Как вариант напишу ему, что есть пара интересных историй - давай встретимся. Вдруг будет польза? Визуально познакомимся или на хвост упадем. Чую, понадобится еще нам Инет.
Тут в дверь позвонили. Леваша пришел, а с ним паренек из нашей дикой дивизии.
- Где Тристан? - спрашиваю.
- С Ызольдой, - ржет малыш. - Не в городэ он, скоро подкатыт.
Мага паренька зовут. Аварец. Крепкий, как дуб, и скручен будто из стальной проволоки. Я сколько ни примерялся, как с ним разбираться, если что, понял: только резать или стрелять. Но все это пустое. Пацан оказался стоящим, вот только нетерпелив, как и большинство мужиков до сорока. Зато лиричен. Земляка своего, Расула Гамзатова, почитывает. Поэзию…
Один раз попросил его вслух изобразить и пожалел потом. У них язык - что твоя трещотка. Самое показательное слово - лягушка, звучит как "кверк", только вместо "к" нужно треснуть совсем уж не по-человечески… А теперь представьте стихи - сплошное "кр, пр, фр". Сам тогда не ржал, хватило сил. А вот Леваша не удержался - чуть до драки не дошло… Но помирились как два настоящих абрека - обнялись и прощения сквозь зубы попросили. Я настоял. Давно заметил: первым прощения просишь, и вся муть от ссоры будто уплывает куда.
Тристан подъехал через час.
- Ну что, пацаны, - обвожу взглядом дружину. - Готовы шерсть сдирать?
- Всэгда, - зевнул Мага. - Давно дэл хароших не было.
- А на месте сидеть не надо, - высказываюсь, - зерна нужно сеять, а потом и всходы собирать…
- Так где ты расклад цветной возьмешь?
- С раскладом и баран сможет, - отвечаю.
- Баран нэ сможэт, - противится Мага.
- Ладно, может не может, вот только я пытаюсь, чтобы поняли вы - хорошее дело готовить надо. Будто дерево растишь…
- Ты старший, - отмахивается Тристан, - тебе и решать.
Паренек наполовину азербайджанец. Образование высшее. Семья. Единственный, кто из нас официально работает. Боксерчик. Пацанов тренирует.
- Я и решаю. От тебя, Тристан, завтра грузовик с картофельными кулями - ты единственный с категорией "В".
- "Зил-131" подойдет?
- Вполне. С угона?
- Почти. Если спалюсь - простят. Дядькин. Комплект ключей на кармане. Закончим работу, замок зажигания, с понтом, разберу.
- А через грузовик на тебя не выйдут?
- Не родной дядька - друг отца.
- О,кей, - говорю, а у самого теплое чувство такое на душе. Понимаю, что дело шьется как надо.
Дальше тоже гладко пошло. У Маги на примете "девятина" нашлась тонированная.
- Сосэдовская. Рожы нэту, а ходкая… Сыгналки тоже нэт.
"Славно, славно", - потер я руки. Интересуюсь:
- А кто понял, зачем мешки нам?
- Картошку воровать, - бухнул Тристан. - Потом за полцены сбагрим…
Ржем… Только у Леваши взгляд понимающий. На прошлых денежных хранилищах лишь он из этой команды бывал. Вот уж прокололись мы тогда. Полагали, что хватит нам пары больших сумок, а денег оказалось - не унести.
Поснимали мы с себя штаны да куртки. Гачи с рукавами завязали и давай туда пачки трамбовать. Так прямо в плавках с разгона и уходили. Врагу полхранилища денег оставили.
Нынче куча опять большая, а вымести кладовую я решил вчистую.
Бухгалтерша так и сказала: "Не меньше чем на грузовик денег, разными купюрами". Ну что же - кто предупрежден, тот вооружен. Грузовик и картофельные кули в самый раз подойдут.
Ребята, когда размах почувствовали, зашумели.
- Долы тоже кулями получать будэм? - прогудел Мага.
- Сам ответь.
- Понятна, - вздыхает. - Опять на тэбэ двести штук на нэдэлю…
- Мало?
- Гульнут ахота, - мечтательно сощурился Леваша.
- Пацаны, устал объяснять, - сержусь. - Давайте ваши крупные дела и делите, как душа попросит. Задумка моя? Да! Делю поровну, не жирую? Да! Чего не хватает?
