- Вот давай с этого и начнём. Я устрою в театре небольшой сабантуйчик по случаю какой-нибудь премьеры. И пригласим всех. Турина и обеих сестёр в том числе.
- Я бы не хотел видеть старшую, - возразил Странников. - Испортились отношения. Надоедлива. И распустилась.
- Но младшую без старшей не заманить. Ты же сам только что лекцию мне прочитал.
- Хорошо, хорошо, - замахал руками тот. - Решай сам. Только не увлекайся. Чем меньше публики в таких случаях, тем лучше.
Так было достигнуто соглашение, но его сорвал Турин. Пообещав, он не явился. Накануне ночью на одной из рыбацких тоней было убито пять человек, среди которых оказались женщина и девочка. Турин без предупреждений умчался туда.
С тех пор они не виделись. А сейчас Турин сидел у Странникова в приёмной и дожидался вызова.
V
Странников сам распахнул дверь, сам вышел в приёмную, раскрыл объятия:
- Что же ты здесь штаны протираешь?
Турин вскочил со стула, взял под козырёк, браво щёлкнул каблуками; тонкий, поджарый, он вытянулся стрункой. "Красавец, чертяка!" - впервые подметил и позавидовал секретарь, обнял как родного:
- Сколько не виделись? Проходи.
Он подтолкнул замешкавшегося Турина вперёд в кабинет, бросил секретарше:
- Чаю! И ко мне никого!
А Турина как долгожданного гостя довёл до кожаного дивана, на котором позволял сиживать не каждому, развернул лицом к себе, ещё раз заглянул в глаза, положив руки на плечи, и чуть не силком усадил:
- Отдыхай, сыщик. Набегался? Что в Икряном-то случилось?
Турин расслабился, бухнулся без всякой опаски на диван и утонул, провалившись чуть ли не по уши.
- Моего предшественника наследство, - съехидствовал секретарь. - Специально мебель не трогаю с места до очередного съезда. Диван только из другой комнаты перетащить велел. Кабинет великоват, а диван две задачи решает. Москвичи были, чертыхались, когда на нём прыгали, а мне чего? Пусть стоит. История. Я его держу под особ исключительных. Вот вроде тебя…
- А я чем отличился? - Турин, потеряв надежду выбраться, смирился, сорвал фуражку, непокорный чуб упал на глаза.
- Начальников губрозыска у меня ещё не бывало… Так что там в Икряном?
- Бандиты матёрые, - Турин потряхивал головой, забрасывая волосы назад с глаз, они не слушались, - пятерых уложили.
- А ты нам такой вечер испортил, - мягко и почти миролюбиво перебил его секретарь. - Гриша сварганил чудную премьерку. Лучших актрис труппы выставил…
Он потёр ладони, окинув кабинет взглядом, будто отыскивая ещё какую редкость, которой явно не хватало:
- Бандиты, говоришь?
- За кассиром следом шли. Он зарплату в рыбацкую артель вёз. Большие деньги.
- Как же прозевали?
- Был наган у него.
- Что наган?.. Сколько нападавших?
- Двое.
- Вот она, наша беспечность! А вы куда глядели? Учить надо банковских работников.
- Мы?.. - невольно вырвалось у Турина.
- Я чаю просил! - зло крикнул в дверь Странников.
- Банк нас не предупредил. Тут ещё разбираться надо, - выдавил из себя Турин, чувствуя, как влажнеет лоб.
- Сколько, говоришь, денег?
- Две тысячи.
- Ого-го! Знаешь, сколько я получаю? - Странников поймал на себе удивлённые глаза Турина, махнул рукой. - Сколько корова стоит?
- Корова?
- Удивил? Впрочем, откуда тебе знать.
- Максимум - тридцать рублей.
- Вот! Две тысячи - это же несколько отличных стад! Подкосили бы крестьянское хозяйство целого района.
Внесли чай. Секретарше помогала матрона посерьёзнее и помрачней.
- Ариадна Яковлевна! - укоризненно покачал головой Странников. - Не часто у меня гости, надо бы повеселей, повеселей.
