Прощальный поклон капитана Виноградова (сборник) - Никита Филатов 10 стр.


Не было ни цвета, ни звука, и поэтому все происходящее в бледно-голубом, прорезанном угловатыми значками тайм-кода прямоугольнике казалось нереальным, выхваченным из сюрреалистического фильма о космосе или глубинах океана… Объектив выхватил сначала обочину шоссе, рукав в милицейском ватнике, короткое рыло АКСУ… Затем – наплывом: паутины трещин на стекле, вывороченный колесный диск, овальные дыры от пуль в матовых бортах микроавтобуса. Страшный перекос двери, а в открывшейся, недоступной подсветке темноте салона – нагромождение скрюченных тел, неаккуратно прикрытых чем-то тяжелым и грязным. Наполовину выпавший наружу труп – стриженый затылок, пальцы, сомкнутые на ложе автомата… Тот самый боевик, догадался Виноградов, тот самый, который Воронина… На несколько мгновений экран погас, чтобы дать затем панораму: суета фигур в белых халатах, сполохи патрульных мигалок, кто-то тучный, лысоватый, в плаще с поднятым воротником, дающий категоричные приказы обступившим его людям. Услужливая рука откидывает простыни, которыми прикрыты лица пяти уложенных в ряд мертвецов – первый, второй… Третий – капитан узнал закаменевшее в последней муке лицо Володи Кривцанова… Четвертый… С краю лежал Корзун, он почти не изменился внешне – только черный подтек в уголке рта да непривычно растрепанная прическа.

Запись кончилась.

– Ну как? – Барков откровенно ждал похвалы.

– Профессионально! – Одна часть виноградовского сознания руководила речью, заставляя по достоинству оценивать работу коллеги, а другая еще оставалась там, на краю леса, продолжая анализировать, сопоставлять, просчитывать последствия…

– Еще бы! На телевидении за такой сюжет…

– Ага. Продай его Би-би-си, а на гонорары смотайся к Средиземному морю! – С заднего ряда между приятелями просунулся командир четвертого взвода, голова его нависла над Виноградовским плечом, а могучая пятерня потянулась к камере. – Дай глянуть!

– Пошел ты…

– Товарищи офицеры!

Зал поднялся, зашумел, зашаркал коваными подошвами, постепенно пустея, выдавливая из себя через узкую горловину двери решительных, уверенных в собственных силах и вооруженных до зубов людей и вместе с ними Владимира Александровича.

Определенный по карте периметр был оцеплен надежно и быстро: когда задержавшийся на базе штабной уазик вошел в зону операции, работа уже шла вовсю.

Накатываясь друг на друга, чередовались радиопереговоры:

– "Полета второй – двести двадцать первому! Полета второй – двести двадцать первому!.."

– "На приеме полета второй!"

– "Пришлите ко мне восьмидесятого, тут кое-что по его части…"

– "Понял все, двести двадцать первый… Сейчас сам подъеду!"

– "Полста седьмой, полста седьмой! Отзвонитесь на "Королево", они вас не слышат!"

– "Внимание! Это восемьдесят восьмой! Указание шестнадцатого: все выезды автотранспорта за территорию – только после согласования с ГАИ! Повторяю: все выезды транспорта из зоны оцепления…"

– "Восемьдесят восьмой! Это двести двадцатый. Мы закончили на основном объекте, какие указания?"

– "Оставайтесь на месте…"

– "Это "Королево"! Восемьдесят восьмому срочно прибыть к шестнадцатому! Восемьдесят восьмому срочно прибыть к шестнадцатому!"

– "Восемьдесят восьмой! Кто вызывал полета пятого?"

– "Внимание! Пятьсот пятому, пятьсот седьмому, двести двадцатому! Срочно прибыть к шестнадцатому, срочно прибыть к шестнадцатому!"

– "Кто говорит, я не понял?"

– "Восемьдесят восьмой говорит, кому там не ясно?"

– "Ясно, выполняем… У полета седьмого проблемы с радиостанцией, пришлите связиста!"

