Главный редактор газеты "Новая Россия" Татьяна Холод в загранкомандировке знакомится с полковником Васиным. Он передает журналистке свои записки, содержащие компромат на командование Западной группы войск, что становится причиной ее гибели. Старший следователь по особо важным делам Александр Борисович Турецкий начинает расследование…
Содержание:
-
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - ВЗРЫВ 1
-
ЧАСТЬ ВТОРАЯ - "ДЕЙСТВУЙ, ТУРЕЦКИЙ, С УМОМ…" 19
-
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ - В ГЕРМАНИИ 39
-
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ - НОВОСТИ ПОСТСОВЕТСКОЙ ПСИХИАТРИИ 47
-
ЧАСТЬ ПЯТАЯ - КОНЕЦ "АРМЕЙСКОЙ ПАНАМЫ" 68
-
Эпилог 81
Фридрих Незнанский
Направленный взрыв
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВЗРЫВ
Секретно
Ответственному дежурному по ГУВД
гор. Москвы полковнику милиции
Семину В. И.
СЛУЖЕБНАЯ ТЕЛЕФОНОГРАММА
Сегодня, 2 декабря 1991 года, в 6 часов 22 минуты милицейско-моторизованным патрулем в составе сержантов Приходько А. и Козлова В. в лесопарке Лосиный остров, в 25 метрах от железнодорожного полотна и 100 метрах севернее платформы "Яуза" обнаружен труп мужчины 25–30 лет, скончавшегося от травматического шока и множественных ранений грудной клетки, бедер, вызванных взрывом безоболочкового взрывного устройства.
Место происшествия оцеплено нарядом милиции.
Нарядом милиции также задержаны двое мужчин, Александр Покромкин и Александр Горяинов, которые оказались слушателями Высших режиссерских курсов. Оба студента находились в момент взрыва неподалеку.
Поскольку данный случай носит неясный характер, прошу Вас выслать на место происшествия оперативно-следственную бригаду МУРа.
Нач. Бабушкинского РУВД
подполковник милиции Бельчик.
1. "Ну что ж, господа, приступим к осмотру…"
Глянув в зеркало заднего обзора, я перевел свою "Ладу" в правый ряд и притормозил шагах в двадцати от Олега Борисовича Левина. Это был неповоротливый, задумчивый флегматик двадцати двух лет от роду - мой стажер. Правда, через пару недель должна состояться аттестация и Левин из стажера превратится во вполне самостоятельного следователя прокуратуры. Молодой человек, погруженный в свои очень важные мысли, естественно, не удостоил меня своим вниманием. Я сдал машину назад и распахнул перед ним переднюю дверцу.
- Товарищ генеральный прокурор! - позвал я его. - Транспорт подан.
Олег, ничуть не удивившись, направился к машине. Тетки же, стоявшие на автобусной остановке, удивленно подняли на меня глаза и начали перешептываться. А мой стажер, неторопливо подобрав длинные полы своего коричневого пальто, неуклюже стал пристраиваться на переднем сиденье. Я заметил выкативший из тоннеля троллейбус и рванул с места, успев захлопнуть за стажера дверцу.
- Здравствуйте, Александр Борисович, - пробасил Левин.
- Тебе, Олег, точно быть генералом, - усмехнулся я.
- Это почему же?
- Да вон пальто у тебя какое важное. На генеральской красной подкладке. Я в твои годы в курточке бегал и мороза не боялся. И сейчас бегаю.
- В курточке простатит заработать можно, - сказал Левин, нахмурив брови и пристально смотря на дорогу. - А потом всю жизнь лечиться будешь.
Я поднял брови - возразить против такого веского довода было нечего. Тем более, что, набегавшись в молодости в курточке, я заработал себе разве что геморрой. Правда, не от беготни, а от сидения за столом, но все же. Но об этом я, естественно, промолчал.
Мы задержались на светофоре на Тверской, где я увидел фотографа, устанавливающего на асфальте фотосилуэты Горбачева и Ельцина в полный рост.
