* * *
Размышляя таким образом, просматривая фотографии жены в телефоне и перечитывая по десятому разу, все хранящиеся ее смски к нему и его к ней, и, что там говорить, немного всплакнув, он незаметно для себя уснул и проснулся, как обычно около шести утра.
Вчерашнего хорошего настроения, разумеется, и быть не могло. Все, произошедшее вчера, казалось дурным сном или плохой шуткой. Просыпаться не хотелось. Грусть и отчаяние, замешанные на бессилии сводили с ума. По правде говоря, Петру Ивановичу было очень плохо. Его состояние колебалось от полного отчаяния до необоснованного оптимизма. Он балансировал на грани нервного срыва.
Первым делом он решил поставить телефон на зарядку и позвонить, в тысячный раз, своему любимому бедненькому Котеночку. Он ни на секунду не допускал плохих, непорядочных мыслей, касаемо ее исчезновения. Некоторые "подруги" пытались намекнуть на что-то, вроде адюльтера, но любовь Петра Ивановича к своей жене была непоколебима.
Включив телефон, он тупо уставился на экран. Там высвечивалось извещение о сообщении, причем отправителем значился "Котенок"! Дрожь пробила все тело Петра Ивановича, он не мог найти в себе силы открыть смску. Пытаясь совладать с трясущимися руками и подавить преждевременное предвкушение радости, которое боролось со страхом, он взял сигарету и пошел на балкон покурить, но не смог выкурить и половину сигареты, вернулся в спальню и стал читать. То, что было написано, вызвало его полное недоумение.
"Привет, Любимый! Со мной все нормально. Мне потребуется твоя помощь. Не переживай, это кое-какие мои старые долги. Мне неудобно звонить и я буду смсками говорить тебе, что нужно делать. Подготовь машину, тебе придется уехать на три дня. Скоро увидимся. Все будет хорошо. Пока".
Ошеломленный Петр Иванович несколько раз перечитал письмо. "Так, - стал размышлять он. - Она жива и это главное. Это хорошо. Что это за долги такие? Скорее всего, это бизнес ее бывшего мужа. Похоже, я почти своими руками расшевелил какой-то муравейник. Если это так, то люди, которые стоят за этим, могут зайти очень далеко. Но столько лет прошло… Как статья в журнале может всколыхнуть давно забытую историю? Нет, такие вещи не могут быть спровоцированы каким-то журналом. Тут что-то другое. Самое главное, Леночка жива, а с остальным разберемся".
Раз за разом вчитываясь в текст он вдруг успокоился, растерянность прошла. Он решил, что сделает все, о чем его попросит жена, какие бы долги не вынудили ее так поступить. Стал уже думать, что следует взять в дорогу. Он опять был тверд и решителен. Обычная его уверенность в себе вернулась, грудь расправилась, взгляд снова приобрел остроту и некоторую надменность. Недавнее недоумение сменилось звенящей трезвостью и холодной злостью. Теперь, по крайней мере, он знал, что делать: готовить машину, готовиться самому и ждать информации от жены.
На его ответное письмо "Что происходит? Ты где?" реакции не было.
Проходя через коридор, он увидел в отражении зеркала того, кого привык видеть последние три года - ухоженного сорокапятилетнего мужчину выше среднего роста, атлетического телосложения с небольшим животиком и в очках. Эдакий обожравшийся ботаник со спортивным прошлым.
Единственное, что искажало этот целостный образ - было выражение некоторого недоумения на лице от несоответствия всего произошедшего форме и содержанию письма. Ощущение какой-то странности. "Подумаю при возможности, - решил он. - Нужно время на подумать".
