Суд приговорил Данилова к лишению всех прав состояния, девяти годам каторжных работ в рудниках и вечному поселению в Сибири.
Юный убийца внес в этот приговор свои поправки. Отбыв четыре года в рудниках, он вместе с другим каторжником убил стражника и бежал. ЭПИЛОГ
Спустя еще год в Большой Гнездниковский пришло письмо с иностранными штемпелями. Алексей Данилов писал родителям, что живет он теперь в одной из стран Южной Америки, помогает своему хозяину следить за работами на кофейных плантациях, вполне благоденствует. На этом следы бывшего студента навсегда затерялись.
ЗАГАДОЧНОЕ ДЕЛО
ВЛАДУ ЛИСТЬЕВУ АНДРЕЮ АНТОНОВУ
Событие, о котором мы расскажем, случилось почти сто лет назад. В свое время оно всполошило не только тех, кто непосредственно знал его жертвы и его участников, но и всю Россию. Многое в нем осталось непонятным. Вопросы, которые поставила жизнь, не получили ответа. Впрочем, пусть читатели сами сделают свои выводы Издали, как известно, ушедшие события всегда виднее.
ЯВКА С ПОВИННОЙ
12 июля 1894 года, когда Москва, уставшая после шумного и наполненного трудами дня, отходила ко сну, в окованные железом двери полицейского управления 1–го участка Сретенской части раздался сильный стук.
На пороге стоял молодой человек большого роста, широкоплечий и с беспокойным блеском в глазах. Дежурному офицеру он сказал срывающимся от волнения голосом:
- Явился с повинной!
Молодой человек еще раз нервно сглотнул, хрипло выдавил:
- Я совершил страшное, совершенно ужасное преступление. Мне нету прощения.
- Вы кто? - спросил офицер.
- Меня зовут Иван Коробов. Я несколько лет работал бухгалтером в Торговом доме Розенталя, это в доме 36 по Мясницкой улице. Но после Нового года уехал в Пензу. Там я тоже состоял бухгалтером в магазине "Братья Финогеевы".
- Ну и…
- В конце марта я вдребезги проигрался в карты. Карточный долг заставил меня пойти на преступление. Я забрался в дом вдовы–генеральши Болдыревой… Это на Верхнепешей улице. Я узнал, что это очень богатая женщина. Она давала под большие проценты деньги в долг. Мне об этом говорила ее служанка Александра Савинова. Она была моей любовницей. Мы даже думали пожениться. Я не хотел убивать… - Молодой человек разрыдался.
Офицер протянул ему воды. Тот с жадностью осушил стакан. Сразу же успокоившись, он продолжил рассказ:
- Да, я не хотел никого убивать! Я лишь хотел взять триста пятьдесят рублей - уплатить долг чести. Я оттягивал срок выплаты сколько мог. Но Савинова сказала, что из Петербурга едет родственник генеральши - полковник Тальма! Я был вынужден действовать.
По моей просьбе Савинова оставила незапертой дверь во флигеле. Это со двора. Я ночью проник в дом… деньги не нашел, но… случайно уронил лампу возле подоконника. Керосин облил штору… Она вспыхнула. Я стал тушить огонь. Генеральша проснулась на шум. Я схватил висевший на стене кинжал и ударил им.
Я решил бежать. Но выскочила из своей комнаты не ложившаяся спать Савинова. Она стала бранить меня: "Зачем ты убил… Теперь мы оба пойдем на каторгу!" Тогда я убил и ее.
Подробности этих преступлений я расскажу завтра. Я очень плохо чувствую себя. Дайте мне возможность лечь.
Его отвели в отдельную камеру. В углу стояла металлическая кровать с тощим матрацем и застиранным одеялом. Коробов упал на кровать, укутался с головой. Его трясло.
Дежурный видел в глазок, что Коробов наконец успокоился.
Утром, когда открыли камеру, Коробов лежал мертвый. Вскрытие нашло значительное количество медленно действующего яда, от которого и остановилось сердце. Кто и зачем его отравил? Это было тайной. Следствие по поводу его смерти по непонятной причине не назначали. Зато в Пензу полетело донесение "О явке уроженца Москвы, мещанина И. А. Коробова с повинной в убийстве".