– "На приеме семидесятый… Что с радиостанцией?"

– "Механическое повреждение. Об голову! Восстановлению не подлежит…"

– "Порядок в эфире! Прекратить посторонние разговоры!"

Результаты были впечатляющие: в арендованной у таксопарка ремзоне накрыли мастерскую с тремя наполовину разобранными "девятками" – все машины числились в угоне и вскоре должны были уйти на запчасти.

– Класс! – приговаривал Барков, водя объективом "панасоника" по живописно разбросанным на брезентухе ножам, дубинкам и газовому револьверу, изъятым у бугаев, охранявших подступы к месту преступного промысла. – Класс!

Не зачехляя камеру, он прыгнул к потеснившемуся на сиденье Виноградову, и через считаные минуты они уже осматривали не менее впечатляющую находку: очередную подпольную фабрику по производству и разливу "настоящего азербайджанского коньяка". Урчащие от удовольствия оперативники ОБЭП слонялись среди штабелей пустых бутылок, пересчитывали откатанные на цветном ксероксе наклейки, пересыпали из коробок золотистые кружочки пробочной латуни… Все было налицо: машинки для укупорки, емкости спирта, какие-то вонючие ингредиенты цвета перекипяченного чая. Разумеется, мастерам-виноделам было что терять – именно один из них, темпераментный южанин, попытался не пустить бойцов в цех, повел себя некорректно, в результате чего тяжелая милицейская радиостанция отправилась на списание, а он – в тюремный госпиталь… Да и вид его коллег-земляков не радовал: все мы люди, все человеки, каждый из участников операции хоть раз в жизни да соблазнился, приобретя в ночном ларьке что-нибудь необходимое для дружеского застолья или интимной беседы с дамой, а потом страдал, в лучшем случае отплевываясь и жалея о выброшенных деньгах. Поэтому "виноделам" досталось…

– Капитан! Давай сюда! – По высунувшейся из кабины голове штабного водителя Виноградов понял, что наконец-то поступило сообщение, которого ждали.

– Что там?

– Поехали… Народовольческая, шестнадцать. Обнаружили джип, по документам владелец – какой-то пенсионер, но сыщики говорят, что это машина Чижика, она так по их учетам проходит. Понял?

– Давай жми!

Миновав первый кордон – за широкими спинами автоматчиков двое в штатском колдовали над чем-то в огромном салоне малинового вездехода "чероки", – начальник штаба и Виноградов почти взбежали по грязной бетонной лестнице наверх:

– Здесь?

– Так точно! – Очередной милиционер посторонился, пропуская их к дверному проему.

Офицеры шагнули на свет и затоптались, не решаясь отдалиться от входа, мгновенно осознав свою ненужность и неуместность своего пребывания сейчас в этом месте: на смену одной государственной махине, закованной в металл бронежилетов, вооруженной, сцементированной армейской дисциплиной и почти кастовым кодексом чести, на острие событий выдвинулась другая – очкастая, прокуренная, натасканная для беспощадной охоты, умная и злая сила. Щелкали фотовспышки, что-то бубнил в диктофон заспанный бледный следователь прокуратуры, присевший в неудобной позе парень писал быстрым почерком, заполняя желтоватые страницы протокола… С полдюжины людей, вроде бы и сами по себе, но в действительности выполняя неумолимую волю пославшего их могучего министерства, делали привычную работу: соскребали в пакетики нечто, незаметное глазу, скрипя резиной перчаток, составляли на белоснежной простыне замысловатую мозаику, измеряли, опыляли чем-то бетон…

Отряд свою работу выполнил. Настало время оперативно-следственной бригады.

На Виноградова вдруг полыхнуло ужасом: наспех замытые пятна в складках кафеля, горловина водостока, мутные разводы на поверхности высоких, от пола до потолка, зеркал, задетая чьим-то торопливым плечом кожаная красивая боксерская груша посередине… Все они были свидетелями и безмолвными участниками недавней трагедии, это почувствовал не только капитан – Владимир Александрович заметил, как мгновенно передернуло и видавшего виды начальника штаба, как старательно отводит глаза от происходящего внутри поставленный на пост милиционер.