- Одну минутку, Василий Петрович, одну минутку, - извинялась та, суетясь, неприязненно косилась на милиционера.
Турин смутился, хотел снова встать, но опять его попытка не увенчалась успехом.
- Так что же там у вас? - не замечая его неловкости, Странников положил руку ему на плечо и совсем прижал к дивану, пресекая дальнейшие попытки.
- Убили кассира.
- А мне Опущенников докладывал… вроде и про женщин?
- Затемно добрался кассир до тони, рыбаки на радостях, что деньги привёз, выпивку на стол. Он и заночевал, утром на трезвую голову думал раздать деньги.
- Вот разгильдяй!
- Всех спящих в той хибаре, где кассир остановился, и порешили, - кивнул Турин, - видно, кто-то проснулся. Может, шум пытались поднять. Всех мужиков с кассиром и повариху с дочкой. Пятерых.
- Звереет враг. Не знаешь, откуда ждать. И нет им помех.
- Да что вы! Поймали уже. Может, другой есть повод серчать на нас, Василий Петрович?
- Ничего, ничего. Это я так. В сердцах. - Странников дождался, пока они останутся одни, широким жестом указал на накрытый столик, который матрона придвинула к дивану напротив Турина, чем совсем лишила его возможности двигаться. Потом приставил себе стул, пододвинул чашку с чаем, но пить не стал; щёлкнув портсигаром, он достал папиросу и, закинув ногу на ногу, закурил, подмигнув Турину как ни в чём не бывало:
- А Задов обиделся на тебя. Нельзя, говорит, связываться с сыщиком-то.
- Простите, Василий Петрович.
- И Олечка ждала. Наобещал ей Гриша золотые горы. Такое про тебя рассказывал!
- Извиняюсь. Служба.
- Он слово своё сдержал. Такая красавица! Лучшая в труппе! Прима-актриса! А ты?.. Жаль, жаль.
- Исправлюсь, товарищ секретарь губкома!
- Забудь. Чего уж… Но впредь учти - первый раз Задов тебя простил, а второй раз и мне у него билетика для тебя не выпросить.
Шутил ли секретарь, обижался ли всерьёз, Турин так и не разобрался, но былой теплоты, как раньше при вручении награды или автомобиля, он не чувствовал, это тревожило и не давало покоя.
- А ты чай-то пей. Курить не предлагаю.
- Что-нибудь случилось, Василий Петрович? - Турин коснулся чашки, подул на чай. - Конференция придавила? Беспокоят?
- Беспокоят? - прищурился тот. - Есть тревога да другого рода.
Турин дёрнулся, ожёгшись, но Странников заметил:
- Не только у вас ловят, сажают, судят…
- Да что же случилось, Василий Петрович? Я своих ребят подыму на ноги. Вы только скажите.
- Значит, арестовал ты того? - оборвал секретарь губкома, придвинув лицо вплотную.
- Кого?
- Того… агента своего.
- Ковригина?
- Ну тебе лучше знать.
- Арестовал, Василий Петрович, но я за него головой ручаюсь! - попытался подняться с дивана Турин.
- Сиди. И никогда ни за кого не ручайся. Тоже мне, начальник губрозыска! - Странников похлопал его по колену. - Понял, надеюсь, загадку этого дивана?.. Мягко сидеть, но трудно подняться, впрочем, может, это и не единственное его достоинство. Или недостаток?.. Что-то я запутался. А ты-то чего молчишь? Не пугайся. Я же без претензий. Про вчерашний вечер расскажи.
- Василий Петрович, там такое могло случиться… - побледнел Турин.
- А милиция что же? - хмыкнул Странников. - Руки опустили?
- Бандиты Иорина убить могли! А вы с ним рядышком были!
- Ты мне без намеков… без намеков… Мне ясность нужна!
И Турин подробно и, тщательно подбирая слова, рассказал всё.
- В какой больнице Иорин? - поспешил спросить секретарь.
- В моём кабинете. Заперт.
- Что?
- Я его на ключ. И предупредил.
- Его же ранили?
- Не опасно.
- А врачи?
- Хирург смотрел. Его я ещё ночью отвёз домой, как помощь оказал. Хороший специалист, мужик с понятием.