- Грузовик денег? - Тристан глаза таращит.
- По раскладу, да. Теперь надо отмашки дождаться и расклада, как внутрь попадать.
Кочумали, наверное, часа три. В карты игра не шла. Стали кино смотреть. "Крестного отца". Любят люди фильмы о преступниках, как медом намазано. Простые граждане к этому сильно тянутся, потому как у каждого воровское в крови. Однако жить так решится не всякий, но, сколько народу я знаю, шансон все слушают. Подпевают тому же Кучину: "…вот взлетела ракета и упала за лесом…" Искренне так подпевают, а потом плачут, пьяные… Мишка Круг, покойничек, тоже башку народу "Владимирским централом" свернул.
Криминальная у нас страна, и прав Гумилев - отстаем мы от просвещенной Европы лет на четыреста…
Звонок. Бухгалтерша.
Показал, чтобы заткнулись, и трубу беру. Чую - полный порядок.
- Сегодня бухгалтера деньги к отправке готовят, - говорит разведчица моя. - Двое. Ночевать в хранилище остаются. Одна пойдет в шесть тридцать домой. Из офиса ее выпустит охранник, у которого на кармане переносная тревожка.
"Вот и все…" - кладу трубку.
Такого расклада, которым Тристан бредил, просто так не получишь. Головой надо работать и деревцем заниматься, пока плоды не пойдут - поливать, прививать, удобрять. Люди - они ведь как растения, подходец к каждому нужен.
Повернулся к ребятишкам своим. Оглядел их.
Сидят орелики. Ждут, что папа скажет. А что говорить?
- Танцуем, пацаны…
8. М. Птахин
Разбирать архивы - занятие увлекательное, то, что оказалось под крышкой сундучка, представляло ценность само по себе. Рабочие журналы Главного Геолога за тридцать семь лет работы. Полная история шахт в дневниках и схемах с планами.
Появились первые признаки золотой лихорадки. Чего, интересно, так боялась Лидия Иннокентьевна, получая с меня обещание не таскать с собой в шахту Сергея?
Позже обдумывал это состояние. Вспоминал "Остров сокровищ" и азарт заговорщиков, которые полагали: стоит ступить на землю, и дело в шляпе - клад найден.
Лихорадка, мать ее. Вместо того чтобы аккуратно выложить содержимое и спокойно рассмотреть, я выхватил из сундука стопку и принялся ее перелистывать, пробегая глазами страницы, исписанные знакомой рукой.
"12 февраля 1960 года. Поломка вентиляции на 6-м руднике. Электродвигатель переброшен из резерва с 8-го…"
"10 ноября 1960 г. Вернулись старатели. Бригада Кокшонова. Приступили к сдаче слюды".
"А ну-ка, мой день рождения", - решил я, открывая следующий журнал.
"14 марта 1961 года, - значилось там. - Опять проявил себя сероводород на горизонте 172 м шахты № 4. Работы по колонковому бурению продолжать нельзя, и это хорошо. Все сомнения насчет $ можно оставить!!!"
Запись немного отличалась от предыдущих. Чем, не знаю. Может, написано более эмоционально, а может, просто разрешилась какая-то ситуация.
Пролистнул вперед-назад - ничего. Ровные строчки и разбор проблем "подземли". Хронология полная - ни дня не пропущено.
Взял 1962 год. Пусто. Такие же заметки с упором на геологические термины. Основное: оценка запасов слюды и спецрассуждения.
Неожиданно мелькнуло кое-что интересное.
"Рудник № 8. В карьере выбросило кристалл до 2 тонн весом". И сноска: "смотри # - (курьезы)".
Поискал в других журналах:
"# Полевой штрек гор. 120 рудник № 1. Одиночный кристалл флогопит. Цыганка 200–250 кг".
"# Шахта № 4. гор. 152. Жила № 64. Вскрыт кристалл размером по длинной оси 2,2 метра".
Подобных заметок оказалось немало, и мое чтение стало более системным. В шахтах шла настоящая война с катаклизмами. 1958 год: "Прорыв воды и затопление нижних горизонтов шахты № 4. Примечание: жертв нет. А. Небога спас сумконоса".
