их ловко путают и уничтожают. Уволились с шахты - в отделе кадров даже обычных учетных карточек не осталось. Запропастились, а скорее того их изъяли. Шахта перечисляет деньги своим рабочим на сберкнижку, казалось бы, есть свидетели - работники сберкассы. Но в сберкассе счет на имя Юлиана Ивановича Семенова открывал Ярослав Гриб. Он и деньги получал по доверенности. Нам надо работать на опережение. Давай-ка проанализируем все специфические приемы, которые применяет группа Папы Юли, и попробуем предусмотреть, где он со своими субчиками может вынырнуть. Поворошим нераскрытые дела, сопоставим.
- Все с самого начала... - помрачнел еще больше Иван Иванович.
- Ваня, майор Орач, - посочувствовал ему Строкун. - В нашей службе главное - результат. А сколько ты мучился, идя к нему, это, как говорят в Донбассе, - дело третье...
Иван Иванович в тот день вернулся домой раньше обычного и половине девятого. Он любил это предвечернее время, когда солнце опускается к небосклону. До захода еще минут сорок пять - пятьдесят, можно с высоты девятого этажа полюбоваться закатом (лоджия выходит на запад). Конечно, это не степные дали Карпова Хутора и не морская бесконечность Азовского моря, которые милы и близки сердцу Ивана Ивановича. Но панорама города тоже по-своему красива. В иное время вместе с ним полюбовалась бы закатом Иришка - дочь-пятиклассница. Но сейчас она в пионерлагере, в Велико-Анадольском лесу. Это всего в нескольких километрах от родного Карпова Хутора, которого теперь уже нет: снесли за ненадобностью. Молодежь перебралась в Благодатное - главную усадьбу колхоза, в Волновую - районный центр и крупнейший железнодорожный узел, в Донецк... Старики вымерли. Какое-то время в пустующих хатенках колхоз держал цыплят. Но потом построили современную птицеферму, назвали ее колхозной птицефабрикой, а старые лачуги снесли, мелкие, тоже устаревшие, садочки выкорчевали, пустошь перепахали.
Все правильно, и вместе с тем - грустно...
Возвращается человек в свое прошлое всегда с невольной грустью.
Иван Иванович открыл дверь и... приятно удивился: на пороге кухни стоял, ожидая его, Саня.
Марина, свояченица Ивана Ивановича, старшая сестра Аннушки, вскормившая и воспитавшая Саню, называла его девичьей погибелью. Он был весь в покойную мать - хрупкую красавицу, которую в Карповом Хуторе звали за глаза "шамаханской царицей". Только в девичью хрупкость вплелась мужская удалая сила - это уже от Григория Ходана, родного отца Сани. С лица он бел и красен. Брови густые, широченные, подчеркивают крутой бугристый лоб. Глаза - смелые, большие, сочные. Волосы со стальным отливом, этакой львиной гривой почти до плеч. Иван Иванович когда-то ворчал за "хипповскую" прическу сына, но Марина, защищая своего любимца, говорила:
"Иван, ты же по натуре - старик. Ты совсем не понимаешь современную молодежь: иные времена, стало быть, иные песни и моды".
По части моды Марина специалист: она модельер по конструированию женского и мужского платья.
Саня стоял и хмурился, ожидая, когда отец снимет туфли и наденет шлепанцы. Иван Иванович уловил в его тяжеловатом "ходановском" взгляде притаенную тревогу или скрытую надежду и понял, что Саня хочет что-то сказать. (Наверно, то, ради чего искал отца, звонил полковнику Строкуну). Марина, которой хмурившийся Саня напоминал Гришку Ходана - человека ненавистного, обычно говаривала: "Улыбнись!" И он - улыбался, становясь застенчивым, добрым.
- Что-то в институте? - спросил Иван Иванович, вновь вспоминая академика Генералова и трагедию его жены.
Саня замотал головой: "Нет".
- Тебя давно не видел.
Слова приятные. Их говорил отцу двадцатисемилетний сын. В этом возрасте наши сыновья скупы на ласку и приветливость. А Саня по натуре вообще сдержан.
- Аннушка дома?
- Поехала с оказией проведать Иришку, ей какой-то сон приснился. Еще вчера.
В словах Сани по отношению к приемной матери звучала легкая ирония: "Эти женские слабости".
Иван Иванович умылся, надел пижаму и наконец почувствовал себя дома.
- Поглазеем на закат? - предложил он.
Саня, молча, последовал за отцом.
Между Иваном Ивановичем и взрослым сыном установились отношения своеобразной мужской дружбы. Посторонний, пожалуй, сказал бы, что они оба - суховаты.