- А Опущенников?
- Ну что вы, Василий Петрович?.. - с хитринкой улыбнулся Турин. - Единственный свидетель - ваша жена. Ковригин сообразительный агент, он и ей ни слова.
- Знаю, знаю, - потёр лоб Странников, - иначе я бы не выглядел таким здоровеньким. Умеет она портить настроение, - он, конечно, попытался сострить, но у него не очень получилось, глаза выдавали: стыла тоска, но секретарь встряхнулся. - Да что мне лукавить, чёрт возьми! Не помню я ничего, вот тебя и пытаю!
- Агента я наказал, - успокоил Турин, отхлебнул из чашки. - Трое суток будет в кабинете сидеть под арестом, как вы и приказали. Отдохнёт. Заодно Иорина посторожит.
- Вы что же? Держать Иорина под арестом собрались?
- У нас комнаты есть. Он, кстати, не женат. Никто не потревожится.
- А на работе?
- А вы ничего не знаете?
- Что? Что ещё я должен знать?!
- При Татьяне Алексеевой Иорин, если так можно выразиться, при том доме свиданий ошивается. А ведь инструктор губкома!
- Ну, это уж оставь мне… - поморщился Странников. - Задов - пройдоха! Ах, Гришка, Гришка!.. Затащил меня туда, а сам смылся!
- Значит, вы об Иорине ничего не знали?
- Ну-ну! Вы меня не допрашивайте!
- Извините, Василий Петрович, профессиональная привычка.
- Чтоб впредь не слышал, - буркнул секретарь. - А Гришка хорош! Он у меня попрыгает!.. Артист из погорелого театра!
Помолчали.
- Значит, Опущенникову ничего не известно? - успокоился Странников.
- Инструкцию нам читал, собрал всех и наяривал.
- Инструкцию? Чего это он?
- Хумарьянцу делать было нечего, вот тот и сочинял - философствовал… Как вам это нравится, Василий Петрович?.. Ночью не допрашивать без особой нужды, оружие не применять?..
- Вредная бумага по нынешним временам. Ты мне её отыщи при случае.
- Принесу.
- Вообще-то этот Хумарьянц много чего намудрил-намутил в своё время, теперь банями в Баку командует. Что ты его вдруг вспомнил?
- Так я ж про инструкцию! Если б мой Ковригин на секунду не успел пушку выхватить, отдыхал бы Иорин в деревянном ящике.
- Ты мне сегодня прямо Америку открываешь.
- Если б не Ковригин, не знаю, что могло приключиться и с вами.
Странников хмуро скосился на Турина, но возражать не стал.
- Есть версии случившемуся? - спросил после тяжёлого молчания.
- А тут какую версию не выстраивай, Василий Петрович, - будто ждал этого вопроса Турин, - три матёрых бандита навеки успокоены Ковригиным. Перестарался, возможно, но это с какой точки поглядеть. Два уцелевших, по-моему, стоят трёх трупов матёрых преступников?
Он многозначительно глянул на секретаря.
- Признался мне Ковригин, - доверительно тут же продолжал Турин, - он думал, конец Иорину, да вы ещё рядом в таком положении… Поэтому и палил без разбора.
- Ты всё-таки скажи, что сам думаешь про эту историю?
- Меры приняты: ничего не просочилось, - загнул палец тот. - Хирург?.. Он записей никаких не делал, - загнул второй палец. - А больше опасаться некого.
- Не допускаешь?
- Чего?
- Чего-чего! - не сдержался Странников. - Нападения на меня!
Турин вскочил и вытянулся перед секретарём:
- А основания?
- Теракт! Какие тебе ещё нужны основания?
Явно не ожидая такого оборота, начальник розыска лихорадочно соображал, что ответить, его растерянность выдавало заметное подрагивание пальцев рук.
- Что? По-твоему я не фигура?
- Подумайте, Василий Петрович, сколько народу всполошится, если вылезет наружу… - наконец начал он приходить в себя.
- Какой народ? Чего ты мелешь? Мне наплевать!
- Я имел в виду, если начальство съедется. Не наше. Ваше. Из Москвы. Ведь обязательно пришлют проверять, если всё так представить.
