Всё сходилось в моём философствовании, пока другая ужасная догадка не пронзила мозг - за старостой может стоять более значительная и властная фигура! Этот человек нам с Китайцем неизвестен, скорее всего, он не из "Белого Лебедя", а за его пределами обитает. Неужели он из одной конторы с Борисовым?!
Так или иначе, теперь передо мной стояли две задачи: уберечься самому и не оказаться мертвяком у параши, подобно Голопузу да найти таинственного хозяина Панкрата. Ничем другим помочь своему дружку я не мог. Оставалось надеяться, что и он не спасует.
Вспомнил я день, когда встретились мы с Китайцем, и слегка отлегло от сердца - не из таких он, чтобы сдать товарища…
V
Было это несколько лет назад, но память хранит ту встречу, будто вчера виделись.
Под лапу нового хозяина и крышевателя Дилижанса я угодил, дёрнув от лягавых из Самары. Но один ему был никуда не годный. Дилижанс нашёл мне проворного напарника. Раньше я про таких желторожих и шустрых не слышал никогда. Сунулся к Прохору Курагину, верному шептуну Дилижанса: зачем нам мартышка понадобилась, а старик отвёл в сторону и посоветовал при новичке не называть его так, китаец, хоть и мал, но коряв, а по форточкам да иллюминаторам пароходным шнырять лучшего спеца не найти. Наказал язык прикусить, а делать, что велено. Новичку, как водится, проверку следовало пройти. Случалось, братва лихая попадалась, но на баб падкая. В нашем деле - это лишние хлопоты, из-за них и гибли по собственной слабости.
Ну, как положено, раз мой подопечный, приглядеть за ним поручили мне. Был он неразговорчив, держался обособленно, по утрам разогревался до пота гирями и как обезьяна прыгал по стенкам, пытаясь пяткой своротить дубовый дверной косяк. Это зарядка - гимнастика у них такая, джиу-джитсу называется; я попробовал за ним повторять - ничего не вышло, кости не те, не гнутся. А вообще на глаза ему не лез. Он откликался на кликуху Китаец, как и назвал его приведший Курагин, а настоящего имени его не знал никто.
Поначалу наладил Прохор к нему задрыг, велел насчёт баб проверить. Китаец тощ, но жилистый, отрядил он ему двух. Девки видные, бока гладкие и дело своё знают, но тот не клюнул и водяры не коснулся, выставил обеих через пять минут. Дверь чуть в щепки не разлетелась, так он с ними простился. Нацмен, смекнул я с опозданием, у них с этим строго, ну а Дилижансу Прохор потом объяснялся: шкет желторожий, видать, калека скрытный, вот две обученные кобылки и не смогли его пронять! Дилижанс хмыкнул и заторопил заканчивать с проверкой, упрекнув за некачественный женский контингент.
Следующим звеном были Лёвик Коновал и Адам Ямгурчевский - оба из цирковых борцов, среди своих их кликали "ломом подпоясанными". Я заикнулся, что покалечут Китайца бугаи, но Дилижанс цыкнул - не в приказчики нанимаем желторожего, и Прохор, вручив Китайцу деньжат, обозначил забегаловку. Задачка Китайца выглядела простой: заказать столик и выпивку, да ждаться "гостей", которые найдут его сами, и перетереть с ними одну закавыку. Но выпал новый конфуз. Лёвику он сломал нос, а Адаму повредил что-то в паху, и того с неделю наша ведунья бабка Чара выхаживала. На этом дрессировка Китайца кончилась, допустили его к делу…
* * *
Вот тогда и пришла наша с Китайцем пора, да и тошно уже становилось - заклевал Курагин. "Откармливаю, будто на убой, - бухтел он по утрам, появляясь со жраньём в сарае, где мы в основном обитали. - Пьют да жрут, а толку не видать. И будет ли?" Говорил он о нас в третьем лице, как о скотине, выдерживаемой на убой или на продажу, впрочем, особенно не усердствовал, видать, знал и другое, поэтому больше язык держал за зубами, побаиваясь нас обоих и особенно сторонясь меня. Сарай же на ночь припирал дрыном и ночами вставал, обхаживая двор кругом. Не раз слышал я его грудной кашель, когда самому не спалось. Ворочался и Китаец…
Засидевшись от безделья, вдвоём мы лихо взяли несколько подвод рыбопромышленников, устроив засады в разных местах. Лёд только встал, и на санях нам удавалось без особых хлопот появляться внезапно и незаметно. Везло или ловко у нас получалось в паре, но обходилось без особой стрельбы, а главное - без крови. Обозники разбегались сами, бросая и ружья, и поклажу, и лошадей. У страха глаза велики, а в темноте не разобрать, двое нас или целая ватага разбойников. Добычей распоряжался Курагин, засветло угоняя телеги и лошадей в известное только ему место. Мы заваливались на сеновал в сарае с припёртой дверью, как обычно, и дрыхли до вечера, а то и всю ночь, если работы не было. Находил её нам, понятное дело, Курагин, но и он перед этим укатывал надолго в город, встречаясь, наверное, с Дилижансом.