И вскоре это признание родило еще большую загадку.
ОГОНЬ И ТРУПЫ
Пенза продолжала пребывать в панике, будоражилась слухами, не затихавшими со страшной ночи убийства генеральши и ее горничной. На разные лады рассказывалось (и именно в такой редакции было записано в протоколе допроса), как в ту мартовскую ночь медник Иван Карпов вышел на крыльцо помочиться. Созерцая весеннюю ночь, вдруг заметил дым, шедший из флигеля, где проживала генеральша Паулина Болдырева. Пока он, почесывая волосатую грудь, наблюдал сие явление, на крыльце появился сын медника - Александр. Его домогала та же нужда, что и старшего Карпова.
- Сань, глянь–ка сюды, - сказал Карпов, - горит аль нет?
- Не, это енеральша печь растопила…
- "Печь"! А отчего дым из–под кровли вьется? Соображать надоть.
- Тогда, значит, горит. Батя, пойдем спать, дюже прохладно на ветру. Мать будет волноваться.
- Да как же мы могим спать, когда пожар и на нас запросто перекинется! Ветер–то в нашу сторону идет. Соображать, елки–моргалки, надоть. Во, и огонь мелькнул. Это точно, что горит.
- Ив окне на втором этаже отражается…
- Я пойду зипун надену, а ты беги за будочником. Куды ж ты без портов, облачился бы, что ль!
Одевшись, Санька побежал к постовому городовому Зотову. Тот по телефону сообщил пожарным. Вскоре огонь был благополучно потушен.
К этому времени проснулись все обитатели Верхнепешей и других соседних улиц. Окружив Карповых, они слушали взволнованный рассказ:
- Вышли мы с Сашкой на крыльцо, а тут видим, огонь вьется. Позвали пожарников и сами, соображать надоть, тушить побегли. Поднялись на второй этаж, а там жуть страшная. Пол обгорел, а на ем в мертвом виде енеральша и ейная Санька–служанка. Все обугленные, ноги согнули, руки поджали… Страсть!
- Кто бы ни совершил это зло, мы преступника найдем, из–под земли достанем! - произнес, подходя к толпе, стройный молодой человек.
ТАИНСТВЕННАЯ ТЕНЬ
Это был Александр Леопольдович Тальма, человек характера честного, но горячего, даже необузданного. По поводу его происхождения ходило множество слухов. Одни говорили, что он незаконнорожденный сын некоей знатной полячки - то ли графини, то ли баронессы. Другие утверждали, что он незаконнорожденный сын генеральши Болдыревой и полковника из Петербурга Александра Осиповича Тальма. Во всяком случае, о нежной привязанности Тальма–младшего к генеральше, которую он называл "матушкой", знала вся Пенза, и теперь было страшно смотреть, как он ходил взад–вперед, заламывал руки и восклицал сквозь душившие его слезы:
- Мы найдем, найдем убийц! Найдем и покараем!
Медник Карпов шепнул прибежавшему дворнику Савельеву:
- Ишь, болезный! И то, соображать надоть: енеральша женила его на знаменитой богачке! Мешок денег отхватил! Любил, знамо дело, мать. Только, говорят, успел промотать почти все.
Тальма подошел к Карпову, протянул ему серебряный рубль:
- Возьми, добрый человек! Ты заслужил. Ты первым увидал пожар.
Дом, в котором жила Болдырева и который уберег Карпов от полного сгорания, принадлежал Тальма. Он достался ему по дарственной записи от самой генеральши.
- Благодарствуем, ваше благородие! - Карпов снял картуз.
- А скажи, братец, ты никого не видел возле дома?
Карпов хитро сощурил глаз:
- Это, соображать надоть, вроде что–то такое было. Так, мелькание какое, вроде как человек убег. Правильно говорю, Санька? Вот и мой Санька вышел пос… посмотреть на воздух, а тут он и побег. Ну а мы, соображать надоть, за городовым. Тушить огонь помогали. У зипуна, извольте наблюдать, пола подгорела. Пострадал, можно выразиться.