Странников переменился в лице.
- А те орлы копать станут глубоко, - развивал мысль Турин. - Из пальца высосут, если и ничего не найдут.
- Как не найдут? А бандиты? - пробовал возражать секретарь.
- Залётная братва. Сплошь уголовники. Такие в политику носа не суют. Кошелёк - вот их мечта.
- Уверен?
Турин как-то особо, по-воровски поддел ногтём пальца зуб, искусно при этом щёлкнув.
- Зуб дам.
- Стопроцентной уверенности и у меня, конечно, нет… - секретарь хлебнул чаю. - Но в одном ты прав - вороны слетятся. Задолбят.
- И копаться начнут, до исподнего доберутся. Зачем вам это надо, Василий Петрович?
- А я сказал, что надо?
- Арестова опасаетесь? - тихо, вскользь, подкинул догадку Турин.
- Мину? Нет-нет! - замахал руками Странников. - Если мы когда и грызёмся с ним, то по пустякам. А тебе откуда известно?
Он настороженно скосился на сыщика.
- Не за деньги работаю.
Странникова пробил кашель, словно его прорвало. Турин сунулся с чашкой чая, но секретарь оттолкнул, закрыл рот платком и затих.
- Мина - мелкий интриган, - наконец послышался из-под платка его голос. - Ему б в столицу да повыше. А моё кресло ему и на хрен не нужно.
- А проверить надо, - будто приказал себе Турин, - если доверите. Я аккуратно.
- Займись, только осторожно. У Арестова своих везде понатыкано. И в губрозыске небось не один сидит.
- У меня нет, - резко произнес Турин.
Странников, выпрямив спину, спрятал платок.
- Уверен?
- Голову на отсечение.
- Слушай, что у тебя за выражения? Зубом поручаешься, теперь вот головой, - поморщился Странников. - Думаешь, так всё и прокатит? А если я возьму вот и потребую другого наказания твоему герою?
Турин так и застыл:
- Ковригину?
- Отдай его мне, - вдруг попросил секретарь. - Коль он жизнь мне спас, пусть и раскручивает всё остальное, что заварил. Мы с тобой версии строим, головы ломаем, пусть он это делает. Меня охраняет, а заодно вынюхивает.
- А Опущенников?
- Его посвящать нельзя.
- А с причиной перевода как?
- Какого ещё перевода? - зло дёрнулся секретарь. - Агент твой зарвался, приставал на улице к солидным гражданам без оснований… Ты его за это под арестом держишь?
- Извиняюсь. Не сообразил сразу. Но я его наказал, а вы в губком возьмёте… Как понимать?
- Пустяки. Набирайся мудрости. Он заявление тебе подаст, а у меня нехватка шофёров. Мне машину прислали на днях. Стоит, пылится. Мейнц уже представлял свои кандидатуры. Управлять-то умеет машиной твой знаменитый Ковригин?
- Ради этого научится, - опустил голову Турин, пряча ликующие глаза. - Только у меня встречное, так сказать, предложение, Василий Петрович.
- Валяй.
- Ковригин у вас сразу засветится. Мейнца вашего я знаю, проницательный гусь.
- Орготдел!
- Не поможете ли ещё одним человечком? Он на все руки, хоть двор мести, хоть трубы чистить и к тому же приметен. На него сразу все станут пялиться, а Ковригин незаметно тихим сапом приживётся.
- Не калека случаем? - поморщился Странников. - У меня, брат, подбор! Требования к кадрам.
- Свой в доску! - улыбнулся Турин. - Бывший боец интернациональной бригады. Он у меня в шикарном кабаке тише воды ниже травы, вынюхивает, что на самом дне делается.
- К себе что не берёшь?
- На особом положении.
- Ну, надеюсь, не африканец? А то мои бабы разбегутся.
- Китаец. Но у него давно русская фамилия и по-нашему шпарит - не отличить.
- Ну, не знаю…
- Им с Ковригиным вместе легче будет, - упрашивал Турин. - А сыграют они роли, будь спок.
- Опять ты за свой жаргон? Не переделать тебя, Турин.