"Иностранцы, которых в Москве после августа стало пруд пруди, обожают сниматься с президентами, - подумалось мне. - Вот рядом с этими потертыми силуэтиками. А толстяк в вязаном свитере, что тащил Горбачева под мышкой, должно быть, имеет весьма неплохой навар в валюте от своих президентов".
Через пару минут мы подъехали к дежурной части ГУВД города Москвы.
Дежурная часть Главного управления внутренних дел за долгие годы своего существования ничуть не изменилась, ни снаружи, ни внутри. Описанное в десятках, если не в сотнях, детективных романов трехэтажное здание, построенное в традициях русского классицизма, розовело стеклами, в которых отражалось восходящее солнце.
Олег, угрюмо молчавший в машине, пока мы ехали, вдруг оживился и заулыбался.
- Приехали, улыбчивый ты мой. У тебя, кажется, первое дежурство сегодня? Или я ошибаюсь? - спросил я.
- Первое, - односложно подтвердил Левин, убрав улыбку с лица и натянув на лоб несколько морщин.
- Значит, что-то будет сегодня, - мрачно констатировал я и тут же пояснил: - Примета такая есть.
- А у вас тоже было? Ну, когда первое дежурство - было что-нибудь?
Я ничего не ответил. "Неужели и я был таким же лопушком девять лет назад?" - подумал старший следователь по особо важным делам Александр Борисович Турецкий, то бишь я. Мы зашагали к входу.
"Надо позвонить Алене, узнать, когда приезжает Жорка из Америки. Не может быть, чтобы не приехал двадцать шестого. Каждый год вместе собираемся на годовщину Ритиной гибели, а уже девять лет прошло… Девять лет, не верится, а факт. И Тане, Тане обязательно позвонить надо…" - успел подумать я, пока мы входили в здание. И только вошли, как по селекторной связи раздался голос:
- Дижюрный следоватил на виизд!
Это расхулиганился немолодой майор-татарин, который любил утрировать свой легкий татарский акцент.
- Ценю шутку, господин майор! А можно хоть отметку в журнале сделать? - невозмутимо поинтересовался Я.
- Да какие там шутки! - отозвался майор. - Только что приняли сигнал: убийство на Пресне. Убит отставной генерал Сельдин, известный коллекционер. Убийство явно с целью ограбления. Так что, Александр Борисович, считайте - отметились.
Приходится сразу приниматься за работу. И через пятнадцать минут оперативно-следственная группа в полном составе загружается в машину.
Квартира генерала Сельдина находилась в одном из домов, сложенных из хорошего силикатного кирпича. Такие дома встречаешь в основном в центре, в хороших местах, окруженных зелеными скверами, это подальше от Садового кольца народ живет в обыкновенных панельных или блочных домах, чем-то напоминающих картонную тару, и, как правило, в окружении мелких и крупных заводов и фабрик, составляющих "рабочие" районы.
Раньше Пресня была, наверное, самым пролетарским районом Москвы, а теперь она застроена кирпичными домами уже бывшей партийной элиты: хоть и среднего звена, но все-таки элиты.
Мы прошли мимо пожилой вахтерши - тощей серой мыши в техническом халате - и на лифте поднялись на четвертый этаж.
На наш звонок открыли не сразу. Долго гремели всевозможными запорами, и наконец на пороге возникла женщина невысокого роста, стриженная под мальчика, с огромными испуганными глазами, в которых я не заметил горя. Я мгновенно подумал: не является ли она… Но всякие предположения на пороге квартиры с убитым больше подходят стажеру, но не мне. Поэтому я отбросил всякие мысли на тему "а не является ли". Все молча вошли в квартиру - первым я, за мной Олег Левин и остальные члены оперативно-следственной группы.
Женщина быстро зашептала, как только мы вошли:
- Сегодня утром пришла к нему, как обычно… Я сразу заметила: дверь не закрыта… Я к соседям… побоялась одна входить. Но соседи не открыли… Я тогда все же вошла, сразу направилась в кабинет…
- А почему соседи не открыли? - спрашиваю.