* * *
Елена Викторовна лежала на мягкой кровати с закрытыми глазами. Ей никак не удавалось понять, то ли она спала все это время, то ли была под каким-то наркозом. Действительность медленно возвращалась к ней. Если так и лежать, не шевелясь, возможно отодвинуть осознание реальных событий. Проснувшись несколько минут назад с мучительной головной болью, она прислушивалась к окружающим звукам и запахам. Запахи, запахи, как много они значат в жизни женщины! Ее раздражал и сбивал с толку навязчивый запах чего-то старого и нечистого. Ей не хотелось открывать глаза, не хотелось правды, но правда настойчиво проникала через обоняние этой красивой женщины. Она стала вспоминать вчерашний день и мысли сами собой обратились к мужу. Иногда ей казалось, будто она полюбила сначала запах Петра Ивановича, а потом уже его самого. Нельзя сказать, что Петр Иванович имел действительно какой-то запах, как пахнут некоторые представители обоего пола. Такой запах заслуживает определения "вонь", отравляющая жизнь домочадцев и коллег. Нет. Ее муж не пах в привычном смысле этого слова. Это было нечто другое. Например, когда он изредка уезжал в командировку, она старалась подольше не стирать пастельное белье. Его запах от белья дарил ей покой, ощущение защищенности, чувство замужества. Однозначно, запах мужа она полюбила раньше его самого. Сегодня в своей любви к мужу она уже не сомневалась, но так было не всегда.
В том месте, где она находилась сейчас, запах состоял из смеси нафталина и сырости. Через закрытые веки не просматривался свет. В комнате было темно и Леночка открыла глаза. Действительно - полный мрак, хоть глаз выколи. Она лежала на кровати в помещении, размеры которого в потемках невозможно было определить. Она прислушалась, затаив дыхание - ни одного постороннего звука. В эту секунду она готова была отдать все, лишь бы рядом не было посторонних. Елена Викторовна нащупала руками стену с одной стороны и пространство за краем кровати с другой. Она села и спустила ноги вниз. Тихо стукнули ее новые красные туфельки. Проведя по себе руками, она обнаружила на месте платье, белье, а так же серьги, кольца и часы. Ничего не пропало. Она вздохнула с облегчением. Значит, это не ограбление. Голова прямо разламывалась на тысячу кусков. Выставив вперед руки, как слепая, она стала медленно продвигаться вперед, пока не уткнулась в стол. На столе ей под руку попалась зажигалка. "Только бы она работала, Господи!" - успела произнести Леночка короткую молитву и чиркнула колесиком. Зажегся огонь. Пространство над столом осветилось. Она подняла руку повыше и прошлась по комнате. Кровать, на которой она лежала, стояла у стены маленькой квадратной комнаты без окон. Она поворачивала руку с маленьким факелом из стороны в сторону. Под потолком висела голая лампа, выключатель от которой находился возле одной из дверей с прорезанным, плотно закрытым окошком с глазком. Предметы обстановки казались живыми и раскачивались в неверном свете зажигалки. Другая дверь, поменьше, располагалась слева от первой. У одной стены стоял стол со стулом, на столе уместилась микроволновая печь, в углу расположился холодильник и телевизор на нем, рядом с холодильником пристроился кулер. К кулеру примыкал какой-то маленький шкафчик. Вся меблировка напоминала дешевый гостиничный номер, в котором было все необходимое, кроме уюта.
Елена Викторовна подошла к выключателю и зажгла свет. В комнате было не слишком просторно и не очень чисто. На столе, с которого она взяла зажигалку, кроме этого лежала пачка сигарет Marlboro Light и бумажка, вырванная из старой детской ученической тетради. Это была записка. Лена прочитала: "Ничего не бойся, ты в безопасности. Не шуми и тебя никто не тронет. Через три дня тебя отпустят. Если чего надо постучи в дверь тебя выслушают". Рядом лежал карандаш.