- Я постараюсь, Василий Петрович. И передайте товарищу Задову, билетики его жду с нетерпением.
- Погоди, Василий Евлампиевич, - доверительно обратился секретарь к Турину, глаза отвел, чувствовалось, что неприятный разговор затеял напоследок, - задержись… Я тут, заинтересовавшись твоей персоной, поручил заворготделом товарищу Мейнцу подобрать материалы… Так сказать, в биографии твоей покопаться…
Турин застыл, не мигая. Странников, словно клещами вытаскивал из себя каждую фразу:
- Ты не обижайся, будто не доверяю тебе или подозреваю в чём-то. Есть у моего Мейнца возможность, не привлекая, так сказать, чужих глаз… В общем, понимаешь… Помнишь разговор наш про опыт некоего француза воров в уголовном сыске использовать для большего, так сказать, успеха? Кто тебя надоумил про то?
Турин хмыкнул зло, расплылся в деланой хитровато-легкомысленной улыбке:
- Машину же обмывали, Василий Петрович. Бесценный подарок милицейскому розыску с вашего плеча! Самому стыдно до сих пор, прихватил тогда лишка, ну и болтал спьяну. Сам, ей-богу, не помню.
- Ты меня за лоха не держи! - грубо одёрнул его Странников. - Раз спрашиваю, значит, заинтересовался я не просто так.
- Ваш Мейнц давно уже принюхивается к розыскному отделу. Особенно, как Легкодимовым там запахло. Не там контру ищет, а не знает - подскажу.
- Отвечать будешь?
- Кто же вас интересует конкретно, товарищ секретарь губкома? - задиристо, но стараясь сдерживаться, пробурчал Турин. - Каторжник Эжен Видок, на котором клейма негде ставить было, в 1810 году сам заявился в полицейскую префектуру Парижа и, проклиная прошлую жизнь, предложил способ избавить город от кишащих уголовников? Так он умер давно.
- Юродствуешь? - у Странникова налилось лицо краской.
- В те ужасные времена разгула преступности ему всё-таки удалось убедить чиновников и поверить в принцип: "Только преступник может побороть преступление", - продолжал Турин. - Его внедрили в банду и дали двух агентов. Двух агентов на весь Париж! А он больше и не просил, но через год у него на связи их было уже два десятка, а за решётки он упрятал около тысячи отъявленных убийц, разбойников, воров, мошенников и содержателей притонов. По существу, он очистил город от нечисти, как и обещал.
- Сказки плетёшь? Прямо Андерсен: дудочкой крыс свёл в море.
- Этот великий сыщик основал во Франции организацию под названием "Безопасность", ставшую знаменитой на весь мир "Сюртэ" - зародыш криминальной полиции. Так же начали работать с уголовниками во многих странах, и успех не заставил ждать.
- Однако преступность одолеть не удалось, - буркнул Странников.
- Он научил профессионально подходить к вопросам борьбы с этим злом и совсем не виноват, что все политические системы порождают почву и условия для человеческих гнусностей с большей скоростью. Против Маркса не попрёшь.
- Ну вот. Сам и поднял руки.
- Как сказать…
- Пытаешься по-прежнему экспериментировать? Признайся.
- Кто позволит?
- А Мейнц мне докладывал, что с ворами вовсю якшаешься. За какие подвиги они тебя Васькой-божком прозвали?
- Василий Петрович, вы накажите товарищу Мейнцу подальше держаться от различных дурно пахнущих помоек, где он привык собирать гадости да товарищу Трубкину докладывать в ГПУ. Строчат они одинаковые на меня пасквили, хотя бы друг у друга не списывали!
- Ты не зарывайся, не зарывайся, герой-одиночка… - крякнул Странников, но уже потухшим голосом, по-свойски пожурил. - Ишь, Робин Гуд! Узнают твои, которые наверху сидят, по головке не погладят за эти прогрессивные начинания. В три шеи погонят, а то и покруче завернут. В России уже слышали про одного такого экспериментатора - Каина-христопродавца, он воров собирал для выведывания разных тайн среди своих же… Свои же и повесили, которые повыше были.