Странная эта личность - Дилижанс. Он будто чудом уцелел с тех давних царских ещё времён. Лыс, пузат непомерно, но лёгок на ногу, как и на язык. Порхает и чирикает. Даже в зиму носит светлые старомодные тройки и штиблеты, надраенные так, что в них можно смотреться. И манеры, и голос - бывший владелец публичных домов - ласков и упредителен. Я всё допытывался у Курагина про его хозяина, но тот отфыркивался, как спесивая лошадь, всё время ему было не до меня. А однажды зло бросил:
- Отстань! Если б не знал ничего про твою рожу, подумал бы, что в уголовке служишь. Корней его звать. Корней Аркадьевич, а семья его сплошь музыкальная. И его этому учили. То ли на скрипача али на рояле. А он человеком стал. Вона кем управляет.
- Урками, что ли?
- Ты ещё кому ляпни, тебе язык-то быстро укоротят!
Впрочем, о Дилижансе это я так, без интереса. Нам его видеть не было надобности, и мы его, понятное дело, не особенно интересовали. Всё бы так и шло, если б ни одна закавыка: у Китайца сразу как-то не заладилось с винтарём. Прохор ему обрезы не раз менял, объяснял часами, разбирая и собирая механизм, но, будто издеваясь, оружие Китайцу не подчинялось. То оно выстреливало у него в руках само собой без всякой причины, то заедал курок или случались осечки в самый неподходящий момент. После одной из таких осечек Китаец в сердцах во время нападения бросил обрез на снег, выхватив из тулупа железяку, напоминавшую веер, едва не отрубил вздумавшему сопротивляться обознику руку. Несчастный выронил ружьё и без чувств свалился на подводу. Пришлось нам перевязывать его, чтобы не истёк кровью, везти к первому попавшемуся на берегу домику, где мы и бросили его у ворот, побарабанив в закрытые ставни.
С того случая одарил я Китайца своей двустволкой, никогда меня не подводившей, а про обозника, не сговариваясь, мы от Курагина утаили.
* * *
Зима между тем свирепела.
На Волге стужа лютая да ещё с диким ветром из года в год не редкость. Но в предновогодний месяц творилось несусветное. По ночам лёд трещал так, что пугал случайных прохожих, припозднившихся из города и перебегавших речку, барахтаясь в намётанных сугробах.
В очередной засаде мы оба здорово околели, хотя и бросили под себя драную овчину, выделенную Курагиным. Я-то ещё пригублял время от времени из припрятанного флакона, а Китаец совсем пропал. Синий нос его сосулькой торчал из собачьего малахая, но губы кривил и отмахивался, отказываясь от самогонки.
Засада устраивалась вторую ночь, в разных местах, последний раз мы удачно разместились в камышах на неприметном островке, миновать который обозникам никак нельзя. А толку никакого! Кондратия Хлебникова, знатного рыбопромышленника, подводы которого мы караулили, будто предупредили.
- Профукали… продрыхли… - матерился пуще обычного Курагин, прикативший за нами под утро на телеге. Он зло кашлял, нещадно стегая кобылу, то и дело оборачиваясь, лез своей красной физиономией почти вплотную, обнюхивая и подозрительно оглядывая каждого, но в основном косился на меня. - Новый год на носу, ужель Кондратий Варфоломеевич Хлебников изменил привычке радовать городских людишек своими разносолами? В ресторанах "Аркадия" да "Модерн" небось заждались.