- На, возьми еще целковый. Постарайся вспомнить, кого ты видел, приметы. Тогда награжу по–царски. Мы убийц найдем.
И ТРОЙКА У КРЫЛЬЦА…
В это время на двух крытых колясках прибыли полицейские чины. Они прошли в дом. Городовой составлял список свидетелей, в который включил обоих Карповых, а также жену Ивана - Христину.
Следствие началось. Ежедневно допрашивали нескольких человек, производили обыски. В полицейское управление к полковнику Сахарову то и дело наведывался убитый горем Тальма:
- Умоляю, найдите убийцу! Я задушу негодяя своими руками…
Сахаров, подтянутый, сухощавый господин с холодными серыми глазами, всячески утешал:
- Делаем все возможное. Не убивайтесь так сильно, горю страданиями не поможете.
Серьезные подозрения упали на фельдфебеля Ивана Прохорова. Некоторые свидетели показали, что он находился в амурных отношениях с Савиновой. Последняя, кстати, не отличалась строгостью нравов. Прохоров ее ревновал к Коробову. Однажды, когда фельдфебель заявился к своей возлюбленной, то застал ее с ним. Прохоров буянил и кричал угрозы:
- Вот я тебя, такую–растакую, зарежу!
Тогда пришел живший в соседнем доме Тальма–младший. Изрядно помяв бока ухажеру, прогнал его. Ради истины скажем, что и сам Тальма поколачивал Савинову за нерадение, но теперь отважно защитил ее от чужака.
Тальма показал, что видел в канун убийства Савинову с каким–то солдатом за квартал от дома. Было уже поздно - около 12 ночи, лица солдата он не разглядел. Но, возможно, это был фельдфебель Прохоров.
Прикативший из Петербурга 28 марта в четыре часа пополудни полковник Тальма (старший) сам отправился в полицию. Тут он заявил:
- Как ни прискорбно, но покойная генеральша давала деньги в рост - и под очень большие проценты. Она в последний мой приезд - это было на Рождество - сказала:
"Один мой должник, местный купец, вызывает тревогу. Как бы он не покусился на мою жизнь. Последний раз, когда я знала, что купец ко мне придет, я попросила околоточного побыть в соседней комнате".
Еще одна соседка - старуха Гвоздилина - "под страшным секретом" заявила следователю:
- В ночь, когда злодеи убили генеральшу, по причине бессонницы я сидела возле окна. Вдруг вижу: подкатывает роскошная тройка - прямо к крыльцу дома Тальма. Выскочили из повозки трое молодцов в красных плисовых рубахах, серебряными поясками о кистях подпоясанными. Забежали в дом через парадный подъезд. Потом слышу - как бы крик: "Караул, дескать, помогите!" Хотела я свою служанку Машку послать к городовому, да разбудить ее даже не успела. Выбежали обратно из дома молодцы, в руках один, верно главный, несет что–то тяжелое. Впрыгнули в повозку и поскакали к засеке. Вот так–то, милый!
СМЕЛАЯ ВЕРСИЯ
Стали полицейские проверять все варианты. Повозку никто, кроме старухи Гвоздилиной, не видел, да и парадная дверь с незапамятных пор не растворялась. Фельдфебель Иван Прохоров в ту злополучную ночь был дежурным при батальоне и никуда отлучиться не имел возможности. Ознакомились с кругом должников Болдыревой. У всех них, включая купца, о котором говорил Тальма–старший, было алиби.
- Плохо ищете! - Сахаров жестко посмотрел в глаза полицейскому следователю Надеждину. - Это не круг сыра на базаре сперли! Двойное убийство, поджог - весь город взбудоражен. Меня губернатор каждую неделю к себе дергает, требует найти преступников. Даю последний срок - семь дней. Не будет виновных - кладите рапорт об отставке.
На следующее утро, блестя до зеркального блеска надраенными сапогами, Надеждин стрункой вытянулся перед полковником:
- Вот, господин полковник, почитайте! - И он, достав из кожаной папки конверт с почтовыми штемпелями, положил на стол. - Вот здесь…
"Время в Москве бежит весело и быстро… Был здесь в одной компании с одним полицейским чином. Он рассказывал много интересного о своей работе. Показал крошечный пенал, внутри которого - разборная пилка… Арестант засовывает пенал в задний проход, а в нужный момент перепиливает цепи и решетку. Так совершено несколько побегов…" - полковник читал с.интересом. Взглянул на подпись - "А. Тальма".