До этого момента она двигалась как сомнамбула, и только сейчас осознала, что произошло нечто из ряда вон. Елена Викторовна вернулась на кровать, забилась с ногами в самый угол и заплакала. В этих слезах была невыразимая обида на судьбу, отнявшую у нее то огромное женское счастье, которое наконец-то появилось в ее жизни. Мысли путались и она обвиняла себя за предчувствие беды. Около трех лет назад в ее жизни оказалось так много счастья, как не бывает у одного человека. Однажды поняв это, она стала бояться в одночасье потерять все. Веря, что мысли обязательно материализуются, она теперь твердо знала - она сама и навлекла несчастья на свою семью именно этим постоянным ожиданием. Как будто она призывала, приглашала несчастье, ожидая его. Вот теперь и получите! Мелькнула и другая догадка: Елена Викторовна часто приезжала к Новодевичьему монастырю, где просила, прикасаясь к Софьиной башне, исполнения желаний. В тоже время, иногда, она забывала поблагодарить святую Софью за исполнившиеся просьбы. Видимо, этим она и заслужила наказание. Много еще разных мыслей, путанных и отрывчатых, клокотало и кипело в головке бедной маленькой женщины. Результат этого кипения в виде слез заливал лицо.
Спустя некоторое время, она стала успокаиваться. Преодолевая всхлипывания и глубокие вздохи, Леночка пыталась восстановить картину вчерашнего вечера. Как же она оказалась тут? Голова не проходила и трудно было сосредоточится. Ей захотелось принять душ и привести себя в порядок. Она поднялась с кровати, осторожно прошла к маленькой двери, открыла ее и обнаружила ванную комнату с туалетом.
Дверь в душ не имела запора изнутри и мыться было неуютно, но выбора не было. В душе она внимательно осмотрела себя и убедилась, что никаких повреждений на теле нет. Освежившись и несколько успокоившись, Елена Викторовна набрала из кулера чистой воды, уселась на кровать, закурила и стала вспоминать. Неприятный вкус чужих сигарет вызвал тошноту, кашель и головокружение. Она через несколько затяжек утопила окурок в унитазе и села за стол, обхватив голову руками.
Картина вчерашнего вечера стала постепенно восстанавливаться.
В тот момент, когда Петр Иванович отбыл в уборную и там находился некоторое время, Елена Викторовна получила смс-сообщение: "Котенок, выйди на стоянку и подойди к машине Hummer Н2 № 777 177. Там ждет тебя сюрприз". Этот текст она помнила почти дословно. Сообщение было отправлено с телефона Петра Ивановича. Да, точно, так все и случилось. Идя к стоянке, она успела подумать, что любимый муж всегда баловал ее, но сегодня он явно превзошел сам себя. Сначала сережки, а теперь? И как оригинально, придумал же такое - смской вызвать! Романтично. Другая мысль не имела отношения к делу - зачем владельцу Hummer, и без того, видимо, крутому человеку, подчеркивать свою крутость еще и блатными номерами? Сочетание очень дорогой машины и очень "красивых" номеров выдает тупость и нескромность ее владельца. И вообще причем тут чужая машина? Размышляя таким образом, она увидела этот Hummer, к тому же еще и разрисованный… А дальше ничего не было. Пустота. Пустота и отчаяние.
На шутку это было совершенно не похоже, да и не был Петр Иванович шутником. Как-то все не складывалось. Елена Викторовна пыталась понять, как она оказалась в этой комнате, но ее сбивал с толку вызов на стоянку машин. Как ни крути, а сообщение она получила с телефона мужа, значит либо он его отправил, либо кто-то с его телефона. В любом случае он мог это сделать только по принуждению. А если нет? А если весь их брак и был задуман с расчетом на то, что однажды он украдет ее и продаст в рабство? В проститутки. Или он залез в долги и расплатился ею. Или он узнал про ее секретные накопления и будет шантажировать? "Это бред, - попыталась остановить разбушевавшуюся фантазию Елена Викторовна. - Так может думать только тот, кто совершенно не знает Петю. Он чуткий и добрый человек. Он любит меня. Хотя, конечно, какие-то черточки жестокости иногда в нем проскакивали, но здравый смысл ему редко изменял. Никогда не изменял!"
Она почесала сгиб левой руки и вдруг все вспомнила. Когда она шла в сторону Hummer, кто-то сзади крепко зажал ей рот и горло, она стала терять сознание от удушья, потом втащил ее к какую-то машину и, кажется ей сделали инъекцию. Вот след от укола, который слегка распух и теперь чешется. Ее усыпили снотворным в вену.