Это место сочилось страхом и болью, последней, смертной мукой…

– Господи, прости меня грешного, – тихо перекрестился Виноградов, и стоящие рядом непроизвольно повторили его жест.

– Пошли! – Очутившись внизу, во дворе, начальник штаба торопливо закурил. – Во б…

Дом шестнадцать на Народовольческой улице представлял собой старый, еще довоенной постройки, кирпичный барак с узкими бойницами окошек и покатой крышей. Глухой забор отделял от соседних зданий и замусоренного тупичка двор, уставленный покосившимися металлическими конструкциями и штабелями шифера, и ржавые двухстворчатые ворота казались единственным изыском этой мрачной тюремной архитектуры.

О том, что здесь ступала нога человека, свидетельствовали только два прилепленных листка: объявление о продаже гаража и очередное истерическое заклинание "святого братства".

– Так, майор… – За спиной возник спустившийся со второго этажа давешний красноречивый полковник из угро. – Спасибо тебе, ребятам… Рапорт будешь писать на поощрение – я поддержу.

– Какие дальше указания?

– Да вроде… Снимай своих! Пусть только один ЗИЛ останется на всякий случай. Сколько это там получится? Взвод?

– Хорошо, сейчас решим.

– Да! И еще – дай мне двух человек. Надо пока к Зеленцову поехать, побеседовать… Может быть, если врачи позволят, перевезем его к себе.

– Конвой?

– Ну, вроде того. На всякий случай.

– Владимир Александрович, съездишь? И кого-нибудь из бойцов возьми, скажи взводному – я приказал.

– Есть… – Виноградов кивнул, козырять в таких случаях было не принято, все-таки не войска, и пожал протянутую полковником руку:

– Сейчас прямо выезжаем?

– Минут через десять. Стойте тогда здесь наготове, далеко не уходите!

Вызывая по рации "полета седьмого", капитан Виноградов трезво и отчетливо понял: к телефону будет не подойти, ни с кем он связаться не сможет, никого не предупредит…

Глава восьмая

Считай себя ближе к опасности!

Навигационное правило

По пути в больницу полковник, устало втиснувший свое массивное тело на переднее сиденье, и занявший место за рулем управленческих "жигулей" оперативник продолжали начатый, очевидно, еще наверху разговор. Они практически не обращали внимания на своих коллег в форме, разместившихся сзади, – так увлеченные друг другом любовники почти игнорируют везущего их таксиста, а бизнесмены, встретившиеся для обсуждения деловых проблем в "Европейской", отмечают появление официанта только вежливым кивком и чаевыми при расставании.

В этом не было ничего от высокомерия, просто в условиях жесткой функциональности милицейского организма каждый привык заниматься своим делом: редкие, по счастью, попытки оперативников самостоятельно освободить заложников или разорить притон обычно заканчивались так же плачевно и глупо, как безграмотные потуги патрульных разоблачить рыночных торговцев в сбыте "левака" или махинациях с накладными.

Инициатива вне рамок должностных обязанностей не поощрялась.

Выхваченный из своего взвода сержант с равнодушной тоской смотрел на мелькающую за окном машины череду дворов и улиц, завидуя остальным милиционерам, и Виноградов его прекрасно понимал: день загублен, едешь неизвестно куда и на сколько, а мужики уже отработали, вернулись на базу… Чай заварили, кто – в спортзал, кто – в доминишко… Сам Владимир Александрович, прикрыв глаза, прислушивался к текущей впереди беседе.