- Читайте вот здесь, ниже! - Надеждин указал, где надо читать.
Сахаров продолжал:
- "С целью сокрытия следов преступления нередко нарочно устраиваются поджоги. Так, один матерый бандит вырезал целую семью купца в Замоскворечье. Потом он облил трупы керосином, поджег и убежал…"
Надеждин щелкнул пальцами:
- Разве это не копия того, что произошло на Верхнепешей? Это письмо мы изъяли во время обыска после пожара у Болдыревой. Тальма–младший писал ей из Москвы всего за три месяца до преступления. Я давно говорил, что у него следует произвести обыск. Только боюсь, упустили время!
- Наоборот! Преступник мог уже успокоиться, достать какие–то скрытые после убийства обличающие его предметы… Действуйте!
ПОРТМОНЕ
15 мая в шесть утра Надеждин с четырьмя полицейскими и двумя понятыми - Карповыми, подошли к дому Тальма. Двоих полицейских Надеждин поставил возле окон, а сам позвонил в колоколец и подтолкнул сапожника.
За дверью раздался заспанный голос служанки:
- Кого надо?
Санька Карпов выдавил хриплым от волнения голосом:
- Танька, открой! Срочное дело до тебя… Услыхав знакомый голос, Танька открыла. Тут
же оба полицейских, возглавляемые Надеждиным, рванулись на второй этаж - в спальню Тальма.
Тот безмятежно спал на плече у 21–летней жены Зинаиды. За четыре года они родили двоих детей. Дом, в котором они теперь жили, пошел в приданое Зинаиде. Зинаида нежно любила мужа, тот отвечал взаимностью. Соседи завистливо вздыхали: "Как сыр в масле катаются!"
- Вставайте, вы арестованы!
Тальма вскочил, мгновенно пробуждаясь:
- Что такое? По какому праву?
Внимательно обыскали жилье. На чердаке, среди хлама, обнаружили тщательно застиранные брюки. В тот же день их вместе с некоторой другой одеждой отправят на экспертизу. Специалисты обнаружат на брюках следы крови.
- А как этот бумажник попал к вам? - Надеждин внутренне торжествовал. - Вот тут монограмма: "НБ" - Николай Болдырев. Так звали покойного мужа теперь тоже уже покойной (с вашей, Александр Леопольдович, помощью!) генеральши. По показаниям свидетелей, бумажник всегда был набит ценными бумагами, и покойная держала его под запором.
- Когда с пожара носили всякую дрянь, я взял себе его на память.
- Вместе с ценными бумагами?
- Их там не было! Надеждин весело расхохотался:
- Все наоборот! Бумаги в портмоне были. Самого портмоне уже не было у Болдыревой. Его похитили сразу после убийства. Оно отсутствует в описи вещей, сделанной на месте происшествия. Если этого мало для вашего раскаяния, то есть у меня вам еще подарочек дорогой…
Надеждин показал письмо Тальма из Москвы.
- Ведь в нем вы чуть не в деталях описали ваше будущее преступление - убийство и поджог дома.
- Вы, господин полицейский, в своем уме? Да мало ли чего в письмах пишут. Пошли бы отсюда вон! Я обращусь с жалобой к губернатору.
- Ваше право! Но советую чистосердечно раскаяться - это облегчает душу преступника.
- Это вы, господин полицейский, преступно врываетесь в мой дом!
- Да–с, убили двоих, хотели дом сжечь - и не хотите признаться. Стыдно–с!
Тальма тяжело вздохнул:
- Этот дом принадлежит мне. Зачем же я буду его жечь?
- Вот это вы и должны нам рассказать! Одевайтесь.
СОМНЕНИЯ И ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
Следствие закрутилось, завертелось отлаженной полицейской машиной. Тальма держался твердо и виновным себя не признавал.