И вообще им не хватает теплоты. Уезжая в очередную командировку с геологической партией, Саня ни одной строчки не напишет отцу. Все свои короткие и редкие, как снег в Сахаре летом, открыточки, он адресовал Марине, В них жила неизменная фраза: "Привет нашим. Как Иришка?" А при встрече после долгой разлуки они хлопали этак вскользь друг друга по ладошке и обменивались парой колких фраз:
"Ну как, нашлась замена старику Донбассу?"
"Чулыманское месторождение: пласт - восемьдесят метров, скосил траву - и бери экскаватором. Нерюнгринское... Уникальная близость промышленных запасов коксующихся углей и богатых железных руд. А вокруг - вся таблица Менделеева: от металлов до кристаллов".
"За морем телушка - полушка, да рупь перевоз, - возразит Иван Иванович. - Накормить Донбасс привозными углями... Идея не менее смелая, чем перекрыть плотиной Беренгов пролив, чтобы отделить Тихий океан от Ледовитого".
"Из вчерашнего абсурда уровень человеческих знаний и технических возможностей сегодня делает открытие века".
Не признавать "чужих богов", брать все на проверку, сомневаться, постоянно иронизировать... Впрочем, это была всего лишь форма общения двух мужчин, которые любили друг друга и чуточку стеснялись необычной взаимной привязанности.
Словом, если бы на приглашение отца "поглазеть на закат" Саня пробурчал, дескать, можно и поглазеть, то все было бы в пределах нормы. Но сын молчал.
"В чем дело?"
Нас обычно поражает не само явление, а его неожиданность и необычность, своеобразная исключительность, которые делают происходящее загадочным, непонятным. А все непонятное - настораживает, заставляет искать отгадку.
Иван Иванович заглянул в кухню, поздоровался с Мариной и направился в лоджию.
Солнце уже перестало греть. Его раскаленный до багрянца (цвета остывающего бутылочного стекла) диск коснулся далеких, тающих в сизой предвечерней дымке терриконов. С высоты девятого этажа пятиэтажные дома, уходившие по улице к концу квартала, за которым начинались одноэтажные домишки частного сектора, выглядели плоскими, приземленными. От перегревшихся за день крыш струилось марево.
- Дядя Женя говорил, что ты искал меня... - начал разговор Иван Иванович.
- Посоветоваться хотел, но отпала необходимость.
"Ну что ж, если отпала..."
Через несколько минут Марина кликнула их на ужин:
- Мужики, отощаете. К столу!
Ели. Мужчины, занятые делом, помалкивали, а Марина, истосковавшаяся по собеседникам, тараторила о чем-то своем - о зимних модах, о том, что в наличии нет материалов, которые числятся в каталоге ярмарок... "А серятина ныне не в моде. Подавай пестрое, нарядное".
Поужинали. Иван Иванович предложил сыну:
- Подышим лечебным воздухом.
Они прошли в лоджию. Иван Иванович облокотился на перила.
Жара, мучившая город весь день, начала спадать. С далеких полей, с огромного, скрывавшегося за полями водохранилища, нареченного Донецким морем, потянуло легкой прохладой. Она еще не давала отдохновения, но вселяла надежду, что вот-вот можно будет надышаться вволю.
Саня сел в кресло-качалку - любимое место Иришки. Покачался - погойдался. Иван Иванович понял, что Саня собирается с мыслями, и не ошибся.
- Папка... - начал Саня. - Чуточку твоей милицейской фантазии... Чистая нелепица: предположим, я хочу купить автомат. Современный. Конечно, с патронами, два-три диска. Только ты не удивляйся вопросу, - еще раз напомнил он. - Сколько бы с меня содрал его владелец?
Иван Иванович немного растерялся:
- Но мы - не Америка! И у нас оружие...
- Я же тебя предупреждал: чистая нелепица, бред сумасшедшего, фантасмагория... Ну, словом, голая теория... В своей работе ты сталкивался с таким случаем, чтобы кто-то продавал автомат?
- Кому?
- Да неважно кому. Продал! Неважно, где его взял. Нашел, украл, изготовил своими руками... Есть заинтересованный покупатель. Сколько с такого можно слупить? К примеру, за автомат Калашникова. Тысячи три... дадут?
Иван Иванович насторожился. Что-то с Саней происходило. Уж какой-то он взвинченный, наэлектризованный. "Эти несуразнейшие вопросы..."
- Почему только три?.. - как можно спокойнее ответил Иван Иванович. - Дадут и больше. За утерю личного оружия - пять лет. А за продажу... Да еще современного автомата, который находится на вооружении армии... Тут "десятку" могут не пожалеть, особенно если выяснится, что из него убили человека и ограбили при этом сберкассу или магазин...
Санины брови схлестнулись на переносице, но тут же хмуринки исчезли.