Создание проекта водоотливной штольни "Байкальская" и ее проходка на 1200 метров. 1962 год. Здесь же:
"Прим. По всем расчетам, еще 150–200 п. м, и все - можно класть лоток. Снова появились признаки $. В бога не верю, но помолюсь, чтобы ошибка. Сильно не хочется полгода общаться со следователями. Хорошо хоть нет НКВД".
"НКВД? - задумался я. - Следователи? И что это за таинственный $?" Стал шерстить журналы подряд. Прочитывал только #, но там лишь кратко описывались забавные случаи. Наверное, я представлял собой странное зрелище, окруженный бумагами, разложенными в беспорядке на застекленном крыльце. Поглядел несколько схем на кальке и понял, что без специалиста не разберусь.
"НКВД, - пришла неожиданно мысль. - Тридцать седьмой год". И я нырнул в довоенное время.
Загадочный значок появился в далеком тридцать девятом: "Повезло, что $ не на моем руднике № 1. Все руководство уже у следователей.
К. - диаметром 2,5 м. В основном все не ч. в. и трещ., однако добрая треть хороша. Все в кальцитовой рубашке".
"К. диаметром 2,5 м, - задумался я. - Ч. в. и трещ. Ничего не понял". В следующий раз $ оказался в 1947 году. Листая журналы и вдыхая запах старой бумаги, я невольно переносился вместе с автором записей в те незнакомые времена. Работалось в "подземле" по-разному. Владимир Петрович успел сходить на фронт, вернуться и теперь трудился Главным Геологом. Мелькали люди и события.
Я пожалел, что не поинтересовался фамилией нового знакомого, Петра. Глядишь, и его папаша - главный инженер - проявился бы где.
Вода продолжала свой неукротимый бег в Байкал, нарушая ритм работы шахт, а подземный город жил по своим законам. Невзирая на противодействие природы, условия улучшались. Тупиковые зоны соединялись с рудничным двором главной шахты. Появилась естественная вентиляция, в проходку подавались электроэнергия и сжатый воздух.
"Подземля" ширилась. Менялось и настроение автора записок. Для него оба города, подземный и сама Слюдянка, стали единым целым.
Я теперь понимал, к чему прислушивался Владимир Петрович, сидя во дворе в свои последние годы. Все ждал, наверное, гула взрывов или шума обогатительной фабрики с рудничными гудками.
Но в конце жизни ему досталась лишь тишина…
"1947 год. 12 ноября. Опять $. Каверна небольшая, 800 миллиметров. Когда заметил вкрапления зелени в кальцитовом пятне потолка, хотел не трогать, но тут сунулся Козлякин и ткнул пальцем. Все посыпалось прямо под ноги. Оцепили. Вызвали НКВД. Создали комиссию. Хорошо, что присутствовал я. Авторитет - вещь незаменимая. Почти все экземпляры ч. в. Трещ. очень мало. Повезло и не очень. Следить теперь будут, наверное, год, хотя те, кто нашел $ в 1942 году, и укрыли, еще сидят…"
"Каверна, - попытался я сообразить и понял, что без геологов не обойтись. - Опять ч. в. и трещ. Снова НКВД. Те, кто не сообщил, еще сидят…"
- Да что же это такое? - крикнул я в пространство двора.
Экскурс в историю Слюдянского рудоуправления сильно меня раззадорил. Неожиданно возникшая головоломка стучалась из прошлого, и, хотя ребусов я не люблю, тайна взбудоражила.
"Что за каверны? - ломал голову я, пытаясь расставить все по порядку. - Тридцать восьмой и первая ласточка: К. 2,5 м… Каверна 2,5 метра? Скорее всего, да. Про таинственную находку у Владимира Петровича только упоминание, что укрывшие информацию еще в лагерях. Сорок седьмой - каверна 800 миллиметров, ч. в. и трещ. Ну, и что это нам дает?"
Зашуршал журналами между сорок седьмым и шестьдесят вторым, и вдруг попалась еще одна запись.
"1956 г. 11 ноября 12:00. Взрывники Чебанов и Молдавский принесли образцы $. Все трещиноватые и нечистой воды. Размер интересный, однако ценности не представляют. Только в коллекцию. Прошли на место. Парни молодцы, рассказали мне первому. От каверны ничего не осталось. Все, что было интересного, разлетелось в прах при взрыве. Создали комиссию. Зафиксировали. Материалы вместе с образцами отправили в прокуратуру".