- Мария Федоровна, соседка… сказала, что не может выйти ко мне, потому что сидит без ключей.
- Понятно, - говорю я, хотя на самом деле мне пока ничего не было понятно. По опыту давно известно, что хуже всего - когда ясно все, как Божий день: потом долго приходится разубеждать себя и с трудом расставаться с собственными заблуждениями.
Пройдя в квартиру, я обратил внимание на более чем скромную обстановку прихожей и гостиной. Обычный набор мебели для семьи среднего достатка. Полированная стенка и книжные полки, хороший японский телевизор в углу комнаты да два полумягких кресла. Много памятных подарков, стандартно безвкусных: хрустальные вазы и резьба по дереву, чеканка. На ковре, украшая стену, висят палаш, полевой бинокль и фаянсовая трубка с длинным чубуком, такие курили, наверное, помещики лет сто назад.
В кабинете вижу какие-то ордена и медали, разбросанные по полу. И произношу фразу, которая за девять лет работы у меня стала дежурной:
- Ну что ж, господа, приступим к осмотру…
Из-за моей спины быстро выдвигаются судмедэксперт и эксперт-криминалист. Несколько раз полыхает вспышка фотоаппарата. И только после этого я наклоняюсь к лежащему на полу Сельдину.
Труп лежал на коврике, насквозь пропитавшемся кровью. Горло Сельдина было перерезано от уха до уха. Тут я услышал за собой утробный звук. Обернувшись, увидел выкатившиеся из орбит глаза стажера Левина, щеки которого раздулись до опасных размеров. Утробное урчание доносилось из живота Олега Борисовича, будущего генерального прокурора. И эти звуки говорили о позывах рвоты.
- Ты что, не в себе? - спросил я.
Левин схватился за живот и, заглатывая ртом воздух, простонал:
- Съел, наверное, что-нибудь.
- Ну ты и трус, оказывается. Съел он что-нибудь… Ну кровь… Картина, конечно, не из приятных, но, если так будешь реагировать на каждый труп, мы тебя спишем за профнепригодность, - с усмешкой пригрозил я. - Ладно, иди в туалет, покажи унитазу, чем завтракал.
Левин бросился из комнаты, на ходу тихонько постанывая.
- Слабоват парень. Это ваш новичок? - спросил оперативник, капитан из местного отделения милиции.
- Новичок. Ничего, привыкнет, - ответил я механически.
Наконец я закончил осмотр трупа и места происшествия, выяснив при этом, что покойный Иван Митрофанович Сельдин серьезно увлекался нумизматикой и фалеристикой. Имел большую коллекцию отечественных наград, а также коллекцию серебряных и золотых монет. Но в основном он, как выразилась Зинаида Васильевна, его приемная дочь, работал "по золоту".
Несмотря на то, что генерал жил в доме ЦК, где есть вахтер, убийца прошел незамеченным. И это наводило на мысль о том, что либо вахтерша прошляпила убийцу, либо убийца жил в том же самом доме…
На кухне, нервно затягиваясь, курила сигарету за сигаретой Зинаида Васильевна, стриженная под мальчика женщина неопределенного возраста с глубоко запавшими глазами. И опять я невольно отметил, что глаза у нее абсолютно сухие. Похоже, не слишком сильно переживает смерть отца.
Впрочем, ее рассказ подтвердил мою догадку. Генерала Сельдина перевели в Москву из Ростова, где он служил в отделе кадров штаба Северо-Кавказского военного округа. В Ростове он женился во второй раз на матери Зинаиды Васильевны. А через год, это было в 1978 году, они переехали в Москву.
Иван Митрофанович был человеком тихим, немногословным, друзей не имел и в дом никогда никого не приглашал. Зине он тоже запретил приглашать в дом кого-либо из своих друзей: боялся, что кто-нибудь может навести грабителей на их набитую ценностями квартиру.