- Зачем ему ночью тайком корячиться? - огрызался я. - Он среди бела дня заранее кого надо было объехал. И вручил подарочки под звон бокалов.
- Калякай мне! - коробило Прохора. - Такую снедь на царский стол не грешно! Это тебе не килька, не хвосты вашим да нашим! Не кулёчки праздничные! Он новогодние заказы по ресторанам развозит. А с них знаешь, сколь поимеет? Другим купчишкам да дельцам за год не срубить!
- Нам не до жиру! Живот к позвоночнику примёрз. Звенит нутро от холодрыги. Стопку бы поднёс.
- Доедем до сарая, хлебнешь своё! - Курагин аж задохнулся от злости. - Да ты, я чую, и без того хорош. Рожа твоя, Красавчик, мне не нравится. Хватил опять?
Красавчиком меня прозвали давно за пару шрамов во всё лицо. Как глаза уцелели, неведомо. Штопавший меня в тюремной лечебке лепило не уставал удивляться. Но заросло как на собаке, а кличку я возненавидел и глотку бросался перегрызть, если забывался кто.
- Не дождёшься, когда я сдохну? - схватил я Прохора за грудки и чуть не вытряхнул из тулупа.
- Да что ты! Что ты, шальной! - перепугался он. - Дружок твой вона молчит…
- И его надолго не хватит. Ещё одна такая засада на голом льду и останется от нас хрен да маленько!
- Мне зачем шумишь?.. - залепетал Прохор. - Корнею Аркадьевичу докладывай.
- Он думал, прежде чем в такой култук нас отправлять?
- Ты это… И его критиковать?
- Чужие места! - оттолкнул я от себя коновода. - На верную погибель нас сюда загнали.
- Да что с тобой, Павлуш? Остервенел словно. Откуда чужие?
- Люди Бороды нас ущучили! - выдохнул я в его рожу. - И не с таким вооружением, что у нас. С винтарями настоящими. У легавых видел? Налетела давеча банда и очухаться не успели. Кончили бы на месте, не сыграй я под дурачка.
- А чего молчал?
- Пригрозили по первой, чтоб уносили ноги, если жизнь дорога. Галдят, что их это промысел и баста!
- Унюхали, значит, - растянул губы в презрительной усмешке Прохор и шапку на затылок толкнул. - Объявились! Ну наконец-то!
- А ты знал? - оскалился я. - Чего лыбишься? Поминки бы уже справлял по нам. Их несколько рож! И главный какой-то Борода. Не уприди я Китайца, неизвестно, чем дело бы обернулось.
- А про Бороду откуда весть имеешь? - не придал он моим словам никакого значения.
- Кликали так его подельники.
- При вас? - не поверил он.
- Вгорячах… А чего скрывать-то? За атамана он у них.
- А выглядит как?
- Чего пытаешь-то? Не на допросе.
- Говори, раз интересуюсь, - изменился в лице Прохор, а глазищами так и ест.
- Ну, с бородой… - отвернулся я.
- Бороды разные.
- Культурная бородка. Буржуйская. И усы.
- А ты не ошибся?
- Да он мне так по морде смазал, что век не забыть, - сплюнул я от душившей злобы. - Теперь должок за мной. Кровью смоет, если встретимся.
- Это по-нашему, - крякнул Прохор и по плечу меня похлопал, но враз унялся, как я покосился. - Значит, погнали вас с островка?
- Пригрозили.
- И подводы Хлебникова их добыча?
- Ту добычу ещё ухватить надо! - заскрежетал я зубами.
- Завтра поглядим, чей островок-то, - утёр хлюпающий нос Прохор. - Завтра померимся за добычу.
- Тебе откуда знать, что подводы будут? Купец Хлебников лично позвонил?
- Звонил, звонил, - снова хлюпнул он носом. - По тряпочному телефону. Новости Корнею Аркадьевичу сам докладывать будешь. За эту весть он с тобой стопку подымет. И не одну, если дело выгорит.
* * *
Завертелось, загорелось дело, только выгорело не так. К Корнею Прохор меня не повёз, тот собственной персоной к полудню пожаловал. Мы отсыпались с Китайцем, нас разбулгачили - и к нему. А во дворе Курагина уже несколько новых рож, одна другой краше. Обрезы не прячут, готовятся, злые, как черти.