Пролистнул дальше. Новая запись через неделю.
"Начались допросы. Чертовы $. Надоело. Я-то знаю, что ничего интересного не было. Хорошо, не 37-й год, а то и не знаю, чем бы закончилось. Следователь смотрит волком. Если бы не Никита Сергеевич и его послабления, забил бы меня, фронтовика, прямо в своем кабинете. А так пронесло".
До самого шестьдесят первого года в "подземле" шла обычная жизнь. Читая архив, я ощущал себя немаленькой ее частью. Узнавал ситуации, представлял людей, которые по крупицам строили под землею город. Наверху в Слюдянке - одно, внизу на неисчислимых рудниках, штольнях, штреках и горизонтах - другое. Все ждал, вот-вот мелькнет таинственный значок еще раз, ну вот он… Но нет. Мне оставался только журнал с надписью "1961" - годом моего рождения.
Есть не хотелось, хотя время было послеобеденное.
Мысленно я пытался совместить на одной планете своих родителей, себя у мамки в животе и неумолимо надвигающийся странный $ где-то на отметке горизонта 172 метра.
"28 февраля 1961 г. Вечером домой зашел главный инженер и позвал на день рождения старшего сына Петра".
Запись была настолько необычной, что я, разомлевший на застекленном крыльце, встрепенулся. Владимир Петрович про жизнь на поверхности писал в своих рабочих журналах лишь в крайнем случае.
"Меня сразу насторожил его приход. Обычно веселый, он сейчас нес в себе какой-то секрет. Поинтересовался, в чем дело. Вместо ответа он достал из кармана и высыпал на тарелку горсть породы. Я присмотрелся и увидел в кальците необычно тонкий роковой оттенок. Поинтересовался: что, опять $? Оказалось, про К. знает только он и теперь я.
Рассудили промолчать. Авось пронесет. Пятно совсем небольшое и в укромном месте, хотя после случая в 1947-м Козлякин как с ума сошел и во все кальцитовые пятна пальцем тычет. Жадность у них в породе. Не удивлюсь, если и Вовка станет таким же".
Последняя запись - как раз в мой день рождения, 14 марта 1961 года: пошел сероводород. Что сталось с горизонтом на отметке 172 метра, из записей неясно.
Выходило, что решение о консервации штрека с сероводородом и каверны с таинственным $ принимал отец Петра. Как раз в 1961 году.
Понятно, что завещал мне свой архив Владимир Петрович не просто так. Но где разгадка? Вытащил и на скорую руку перелистал оставшиеся журналы. Ничего. Тогда я заглянул в самую глубину сундучка и увидел вполне современный конверт. Похоже, запечатан. Аккуратно вынул его, напоминая себе сапера. Внутри прощупывалось несколько листов. "Вот он, ответ", - сообразил я, неожиданно понимая замысел Главного Геолога. Он всегда был педагогом и шутником. Не прояви я активного интереса, так и лежала бы разгадка тайны полувековой давности, придавленная стопкой пыльных журналов.
Глянул на часы. Стрелки крались к отметке 16:00. Круто посидел. Понял, что хочу воды. Кушать. Позвонить другу-геологу. Сходить в туалет. Умыться. Водки. Выпрямиться из позы писца. Лечь. Может быть, уснуть. Переговорить с сыном главного инженера Петром и съездить еще раз на могилу к Владимиру Петровичу.
Единственное, что меня удерживало от всего этого, - послание, которое я зажал в руке.
Судя по толщине, внутри письмо от Главного Геолога, и я точно знал: там разгадка тайны странного $.
Золотая лихорадка оказалась-таки сильнее всех желаний, и я, решившись, стал аккуратно распечатывать конверт.
9. Р. Пашян
Никогда еще я не был настолько в ярости. Такое дело - коту под хвост. А дальше? Полная неизвестность…
Если Мага с Тристаном выживут, как себя поведут, не знаю. Парни вроде и крепкие, но мало кто выдержит такие перспективы: срок-то от червонца и выше.