Хотя генерал - звание генерал-майора Сельдину присвоили по прибытии в Москву - получал хорошее жалованье, жили они фактически на зарплату матери, которая работала воспитателем в детском саду рядом с домом. Иван Митрофанович делал иногда покупки для дома: телевизор, например. Но в основном все деньги уходили на его коллекцию, которую он собирал со страстью бальзаковского Гобсека.
Редких знакомых, которые появлялись у них дома, он заставлял выворачивать карманы с мелочью. Так он собрал полную коллекцию советских монет. Ордена и медали, медные монеты были его второстепенной страстью, а подлинной было "советское золото", которое выпускалось Государственным банком СССР к различным датам специально для западных нумизматов.
- Когда умерла мама - а это случилось в прошлом году, - рассказывала мне Зинаида Васильевна, - мы пришли с кладбища, и он сразу заперся у себя в кабинете. В тот день я не услышала от него ни одного слова, мне было так тяжело, что я была готова все что угодно с собой сделать. Наверное, тогда, за один вечер, я и постарела…
- Зинаида Васильевна, чем вы объясните подобную замкнутость Ивана Митрофановича? Вы с ним не ладили?
- Что вы все: "Зинаида Васильевна да Зинаида Васильевна", - передразнила она меня незлобно. - Мне двадцать пять лет, а вы меня в свои ровесницы, кажется, записали.
- Нет, - сказал я, и это была чистейшая правда: я-то думал, она была старше меня года на три, не меньше. Меня развеселила подобная моя невнимательность, я даже хотел усмехнуться, но вовремя остановился.
- После похорон мамы я от него и ушла. К девчонкам в общежитие. Закончила институт, теперь живу одна. Снимаю квартиру.
- Скажите, почему в коллекции столько коробок из-под одинаковых монет? - поинтересовался я, показывая Зине пустую коробку с олимпийской символикой, одну из тех, что были во множестве разбросаны по кабинету Сельдина.
- Откуда я знаю, - пожала плечами Зина. - Может быть, для обмена… Хотя нет! - она встрепенулась. - Он говорил, что их фирма собирается открыть антикварный магазин! А пока подыскивается помещение…
- Какая фирма? - насторожился я.
Зина вяло пожала плечами:
- Бог его знает. Он, кажется, в нескольких фирмах работал, по кадрам. После путча его в отставку отправили и на работу нигде не брали. А потом сразу в нескольких местах предложили…
Я записывал ее слова, попутно думая, что первым делом надо распорядиться, чтобы хорошенько тряхнули черный рынок на Таганке, где собираются нумизматы; там наверняка про покойного много интересного могут рассказать завсегдатаи, во всяком случае, одну-две зацепки можно выудить.
Наш прокурор-криминалист Моисеев Семен Семенович помогал криминалисту из НТО: старательно снимал отпечатки пальцев с различных поверхностей. Семен Семенович ползал по полу, разглядывая следы туристских или военных ботинок, которые явно отпечатались на паркете. Судмедэксперт определил, весьма приблизительно, время убийства - раннее утро, но более точное время, сказал он, покажет экспертиза, то есть вскрытие.
Опрос жильцов в подъезде ничего не дал, никто ничего не слышал и не видел. Две квартиры вообще были пусты. Мне стало скучно от всего этого, но как только я вспомнил о Левине, который из чувства солидарности старательно ползал вместе с Семеном Семеновичем по полу, я чуть приободрился: вот он-то и будет заниматься черным рынком и прочей муторной, но необходимой работой.
Мы бы задержались и дольше у Сельдина, но меня как дежурного следователя вызвали на взрыв складов на Ярославском вокзале. В чьей-то умной голове возникла версия, что это может быть террористический акт.
Мы быстренько завершили осмотр квартиры Сельдина и направились на Ярославский. Естественно, как я и предполагал, - самый банальный случай: двое сварщиков напились какой-то дряни, подрались и устроили пожар. А склад был забит коробками с маленькими газовыми импортными баллончиками, они-то и рванули.
Сварщики мгновенно протрезвели и, бледнея на глазах, принялись дрожащими голосами наперебой обвинять друг друга в возникшем пожаре. Сбежалась вся милиция Ярославского вокзала, все железнодорожное начальство, так что я со своей следственной бригадой был тут совершенно лишней фигурой.