– Да нет, руоповцы туда тоже выехали, но мы пока дело им передавать не будем, покрутим законных трое суток…

– Еще бы! Любят они на готовенькое… Фе-бе-эр доморощенное, рабоче-крестьянский вариант…

В нормальных милицейских подразделениях к Региональному управлению по борьбе с организованной преступностью, ранее именовавшемуся Оперативно-розыскным бюро, а еще ранее – Шестым управлением, относились со смешанным чувством зависти, неприязни и уважения. Завидовали прекрасной технической оснащенности, высоким окладам, возможности в любой момент спихнуть "глухое" или неинтересное уголовное дело куда-нибудь вниз, в район. Не любили за то же самое, за показушность, стремление при всяком удобном случае подчеркнуть свою кристальную честность и огромную дистанцию, отделяющую их, элиту, от суетящихся в море мелочевки коррумпированных ментов из отделений милиции. А уважали за профессионализм, не растраченный несмотря на изложенное выше: Виноградов не так давно попавший сам в руоповскую мясорубку, прожеванный, помятый и чудом выброшенный живым на обочину, судил об этом не понаслышке…

– Что там об убитых?

– Кривцанова установили, по дактокартам еще двоих – судимые, из его команды… Остальные, наверное, тоже, документов-то никаких, карманы пустые.

– А… тот?

– Я думаю, он тоже из банка, – полковник понял, что речь идет о боевике, застрелившем милиционера, – наши сейчас в кадрах там работают, должны фотографии привезти.

– Да, забыл сказать! По автомату ответ пришел.

– Ну? По какому?

– По "кипарису". Который у Зеленцова изъяли.

Виноградов даже непроизвольно открыл глаза: его! "Кипарисы", девятимиллиметровые складные автоматы, в собранном виде выглядевшие меньше японского однокассетника, но обладавшие зверской убойной силой, считались в милиции оружием секретным, выдавались только спецподразделениям, и в отряде их было – по пальцам перечтешь.

– Это тот самый, который у чекистов ушел, в мае.

– Ну и слава Богу, что не наш… А то дерьма не оберешься.

– С АКСУ сложнее – номера нет, очевидно прямо с завода. Но это уж забота не наша, пусть борцы с терроризмом крутятся – у них вроде было дело по Туле, по хищениям оружия…

– Проинформируйте. Хотя нет… Передадим "волкодавам", пусть сами решают. Да! Так и поступим, генералу я доложу.

– А что эксперты? Я так понял, что какая-то ерунда…

– Да уж… Если судить по следам – кровь, дырки от пуль… Получается, что тех пятерых сначала расстреляли, а потом волохали из угла в угол по всему помещению… Или сначала избивали… Но следов-то на трупах нет – ни пыток, ни побоев! Бред какой-то. И Самуилыч считает, что часть крови – вообще засохшая, старая…

– Ладно, посмотрим, что "клиент" скажет!

У входа в палату Зеленцова ругались четверо: скуластый парень баскетбольного роста подпирал плечом выкрашенный в белое косяк, а его коллега из аппарата угро, постарше и пониже, шипел и плевался в сторону наседающих представителей легкого на помине РУОПа:

– Сказал ведь – не пущу! Будет указание полковника – пожалуйста, баба с возу…

– У нас указание начальника Главка! В соответствии с положением имеем право… – Они подошли сзади, поэтому Владимир Александрович не сразу узнал капитана Тарасевича. Это было кстати, настолько кстати, что он даже не поверил сначала этой первой за сегодня удаче.

– В чем дело? – Вид и тон у замначальника уголовного розыска были настолько грозны, что будь у руоповцев нервы чуть послабее, они должны были бы рухнуть на линолеум и незамедлительно растаять:

– Документы!

Офицеры дисциплинированно предъявили ксивы:

– Капитан Тарасевич.

– Капитан Баранов.

– Нам необходимо допросить задержанного Зеленцова. Решается вопрос о передаче в РУОП этого дела…

– Письменное разрешение следователя есть? Нашего, который ведет?

– Нет, – подобравшись, процедил Тарасевич. Речь шла о таких формальностях, соблюдение которых в оперативной среде считалось просто неприличным.

– Свободны! – С правовой точки зрения полковник чувствовал себя неуязвимым, тем более что и численный перевес был на его стороне: трое подчиненных, Виноградов и даже отвлекшийся от мыслей об обеде милиционер с интересом наблюдали за происходящим.