А как чисто вошли… Даже бороться ни с кем не пришлось. Пока в кустах сидели, я все о камерах переживал. Торчала одна, как прыщ, над входом. Слава богу, хоть не вращалась. Магомед с Тристаном по стеночке зашли в "мертвую зону" и под дверями устроились. "Тяжело на корточках, - раздумывал я. - Но ничего, потерпят - спортсмены…"
Сидят и с ноги на ногу только переминаются.
Раннее утро осенью - почти ночь. Хорошо, никто из ребятишек не курит - часами можно ждать. Глянул время. Немного остается - минут пятнадцать. Прилежались плотно. Сам себе придорожный камень напоминаю.
Дворик тупиковый - не ездит никто. Институт какой-то в аренду себя сдает. Но на всякий случай, от любовников одиноких или наркоманов-маршрутчиков, что по углам шпигуются, убрались мы с Левашей в кустики. Сидим теперь - природой любуемся. Благо не жилой массив здесь и нет этого жуткого запаха дерьма собачьего и обделанных деревьев.
Когда в микрашке любой будете, присядьте на лавочку и минут десять воздух понюхайте. Сразу всю прелесть обоняете, что любители домашних животных нам организовали, а если "повезет", то и перемажетесь…
Пять минут остается, три, одна. Светлеет. Маякнул парням - внимание, мол.
Мага ручкой тоже шевелит: типа вижу-вижу, понимаю.
Две минуты лишних прошло. Пять…
Грузовик за углом стоит. Хорошая тачка - никому из гайцов неинтересная. Кулями груженная - вдвойне. Кому захочется с крестьянами грязными общаться - нет там трудовых гайцовских копеек. Картошка - не пиломатериал, так что и здесь устроились в масть…
Чуть за своими мыслями начала не прозевал. Очнулся от тычка Левашиного под ребро.
Смотрю, Мага руку поднимает: "Внимание!" значит. Ковыряют сейчас ключом с внутренней стороны, а как электронный замок пикнет и дверь пойдет - прихватят ее дружинники мои в четыре руки, и мы с Левашей в атаку рванем.
Створку спортсмены мои дернули так, что охранника на улицу вытащили. Там крыльцо из железа, ступеньки крутые, тот и повалился. Я на ходу маску раскатываю по голове, волыну тащу, а Леваша уже внутри. Как тень мелькнул. Молча. Тетке, что на входе, - чвак с ноги в живот, та и осела.
Орать нельзя. Еще одна тревожная кнопка внутри. Парни пленных скотчем вяжут, а мы по коридорам несемся, только кроссовки шуршат. Вот она, третья дверь.
Остановились, выдохнули - и внутрь. Тетки, что на диванах, кочумают, не спят еще после ухода приятельницы. Глядят почти без испуга. Типа ждали…
Осмотрелись. Все на месте. Трое. Как и говорили.
Ультиматум зачитываю:
- Лежать, не двигаться.
У Леванчика же акцент, а нам кавказцы в милицейских сводках ни к чему.
Двигаю к бухгалтерше:
- Ключи давай…
Та сопит и в происходящее не верит. Шок. Бывает. Жестко себя поведешь, может и обморок случиться.
- Милиция, - говорю. - Финансовый отдел Рубопа. Ключи от хранилища, пожалуйста.
Сообразила. Оттаяла немного и к сумочке потянулась, а потом:
- Можно ваше удостоверение?
- Позже, - говорю, а сам уже ридикюль цепляю и распоряжаюсь: - Проводите нас до хранилища.
Нельзя показывать, что знаком с обстановкой, ой нельзя. Дорога мне наводчица моя.
Тут абреки в масках заваливаются.
- Вяжите, - говорю, - остальных.
И мочалку за шиворот беру.
Та опять ничего не понимает. Правильно, милиция - не люди, спасибо телевизору!
Ведет коридорами. Вот и "Сезам". Настоящий банк. Потянул из ридикюля ключи. На пипку электронного замка брелок сую.
Открываем.
- Свет включите, пожалуйста.
Тетка щелкает выключателем. Мать честная, а при лампах дневного света картинка нешуточная вырисовывается - пара грузовиков бабла, не меньше. Стеллажи, стеллажи, а на них - трудовые копейки обманутых граждан.
- Крупняк где? - спрашиваю.
- Зачем вам?
- Вяжите ее, - командую Тристану с Магой. - Сами найдем. Кули давайте и тачку к подъезду.