Уже под вечер мы вернулись на Петровку.
Левин побежал сразу в буфет, набить опустошенный желудок, а я отправился в кабинет дежурного следователя.
Я с удовольствием плюхнулся в кресло в кабинете и вытянул ноги. Глаза уставились в карту Союза Советских Социалистических Республик, которая так приятно ласкала глаз, навевая мысли об ушедшей коммунистической эпохе с "Докторской" колбасой по два двадцать, с партактивами и партячейками и прочей ерундой.
И только хотел собраться с мыслями и проанализировать убийство генерала, как зазвонил телефон, я совсем не ожидал услышать голос Татьяны Холод.
- Александр Борисович? Саша, это Таня говорит, извини, что беспокою тебя на службе, - звенел в трубке ее радостный голос.
- Таня, вообще-то я на дежурстве… - ничего иного не нашел сказать я, даже не сказать, а как-то вяло и виновато промямлить в трубку.
- Но не могу же я звонить тебе домой, - понизила Таня голос.
- Почему? Моя Иринка уехала в Ригу работать по контракту в ансамбле какого-то дорогого кабака.
- Из-за меня? - Голос Тани Холод упал.
- Нет, с чего ты взяла? - изобразил я удивление. - Что тут особенного? Разве жены, как и мужья, не ездят в командировки? Дело, как говорится, житейское, я вот, например, тоже сегодня сутки на работе должен торчать…
- На своей любимой работе, - добавила Татьяна.
- Ну пусть на любимой работе, но все равно в отрыве от жены. Таня, наверное, нам не следует больше встречаться… даже по вопросам газетных статей, а то я действительно… ты знаешь, я все-таки чувствую себя виноватым; хоть Ирина и далеко…
В трубке повисло тягостное молчание.
- Саша, ты совсем неправильно понял, я ведь звоню не потому… Не для того, чтобы тебе что-то напомнить… Хотя мне жаль, что ты отказываешься писать статьи для моей газеты…
- Я не отказываюсь.
- Вот и замечательно. А я наконец-то выхожу замуж.
- За него? За этого военного?
- Да, за Володю, за полковника Васина. Правда, нужно еще дождаться, когда он разведется со своей женой, - грустно усмехнулась Татьяна. - Я хочу забрать у тебя рукопись моего жениха и узнать твое мнение. Ты прочел?
- Ах да! - Я хлопнул себя ладонью по лбу. - Танюша, я совсем забыл, этот литературный шедевр как раз у меня в кабинете, затерялся где-то в недрах стола. Ты извини, но совсем закрутился. Я обещаю, сегодня же…
- Саша, а ведь то, что написал Владимир Федорович Васин, может оказаться серьезным, и очень серьезным. Неужели ты забыл, что хотел прочесть совсем не по литературным мотивам, а на предмет…
- Да-да, на предмет того, можно ли выудить из этой рукописи криминал, - усмехнулся я.
- Саша, пообещай, что срочно просмотришь все написанное Володей, ведь там все правда, только имена и фамилии изменены; хоть это и не служебная записка, а нечто наподобие воспоминаний, но это бомба, сенсация! Его рукопись - примерно такая же бомба, какую готовлю я!
- Танюша, с каких пор ты увлекаешься взрывчатыми веществами? - пошутил я.
- Я скоро получу некоторые документальные свидетельства, которые могут рвануть сильнее, чем двести граммов тротила. И на основе этих материалов я сделаю вполне мотивированную статью, которая лишит кабинетов таких высокопоставленных начальников и генералов, что тебе и не снилось. Уж они-то не то что в кабинет, на порог бы тебя не пустили…
- Таня, что с тобой? Что за хвастовство?
- Ах, ты все забыл: не прочитал, забыл обо всем, что мы так долго обсуждали, в том числе по поводу моей будущей статьи, а помнишь только… только постель… ну, ты сам понимаешь. Какой ты глупый, оказывается!