Из всех уркаганов я знал лишь Коновала. Он подмигнул, хотел что-то сказать, вроде как поздравить с чем-то, но Прохор уже тащил нас с Китайцем наверх, в дом, на второй этаж, где Дилижанс учинил настоящий допрос. Был он не один: лицом к окну, к нам спиной, в кресле сидел неизвестный, по-военному коротко стриженный черноволосый мужчина. Чувствовалась значимость большая в его прямой спине, хотя он ни разу не обернулся. Задавал вопросы редко и тихим голосом, Дилижанс при этом замолкал и старался не двигаться по комнате, пока тот не заканчивал фраз.
- На этот раз лёгкой прогулки не получится, - шепнул я Китайцу, когда нас отпустили. - Ночка светлой будет от пальбы. Вон сколько братвы нагнали.
- Уважают они бородатого, - Китаец попытался изобразить улыбку, которая показалась мне волчьим оскалом, и лицо его желтое обычно, вроде как почернело. Не видел никогда я его таким.
- Ты свой веер захвати. Пригодится.
Он не ответил.
- Поклясться могу, не очень-то поверил нам их главный, - пытался всё же я его разговорить, мне после того допроса самому было не по себе. - Интересовал военного Борода. И рост, и привычки, и цвет глаз. Я что ему в глаза заглядывал? Ночью-то? Под дулом ствола?
Но Китаец молчал. Он и вообще не говорлив, а теперь словно язык проглотил. Проклиная всё на свете, я принялся драить свой наган. Он всегда при мне, потому что в ближнем бою удобен. Китаец тоже повертел в руках двустволку, а увидев, как я потею, словно опомнившись, вытащил свой веер и принялся за него. Работа ему предстояла осторожная и аккуратная, каждое сверкающее перо в смертоносном опахале могло ужалить, и он пыхтел от усилий.
- Мы теперь с тобой за приманку будем, - напомнил я ему. - После нападения драпать к берегу станем, где основная наша братва схоронится… Ну и правило знаешь: друг от друга ни на шаг и спина к спине.
Он мрачно кивнул, так и не открыв рта. И когда Прохор по обыкновению привёз нас к островку и укатил, оставив, тоже не проронил ни слова.
Замаскировавшись в сугробе и выложив перед собой оружие, мы молчали. Говорить было не о чем, оставалось ждать. Высилось над нами звёздное небо, тишь резала уши, и малейший звук, летя по льду из бог весть какой дали, отдавался барабанным боем в сердце.
Стук подков услышали разом. Без команды расползлись от дороги по обе стороны, пропуская подводы между собой, замерли, поджидая. Подвод оказалось три. Когда поравнялась первая, я выскочил перед мордой лошади, заорал и, не дожидаясь, пальнул вверх, опасаясь, что у Китайца что-нибудь не заладится. Но тут же дважды грохнуло позади третьей подводы, это у Китайца сработало. "Только почему из обоих стволов?" - с опозданием ударило мне по мозгам.
Обозники слетели с телег, утонув в сугробах. Получалось, как по маслу. Запрыгнув на лошадь, я погнал первую телегу к берегу, где поджидала по договорённости остальная братва. Но, словно почуяв неладное, оглянулся: Китаец возился с отставшими телегами. Шарахнулась от выстрелов вторая кобыла, и он мыкался, подтягивая к ней третью с поклажей.
- Давай, мать твою! - заорал я ему. - Догоняй!
Но тут выскочили всадники. Откуда их принесло, я не заметил. Но это были не наши. Пуля просвистела мимо уха, загрохотало и справа, и слева, лошадь моя взвилась вверх и понесла. Я упал, сильно ударился, очухался от острой боли в ноге и, когда попытался подняться, рухнул, словно подкошенный. Очнулся, вокруг никого, стрельба велась у последней телеги. "Вот и пригодится наган", - мелькнула тоскливая радость и, закусив губу, чтобы не застонать, я пополз на выстрелы. Два всадника кружили возле перевёрнутой телеги, упавшая лошадь хрипела, где-то в поклаже прятался Китаец. К нему они и подбирались, должно быть, забыв про меня, остальные унеслись за канувшей поклажей. Мне оставалось уже метров десять, когда всё кончилось. Китаец угрохал всё-таки одного, но второй стоял над ним, упираясь винтарём в грудь и что-то орал, благословляя в последний путь или упиваясь удачей. Откуда-то с берега доносилась сумасшедшая перестрелка.