– Есть… – Оскорбленные Баранов и Тарасевич медленно, пытаясь сохранить достоинство, повернулись и пошли по коридору.

– Ладно… Подождите! – Старый сыщик насладился триумфом и предоставил возможность возобладать чувству профессионального долга: в конце концов, он был не кабинетной "промокашкой", а матерым оперативником. – Я с ним сейчас сам буду разговаривать. Если хотите… Один может присутствовать. И еще вон – капитана возьмем. Он кивнул на Владимира Александровича.

Никто не удивился – посторонний, незаинтересованный свидетель, лишняя страховка на случай возможного межведомственного конфликта…

– Спасибо! Я буду. – Тарасевич запихал оплеванное самолюбие поглубже и вернулся. Виноградов с равнодушным видом пожал плечами.

…Зеленцов, естественно, находился в палате не один. При появлении начальника хмурый, обложенный пачкой прочитанных газет опер встал и с видимым облегчением отправился восвояси. Вообще же тысячи больных на необъятных российских просторах могли только позавидовать задержанному бандиту, мечтая о таких условиях: никаких соседей, лучшие медикаменты, круглосуточный, заботливый, хотя порой и несколько навязчивый присмотр…

– Как он? – Игнорируя лежащего, поинтересовался полковник. – Говорить может?

– Еще как, – устало обернулся в дверях сменный "медбрат", – все уши прожужжал: то записку отнести, то с одеждой помочь… Неплохие деньги, между прочим, сулил! Потом, само собой, жизнь обещал попортить, пугал…

– Ну это уж как водится! – понимающе покачал головой старый сыщик. – Иди, Леша, спасибо… Ну-с, давай беседовать.

Он присел в ногах Зеленцова, прямо на одеяло. Тарасевич занял свободный стул, Виноградов устроился на подоконнике.

Бандит, массивный, широкий в кости, левое плечо его, перехваченное бинтами, выглядывало только чуть-чуть, зато правая рука виднелась полностью, как бы поднятая для удара или единодушного голосования. Это объяснялось просто – серая сталь "браслетов" намертво приковала ее к спинке кровати. Начавшее покрываться щетиной лицо, тревожно бегающие глаза, выпуклые на фоне огромного кровоподтека…

– Больно? – В голосе заместителя начальника уголовного розыска не было участия, ни искреннего ни фальшивого. – Бо-о-льно… Ничего. Заслужил! Потерпи, недолго осталось.

И от этого неожиданного, ни разу ни в одном кино не виданного начала разговора, от этой не то угрозы, не то двусмысленной присказки глаза Зеленцова мгновенно налились ужасом, мелкие капельки пота выкатились на лоб из-под пегих волос.

– Почему? – неожиданно для себя спросил он еле слышно, и Виноградов понял: все, чистая победа! Полковнику с ходу удалось пробить, сломать выстроенную задержанным за часы ожидания линию защиты, вытянуть его за собой, заставив общаться в режиме диалога. А уж остальное было делом техники.

И действительно, меньше чем через полчаса бандит, которому сотни раз и бригадир, и успевшие "сходить к хозяину", то есть отсидеть, товарищи внушали: ни слова без адвоката, полная отрицаловка, никаких торгов с ментами… Так вот, меньше чем через полчаса он уже говорил, юлил, изворачивался, пытаясь отделаться наименьшим признанием, и все больше затягивал на своей жилистой шее беспощадную петлю.

Старик работал блестяще. На каком-то этапе в допрос влился Тарасевич – легко, ненавязчиво, как бы поддерживая полковника под локоток и придавая беседе новый импульс – и они дожимали Зеленцова дуэтом, постепенно вырисовывая реальную картину минувшего вечера…

Откровенно говоря, вздыхал бандит, валить Чижика и его братву никто поначалу не собирался. Кому это нужно! Сергеича в городе уважали, да и вообще… Вроде как несчастный случай вышел, ясно?

Назад Дальше