"Нет! Петенька не мог меня предать. Это невозможно. Он конечно не герой, но и не подлец. Это точно. Получается и он, скорее всего, где-то сейчас сидит ждет меня, или скорее всего ищет. Обрывает телефоны всех знакомых и друзей. Но зачем это все? Кому я понадобилась? А может быть и его самого украли и тоже держат где-то, возможно даже в соседней комнате". Елена Викторовна прислушалась, но кругом была полная тишина.
* * *
Сутулый, низкого роста, щуплый до истощения человек с ехидным, темным, изрезанным морщинами, лицом спустился по лестнице, прошел по короткому коридору и, стараясь не шуметь, преодолел еще несколько ступеней вниз. Его походка было легкой и весь силуэт напоминал тролля. Он остановился перед железной дверью с засовом и глазком и, заглянул в него. Процесс подглядывания сопровождался почесыванием отрастающей бороды и частым прерывистым дыханием. Через несколько минут он прекратил рассматривание и вернулся обратно.
Он проснулся около получаса назад и теперь слонялся уз угла в угол, не зная, чем заняться. Это добровольное заточение на даче порядком достало его. Определенно, пора уже было съезжать отсюда, но обстоятельства его пребывания здесь со вчерашнего дня, когда появилась молодая пленница, изменились, и это обещало возможность разжиться деньгами. Ему нужны большие деньги, что бы жить. Без больших денег ничего не оставалось, как только сдохнуть в течение ближайшего года, а может быть и раньше.
Комната над помещением, где держали в заключении Елену Викторовну, была светлая и просторная. Из мебели в ней был старинный шкаф, большой круглый стол посередине и несколько деревянных стульев и кресел с облупившейся на ножках краской. Филя, он же Колян, поднялся наверх, и уселся на стул. В телефоне, который лежал столе, он заметил два пропущенных вызова. Николай набрал номер звонившего и с улыбкой стал слушать мелодию, установленную абонентом вместо гудков. В трубке щелкнуло и он услышал:
- Чего трубку не снимаешь? Все спишь?
- Нет конечно, я обходил территорию, смотрел вокруг, патрулировал.
- Понятно. Что там у вас?
- Мы делаем все, как ты говоришь… Да. Ведет себя тихо, ничего не просит. Мы поглядываем время от времени… Лысый, ты же знаешь, тут место тихое, все на виду. Если бы кто-то интересовался мы бы заметили…
- Алексей далеко?
- Пошел куда-то, думаю в магазин… Там телефон не берет.
Говорящий налил в стакан теплое пиво из большой пластиковой бутылки и закурил.
- Письма пишете?
- По поводу смсок это не ко мне, ты же в курсе. Я только…
- Я понял, скажи Лехе пусть свяжется со мной. Хорошо?
- Хорошо, когда придет я скажу ему чтобы перезвонил тебе. Ага, ну пока.
Он выпил пиво, встал и потянулся. Скука! На столе стояла клейкая бумага свернутая в виде кружки. На ее внешней стороне уже налипло много мух. Очередная жертва нарезала круги вокруг ловушки. Человек внимательно следил за ней до тех пор, пока она не села на свободную от собратьев белую поверхность. Ножки мухи прилипли, она отрывала одну и, стараясь отлепиться, упиралась остальными, все крепче и крепче увязая в клею. Человек удовлетворенно отвел глаза от этого зрелища.
"Такую девочку вчера привезли, - подумал небритый. - Молодая, красивая! А трогать нельзя. Сто пудов, что грохнут ее. Мне же и придется небось, - поморщился он. - Игра там у них какая-то. Сами не знают чего делают. Ну, посылают кому-то какие-то сообщения, ну и что? Сама-то она зачем теперь нужна тут?"