Ползти я не мог, силы кончились. Револьвер дрожал в руках и, целясь, я молил Бога, чтобы не дал потерять сознание: над Китайцем стоял сам Борода! Я узнал его по визгливому крику; ухоженная бородка вздрагивала в лунном свете при каждом его вопле. Одно мешало стрелять, не укладываясь в моей голове, - на Бороде была милицейская форма!
- Скотина! - визжал он. - Я же простил! Отпустил с дружком прошлый раз!
Он оглядел вокруг себя навороченное: трупы лошадей, убитого товарища, перевёрнутые повозки:
- Здесь тебя кончу!
Щёлкнул затвор его винтаря. Но я нажал на курок раньше.
Под мат, проклятья и стоны полуживой Китаец тащил меня на себе по снегу. Потом силы оставили его, и лунный свет поблёк для нас обоих.
* * *
Наткнулся на нас Коновал, когда, отчаявшись, все уже бросили поиски, да и опасно становилось - рассветало.
Оказывается, полз Китаец совсем не в ту сторону и достались бы наши грешные тела волкам или одичавшим собакам, если б не Коновал.
- Ты мой должник, - заскочил он в сарай, за ним показалась и бабка Чара, выхаживавшая нас. - Примешь для промыва нутра? Эта ведьма заморит вас отварами да мазями, - украдкой он вытащил бутылку самогонки. - А моё средство верное!
Но распахнулась дверь шире, и в сопровождении Прохора возникла фигура Дилижанса. Толстяк, держа в руках шляпу, нагибал лысую голову, чтобы не задеть притолоку и паутину, свисавшую тут и там. Прохор старался забежать вперёд, выгоняя Коновала, но наш спаситель смылся сам, знал своё место.
- На ноги, на ноги, орлы! - бодро гаркнул Дилижанс, остановившись в нескольких метрах от нас.
Неприглядная обстановка, грязь и запахи лечебных настоек явно смущали его, не скрывая, он брезгливо морщился.
- Залежались, - поддакнул Прохор, не разгибая спины. - Балует их старуха.
- Пора, пора! - помахал перед нашими глазами ручкой в перчатке Дилижанс. - Готовлю вам интересную работёнку, орлы. Опоздаете, другим достанется.
И он заспешил на свежий воздух, Прохор, кашляя, успел опередить его и распахнул дверь.
- Сука! - процедил сквозь зубы Коновал, появляясь из темноты угла. Он, оказывается, и не думал уходить, спрятавшись в углу, и снова сунул мне водяру. - Ну что, примешь?
Я покачал головой, распухший язык всё ещё мешал говорить.
- Тогда, может, покуришь?
С его помощью я кое-как приподнялся, нога не разгибалась, старуха еще раньше пришпандорила к ней дрын.
- Как дитя, право, - хмыкнул Коновал, кряхтя, взвалил меня на спину и сволок к двери. - На сеновале курить нельзя. Прохор припрётся, хай подымет. Он пожара пуще смерти боится.
Мы осторожно закурили, приоткрыв дверь, и тут же услышали голоса. Дилижанс, стоя посреди двора, о чём-то выспрашивал Курагина, тот лебезил, только задницу ему не лизал.
- Так кто же кого из них тащил? - допытывался Дилижанс.
- А шут их знает, Корней Аркадьевич. Коновалу разве можно верить? Он вечно пьян.
- Говорю же, сука! - не вытерпел Коновал и рванулся в дверь, но я его удержал.
- Если Китаец, откуда в нём силы взялись? Тощий, как гвоздь.
- Красавчик, конечно. Не сомневайтесь, Корней Аркадьевич. Красавчик - бугай вон какой!
- Не скажи. Желторожий - мужик жилистый.
- Мартышка и есть мартышка… Лучше б сдох! Нам теперь в нем надобности никакой, не до пароходов…
- Ты о чем, старик?
- Может, я шепну Чаре, ведьме нашей?
- Это как?
- Назад, на тот свет, возвернёт. Она легка на руку, лишь прикажите.
- Отравить, что ли?
- И не заметит никто. Уснёт желторожий, и все концы.
- Ах ты, чёрт! - Дилижанс задохнулся дымом. - Чего городишь, старый хрыч?
- Как скажете…