Надеждин уверовал в виновность подследственного и упорно собирал улики, его обличающие. Медник Карпов и его верный Санька твердо вдруг вспомнили, что та неясная тень, про которую они показывали на первом допросе, действительно как две капли воды похожа на Тальма. Да и сам Тальма подбросил такую улику следствию, против которой ему было трудно отпереться. Припомнили, что во время обыска 28 марта, когда сыщики хотели взломать дверь кладовой, в которой Болдырева хранила вино и съестные припасы, Тальма, не подумав, предостерег:
- Зачем дверь ломать, когда есть ключ? Сходив домой, он действительно вскоре положил его на ладонь Надеждина.
Все свидетели, которых допрашивал Надеждин, дружно показали, что Болдырева никогда и никому ключ от кладовой не доверяла. Не получал его и Тальма. Именно этот неосторожный жест и натолкнул Надеждина на мысль: "Не Тальма ли убийца? Ведь у него интерес тут свой! Капиталы Болдыревой ему отходят. Вот–вот!"
Дольше всех сомневался в виновности Тальма Алексей Сахаров:
- Многое в деле не вяжется. Да и Тальма так любил Болдыреву, что никогда бы из корыстных | побуждений не поднял на нее руку.
Надеждин убеждал:
- Господин полковник, милый Алексей Евгеньевич, ваш опыт должен вам подсказать: убивают и грабят не только типы Ломброзо, но и те, на которых и подумать нельзя. Наш случай именно из таких. Вспомните показания свидетелей. В канун приезда Тальма–старшего подследственный сбивал с толку Болдыреву: "Полковник прибывает в Пензу с ночным поездом!" А он приехал днем!
- Ну и зачем ему сей маневр?
- Для того чтобы ночью постучать в дверь и сказать: "Александр Осипович приехал, открывайте!" Эта шутка и открыла ему доступ в квартиру. Будучи человеком неглупым, он понимал, что если следствие не найдет следов взлома, то заподозрит близких. С этой целью Тальма устроил поджог. Но, к его несчастью, пожар был довольно быстро затушен.
- А что ж, дом ведь ему принадлежал, неужели не пожалел? Не легче ли было изображать взлом?
- Взломать двери после убийства? Боялся, что клубы дыма привлекут внимание городового - его будка невдалеке расположена, или заметит кто из соседей. Свобода дороже добра, вот и поджег.
- Цель проникновения в дом очевидна - грабеж. Часть ассигнаций и драгоценностей Болдыревой исчезла. Но у Тальма обыск ничего не обнаружил.
- Припрятал! - убежденно произнес Надеждин. - И главное: экспертиза признала наличие следов крови на брюках. Арестованный никак происхождение этих следов объяснить не умеет. Нужны более веские улики?
Сахаров вздохнул:
- Улики шаткие! Но на то и следствие, чтобы найти более убедительные доказательства того, что Тальма - убийца. Ищите!
ОКРОВАВЛЕННЫЙ КИНЖАЛ
Сыщики Пензы были ошарашены сообщением из Москвы. Ивана Коробова следствие даже не рассматривало как возможного убийцу. Бросились производить обыск жилья Коробова, но оказалось, что тот жил в гостинице. Уезжая в Москву, он номер сдал, и там давно поселился новый постоялец.
Все, кто знал Коробова, говорили, что он человек неглупый, но с избытком различных фантазий. Так что мог и наговорить на себя страшную напраслину.
Не успели полицейские прийти в себя, как новая оглушительная новость. 24 июня в участок пожаловал мещанин Юкин. За руку он держал своего малолетнего сына. Юкин положил на стол Надеждина кинжал:
- Это оружие нынче в восьмом часу утра нашел мой Архипка - против дома генеральши Болдыревой.
Даже беглый осмотр убедил: именно этим оружием были убиты генеральша и ее горничная.
- Вот, смотрите, - объяснял опытный Сахаров, - кончик кинжала несколько согнут. Судебно–медицинская экспертиза сделала при вскрытии генеральши заключение, что именно таким оружием было сделано характерное повреждение печени убитой.
Специалисты нашли на кинжале, возле рукоятки, следы засохшей крови.
- Ну что, - Сахаров задумчиво почесал переносицу, - Тальма надо освобождать?