Филя был в розыске уже около месяца. Знакомый пристроил его жить на даче. Вот и пришлось теперь охранять еще какую-то женщину. Он не привык смотреть слишком далеко вперед, что будет зимой, например, когда на даче станет холодно, народ разъедется и его пребывание здесь станет заметным. До зимы еще полгода и ни к чему заморачиваться об этом. Что-нибудь придумается. До зимы дожить еще надо, а доживет он или нет - не известно. Коляна мучил туберкулез в открытой форме и, похоже, дни его были сочтены, поскольку подобающего лечения он не получал. Очень не хотелось умирать в сорок семь лет.
"Как так могло получиться? - задавал он себе вопрос. - Для кого-то сорок семь самый расцвет, а мне уже подписан приговор".
Николай Николаевич Перфильев, по кличке "Филя", конечно лукавил. Он прекрасно знал, как это получилось. Он помнил, как по малолетке получил первый срок за кражу. Помнил все свои дальнейшие отсдки, которых было немало. В общей сложности он из сорока семи лет на свободе провел двадцать два года. Его большая беда была в том, что он не контролировал себя в нетрезвом состоянии. Первый срок в колонии для малолетних преступников он получил по пьянке и по глупости, но тогда не пожалел об этом. В селе, где он родился и жил, как впрочем практически во всех деревнях и селах в те годы, судимость считалась признаком избранности. Иметь судимость было круче, чем институтский диплом. На отсидевшего смотрели с уважением и страхом и взрослые и дети. После своего первого суда он попал в колонию для несовершеннолетних ИК-5, поселок Металлострой в Ленинградской области. Попав туда, Коля быстро понял, что очень дорого заплатит за свои "университеты". Правила на малолетке были гораздо суровее, чем к колонии для взрослых, можно сказать, что правил вовсе и не было. Сплошной беспредел. Кто сильнее, тот и правит. Старшие и авторитетные, называющие себя ворами, бесконечно дуплили младших. Били умело, по груди в области сердца, быстро доводя до потери сознания. Надзиратели также не упускали возможности ударить. Брали в руки не только резиновые палки, но и деревянные в столярном цеху. Водка, наркотики, воровские наколки. Маленький Филя не выдержал издевательств, бежал и был пойман. Его снова били, причем и конвой и воспитанники, которых на три месяца лишили передач из-за него. Потом последовала другая колония для несовершеннолетних. Его авторитет немного поднялся после бунта, который был спровоцирован отрицаловом и вылился сперва в кровавую драку с активом, потом пацаны набросились на надзирателей. Был вызван спецназ, но к его приезду уже горели здание бани и клуб. Потом на пепелище нашли несколько детских трупов. В этой бойне Филя принимал участие на стороне воров и те отплатили ему после бунта приближением к себе и покровительством, которое впрочем оказалось хуже незащищенности, поскольку предполагало постоянное выполнение рискованных заданий.
Этот кошмар продолжался вплоть до перевода на взросляк, где режим показался ему раем. Он попал в черную зону и жизнь там текла по воровским законам. На память о малолетке у Фили осталась наколка в виде затушеванного, ромбовидного перстня с диагональной белой чертой на пальце, ребенок в короне на спине и, отбитая навсегда, слабая грудь.
Потом были новые судимости и новые сроки.
Во время последнего срока он подсел на героин, сошелся с наркоманами и наркодилерами в колонии. После освобождения они помогли ему устроиться "работать" в Москве. Он стал посредником между крупными дилерами и пацанами, толкавшими товар в клубах. Начал хорошо зарабатывать, купил машину и снял квартиру. У него появилась женщина, которую месяц назад он и зарезал в этой самой квартире. Филя действительно очень любил ее. Она понимала и прощала его, могла часами слушать и практически ничего не просила. Только грустно смотрела на него и жалела. Как это случилось, Николай не помнил. Проснулся, кругом кровь, на столе шприцы и бутылки, в ванной ее тело. Пока он соображал, позвонил сын женщины и пообещал приехать. Потом звонок другу и вот он скрывается. Все.